«История русской культуры, вся она в перебоях, в приступах, в отречениях или увлечениях, в разочарованиях, изменах, разрывах. Всего меньше в ней непосредственной цельности»[1]. Именно такие черты обнаруживал в развитии русской духовной культуры один из ее наиболее глубоких исторических исследователей и проницательных богословских интерпретаторов протоиерей Георгий Флоровский. Однако, всякое справедливое обобщающее определение тенденций духовной культуры необходимо предполагает наличие в этой культуре таких творческих проявлений, которые, не подпадая в качестве частных случаев под данное определение, в то же время выразительно подчеркивают его общую справедливость. Возможно, наиболее выдающимся среди подобного рода не подпадающих под определение протоиерея Георгия Флоровского проявлений русской духовной культуры в области религиозной философии явилось творчество князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). Проникновенно пережив и глубоко осмыслив все многообразие религиозных чаяний, философских проблем и общественных потрясений современной ему исторической эпохи, Е.Н.Трубецкой сумел зримо утвердить в духовной цельности своей личности и мировоззренческой гармонии своего разностороннего творчества тот последовательный, осознающий свою неразрывную связь с духовной традицией Вселенского Православия и историческим прошлым России традиционализм, на недостаток которого в русской культуре указывал протоиерей Георгий Флоровский.
Будучи связан своим происхождением с родовитыми русскими аристократическими фамилиями, многие представители которых запечатлели себя в анналах российской истории, Е.Н.Трубецкой уже в раннем детстве, благодаря своей матери Софье Алексеевне Трубецкой (урожденной Лопухиной), смог ощутить атмосферу православного культурно-бытового семейного уклада, довольно редко во второй половине XIX века сохранявшегося в среде русской аристократии[2]. Период пребывания Е.Н.Трубецкого в калужской гимназии стал временем, когда детские впечатления от частых паломничеств в Троице-Сергиеву Лавру уступили место юношеским размышлениям над идеями английского позитивизма и немецкого естествознания. Однако, уже в годы обучения в Московском университете верность лучшим духовным традициям своей семьи и стремление к подлинной интеллектуальной независимости от господствовавших тогда в университете стереотипов секуляризованной науки обусловили начало сознательного возвращения Е.Н.Трубецкого в лоно традиционной церковной культуры.
Путь к религиозному мировоззрению оказался опосредованным для E.H.Трубецкого – впрочем, как и для многих европейски образованных православных христиан послепетровской России – фундаментальным изучением западной культуры и, в особенности, философских систем наиболее выдающихся немецких мыслителей И.Канта, И.Г.Фихте, Ф.В.Й.Шеллинга, Г.Ф.В.Гегеля и А.Шопенгауэра. Глубокое проникновение в традицию западноевропейской философии не только привело Е.Н.Трубецкого к необходимости изучения культурно-исторически более близкой православной духовной культуре античной философской традиции (чему во многом способствовал его брат С.Н.Трубецкой), но и позволило будущему философу осознать наличие религиозных истоков у всякой стремящейся быть духовно-мировоззренчески последовательной философской системы. Богословская публицистика ранних славянофилов, открывших в истории русской духовной культуры путь обретения православного мировоззрения через религиозную философию; философские произведения крупнейшего русского религиозного мыслителя ХIХ века В.С.Соловьева, с которым Е.Н.Трубецкого связывало многолетнее духовное содружество; наконец, литературное творчество Ф.М.Достоевского, остро поставившего перед русским обществом вопрос о необходимости обретения подлинных корней своего исторического бытия в недрах православной традиции – именно этим явлениям русской духовной культуры суждено было стать определяющими мировоззренческими ориентирами на пути религиозно-философского становления Е.Н.Трубецкого[3].
Существенной особенностью духовного развития Е.Н.Трубецкого являлась его обращенность к своеобразному церковно-общественному культуртрегерству. Именно эта особенность во многом обусловила тот факт, что последующая многолетняя научная и педагогическая деятельность Е.Н.Трубецкого в ряде высших учебных заведений России не только позволила философу сформулировать и обосновать важнейшие принципы своего религиозного мировоззрения, но и была воспринята им самим – на определенном этапе – в качестве основной формы служения ближним. В связи с этим следует упомянуть активную организаторскую и публицистическую деятельность Е.Н.Трубецкого в области ознакомления русского – во многом секуляризованного – образованного общества с духовным наследием русской православной культуры. Непосредственным и плодотворным было участие философа в основании и деятельности в Москве Религиозно-философского общества имени Владимира Соловьева и издательства «Путь», ставших впоследствии главными научными центрами по изучению русской и мировой религиозно-философской культуры.
Е.Н.Трубецкой не был бы подлинным продолжателем традиции русской религиозной философии, если бы вопрос о судьбе его земного Отечества – хотя и осмысленный с точки зрения вечности, но требующий своего разрешения в рамках исторического времени – не встал перед ним в качестве одного из основных жизненных вопросов. Оказавшись современником, может быть, наиболее сложного периода российской истории, Е.Н.Трубецкой, подобно своим знаменитым предкам счел необходимым принять непосредственное участие в событиях, происходивших тогда в политической жизни России. Глубоко убежденный в необходимости таких преобразований в России – которые, приобщив русскую государственность к достижениям европейской цивилизации, не разрушили бы при этом векового религиозно-нравственного уклада русского народа, – Е.Н.Трубецкой неустанно стремился к утверждению в политической жизни страны столь не достававшей ей традиции мыслящего и деятельного консерватизма. Результатом деятельности Е.Н.Трубецкого в этом направлении явилось создание при его непосредственном участии небольшой, самим своим названием отражавшей высокие нравственные идеалы философа партии мирного обновления, которой так и не суждено было стать примиряющим началом в склонной к политическим крайностям российской государственной жизни.
Одна из наиболее характерных особенностей так называемого «церковного Ренессанса» начала XX века, предопределившая присущее ему в некоторой степени церковно-историческое бесплодие, заключалась в том, что для большинства даже наиболее одаренных участников этого движения собственное, часто довольно умозрительное религиозно-философское творчество представлялось самодостаточной ценностью. Погруженные в подобного рода творческую деятельность, многие представители «Серебряного века» оставляли за собой право если и не отрицать в целом, то, во всяком случае, определенно недооценивать значение конкретной исторической Церкви, которая нередко становилась предметом их собственных размышлений. Имея в виду именно эту категорию образованных «богоискателей», будущий протоиерей Сергий Булгаков справедливо отмечал: «Подобный христианствующий интеллигент, иногда неспособный по-настоящему удовлетворить средним требованиям от члена «исторической Церкви», всего легче чувствует себя Мартином Лютером или, еще более того, пророчественным носителем нового религиозного сознания, призванным не только обновить церковную жизнь, но и создать новые ее формы, чуть ли не новую религию»[4]. Указанное и, как правило, коренившееся в еще не преодоленном «интеллигентском» маловерии богословствовавшее своеволие – нередко, впрочем, сопровождавшееся религиозно-практическим безволием – было достаточно чуждо духовно цельной натуре Е.Н.Трубецкого. Отрицавший возможность духовного развития, а значит, и исторического спасения России за пределами конкретно осуществляющей на земле свое служение Русской Православной Церкви, Е.Н.Трубецкой не только мучительно переживал, но и активно участвовал в преодолении различных церковно-канонических несообразностей и религиозно-нравственных недостатков, во многом парализовавших деятельность Русской Православной Церкви в начале ХХ века.
Плодотворная творческая деятельность в Предсоборном Совете, разрабатывавшем проекты решений важнейших вопросов русской церковной жизни для рассмотрения их на Поместном Соборе 1917-18гг.; участие в руководстве Поместным Собором в должности Товарища Председателя от мирян; многократные, вошедшие в число наиболее выдающихся выступления на Соборе, особенно по вопросам высшего церковного управления; наконец, поистине историческое заявление на Поместном Соборе в феврале 1918г. о необходимости установления в Русской Церкви института Патриаршего Местоблюстительства, позволившего впоследствии, в условиях многолетней церковной смуты, сохранить в России каноническую церковную иерархию, – так исторически зримо и практически конкретно церковный традиционалист Е.Н.Трубецкой утверждал тот самый апостолат мирян, о котором не переставали размышлять богословствовавшие модернисты ХХ века, боязливо сторонившиеся «консисторско-приходской прозы» церковно-исторической жизни[5].
Религиозный философ и церковно-общественный деятель, университетский профессор и популяризатор русской церковной культуры, политический деятель и публицист – не оставшийся безучастным практически ни к чему из того, что волновало русскую жизнь начала ХХ века, – Е.Н.Трубецкой являлся, прежде всего, верным мирянином Русской Православной Церкви, с которой до конца своего земного пути он связывал все свои духовные упования и исторические надежды. В подлинном, не абстрактно-религиозном, а конкретно-церковном синтезе жизни и творчества Е.Н.Трубецкого русская духовная культура смогла обрести ту мировоззренческую цельность, которая была столь необходима многим ее представителям, решившимся в XХ веке вернуть русскую культуру в лоно некогда породившей ее Русской Православной Церкви.
Глубина личностной духовной жизни, широта церковной и общественной деятельности Е.Н.Трубецкого особенно выразительно запечатлели себя в его творческом наследии, отразившем важнейшие особенности мировоззренческого становления философа. Окончив в 1885г. Московский университет со степенью кандидата права[6], Е.Н.Трубецкой многие годы преподавал в Ярославском юридическом лицее, в Киевском и Московском университетах целый ряд юридических и философских дисциплин, что позволило ему уже в течение 1890-х годов выпустить достаточно обстоятельный, не потерявший своего научного значения и в настоящее время курс по истории философии права, к которому через одиннадцать лет был присовокуплен курс по энциклопедии права[7]. ОдновременноЕ.Н.Трубецкой в 1892г. и в 1897г. защитил соответственно магистерскую и докторскую диссертации, в которых определенно обозначилась возможность развития академического ученого-правоведа в религиозного философа и богослова[8].
Исходя из утвердившегося в то время в науке убеждения о необходимой обусловленности общественно-правового сознания древних и средневековых народов фундаментальными особенностями их религиозных представлений, Е.Н.Трубецкой в этих произведениях попытался сформулировать ряд основных, доминировавших в истории западного христианства церковно-мировоззренческих принципов, предопределивших специфику развития как правовой, так и общей духовной культуры католического мира в целом. При этом, содержавшиеся в обоих произведениях критические оценки некоторых положений католической теодицеи и сотериологии – с одновременной полемикой против интерпретации, дававшейся этим положениям протестантскими учеными – явно указывали на формирование у Е.Н.Трубецкого собственных богословских воззрений, ориентированных на православную церковную традицию.
Хронологически последним среди значительных произведений Е.Н.Трубецкого, в которых философско-правовая проблематика выступала как основополагающая или становилась поводом для пока еще фрагментарного изложения автором своих общих философских представлений, явилось небольшое исследование «Социальная утопия Платона», появившееся в 1908 г[9]. Выразительно обосновав специфику учения Платона о человеческом обществе особенностями общих принципов его философии, Е.Н.Трубецкой постарался проследить развитие в социальном мировоззрении Платона имевшей фундаментальное значение и для самого русского философа идеи Безусловного единства как основополагающей метафизической предпосылки, необходимо осознающейся во всякой ориентированной на онтологию философской системе еще с древнейших времен[10].
Первым опытом опубликования сугубо философского исследования, предпринятым Е.Н.Трубецким, явилась вышедшая в 1904г. книга «Философия Ницше»[11]. Содержавшее общее рассмотрение и критический разбор философского учения Ф.Ницше, это произведение не могло дать сколько-нибудь определенного представления о философских взглядах Е.Н.Трубецкого. Однако, некоторые характерные особенности мировоззрения русского философа проявились в этой книге достаточно очевидно. Не стремясь оспаривать многие действительно глубокие мировоззренческие прозрения и подлинный эстетический пафос произведений Ф.Ницше, пользовавшихся в это время огромной популярностью – особенно в русской литературной среде, – Е.Н.Трубецкой, по существу, впервые в отечественной культуре постарался проанализировать творчество немецкого мыслителя, прежде всего, как философское учение. Последовательно отвлекаясь от ярких художественных образов и риторически выразительных характеристик, присущих произведениям немецкого философа, Е.Н.Трубецкой сумел четко сформулировать ряд конкретных основополагающих принципов мировоззрения Ф.Ницше и показать их философскую несостоятельность.
«В разбираемом учении, – писал Е.Н.Трубецкой, – мы уже отметили… сочетание противоположных крайностей – отрицание разума и веры в него. С этим связывается у Ницше противоречивое отношение к философии… Он заявляет себя врагом всякой метафизики; и, однако, не трудно доказать, что у него есть множество метафизических построений, притом построений довольно плохого качества. Во-первых, сущее… определяется у Ницше рядом отрицательных положений: оно бессмысленно, бесцельно, в нем нет разума. Кроме того, Ницше дает ему ряд положительных определений: оно есть беспрерывный процесс. В устах мыслителя, который отрицает возможность познавать какие-либо вечные истины, в особенности странно звучит признание вечности мирового движения, вечности круговорота жизни… Самое учение о вечном круговороте жизни… – один основных тезисов философии Ницше – выводится им… из закона постоянства или вечности мировой энергии. Отрицая причинность, он вместе с тем пытается свести мировой процесс к его первоначальной вечной причине… Одним словом, вся философия Ницше обусловлена применением к сущему тех самых категорий разума, которые он отрицает»[12]. Приведенная пространная цитата из книги Е.Н.Трубецкого выразительно демонстрирует обусловленное высокой интеллектуальной культурой русского мыслителя стремление разрешать любые, в том числе и художественно «закамуфлированные» – как это часто имело место в творчестве Ницше – философские вопросы, оставаясь в рамках традиционной философской проблематики.
Один из наиболее не только философски образованных, но и философски мыслящих деятелей русской культуры Е.Н.Трубецкой, начиная со своего исследования о Ницше, стремился последовательно противостоять губительному для развития русской философской традиции иррационализму, представлявшему собой творчески бесплодную реакцию западной философской мысли на духовно опустошивший ее абсолютный рационализм нового времени.
Во многом благодаря своим обширным познаниям в области истории мировой философии, не впадая в крайности онтологического мифотворчества или гносеологического нигилизма, столь свойственного многим его философствовавшим современникам, Е.Н.Трубецкой попытался всесторонне осмыслить уже сложившуюся в России философскую традицию и конкретно выявить содержавшиеся в ней реальные творческие потенции. Философ был искренне убежден в наличии у русской философии перспективы органичного вхождения в мировую философскую культуру, минуя мировоззренческие издержки европейского рационализма и не разрывая ее духовных связей с православной традицией. Глубоко закономерным в этом отношении явилось обращение Е.Н.Трубецкого к творчеству крупнейшего русского философа ХIХ века, всесторонне обозначившего, хотя во многом и не развившего многообразие тем русской религиозно-философской мысли – Владимира Сергеевича Соловьева. Фундаментальный двухтомный труд Е.Н.Трубецкого «Миросозерцание Вл. С. Соловьева», опубликованный в 1913г. и до сего времени остающийся непревзойденным шедевром историко-философского исследования в русской философской литературе, явился результатом многолетних раздумий Е.Н.Трубецкого над творческим наследием великого русского мыслителя, и религиозными исканиями своего друга и единомышленника[13].
Последовательно воссоздав жизненный путь и творческую эволюцию В.С.Соловьева, Е.Н.Трубецкой сумел не только всесторонне изобразить, но и систематически изложить поистине необъятную и подчас весьма эклектично представлявшуюся самим мыслителем философскую проблематику В.С.Соловьева, тем самым, по существу, продолжив и во многом завершив творческую деятельность великого философа, так и не успевшего при жизни привести в законченную систему свои философские воззрения. Несомненно, что успешному осуществлению этого выдающегося творческого замысла во многом способствовала мировоззренческая близость обоих философов, неоднократно подчеркивавшаяся Е.Н.Трубецким. Так, в одной из своих статей, явившейся своеобразным послесловием к книге о В.С.Соловьеве, Е.Н.Трубецкой отмечал: «При более близком знакомстве с моими воззрениями читатель не может не заметить, что от Соловьева перешли ко мне его основные воззрения: все основные понятия моей философии – учение об Абсолютном как Всеедином, о втором Абсолютном, о Богочеловечестве, о Софии, о мировой душе, о душе человеческой и т. д. частью целиком соловьевские, частью же представляют собой переработку его учений; при этом философия его последнего периода мне настолько близка, что здесь я пытался только договорить то, чего не успел высказать или продумать до конца почивший мыслитель»[14].
Характерное для Е.Н.Трубецкого стремление в то, исполненное всякого рода «философских откровений» и «творческих потрясений» время добросовестно продолжать уже во многом сложившуюся в русской духовной культуре философскую традицию обусловило тот замечательный факт, что произведение, поставившее своей целью всестороннее исследование творчества В.С.Соловьева, явилось одновременно столь же всесторонним изложением философских взглядов самого Е.Н.Трубецкого. Систематическое рассмотрение всей совокупности идей В.С.Соловьева, их независимая, философски обоснованная оценка, нередко сопровождавшаяся пространными, в высшей степени содержательными комментариями, по существу, предопределили рождение на страницах «Миросозерцания Вл. С.Соловьева» концептуально и методологически связанного с его идеями, но творчески подлинно самобытного религиозно-философского мировоззрения Е.Н.Трубецкого.
Принципиально важной особенностью творческого развития идей В.С.Соловьева в воззрениях Е.Н.Трубецкого следует признать стремление к более обоснованному православной церковной традицией пониманию именно тех идей В.С.Соловьева, которые, став несомненными религиозно-философскими достижениями этого мыслителя, в то же время получили в его творчестве религиозно расплывчатое истолкование, как, например, упоминавшиеся выше учения о втором Абсолютном, о Софии, о мировой душе и некоторые другие. Проявившаяся в данном случае последовательная, подчас весьма значительная не столько философско-методологическая, сколько церковно-мировоззренческая корректировка Е.Н.Трубецким творческого наследия В.С.Соловьева оказалась совершенно неординарным явлением в русской философской среде, в тот период времени все чаще поддававшейся соблазну игнорировавшего церковную традицию религиозного творчества. Показательно, что даже такой значительный философ как Л.М.Лопатин, хорошо знакомый с идеями как В.С.Соловьева, так и Е.Н.Трубецкого – нo совершенно не уловивший последовательной церковной направленности в произведении Е.Н.Трубецкого, – был склонен расценить его книгу как совершенно произвольное истолкование творчества В.С.Соловьева[15].
Основанием для дальнейшего изложения и развития своих философских взглядов Е.Н.Трубецкому послужила длившаяся в русской философской литературе уже не одно десятилетие полемика вокруг творческого наследия И.Канта и творческих поисков его европейских последователей. Характерная для многих выдающихся русских философов тенденция противопоставить гносеологически ориентированной посткантианской – прежде всего неокантианской – философии основанную на универсально разработанной онтологии философскую традицию далеко не всегда проявляла себя на высоком концептуальном и методологическом уровне, и нередко сводилась к бездоказательному противопоставлению действительно исполненному противоречий кантовскому учению о «вещи в себе» столь же уязвимых для философской критики, весьма произвольных онтологических гипотез. Подчас даже такие философски эрудированные мыслители, как будущий протоиерей Сергий Булгаков, священник Павел Флоренский, Н.А.Бердяев и В.Ф.Эрн, ограничивались тем, что подменяли методологически развитую – особенно у неокантианцев – гносеологию иррационалистически расплывчатой теорией познания, в которой кантовский рассудочный антиномизм не только философски не преодолевался, но мировоззренчески увековечивался их собственным алогизмом. Теоретически связанная с более плодотворными попытками «преодоления Канта» в русской философии в исследованиях Н.О.Лосского и С.Л.Франка, опубликованная в 1917г. книга Е.Н.Трубецкого «Метафизические предположения познания» явилась, вероятно, наиболее серьезной работой из всех вышедших тогда в России и ставивших перед собой задачу полемики с кантианской гносеологией[16].
Подчеркнуто ограничив в своем исследовании рассмотрение философии Канта и ведущих неокантианцев Когена, Риккерта и Ласка рамками столь разработанной ими гносеологической проблематики, Е.Н.Трубецкой сумел вскрыть философски неискоренимые онтологические предпосылки кантианской гносеологии, и тем самым показать принципиальную невозможность для любой последовательной философии построить теорию познания без сознательного или неосознанного предварительного принятия той или иной теории бытия. Показав гносеологическую необоснованность и онтологическую произвольность скрытой кантианской метафизики, Е.Н.Трубецкой постарался обнаружить общую духовно-мировоззренческую сущность кантианства, связывающую его с традицией секуляризованной антропоцентричной западноевропейской философии нового времени. «Для меня, как и для Соловьева, – писал Е.Н.Трубецкой, – первая задача в борьбе с Кантом заключается в том, чтобы лишить познающего субъекта неподобающего ему значения центрального светила в познании. Возвеличение человеческого субъекта и есть то, что я назвал ложным антропологизмом кантовой теории познания… субъект не зависит ни от какого другого высшего начала: он сам по себе довлеет; он – самостоятельный источник своих априорных представлений и понятий, своих познавательных принципов. Иными словами, в познании автономен. Неудивительно, что это провозглашение автономии познающего человеческого субъекта у Канта и у кантианцев переходит в безотчетное перенесение предикатов мысли безусловной на «автономную» мысль человеческую. Уже у Канта рассудок утверждается как законодатель природы. А в метафизике, вышедшей из Канта, этот человеческий, антропологический элемент гипостазируется в реальное Абсолютное. «Трансцендентальная апперцепция» Канта превращается в «Я» Фихте. Потом в «абсолютной мысли» Гегеля мы также узнаем отвлеченность человеческой мысли, чересчур человеческой: мировая эволюция развертывается из нее наподобие цепи силлогизмов. В этой послекантовской метафизике вскрывается внутреннее противоречие самого Канта»[17].
Критическое рассмотрение кантианской гносеологии, предпринятое в книге «Метафизические предпосылки познания», не могло бы оказаться столь плодотворным, если бы в ходе этого рассмотрения Е.Н.Трубецкой не сумел изложить основные принципы собственной гносеологии, в которой метафизическая природа человеческого познания оказалась обоснованной именно в связи с кантианской гносеологической проблематикой. Так, например, основополагающие категории философии Е.Н.Трубецкого – «безусловное всеединство» и «абсолютное сознание» – с достаточной наглядностью были выявлены им как необходимые, хотя и скрытые метафизические предпосылки избегавшей любых онтологически «окрашенных» понятий кантианской теории познания. Важнейшей особенностью гносеологических воззрений Е.Н.Трубецкого в рассматриваемом произведении следует признать отсутствие нередко встречавшихся в современной ему литературе философски безосновательных и религиозно поверхностных попыток интерпретировать метафизические предпосылки гносеологии в качестве проявлений некоего Божественного откровения. «Я не отрицаю, разумеется, – писал Е.Н.Трубецкой, – что учение об абсолютном сознании в контексте моего религиозного по существу мировоззрения должно получить определенно религиозное освящение; но в пределах гносеологии