Вдовец Михаил Борисович Тверской был ещё молод, ему ещё не было сорока лет, после которых большинство русских князей уже теряет жизненный кураж и уже вяло ищет перемен в судьбе, будь то княжеский престол, новая любовь или бешеное богатство. К тому же князь Михаил был вдобавок отважен, умён и проницателен, он ясно видел, что рано или поздно Москва либо поглотит незаметным действом тверские земли либо вооруженной силой отымет у него Тверь. С этой тревожной мыслью он ложился спать и с нею же, ещё более больной и мучительной, просыпался…
Откуда у него, мудрого и хитрого князя Михаила Тверского возникло предощущения угрозы от великих князей московских Иванов, государя и сына-соправителя?.. Окруженная со всех сторон московскими владениями Тверь, как крохотный независимый остров, давно омывался водами моря новой русской государственности, и от прихоти московского государя зависело его решение затоплять этот островок феодальной независимости или почему-то не затоплять.
А явную угрозу из Москвы Михаил прочувствовал ещё во время походов государя на мятежный Новгород. Если бы Михаил уклонился от этих походов, Тверь после разгрома Новгорода смяли тут же. Но он был вынужден дать тверские полки для усиления московского объединенного войска. Когда же Михаил попросил за участие в походе на град Святой Софии присоединения новгородских владений к своему тверскому княжеству, государь сделал вид, что не понимает даже сути просьбы своего родича…
Поглядел сквозь князя Михаила, как на пустое место, только бросил небрежно, с еле скрываемой издёвкой:
– Зачем тебе это?..
– Как зачем?.. – горячился остроголовый, немного шепелявый в мать Михаил. – Ты же не можешь упрекнуть меня в нарушении союзнических обязательств… Но есть ведь и другая сторона взаимоотношений Твери и Москвы… Мы ведь не только союзники… Вспомни, без помощи моего батюшки Бориса твоему отцу Василию ты бы никогда не стал тем, кем стал ныне…
– А-а… – насмешливо протянул государь. – Я действительно запамятовал о крепости семейных уз. – И уже совсем дерзко и нелицеприятно напомнил. – От дальнего родства с тобой не отказываюсь, мой второй брак тому не помеха, да и второй брак твоего отца тоже… Только напоминаю тебе, что твой родитель князь Борис Александрович, сначала ослепитель Василия Темного, а потом его верный союзник получил от Москвы всё сполна при своей жизни… А что будет с его наследниками, никому даже на небесах не ясно… К чему это я говорю, князь Михаил?.. Попробуй изложить свою просьбу моему соправителю, великому князю Ивану, твоему сводному племяннику… Как никак в вас течёт одна кровь – тверская… Авось, поможет сын-соправитель Твери и родичу, тверскому князю…
Михаил тогда в бешенстве уехал из Москвы, не стал разговаривать с родичем «с тверской кровью», великим князем Иваном Младым, поскольку всё зависело от воли отца-государя. Недаром жребий Твери князь Михаил связывал давно со жребием Новгорода, что давно в сторону Литвы глядит… От того, насколько умело можно было противиться Москве и разыгрывать литовскую карту, зависела судьба княжения Михаила Тверского. Он считал, что Новгород в своём противостоянии слабо, беззубо противился Москве, и совсем бесхитростно, без семейных и военных союзов, разыгрывал литовскую карту. Непокорный дух старых тверских князей, ярых соперников Москвы, переплетшихся родовыми узами с Литвой, взывал, и Михаил просто обязан был сделать и то, и другое значительно лучше и лукавей…
«Перелукавлю государя московского и короля литовского, а там будь, что будет» – купался в бурном холодном потоке злых мятежных мыслей тщеславный Михаил.
Тогда, в самом начале 1480-х годов, в Московском государстве, чудесным образом избавившемся от ига Орды, всего-то было два независимых княжества, небольших непотопляемых островков относительной свободы – Тверское и Верейское. Сведав о тайном желании государя Ивана скоро непременно покончить и с тверской вольницей, князю Михаилу ничего не оставалось, как попытаться снестись с верейскими и белозерскими родственниками, дядей Михаилом Верейским и сводным двоюродным братом Василием Удалым, а заодно и с литовским королём Казимиром.
Перетягивать на сторону Твери престарелого дядю Михаила Верейского, к тому же испытанного временем, самого авторитетного и верного союзника Москвы и государя было абсолютно бессмысленным делом. Другое дело его тщеславный, амбициозный сын, Василий Удалой, сводный двоюродный брат Михаила Тверского: Василий за свои военные успехи, храбрость и весёлый нрав ходил в любимцах у великих князей Иванов. Надеяться на смелого вспыльчивого Василия Удалого?.. Какие-то призрачные хрупкие надежды…
Однако именно на смелого, отчаянного Василия Удалого, как на самого яркого и перспективного молодого князя, к тому же сына последнего, знаменитого удельного князя обратила своё внимание великая княгиня Софья. У римлянки были свои виды и планы на Василия Удалого в долговременных «византийских интригах» московского двора; ведь Удалой был самым близким другом великого князя Ивана Младого, единственного соперника её сына Василия на московский престол, случись что-нибудь с её супругом-государём.
Великая княгиня специально выписала из Италии свою племянницу Марию, дочь старшего своего брата Андрея Палеолога и выдала её замуж за Василия Удалого. Всё это было сделано с ведома государя под предлогом укрепления Москвы и её международного авторитета, когда русские князья снова, как во времена Владимира Святого и Владимира Мономаха, породнились с древней византийской императорской династией.
Великая княгиня Софья кроме главной цели своей жизни – увидеть на троне своего сына-первенца Василия, лелеяла и другие мечты. Ею была великолепно просчитана интрига завидного обогащения своего старшего брата Андрея. Тот обладал наследственными правами на византийский престол и предлагал продать – и желательно подороже! – свои династические права тем, кто не поскупится. Сначала государь зажегся стать именитым покупателем «прав на Византию» у брата своей венценосной супруги, но вскоре правильно рассудил, что овчинка не стоит выделки.
Однако великая интриганка Софья пыталась сподобить своего супруга на другое опасное дело: династические права у брата Андрея можно было и не покупать, а обменять их на какие-нибудь русские земли. Как старший член византийской императорской семьи, шурин государев Андрей Палеолог мог бы через свою сестру, великую княгиню Московскую, рассчитывать получить самые лучшие и обширные владения в Русском государстве.
Потому и был так нужен «римлянке» новый династический семейный союз её племянницы Марии Палеолог с князем Василием Михайловичем Удалым, сыном самого верного сподвижника государя Михаила Верейского и Белозерского, последнего удельного князя Руси.
Этот брачный союз мог помочь всем Палеологам. И венценосному греку Андрею, который всегда нуждался в деньгах, тоже помочь, и его сестре Софье в грядущей борьбе с боярской думой, не желавшей усиливать позиции при дворе римлянки с претендентом на престол малолетним сыном Василием и отдающей предпочтение законной «тверской» династической ветви Ивана Младого…
Михаил Тверской был на той пышной свадьбе своего двоюродного брата Василия Удалого с Марией Палеолог и с удивлением обратил внимание на знакомое драгоценное украшение у византийской невесты – «саженье», женское убранство, усаженное дорогими каменьями и унизанное жемчугом. Он даже расспросил невесту и жениха, откуда у невесты такая редкостная по красоте вещь. Те с удовольствием удовлетворили любопытство знатного гостя, тверского князя, тоже прибывшего на свадьбу не с пустыми руками – «это приданое невесты».
Михаил Тверской узнал сразу это знаменитое «саженье»: его носила в замужестве за государем его сестра Мария Тверская, и он никак не вспомнить, кто подарил его сводной сестре – свёкор Василий Тёмный или муж Иван, или всё же его отец Борис Тверской? От своего дяди, князя Михаила Верейского он во всех подробностях слышал историю свадьбы Василия Тёмного и Марии Ярославны, когда мать Василия Тёмного, Софья Витовтовна, сорвала пояс с одного из гостей, Василия Косого, поскольку тот пояс принадлежал московской династии, и был подарен Дмитрием Донским своей супруге.
История с драгоценными «крадеными» подарками повторялась, с той только разницей, что «незаконное приданое» византийской невесты было получено не от её отца Андрея, а от тётки Софьи…
И тогда при всех гостях Михаил Тверской стукнул себя по лбу, и неприлично громко рассмеялся: он вспомнил – это «саженье» было приданым его сводной сестры Марии и подарено, конечно, было ей от тверской династии батюшкой Борисом Александровичем! Выходит, царевна Софья проворовалась, и свою несчастную племянницу, невесту Михаила Удалого обрекла на позор скорый!
Михаил Тверской от изумления и наглости римлянки чуть при всех не потерял сознание. Своим падением на свадьбе он никого бы не удивил, после медов и вин не такое бывало, но он всех убил бы, раскрой он рот и расскажи историю «тверского» приданого, которое здесь царственные, но обедневшие греки выдают «за византийское». Это был бы скандал на всю Москву и всю Европу!.. Вот она суть византийских голодранцев – бедны, как крысы, а гонору полные штаны: правами на завоеванную турками землю торгуют…
У Михаила Тверского разболелась голова от мыслей непутёвых – нужен ему скандал или нечто другое: получить в союзники всю византийскую семейку с потрохами и вертеть ею, как хочется. Князь Михаил отодвигал предлагаемые ему меда и вина, лихорадочно просчитывая возможности того или иного разворота событий. Не прельщали тверского князя лавры великой княгини Софьи Витовтовны, сорвавшей пояс с сына Юрия Звенигородского, Василия Косого, только озлобила князей галичских и усугубила кризис престола, следствием которого стало превращение её сына Василия из «Великого» в «Тёмного».
«Но в конце этого времени смуты и войн батюшка Борис сначала помолвил, а потом и обвенчал свою малолетнюю дочку Марию с нынешним государем в его таком же юном возрасте… – размышлял Михаил Тверской. – И вот какое жалкое повторение истории с крадеными драгоценностями… Ведь это какая-то тёмная судьба зависла над династическими браками московских князей и самого близкого их окружения… Какая-то мстительная рука играет свои страшные и нелепые игры… Может, так моя сестра Мария мстит второй жене государя-мужа, что обрекла на воровство Софью, превратив царевну византийскую в воровку подлую… Ведь что угодно можно говорить в её оправдание, мол, согласно византийским обычаям, византийские императрицы и их наследницы, держат свою личную канцелярию, могут распоряжаться своими драгоценностями, которые есть у неё от своих родителей, от мужа тоже…».
И тут Михаил Тверской снова хлопнул себя кулаком по лбу, взвился от одной только шальной пугающей мысли:
«Насколько безнравственно и просто недостойно, просто низко поступила опытная интриганка, римлянка, как она подставила, опозорила своего государя-мужа, выдавая «тверское» приданое за «византийское». Даже если государь Иван разрешил после смерти своей первой жены Марии носить её «тверское» приданое второй жене, предположим, на радостях рождения её первенца Василия… То как эта царевна осмелилась выдавать ожерелье тверской законной династии, ведь есть же и Иван Младой, за свой щедрое византийское приданое облапошенному пылкому Василию Удалому с его несчастным отцом Михаилом Верейским?.. А что если использовать подлог, нет, воровство великой княгини в своих целях?.. Не исключено, что ни разу и не носила это саженье сама Софья… Может, и не разрешал ей считать «своим» тверскую драгоценность государь?.. И что тогда?.. Как это понравится Василию Удалому?.. Ведь можно и Ивана Молодого и самого государя обернуть против Софьи… Или Софью использовать в своих целях против государя?.. Столько вариантов – даже глаза разбегаются… Хорошо, что на свадьбе нет Ивана Младого с государем, ведь при них Софья не посмела бы выдавать «тверское» приданое за «византийское»
Поглощенный тогда своими мыслями Михаил Тверской даже не заметил, как кто-то легонько тронул его за плечо, он обернулся и увидел улыбающегося добродушной улыбкой Григория Мамона, хотя в его глазах тлели злые мстительные угольки.
– Так чем тебе, князь, византийское приданое не любо?.. – спросил Мамон с насмешкой и моментально стёр обходительную улыбку с лица. – Нехорошо как-то выходит, князь, с подарком великой княгини…
У Михаила при упоминании о «нехорошем подарке великой княгини» немного помутилось в глазах: он-то думал, что является единственным свидетелем позора римлянки, оказывается, нет…
Стараясь как можно чётче выговаривать тяжело дающиеся слова, несколько надменно переспросил старика Мамона в слабой надежде, что тот имеет в виду что-то иное, связанное с драгоценным саженьем царевны и её племянницы:
– Что ты имеешь в виду, Григорий Андреевич?.. Приданое – как приданое… Почему оно мне должно быть не любо?..
Мамон неожиданно поглядел в упор, прямо в глаза князя Михаила, и гневно прошипел с нарастающей яростью шипящего шепота:
– Я верой-правдой служил государю моему… Головы своей не жалел и всегда буду служить ему до смерти верой-правдой… Не всё я тебе скажу, и не всё тебе надо знать, князь, но через жизнь и смерть Марии Тверской, твоей сводной сестры, мы с государем одной ниточкой таинственной повязаны… Прямо-таки мистика…
– Я не совсем тебя понимаю, Григорий Андреевич… О чём ты? – мягким, вялым, лишенным силы жизни и сопротивления голосом, промямлил Михаил Тверской.
Тот пожевал немного губами, сожалея, что, возможно, шепот, а не предаваемый смысл слов, стал причиной непонимания князя. Негромко, растягивая слова, по примеру князя, стал говорить:
– …Смерть твоей сводной сестры происходила на моих глазах… Она её, смерти, не противилась… Знала, что подарила государю, да и всем нам, русским, своего сына Ивана Младого… Даром что ли он, а не отец стал истинным победителем татар и хана Ахмата, выполнив наказ матери?.. Она выполнила свое истинное предназначение матери, подарив нам не только будущего наследника престола, к тому же победителя татар, она вложила в него гораздо больше, чем мы все можем осознать… Мария, словно устранилась от борьбы за собственную жизнь, и я тому свидетель, ради блага сына и мужа-государя, надеясь, что это благо или «Божья доля» станет «княжьей долей» сына и мужа… Ради высших государственных целен и устремлений был затеян второй брак государя и царственной римлянки… Поверь на слово, поскольку я стоял у первопричин и целей этого династического союза…
Мамон внимательным взглядом окинул Михаила Тверского, как бы давая тому время на то, чтобы осознать и ответить, понимает или не понимает тот, о чём говорит боярин. Когда князь Михаил еле заметно кивнул головой, Мамон продолжил:
– Так вот, всегда служил государю верой-правдой… Так уж получилось, что много приходилось лукавить, чтобы утверждать государев порядок… Не будь этого, до сих пор Москва с Новгородом бодалась бы – у кого рога крепче, и дань Ахмату отваливала… Не в этом дело… Покойный мой батюшка Андрей Дмитриевич завещал мне среди прочих своих нажитых богатств одно умственное развлечение, уже перед самой смертью напутствовал: «Почаще думай, почему Господь допускает существование зла? Не торопись с ответом в юности и зрелости, но под старость, на полшага от гробовой доски всё же определись, хотя бы приблизься к ответу. Только тогда сможешь найти хоть какое- то оправдание своему собственному лукавству прочим тайным и явным грехам, правящими твой судьбой что до покаяния, что после». Вот… От умных людей, между прочим, иудеев кафских, Хозия Кокосы, Захария, Хануша, Иосифа Шмойло, тайного советника Моисея, которые вместе со мной помогли государю наладить и укрепить стратегический долговременный союз хана Менгли-Гирея с государем Иваном, я познакомился с одним тайным учением «Зохар»… Умному православному русскому не стоит бояться мудрости, помогающей приблизиться к разрешению загадки добра и зла… Знамо дело, что все мы вместе с государем, строителем могучего государства во всех его ипостасях стоим на началах добра… Только его сути никогда не поймёшь без сравнения его со злом, без противопоставления добра и зла… Не мудрёно?.. Чувствую знаешь, куда я клоню… Всё равно будет, в конце концов, сравнение и противопоставление вашего «тверского приданого Марии» и «византийского приданого Софьи» тоже, как ни странно, для Марии, только Марии Палеолог… Так вот, согласно иудейскому каббалистическому учению «Зохар», Господь допускает зло, чтобы покарать нечестивых и испытать меру нашей решимости вернуться к Древу Вечной Жизни. Чтобы показать, как Он использует злое побуждение для нашего посвящения в «Зохаре» приводится аллегорическая история о царевиче, которого отец подвергает испытания. Царь приказывает своему единственному сыну не общаться с порочной женщиной. Из любви к отцу сын подчиняется его воле. Однажды отец решает испытать сына. Он велит красивой обольстительнице соблазнить сына-наследника. Если сын достоин и послушен приказам отца, то он должен оттолкнуть её и прогнать прочь. Тогда царь возрадуется, пригласит своего сына в потайную комнату и наделит его дарами, и окажет ему великие почести. «Кто же приведёт сына к этой славе?» – спрашивается в «Зохаре». И даётся мудрый и странный совет: «Блудница, несомненно!.. Её нужно восхвалять на каждом шагу… потому что, благодаря ей, царевич снискал все эти дары и глубокую любовь царя».
– …Царевич – это великий князь Иван Младой, а блудница – царевна Софья?.. – спросил с ужасом в голосе Михаил Тверской.
– И царь – государь Иван, отец сына от Марии Тверской и супруг своей второй жены Софьи-блудницы… Разве не блуд – войти в семью царя, чтобы оскорбить память о Марии Тверской, выдав «тверское» приданое за «византийское»… – Мамон презрительно хмыкнул. – После этого я уже не удивлюсь возникновению кровосмесительной связи мачехи с пасынком с лукавой целью низвергнуть царевича с престола и посадить своего единокровного сына Василия…
– Да, это саженье – подарок батюшки Бориса сестре Марии, наше «тверское» приданое, которое досталось невесте Михаила Удалого, как «византийское» приданое от греческой блудницы, тётки… – с тихим ужасом выговорил Михаил Тверской. – Что же будет теперь?..
– Сейчас только мы с тобой знаем о воровстве римлянки… Недаром, что на Руси, что в Италии, что в Иудее воровство именуется блудом. Я не советую тебе торопиться, ведь ни государь, ни Иван Младой, ни Михаил Верейский, ни Михаил Удалой не знают об этом блуде римлянке… Скажу, как на духу, я сам не знаю, что будет и чему быть по воле господней или по дьявольской воле… Если б ты, князь, только знал, как мне хочется, чтобы мы с тобой вскоре оказались в Литве и поговорили на эту тему добра и зла…
– …с королём Казимиром?..
– …И с королем Казимиром, в том числе… Но лучше начать разговоры с твоим дядюшкой Михаилом Андреевичем Верейским… Не сейчас… Когда всё немного успокоится… Совет – не совет, а размышления, что и как делать, как выходить из положения… Наконец, как государя известить… С пользой и выгодой для себя…
– Знаю, что из этого может выйти… – князь Михаил задумался. – …Одни неприятности для меня и Твери…У меня сейчас одни мысли, как Тверское княжество от поглощения Москвой сохранить… Память сестры Марии, конечно, обязывает… Знаю…
– Ничего ты, князь, не знаешь… Вот какой выход подсказали мне мудрствования «Зохара» и мои собственные мудрствования…
– …Интересно, какие?.. Они и мне помогут определиться, как действовать ныне, сравнивая и противопоставляя «тверское» приданое и «византийское»…
– Когда будешь испытывать искушение сойти с пути праведного и нарушить закон Бога в большом или малом, подумай о царе и блуднице, блуднице и царевиче, тем более, что царевич твой брат… двоюродный… Помни, что у Бога есть право испытывать нас и право пройти – или не выдержать – испытания… И ещё, «Зохар» использует образ мудрой змеи, символически изображая зла, мудрой и коварной змеи, которая нападает на людей, вовлекает их в грех… В греческом имени Софии, в звучании для внешнего мира, заключена мудрость, а внутренняя суть Змеи… Если б я знал, чем закончится государев план по смерти твоей сестры и его первой супруги, – мудрым змеиным подогом «тверского» приданого «византийским», то вряд ли оказался вовлеченным в эти брачные игры государевы на благо Руси… Какое же это благо, какая же это Божья доля?.. Страшной княжеской долей сына-царевича в жерновах царя и блудницы всё завершится… Помяни моё словцо, в суете сует сказанное, да правдой пахнет словцо-то, потому что зло обозначено и противопоставить ему ничего нельзя… На зло злом ответят…
– Как это злом на зло?.. Выходит, царевич, то есть Иван Младой в жерновах Зла, исходящего от блудницы Софьи и ещё большего Зла, исходящего от…
– …не царя, не отца его, другой страшной злой силы, которая до поры-до времени будет рядиться в одежды добра, блага для всех и каждого…
– Как странно ты говоришь… У меня мороз по коже на спине продирает, аж невмоготу… Что же делать, Григорий Андреевич?..
– Делай, что хочешь… Знай только одно… Что если все труды Божьи находятся на своих местах, они хороши в месте своего создания, в котором им назначено и предрешено быть, но когда они восстают и покидают свои постоянные, законные места, то становятся злом…
После свадьбы Василия Удалого и Марии Палеолог князь Михаил Тверской не видел два года ни Григория Мамона, ни Василия Удалого, ни Великого князя Ивана Младого. До него доходили слухи московские, что, если раньше Иван Младой относился к мачехе подозрительно, то теперь «не находился в большой чести у неё из-за своего плохого поведения, преднамеренной дерзости и грубости». То ли догадывался Иван Младой о воровстве блудницы римлянки, то ли что-то знал из уст Мамона, только до решительной развязки во дворце не доходило. Не до этого было в государственных делах-трудах молодого соправителя, свадебных хлопотах жениха Елены-Волошанки…