– Я слышал из-за двери… Клянусь всеми чертями ада, будь герцогиня мужчиной, тотчас бы вызвал её на поединок.

Иана устроилась на земле, ощупывая припухшую лодыжку.

– Вам не безразличны люди низкого сословия, тей?

– Безразличны, конечно. Высокородные – тем более, синьорина. Кроме очень небольшого числа знакомых. Но нельзя к черни относиться настолько по-скотски. Все мы дети Создателя.

– Да… Ванджелисы – чудовища.

Ничуть не щадя её чувства, Горан назвал вещи своими именами.

– Насколько я осведомлён, наш общий друг подавляет восстание этой черни против империи и герцога в небезызвестном вам Кальясе. Без крови он обходиться не умеет. Пробовал, наверное, не выходит. Теперь подумайте сами: если бы в прошлую нашу встречу вы расторгли контракт с Ванджелисами, заключённый с обманом и под принуждением, ничего бы не произошло этой ночью. Вы – невольный, но очень важный соучастник их преступления. Не говоря о том, что недоумок Орайон не спускал курок.

Нельзя сказать, что Иана не понимала этого. Скорее – не успела осмыслить до конца. Тей облёк её невысказанные мысли в чёткую формулировку, напоминающую приговор трибунала.

– О Господи…

А она ещё поедом ела Алекса за убитых в Ламбрии по пути в Арадейс!

– Только не нужно причитать и заламывать руки, синьора. Вы сами ввязались в мужские дела, возомнив себя телохранителем. Далее, ваш театральный отъезд из Леонидии был насквозь фальшивым. Даже раненый Терон понимал – вам лучше было остаться с Алексом. Что мешало снять меблированные комнаты и перебраться туда от Эрландов? Нет! Вам непременно хотелось, чтобы мой друг тащился в Аделфию, уговаривал на коленях… Результат ваших игрищ лежит у дверей форта восемью бездыханными телами, и это лишь очень малая часть последствий.

Иане никогда не было так плохо. Даже смерть родителей она перенесла в столь нежном возрасте, что та травма достаточно быстро отошла на второй план. Внезапно подумалось, что женоненавистник Горан, каким его описал Алекс, имеет причины ненавидеть слабый пол.

– Я не знаю, что мне делать, – откровенно призналась Иана.

– Уже ничего, – ответил голос из темноты. – Сделанного не исправишь. На рассвете уберёмся отсюда. Добуду крыло со снаряжением себе, и летим на север.

– Я не могу… Я не могу показаться ему на глаза… после этого.

Брызнули слёзы, невидимые в темноте. Тей с невероятной для благородного сословия бесцеремонностью поднял Иану и встряхнул, она ойкнула от боли в лодыжке.

– Вам мало? Тогда идём, ещё раз прогуляемся к форту. Нога болит? Это – пустяки. Там лежат люди, у которых уже ничто и никогда не будет болеть. Скольких ещё вы собрались умертвить, синьора, своими капризами? Давайте перебьём их сразу – и поехали. Сотни хватит?

– Отпустите меня! – девушка высвободила руки. – Хорошо, отправляемся. Только встречусь с тем человеком… Не знаю его имени. Дам золота, чтобы похоронил всех по-божески. Больше ничего не могу для него сделать.

По дороге к Нирайну на лошадях, а потом и на крыльях, себе Горан «одолжил» у не слишком почтительного тея, спутники практически не общались. Иана стыдилась, что гвардеец стал свидетелем её опрометчивости, мужчина вообще не считал, что с женщинами имеет смысл вести какие-то длинные разговоры. Кратковременные колебания в его душе, возникшие подобно инфекции от любовной лихорадки Алекса, быстро сошли на нет. Он лишний раз укрепился во мнении, что противоположный пол – это зло. Со злом лучше соприкасаться как можно меньше.


Глава девятая

Армия «освобождения, добра и справедливости», неделю продержавшая жителей Кальяса в страхе, приказом князя-регента разбилась на небольшие отряды, расползающиеся по Западу и Северо-Западу, чтобы добра и справедливости в имперском понимании с лихвой хватило всем. Гарнизоны зелёных цветов получили подтверждение, что центральная власть существует и даже способна демонстрировать клыки.

К немалому неудовольствию Мейкдона, Алекс позволил жителям графства, центром коего и был Кальяс, избрать самоуправление при условии лояльности герцогу и империи. Не будучи подкован юридически, князь не смог толком разграничить полномочия местной и верховной власти, отложив это на потом и невольно создав предпосылку для новых трений. Сам собрался в Нирайн во главе небольшого отряда в тридцать теев.

В ратуше городка, буквально накануне отлёта, фиолетовый герцог чуть ли не силой оттянул Алекса в угол, бросив показную церемониальность по отношению к его высочеству.

– Молодой человек! Вы не отдаёте себе отчёт, какой страшный прецедент создали. Вы разрушаете сам принцип вертикали власти – суверен наверху, власть герцогов и графов происходит от императорской, делегированной им для управления частью территории. Это совершенно не тот прогресс, ради чего вас выдвинули на высшую должность!

– Не повышайте на меня голос, синьор, – преспокойно ответил исполняющий обязанности суверена. – И до переворота власть императора на местах была фикцией, о чём вы мне сами говорили. Созвав совет герцогов как верховный орган, вы усугубили положение.

– Да! Фикцией! Но порой именно фикция нужна, чтобы герцог мог действовать не только сам, но и от имени императора. С приходом реального правителя нужда в совете отпадёт, но… На местах будут править не графы, а непонятные выборные органы, чьи решения совсем не обязательно совпадут с имперскими интересами. И что делать графам? Оставаться просто лендлордами, вассалами герцогов, без каких-либо прав? – Мейкдон вздохнул и горестно добавил: – Вас пригласили укрепить, а не разрушать Икарию.

– Увы, синьор. На примере севера Аделфии я убедился – у нашего дома расшатался фундамент. Мы как-то забыли, что основу государственного могущества создаёт чернь, она пашет землю, добывает руду, возит товары. Удивлены моим отношением? Во время путешествия в Шанхун я возмущался, что теи превращаются в счетоводов. Потом многое обдумал, стало понятно – дворянство занято низким делом, потому что перетянуло себе все возможности и полномочия. Наш удел – политика, война, утончённая культура, – перед внутренним взором вдруг промелькнули картины Эльзы Мейкдон, которая больше ничего не напишет из-за его злосчастного удара шпагой. Алекс на секунду прервался, потом собрался с мыслями и продолжил: – Сиверс мне на многое открыл глаза. Плебс понимает, что синьоры не способны толком заниматься хозяйством, но и им не дают. Оттого и проблема недовольства, вы сами рекомендовали не загонять проблему внутрь. На моей родине в Северной Сканде тише, но и там вызревают брожения. Начинать нужно с низов, крышу всегда успеем переложить.

– Вы не понимаете… Вы даже сформулировать не можете, какие права следует отдать выборным горлопанам вроде Сиверсов.

– Они сами предложат. Дело не в Сиверсе лично – будет он плох, его переизберут. И вы поработайте, герцог, накропайте бумажку. Я Ордонанс о дворянских вольностях плохо помню, но очевидно – как основной документ державы он устарел. И хватит терять время. Меня ждёт Нирайн. Вы, надеюсь, вернётесь в столицу?

Участие Мейкдона в продолжении поездки не основывалось ни на какой видимой необходимости, кроме как попечительства над строптивым князем-регентом. Герцог в очередной раз переоценил возможность своего влияния. Понимая, что убравшись в Леонидию или Майрон, он окончательно утратит бразды правления, фиолетовый вельможа вцепился в молодого правителя как клещ и потянулся за ним в Нирайн.

Туда же направилась молчаливая парочка с юга, прибыв на пару дней раньше.

Центральный город-порт Аделфии совсем не мал, и двум людям в нём встретиться не просто. Горан решил, что прилёт княжеского отряда не пройдёт незамеченным. Поэтому он упрятал Иану в гостинице, предоставив предаваться грустным мыслям о происшествии и радостному предвкушению встречи с женихом, сам периодически прохаживался по городу в неприметном сюртуке обывателя, в шляпе и ботфортах, напоминая скорее не тея, а отставного ветерана с побитым лицом.

Будем честны, горести Ианы довольно быстро уступили место прекрасному волнению ожидания. Любовь – могучая сила. В любви почти никогда не бывает всё гладко. Слишком благополучные отношения недолговечны. В противоположность этому, преодолевшие массу преград имеют замечательный шанс пережить долгие годы. Бывает и наоборот, двое так долго боролись за счастье, что когда оно наступило, выясняется – только эта борьба их объединяла.

Девушка легко перенесла затворничество и не стремилась на улицу. Нирайн ей больше всего напоминал тяжёлую осень позапрошлого года, когда она с Евой ютилась в рыбацкой деревушке и выбиралась сюда на разведку в личине торговки рыбой. «Све-ежая ры-ыба!», «Отличная ры-ба!» От этих слов, множество раз ей выкрикнутых за октябрь и ноябрь, наверно, будет мутить до конца жизни. Она зареклась употреблять морепродукты, пребывая в отвращении от их вида и запаха.

Горан, не отличающийся подобной чувствительностью, захаживал в портовые кабачки, толкался по улицам, по базару, встревал в разговоры. Довольно быстро понял, что наиболее подходящая маска для него – простолюдина, вербующегося на службу в частную армию синего герцога. Или, как ни странно, наёмного охранника для подданных Ламбрийского королевства, буквально хлынувших в Аделфию с борта океанских кораблей.

И так, в Атене знают про переворот. Толпа приезжих усиливает ламбрийскую диаспору, в которой стёрлись различия – это потомки репатриантов, пострадавших в Гражданскую войну, или наследники воспользовавшихся её плодами.

Если и дальше так пойдёт, не нужно десант высаживать. Как только заокеанские поселенцы займут ключевые ниши, ламбрийский король получит возможность бесцеремонно управлять Аделфией. Достаточно перевезти через океан депешу с высочайшим волеизъявлением, оно будет тотчас исполнено.

На берегу залива, в таверне, где предпочитали гулять иностранные моряки, к Горану особенно пристал помощник капитана, хваставшийся, что отличился в прошлогодней войне и лично подстрелил крылатого.

– Признайся, человечище! Твоя бабка согрешила с одним из этих, тфу… высокородных, мать их… Угадал? Оттого ты тощий.

Морячки в серых цивильных робах торгового флота, оккупировавшие длинный стол в таверне, дружно заржали. Они только спустились на берег и жадно высматривали портовых шлюх. Не удивительно, что матросы особенно живо реагировали на любые шутки, касающиеся дел пикантных. Горан без труда заколол бы их всех, немного пьяных и не ожидающих ничего опасного от мелкого немолодого мужчины со шпагой в потёртых, совсем не аристократических ножнах. Но он сказал себе: ты лазутчик во вражьем тылу. Именно в тылу, потому что Нирайн на глазах превращается в кусок Ламбрии.

– Не знаю, мессир. Кормили, наверно, плохо.

Новый взрыв смеха. Моряк покровительственно похлопал тея по жилистому плечу.

– Не мессир я, из простых. Но у нас – иначе. Господа, конечно, нос дерут вверх, деньги у них опять-таки. Но у нас каждый может стать мессиром! Купить дом, разбогатеть, через поколение – ты уважаемый человек с приличными предками. Ну, или внуки твои, да. И простым у нас живётся попроще, никто о тебя ноги не вытирает.

И не превращает в игрушку, когда восемь человек запросто можно подставить под пули ради дешёвой показухи. Иана – тоже хороша. Ну, хлопнула бы одного для острастки, остальные опустили бы шпаги, мнимые или настоящие грабители.

– Трудно с вами не согласиться, – проворчал Горан. – Жизнь у нас не сахар.

Загрузка...