В тот день врач спросил у меня: – Что вас беспокоит?
Я уклончиво ответила, смешав удобную правду с привычным враньем:
– Мне тяжело дышать. Мешает какая-то смутная тревожность, но понятия не имею, откуда она берется.
Оглядываясь назад, я совершенно не понимаю, что привело меня именно в ту больницу: не близко к дому, не в центре шумной многолюдной улицы, да и длинным списком восторженных отзывов от пациентов похвастать она не могла. Но если уж пытаться воскресить отсутствующие воспоминания в поисках правдоподобной причины, скорее всего, дело в следующем: был выходной. А мне срочно требовалась помощь человека, или даже не так – мне нужна была помощь таблетки, которую этот человек выпишет.
Поисковый механизм привел меня к старому зданию в закоулке рынка в пятнадцати километрах от дома. Навигатор, как всегда, проложил маршрут не к парковке, а к основному входу, и пришлось еще покружить в поисках парковочной зоны, мысленно выписывая иероглиф, означающий «терпение». Вскоре оказалось, что парковки там не существовало в принципе. Я трижды проехала по одному и тому же переулку, прежде чем сумела приткнуть машину на краю улицы.
Вблизи здание выглядело еще хуже, чем из окна машины. Глянцевая бежевая плитка на стенах потрескалась и откололась в некоторых местах, тусклые вывески скрывались под толстыми слоями пыли. Слева от входа, словно сговорившись, теснились разные лавки, торгующие всякой всячиной. Справа располагались древние магазины с канцелярией двадцатилетней давности, которую продавали, когда я еще училась в начальной школе. Здесь, будто тоже по какому-то сговору, перед каждой дверью были выставлены красные копилки в виде свинок, и на их боках был высечен огромный иероглиф «удача».
Я ступила в зияющую черную пасть здания без единой нормальной двери, и в лицо сразу ударил затхлый запах и холод, как в подвале. Я посмотрела на лестницу, затем перевела взгляд на плотно закрытую дверь лифта и нажала на прозрачную пластиковую кнопку. Под серебристым треугольником, указывающим направление, неровной лужицей растекся оранжевый цвет. Такие кнопки я тоже в последний раз видела в детстве, в далеких девяностых.
После долгого ожидания дверь наконец с грохотом открылась. Я слегка растерялась, поскольку, вместо того чтобы разъехаться в разные стороны, как у обычного лифта, она сдвинулась вбок, как у грузового. На этом странности не закончились. Внутри, там, где, по идее, должно было находиться зеркало или стена, почему-то торчала еще одна дверь. Вспомнив о своей клаустрофобии, я сразу же перевела взгляд на лестницу. Древний лифт, казалось, развалится в любую секунду, он будто нарочно выталкивал меня наружу. Дыхание перехватило, и я быстро убрала руку с кнопки. Лифт, словно лишь того и ждал, с шумом захлопнулся.
Я повернулась к нему спиной и начала подниматься по узким ступенькам. В пустоте, без единого знака или вывески, гулял ветер. «Нет, ну это все-таки здание в самом центре города, что происходит?» – подумала я, потирая замерзшей ладонью затылок, по которому бегали мурашки.
Больница находилась на третьем этаже. Интересно, почему большинство из них именно на третьем этаже? Это как-то определено законом? Со столь бесполезными мыслями я поднималась по ступенькам, пока не уткнулась в дверь из мутного стекла. Было непонятно, оно предполагалось таким изначально или выглядит так от старости. Сквозь дверь не удавалось ничего разглядеть, а на ней красовался зеленый стикер с надписью «Единодушие».
Может, просто уйти?
Нельзя сказать, что у меня не возникло сомнений в тот момент, однако причина, по которой я приложила столько усилий, чтобы попасть сюда, была достаточно веской. Прикасаться к двери руками не хотелось, и я просто слегка поддела ее левым плечом, чтобы войти внутрь. Одновременно послышался неприятный скрип из-за толстой прокладки от ветра, приклеенной к нижней части, и в противоположность ему изящный перелив колокольчика над головой.
От одного взгляда на больницу, куда получилось попасть с таким трудом, я потеряла дар речи. Время здесь словно повернулось вспять. На мгновение меня посетила нелепая мысль, будто я села в машину времени и оказалась в прошлом. Складывалось впечатление, что все тут остановилось, и даже пылинки в воздухе на долю секунды застыли без движения. Ощущение реальности этому месту придавала медсестра средних лет за стойкой регистрации напротив входной двери. Я невольно опустила взгляд на свои руки, спрятанные в длинных рукавах. Разумеется, этого не могло быть, но на мгновение я забеспокоилась, что какое-то странное явление, которому нет научного объяснения, захватило меня и вернуло в девяностые, снова превратив в маленького ребенка. С руками, однако, было все в порядке, а пройдя вперед по крошечному помещению, которое язык не поворачивался назвать «приемной», и остановившись перед стойкой, я своими глазами убедилась, что настольный календарь указывает на 2023 год.
– Вы по записи?
– Нет, я у вас впервые.
– Тогда заполните, пожалуйста, форму, которая лежит перед вами. В очереди несколько человек, присаживайтесь, я вас вызову, – пробубнила медсестра в желтом кардигане, не поднимая головы.
Я подумала, что ее в меру безразличный и монотонный голос очень подходит этому месту. Неловко примостившись на диване, я осмотрелась. Кроме меня тут находились старик, который стоял, тяжело опираясь на палку, и мать с дочерью, сидевшие по разные стороны дивана, нарочито отвернувшись друг от друга. Каждый здесь словно существовал отдельно друг от друга, но пребывал на своем месте. И это в полной тишине, не нарушаемой ни единым звуком музыки в стиле нью-эйдж.
– Госпожа Ким Чживон, прошу в кабинет.
Я поднялась с дивана и на негнущихся ногах направилась к двери. Холодная круглая железная ручка повернулась вправо, и старая дверь открылась с таким громким скрежетом, что стало ясно: она давно проржавела насквозь. Я осторожно ступила в кабинет с выцветшими желтыми стенами.
– Госпожа Ким Чживон, что вас к нам привело? – послышался дребезжащий, как у сломанного робота, голос. Врач, встретивший меня избитой формулировкой, цепким взглядом просматривал бумаги, прикрепленные к пластиковой подставке.
– Я…
– Да, говорите.
– Мне тяжело дышать. Меня беспокоит какая-то смутная тревожность, но понятия не имею, откуда она берется.
– Вы хорошо спите по ночам?
– Нет, я совсем… в последнее время я совсем не могу спать. Даже если засыпаю, то ненадолго, и постоянно вздрагиваю во сне…
– В последнее время с вами случалось что-то необычное? Или что-то, что могло бы вызвать сильный стресс? – спросил врач, вальяжно развалившись в своем кожаном кресле.
На вид ему было хорошо за пятьдесят, и, если бы не белый халат с вышитыми синими буквами «Доктор Со Тэх Ен», его можно было бы легко принять за обычного мужичка с района. Он ни разу не удостоил меня взглядом – не отрывался от бумажной формы. Чувствуя, как к горлу все больше подступает тревога, я сильнее сжала телефон в руке. Я не понимала, с чего начинать говорить и что вообще сказать. Причина, по которой болезни, таившиеся в глубине моего подсознания, снова подняли головы и начали разрушать мою жизнь, была очевидна, как если бы ее вытатуировали на руке. Но произнести это вслух оказалось нелегко.
– …
– …
Мы оба молчали, и тишина, заполнившая кабинет, давила все сильнее. В мыслях мелькнуло слово, при попытке произнести которое у меня сначала всегда появлялись слезы, и я прилагала все силы, чтобы озвучить его и не заплакать. Врач, сидевший напротив, без конца записывал что-то в таблицу непонятным почерком и даже не пытался скрыть скуку на лице, давая понять, что сто раз видел пациентов, как я. С трудом сглотнув, я облизнула пересохшие губы и начала медленно говорить. Слова, которые я вытолкнула из себя, запнулись на дрожащей нити моего голоса и, накренившись, совсем как неровный почерк врача, беспорядочно посыпались на пол.
– Некоторое время назад… умерла моя мама.
– Как давно это случилось?
– Семь лет… примерно семь лет назад.
– Семь лет?
– Да.
Врач наконец поднял голову и удивленно посмотрел на меня. На лице читалось недоверие. Не в силах выдержать взгляд, я поспешно зажмурилась. Он глубоко вздохнул – то ли в знак одобрения, то ли возмущения – и снова заскреб ручкой по бумаге.
– Ваш период скорби немного затянулся.
– Период скорби… затянулся?
– Да, все верно. Когда кто-то умирает, мы грустим о его смерти. Но в вашем случае этот период слишком затянулся. К этому времени пора бы перестать горевать.
– …
– Если продолжите цепляться за это, лучше не станет. Наоборот, будет только хуже.
Период скорби слишком затянулся… Крепко стиснув зубы, я мысленно повторила эти слова. Период скорби слишком затянулся. Период скорби слишком затянулся… Как бы я ни старалась, смысл фразы ускользал от меня. Мои веки медленно задрожали. Так, значит, я чересчур долго храню в сердце печаль из-за смерти мамы. После долгих раздумий я пришла к выводу, что слова врача нужно интерпретировать именно так, и эта фраза схватила меня за горло, перекрыв доступ к кислороду.
– Я выпишу лекарства на неделю для начала. У тех таблеток, которые нужно принимать перед сном, есть снотворный эффект, так что воздержитесь от вождения на время. Посмотрим на состояние через неделю, если эти таблетки не подойдут, обсудим альтернативы, – сказал он.
Не найдя сил ответить, я молча отодвинула неудобный стул и встала. Больница, показавшаяся поначалу волшебным пространством из прошлого, оказалась на поверку лишь гнусной жестокой реальностью.
Осознание пришло, как это обычно бывает, слишком поздно и сопровождалось сожалениями.
Уже несколько дней я не могла спать. Как только пыталась прилечь, чтобы заснуть, кровать отталкивала меня, а пугающая безмолвная тьма давила со всех сторон, не позволяя ни дышать, ни спать. Число бессонных ночей росло, днем сознание оставалось мутным, и я все время находилась в каком-то оцепенении. Не понимая, день сейчас или ночь. На небе всходило солнце, затем луна, а сон все не шел. Дни тянулись, и вскоре голова начала болеть так, будто вот-вот взорвется, а виски сдавливало таким плотным обручем, что казалось, скоро выпадут глазные яблоки. Отражение в зеркале показывало меня с красными, налитыми кровью глазами, с трудом проживающую каждую следующую минуту.
Может, проблема в том, что я слишком стараюсь упрятать эмоции глубоко внутри? С самого детства я не была честна с собой в собственных чувствах. Если задуматься, возможно, у меня всегда был синдром «хорошего ребенка». Хотелось справляться со всем самой и быть опорой для мамы и папы. Похоже, с этого и начались мои проблемы.
Решив использовать свой единственный талант в качестве средства для исповеди, я включила компьютер и осталась один на один с белоснежной пустой страницей. Даже без учета того, что, будучи писателем, вся моя жизнь зависела от слов, набираемых одно за другим на клавиатуре, сейчас мне было жизненно необходимо превратить то, что намертво застыло в груди, в черные буквы и выплеснуть это наружу.
Думай. Думай.
Глядя на мигающий, словно поторапливающий меня курсор, я пыталась выжать хотя бы одно предложение. Бессмысленные слова зависали на кончиках застывших в сомнениях пальцев, чтобы затем раствориться без следа. Я начала это, чтобы найти решение, излечиться, а в итоге ощущала лишь апатию и бессилие. Из груди вырвался раздраженный вздох, однако я продолжила терзать ни в чем не повинную клавиатуру.
Первое слово, первое предложение, первый абзац, первая страница. Когда начинаешь писать, в этом заключается главная проблема. «Начало – половина дела», «Как начнешь, так и закончишь» – все эти старые присказки на самом деле правдивы. Если превозмочь себя и начать, то потом, возможно, станет легче, только я уже больше месяца не могла выдавить ни единого слова.
У тебя есть склонность изводить саму себя, —
внезапно прозвучал чей-то голос в голове, и тело моментально сковало, будто меня оплели тугими веревками. Я понятия не имела, кому он принадлежит, кто и когда говорил мне эти слова. Эту фразу мог запросто сказать любой знакомый со мной человек, поэтому она накрепко врезалась в память.
Хватит безвылазно сидеть дома и пытаться писать, лучше пройдись. Прогулки – лучшее средство, чтобы поднять настроение.
Следующая мысль буквально вытолкнула меня из-за рабочего стола. Мир за широким окном в гостиной был выкрашен сверху донизу серыми красками и медленно умирал. Желтые листья, не в силах противостоять жгучему ветру, падали на землю, а печальные голые ветки бессильно тянулись сухими пальцами в пустоту. Зима выдалась необычайно холодной.
Я не люблю зиму. Ночной воздух, в котором ощущается холодная влага, длинные ночи, утро, приходящее откуда-то издалека. Даже не считая этого, у меня было больше причин ненавидеть зиму, чем любить ее. Настроение бесконечно падало вслед за температурой воздуха, а проклятый холод не давал ни шагу ступить наружу. Поэтому с окончанием осени я пряталась в своей сумрачной пещере, как медведь, впадающий в зимнюю спячку.
Но сегодня захотелось немного пройтись из-за одной истории, которую я недавно прочитала в интернете, о том, что эскимосы, когда злятся, просто идут куда глаза глядят, пока злость не утихнет. Они идут и идут вперед, пока гнев бурлит внутри, и только полностью успокоившись, останавливаются и возвращаются по той же тропе. Поэтому дорогу назад называют «дорогой раскаяния и прощения», – именно эта часть истории и отозвалась в сердце. Я быстро натянула немногочисленную, имевшуюся у меня зимнюю одежду и вышла на улицу. Дверь позади тяжело захлопнулась.
В этот район я переехала недавно. Почти сразу после наступила зима, поэтому я даже не знала, что и где находится, и просто пошла куда глаза глядят. Засунув руки глубоко в карманы толстого пуховика и выдыхая изо рта бледный пар, я брела и брела, не выбирая направления.
Тело непроизвольно съежилось от неприветливого ветра, пронизывающего до костей. По пути я вдруг вспомнила день, когда получила лекарства в больнице и сразу выбросила их в ближайшую урну.
Ваш период скорби немного затянулся. Да, все верно. Когда кто-то умирает, мы грустим о его смерти. Но в вашем случае этот период слишком затянулся. К этому времени пора бы перестать скорбеть.
Слова, сказанные врачом в тот день, растеклись по голове липким вязким месивом. Расплатившись, я записалась на следующий прием и присела на диван, ожидая, пока выдадут таблетки. Время тянулось невыносимо медленно. Будто кто-то нарочно изменил всю концепцию времени. Прямые цифры на экране телефона и не думали двигаться вперед. В пустой приемной стояла мертвая тишина, а мое терпение висело на волоске. В этот момент дверь больницы, которая, казалось, никогда не откроется, распахнулась, и в приемную ворвался мужчина.
Тяжело дыша, он обогнул стойку регистрации, шумно втянул носом воздух и одним пинком открыл дверь в кабинет врача. Внутри никого не было. Последней пациенткой на сегодня была я. Закончив прием, он не стал дожидаться положенного времени и сразу отправился домой.
– Эй! Кто-нибудь! Здесь есть кто-нибудь? – смертельно побледнев, закричал мужчина в сторону кладовой, где медсестра собирала для меня лекарства.
Затем резко остановил свое беспокойное брожение по приемной и уставился на часы на запястье. Тик-так. Тик-так. Глаза его нервно забегали по сторонам, и мне показалось, что тревожное тиканье секундной стрелки явственно звучит даже в моих ушах. Мужчина осторожно погладил часы, словно прикасаясь к чему-то драгоценному. Похоже, эта привычка имелась у него давно, поскольку циферблат часов сверкал как новенький, а ремешок по сравнению с ним выглядел выцветшим и потрепанным.
– Эй, кто-нибудь! Выйдите сюда! Здесь человек умирает!
Здесь человек умирает.
Мужчина снова отчаянно закричал в сторону кладовой. Конечно, он выпалил эту фразу в порыве злости, но сердце в одно мгновение ухнуло вниз. В ушах зазвенело, а ровный гладкий пол приемной вдруг пошел волнами. Я зажмурилась и быстро опустила голову. Это был мой защитный механизм в преддверии панической атаки.
– Кто-нибудь… Пожалуйста…
Минутная стрелка на настенных часах сдвинулась вперед. Увидев, что прошла целая минута, мужчина, вздрогнув, перестал кричать и с силой закусил губу. Мы оба находились в одной комнате, но были разделены невидимой стеной, словно существовали в совершенно разных пространствах. В той приемной, где мужчина яростно сжимал зубы, стояла ужасающая гробовая тишина.
– Госпожа Ким Чживон, ваши лекарства.
Сколько же прошло времени к тому моменту? Измученный мужчина уже без сил опустился на пол перед стойкой регистрации, когда вышла медсестра и позвала меня по имени. Я с опаской обошла сидящего с отсутствующим видом посетителя, забрала лекарства и поспешно выскочила из больницы.
Пакетик с таблетками громко шуршал в руке, пока я спускалась по лестнице. Сама консультация не продлилась и пяти минут, но остальное отняло слишком много времени. Мне никогда не было так жаль потраченных минут, как в тот момент, когда я выходила из больницы.
Я поочередно вспомнила глаза врача, в которых не отражалось абсолютно никаких эмоций, и глаза мужчины, из которых, напротив, чувства лились через край. И, словно подчиняясь внутреннему наитию, выбросила пакет с лекарствами в придорожную урну.
С тех пор прошло три недели. В качестве расплаты за бездумно выброшенное снотворное пришлось мучиться от ужасной бессонницы. И все же те таблетки казались ядом, к которому нельзя прикасаться ни в коем случае. При одном взгляде на плотный бумажный конверт меня охватило дурное предчувствие, будто в нем запечатаны одновременно неприятное ощущение, что оставил врач, и тревога, которую поселил во мне мужчина. Возможно, чтобы избавиться от болезни, нужны не пилюли, изготовленные из разных химикатов, а нечто другое.
В ушах послышалось завывание ветра. Ледяной порыв резко хлестнул по щекам, и я мотнула головой, словно очнувшись ото сна. В довершение что-то упало на плечо, и в следующую секунду сверху посыпались холодные капли. Похоже, небо, которое показалось серым из окна гостиной, было столь хмурым не от зимней тоски, а из-за надвигающихся туч. Ливень, заставший меня врасплох посреди улицы, ощущался совсем не таким уютным, как из окна теплой квартиры. Держа руки над головой, хотя от этого не было никакого толку, я побежала к ближайшей крыше. Промокнув под ледяным зимним дождем, я замерзла так, что зубы начали выстукивать дробь.
«Ну правда… все наперекосяк!» – вдруг подумала я, одиноко топчась под козырьком крыши и дрожа, как мышь. Казалось, несмотря ни на что я неплохо справляюсь, но мир, словно нарочно, постоянно подталкивал меня к краю обрыва. На каждом шагу я спотыкалась, падала, разбивалась, разлеталась на множество кусочков. А теперь еще этот гром среди ясного неба. В буквальном смысле. Капли дождя били по телу, однако складывалось впечатление, что они проделали дыру внутри сердца, и теперь там гулял холодный ветер.
Здесь человек умирает!!!
Интересно, он так же себя чувствовал? Тот мужчина. В голове до сих пор звучали отчаянные крики, – словно утопающий, хватающийся за соломинку. Что же довело его до такого состояния? Струи воды стекали по волосам и одежде, и я отряхнулась, смахивая заодно ненужные мысли. Ливень усиливался.
Тук-тук. Капли дождя стучали по земле, как дробинки. Запоздало подняв голову, я обнаружила, что навес, под которым мне удалось спрятаться, – не обычный пластиковый карниз, а козырек из проржавевшего шифера. Приглядевшись, я заметила, что деревянный настил, на котором я стою, выглядит потертым, тут и там зияют щели. Я растерянно застыла на месте, но вскоре пришла в себя и, снова осмотревшись, поняла: все здание жутко старое. Одноэтажное, что редко теперь встретишь в городе, а непрозрачные окна прикрыты ветхими деревянными решетками. На двери, которая, казалось, вот-вот со скрипом завалится набок, виднелась надпись: «Открыто».
«Что… что это за место?»
Под козырьком, где я стояла, не наблюдалось никакой вывески. Не было даже заурядной наклейки с графиком работы, обычно висевшей на двери любого заведения. Поневоле пришлось вновь ступить под струи дождя. Из-за стены воды, застилающей глаза, ничего не было видно, но удалось разглядеть на стене здания крохотную вывеску.
Книжный магазин «В»
«Что? Какое странное название».
Я вернулась под козырек и принялась стряхивать влагу с волос и одежды. Однако в этот момент теплый ветерок вдруг скользнул по затылку и коснулся закрытой двери магазина. Я, словно завороженная, обернулась. Старая раздвижная дверь была приоткрыта на расстояние одного пальца. Я удивленно моргнула. С другой стороны, ливень, похоже, не собирается заканчиваться, а идти домой после того, как я так долго шла куда глаза глядят, да еще под струями ледяной воды, желания не возникало.
«Если это книжный магазин… может, я найду там что-нибудь полезное?»
Я надеялась, что в этом месте смогу обнаружить хоть крохотную частичку надежды продвинуться дальше со своей книгой. Иногда я неожиданно получала вдохновение, читая хорошие книги других авторов. Времени навалом, можно и посмотреть, что скрывается в магазине. Просунув руку в приоткрытую щель, я сдвинула потертую бурую дверь вбок. Вопреки ожиданиям, она открылась мягко, не издав ни единого скрипа. Я ступила внутрь, прикрыв за собой дверь, и звуки дождя моментально стихли, как по мановению волшебной палочки. В магазине не ощущалось присутствия человека, и я осторожно шагнула вперед.
«…» Как странно.
На улице определенно шел дождь. Бурный колючий ливень как посреди лета. Капли одна за другой собирались в струи, а затем превращались в стену воды. Она ударялась о мое тело и окрашивала серый асфальт в мокро-черный цвет, разбиваясь об него с громким резким стуком. Но стоило закрыть дверь, как шум, сотрясавший небо и землю, исчез без следа. Будто весь мир вдруг поставили на беззвучный режим. Это из-за моего настроения? Или звон в ушах из-за бесконечной бессонницы, преследовавший меня, словно тень, в последние несколько дней, в конце концов вызвал какие-то проблемы со слухом? С тревогой я медленно начала осматривать зрелище, представшее моему взору.
Внутри магазин оказался намного шире и выше, чем казалось снаружи. Это поддавалось разумному объяснению примерно как слон, поместившийся в холодильник. Я сплю? Или у меня нарушилось восприятие пространства? От коридора, где я стояла, вдаль простирались бесконечные стеллажи, до отказа набитые книгами. Но не могли же эти книги, заполнившие собой все пространство, полностью поглотить звуки внешнего мира? От абсурдной мысли сердце вдруг заколотилось быстрее.
«…Да что это такое?»
Нужно немедленно выбираться. Дурное предчувствие никогда не подводит. Надо срочно покинуть это место, пока не началась паническая атака. Я поспешно повернулась и схватилась было за ручку двери, как вдруг перед глазами мелькнул теплый свет. Сквозь старую раздвижную дверь в помещение лился мягкий солнечный свет. Неужели дождь закончился? Нет, не может быть. Такой дождь не может остановиться так легко. И даже если внезапно прекратился, хотя это все равно невероятно, черные тучи, застилающие небо, ни за что не пропустили бы эти яркие лучи солнца, которые, словно насмехаясь, смело струились в окна книжного магазина. Что-то явно не так. Я подставила ладонь прямо под палящий солнечный свет.
«Ох, как… тепло».
От этого по коже пробежали мурашки. Ладонь тут же взмокла от пота и соскользнула с дверной ручки. Оказавшись в непонятных ситуациях, я всегда в первую очередь чувствую страх. Но сейчас, к моему удивлению, нахлынуло какое-то необъяснимое спокойствие и любопытство, затмив чувство опасности. Как если бы свет, струящийся мне под ноги, подействовал как успокоительное.
Я вытерла потную ладонь о брюки и сделала глубокий вдох. «Все в порядке, все хорошо», – несколько раз прошептала я, и бешеный ритм сердца понемногу начал замедляться.
– Извините, здесь кто-нибудь есть?
Чувствуя, как во рту пересохло от волнения, я снова развернулась и встретилась лицом к лицу с магазином. Свет от ламп, падающий на книжные стеллажи, был таким же теплым, как солнечный, а вдалеке, под еще более ярким светом, за мной наблюдало гигантское дерево с толстым стволом, которое я совершенно не заметила раньше.
«Как я могла его не увидеть?» – подумала я, как зачарованная подходя поближе. «А такие деревья вообще могут расти в помещениях?» – невольно задалась я очередным вопросом, глядя на ярко-зеленые листья, щекочущие высокий потолок. Дерево уходило корнями в пол, словно было одним целым с этим зданием, а вокруг него росли неизвестные мне цветы.
Да ну, оно же наверняка искусственное? Не в силах поверить, что в столь маленьком помещении может расти это огромное дерево, я машинально продолжала кружить вокруг него. Внезапно острая ветка скользнула по моей руке, и на коже тут же выступила ярко-красная капелька крови. Дерево явно было живым. Кроме того, слабый, но ароматный запах травы, цветов и мокрой земли давал понять, что передо мной настоящие растения. А значит, жутко невзрачный и до невозможности странный книжный магазин мне не снился.
Я снова вернулась к входной двери и принялась рассматривать стеллажи. Книги, аккуратно расставленные на полках, оказались потрепанными, с потертыми уголками и желтыми, выцветшими от старости страницами. «Такие должно быть стыдно выставлять на продажу. А может, это магазин подержанных книг?» – подумала я, глядя на толстый слой пыли, похоже, скопившийся здесь за долгие годы. Движимая любопытством, я протянула руку к первой попавшейся книге. «Чан Ен Силь». Название и иллюстрация на старой обложке выглядели смутно знакомыми, будто я уже видела их много раз.
«О, это же была моя любимая книга в детстве!»
Легкий ветерок мягко подул на руку, в которой я держала книгу. Открыв твердую обложку и пролистав несколько замусоленных страниц, я вдруг почувствовала, как в нос ударил давно забытый запах. Я поднесла лицо поближе к странице. Это запах места, где я провела детство, места, куда уже никогда не вернуться… запах дома.
Наша семья переезжала не часто. На то, чтобы перебраться из старого дома в пригороде, где родилась я, в современную квартиру в центре большого города, у родителей ушло ровно пять лет со дня женитьбы. За это время с разницей в два года со мной родился младший брат, а папа стал директором строительной компании и купил для нас квартиру площадью в девяносто девять квадратных метров. Я жила в ней до двадцати – без малого пятнадцать лет.
Мама очень любила эту квартиру и дорожила ею. Цепкий взгляд и неутомимые руки под руководством профессионального дизайнера не оставили без внимания ни единого уголка. Создание идеального интерьера для дома, в котором будет жить наша семья, стало маминым способом поздравить себя и папу за достигнутый успех.
Мы очень гордились нашим домом. Даже соседи, чьи квартиры имели такую же площадь и планировку, постоянно твердили, что наша кажется намного просторнее, и неустанно нахваливали мамин вкус. Там мы с братом провели подростковый период и стали взрослыми. Казалось, мы будем жить в ней вечно и впредь, но в тот год, когда мне исполнилось двадцать, ее продали с молотка.
Я застыла на месте, не в силах пошевелить рукой с зажатой в ней книгой. С огромным усилием удалось отвести страницу от лица, но запах родного дома все еще стоял в носу. С трудом придя в себя, я быстро пролистала книгу до последней страницы. На ней зеленой шариковой ручкой были выведены кривые буквы.
Чан Ен Силь[1] смог преодолеть разницу сословий, он удивительный. Я решила, что с этих пор среди великих личностей больше всех уважаю Чан Ен Cиля.
«…Этого не может быть».
При виде до боли знакомого почерка у меня перехватило дыхание. Как при первом посещении той застывшей во времени больницы, сейчас было ощущение, словно я вернулась в далекое прошлое. Передо мной стоял образ семилетней меня.
Я захлопнула отвисшую от удивления челюсть и торопливо потянулась за другой книгой. «История моей жизни»[2] Хелен Келлер[3]. Очередная книга из серии биографий великих людей от того же издательства, что и предыдущая. Страницы внутри выглядели сморщенными, будто на них пролили воду и небрежно высушили. Возможно, это просто случайность и не стоит придавать ей большого значения, подумала я, но решила все-таки проверить догадку.
Я быстро пролистала страницы. По мере того как листов слева становилось больше, сердце начинало стучать быстрее. Не понимая, на что надеюсь и чего опасаюсь, я бездумно пролистывала книгу до конца. Вскоре история жизни великой Хелен Келлер подошла к концу и передо мной возник форзац цвета слоновой кости. На нем синей шариковой ручкой были выведены буквы.
Больше всего на свете я боюсь ослепнуть. Если бы со мной случилось такое, смогла бы я, как Хелен Келлер, довериться своему учителю и полноценно жить, несмотря на болезнь? Честно говоря, не знаю.
Теперь я была уверена: все биографии великих людей, стоящие на этой полке, принадлежали мне. Это подтверждалось множеством деталей: уголками страниц, загнутыми треугольником, поскольку тогда я еще не приобрела привычку пользоваться закладками, пятнами случайно пролитого апельсинового сока, помятым углом твердой обложки – я уронила книгу на пол в пылу ссоры с братом.
Отступив на шаг назад, я принялась разглядывать плотные ряды книг. Пространство от нижней полки до третьей снизу занимала серия биографий великих людей, а выше до отказа было забито романами, которыми я зачитывалась в детстве. «Джейн Эйр», «Колюшка»[4], «Маленький принц» и «Ночной полет», и даже «Лосось»[5].
«Лосось» Ан Дох Ена. Этот роман имел для меня особое значение. Я прочитала его лет в десять и в ту ночь не смогла сомкнуть глаз. Описанный в романе закон природы, согласно которому рождение новой жизни непременно влечет за собой смерть родителя, показался мне ужасно жестоким. Да что там. Даже сейчас, преодолев отметку в тридцать лет, я все еще не могу есть лосося по вине этого романа. В моей памяти до сих пор слишком свежи воспоминания о наивном серебристом лососе и его величественной смерти.
Я изо всех сил сжала кулаки. Этот книжный магазин определенно был странным. И не просто странным, а очень-очень странным. Я сплю? Или мне уже мерещатся вещи из-за долгой бессонницы? Я знала: все эти книги отправились в мусорку вместе с остальными атрибутами нашей жизни, после того как квартиру отняли и продали на аукционе. В крохотной комнатушке, которую в спешке выделила нам тетя, не было места, чтобы разместить все вещи, наполнявшие до этого почти стометровую квартиру.
Но как выброшенные таким образом книги могли оказаться здесь?.. Я застыла в замешательстве. Время тянулось так медленно, что все вокруг казалось нереальным. Я повернулась вполоборота и уткнулась взглядом в другую полку. На ней теснились книги одинаковой высоты, но разной толщины, на корешках вместо названий были выбиты какие-то даты.
Шестое февраля 2023 года
В отличие от книг, что я видела ранее, темно-зеленые корешки этих были блестящими и гладкими, как новенькие. Я как зачарованная протянула руку вперед и вдруг, испугавшись, резко отдернула ее. Странные книги, заполняющие собой странное пространство, пустой магазин, где нет ни души, тишина, пробирающая до мурашек. Зловещее предчувствие холодком пробежало по затылку, намекая, что нужно немедленно убираться отсюда. Я потянулась пальцами к ручке бурой двери. Но в этот момент сзади послышался шорох и стук, и кто-то произнес:
– Если откроете эту дверь…
– …
– Выйти-то вы сможете, а вот вернуться обратно уже не получится.
Я застыла на месте, как заколдованная. Приветливый мягкий голос, нарушивший тяжелую тишину, принадлежал женщине. Охваченная тревогой, я медленно повернулась. Молодая женщина удобно расположилась на раскинувшейся от пола до потолка длинной лестнице и пристально смотрела прямо мне в глаза.
Книжный магазин выглядел настолько древним, что я бы нисколько не удивилась, если бы он на моих глазах рассыпался в прах. Казалось, если топнуть ногой, толстый слой пыли поднимется, как песчаная буря, и заполнит собой все вокруг. В подобных местах по всем правилам перед тобой должен появиться мужчина в летах с лохматыми волосами с проседью или дедушка в темной безрукавке, выглядящий древнее самого магазина. Согласно клише он бы подслеповато взглянул на меня из-под прямоугольных очков и скрипучим голосом осведомился: «Зачем пожаловали?»
Я еще не могла заставить себя сдвинуться с места, а женщина уже проворно спустилась с лестницы, стряхнула пыль с одежды и подошла поближе. Я задержала дыхание. Одним своим существованием она полностью занимала собой все пространство.
– Если вам нужно время подумать, для начала…
– …
– Как насчет чашечки кофе? – спросила женщина, приподняв густые, как темный лес, брови.
Прямо под ними – четко изогнутые веки, расположенные на идеальном расстоянии друг от друга, и темно-синие, словно ночное море, глаза. Даже я, всегда старательно избегавшая зрительного контакта с людьми, не могла отвести от них взгляда. Она просто смотрела на меня, но казалось, что я падаю в глубокую пропасть ее глаз – загадочную и головокружительную.
– Проходите сюда.
Уголки ее губ приподнялись в легкой улыбке. Нос был вздернутым настолько, что от него даже падала тень, а на щеках играли красивые ямочки. Длинные черные волосы были собраны в низкий хвост. На бледной руке, которой она взмахнула, указывая дорогу, ярко проступали голубые вены. На каждом из длинных тонких пальцев было надето по серебряному кольцу, все они мягко сверкали в свете ламп. На ней опрятный черный кардиган, на груди прикреплен прозрачный бейдж с надписью «Менеджер, В». Заметив, что я так и не сдвинулась с места, она молча пошла вперед. Длинные волосы, спускающиеся до самой талии, колыхались в разные стороны в такт походке.
Не откликаясь на призывы разума, тело инстинктивно двинулось вслед за незнакомкой. Словно в доказательство своей необычности, она притягивала меня как магнит. В голове непрерывно звучал сигнал тревоги, но я не могла заставить себя повернуть к выходу. Меня все глубже и глубже затягивало в темный лабиринт загадочного книжного магазина.
Звуки шагов по деревянному полу были размеренными, как если бы подчинялись неизвестному ритму. На первый взгляд рост женщины превышал сто семьдесят сантиметров, на ней были черные прямые брюки и кроссовки в клеточку. На подошвах ни пылинки, будто она только что взяла обувь с полочки. Осторожно ступая следом, я украдкой оглянулась на свои следы. Меня беспокоило, что в отличие от ее идеально чистой обуви мои вымокшие под дождем кроссовки могут оставить грязные лужи.
К моему облегчению, никаких следов не осталось. Лишь бесконечные ряды стеллажей, словно гигантское домино, пугающе замыкались позади меня. Дистанция между мной и широко шагающей впереди женщиной незаметно увеличилась, и я поспешила догнать ее. Коридор, уходящий за огромное дерево, был таким длинным, что казалось, никогда не закончится.
Вскоре на перекрестке из книжных стеллажей мы повернули направо, и передо мной неожиданно возникло пустое пространство. Точнее, не совсем пустое. Просторная гостиная, одна из стен в которой была сделана из стекла. Увидев солнечные лучи, льющиеся сквозь нее, и млеющий под ними гигантский сад, я разинула рот от удивления.
Привыкшая, по всей видимости, к подобной реакции женщина жестом предложила мне сесть, а сама принялась деловито рыться в деревянном комоде. Я опустилась на мягкий диван. Рядом со мной стояла очень древняя на вид масляная лампа с красным огоньком внутри, источающая сильный запах горящего масла.
В гостиной было жарко, мои щеки тут же раскраснелись. Посиневшие после ледяного дождя губы снова вернули цвет. Я уже и забыла, как сильно замерзла. Протянув руку к лампе, я всем телом ощутила исходящий от нее жар. Продрогшее до костей тело наконец оттаяло, и натянутые как канат нервы понемногу расслабились.
– Вы же пьете кофе?
– …
– Если откажетесь, справиться с бессонницей все равно не получится, а вот если выпьете – хуже точно не станет, – заметила она, выставляя на низкий столик ручную кофемолку, кофейные зерна, воронку-дриппер и бумажные фильтры. Умелыми движениями проворно достала с настенной полки белые чашки и поставила их рядом с инструментами для приготовления кофе.
Я молча наблюдала за движениями женщины, не отвечая на вопросы, хотя с трудом удержалась, чтобы не спросить, откуда ей известно о моей бессоннице.
Она молча перемолола зерна, вставила в воронку бумажный фильтр и засыпала туда кофейный порошок. Затем рука потянулась к желтому жестяному чайнику, стоящему рядом с масляной лампой. «Дрип-кофе и жестяной чайник? Странное сочетание. Хотя и не такое странное, как вся эта ситуация в целом», – подумала я.
– Это точно книжный магазин? Я вошла, потому что увидела вывеску на стене дома. «Книжный магазин В».
В ответ женщина лишь слегка улыбнулась и наклонила носик чайника. Послышался булькающий звук, и темный порошок начал равномерно подниматься на поверхность вместе с бурлящей пенкой. В мгновение ока аромат кофе заполнил гостиную, затмив собой царящие до этого запахи дерева и книжных страниц. Жидкость, капающая через тонкий коричневый бумажный фильтр в прозрачный кувшин, была черной как смоль.
– «В» – значит воспоминания.
– Что?
– Это место называется «Книжный магазин воспоминаний».
Женщина слегка повернула запястье, и звук воды, льющейся из носика чайника, понемногу затих. Я пощупала ее слова кончиком языка. Воспоминания. Книжный магазин. От одного слова атмосфера в мгновение ока разительно переменилась. Едва успокоившееся сердце снова резко накрыло волной тревоги.
– Что это за место?
– Как вы думаете? – вместо ответа задала встречный вопрос незнакомка, разливая готовый кофе по чашкам.
Я вспомнила книги, которые видела около входа. Воспоминание явно говорило о том, что этот магазин сильно отличается от обычного книжного.
– Я видела книги, стоящие на полке у входа. Это мои книги, я читала их в детстве. Тогда я еще не умела делать рецензии и просто записывала впечатления от прочитанного на последней странице. И все они сейчас тут. Но этого просто не может быть. Мои книги давно выброшены.
Женщина с невозмутимым видом поднесла чашку к губам и, слегка пригубив, посмотрела на меня. От глубокого серьезного взгляда невозможно было оторваться.
– Именно поэтому это место и называется «Книжным магазином воспоминаний».
– …
– Здесь хранятся все ваши воспоминания, Чживон.
Все… все мои воспоминания?
Разболелась голова. Мысли спутались. Эта женщина с самого начала вела себя так, будто мы давно знакомы. Ей было известно и о бессоннице, из-за которой я провела столько ночей, не сомкнув глаз, и мое имя, которое я ни разу не упоминала при ней. Я опустила глаза на свои руки, лежащие на коленях. Длинная царапина, оставленная веткой дерева, ярко алела на пальце, словно в доказательство того, что все по-настоящему.
– Людские воспоминания хранятся разными способами. Прочитанные книги остаются в том же виде, а воспоминания отпечатываются в новых. Они могут превращаться в слова или картинки. Так как дети не умеют читать, воспоминания из детства обычно становятся рисунками. Хотя и взрослые, конечно же, могут быть записаны подобным образом. В жизни человека временами происходят настолько яркие, впечатляющие моменты, что в языке не хватает слов описать их, ведь они абстрактны, как кроки[6]… Столь четкие воспоминания запечатлеваются в виде иллюстраций.
– И вы хотите, чтобы я поверила?
– А разве вы уже не верите? Полагаю, вы даже надеялись, что произойдет что-то невероятное. Что-то вроде чуда…
– …
– Вот об этом я и говорю.
В ее голосе слышалась странная завораживающая сила. Будучи писательницей, постоянно создавая разные миры, я, конечно, не раз представляла что-то необычное. Например, как по чистой случайности получу шанс вернуться в прошлое с нынешней памятью и прожить жизнь заново, или встречу умершего человека, или отправлюсь в путешествие по раю или аду. Однако книжный магазин, где воспоминания напечатаны в книгах? Каким образом это может мне помочь?
– Как знать. Может, вместо того чтобы с ходу судить об этом месте, стоит начать с причины?
– …Причины?
– Да. Причины, почему этот магазин явился перед вами, – произнесла женщина, будто прочитав мои мысли. Поставив чашку с кофе на стол, она удобно откинулась на спинку дивана и продолжила беседу:
– На улице сильный дождь, верно?
Все еще не избавившись от чувства тревоги, я промолчала и на этот раз. Лучик солнца скользнул по тыльной стороне моей ладони. Тепло, проникающее сквозь стекло, легко танцевало вокруг. Незнакомка посмотрела в окно, где погода совершенно не вязалась с ее словами, и слегка улыбнулась. Желтое полуденное солнце, словно услышав следующий вопрос, тут же перестало обнимать меня теплыми лучами.
– Вы думали о том, что хотите умереть?
– …Что?
– Представляли, как прыгаете под несущуюся на вас машину? Воображали, как прыгаете с высокой крыши или проглотите целую горсть снотворного и больше никогда не…
– Не смейте говорить об этом так легко! Да что вы вообще обо мне знаете?! – резко прервала ее я.
Слушать слова женщины было пыткой. Причудливая коварная маска слетела, и передо мной возникло голое, ничем не прикрытое чувство стыда. Я с трудом сжала дрожащие руки в кулаки и подскочила с дивана. Она всколыхнула во мне все тщательно спрятанные эмоции.
– Вы правы. Вам, Чживон, об этом известно намного лучше, чем мне. Ведь под всеми чувствами у вас прячется одна мысль: «Хочу умереть».
… Нет, неправда. Мне просто грустно. Я просто не могла оправиться от утраты и искала способ прийти в себя. Хотеть умереть – это все равно что предать маму.
– А мне кажется, это самообман.
Проницательный взгляд скользнул по мне сверху вниз, и от него некуда было скрыться. Самообман. Это слово вылило огромный ушат ледяной воды на закипающий внутри гнев, и сердце камнем упало вниз. Оставалось лишь признать. Признать, что она вытащила на свет правду, которую я усердно прятала от всех, включая саму себя.
– Ну и что? Что с того?
Я резко задержала дыхание и попыталась усмирить гнев. Перед ней моя пылающая ярость превращалась в жалкую кучку золы. Хозяйка снова поставила чашку на стол и осведомилась со все той же невозмутимой интонацией:
– А желание жить у вас есть?
– Можете объяснить проще, чтобы я поняла? Да и кто вы такая? Жнец смерти или вроде того?
– Ха-ха. Если бы я была жнецом смерти, не спрашивала бы у вас про желание жить, – весело прищурилась женщина, и на щеках снова заиграли ямочки.
Расслабленная поза и поддразнивающий хитрый взгляд были мне совсем не по душе. С трудом убаюканная волна гнева мгновенно проснулась и вырвалась наружу, словно цунами.
– Тогда что вы хотите сказать? И кто вы вообще, черт возьми?!
– С одной стороны, мы чем-то схожи со жнецом смерти, а с другой – совершенно разные. Жнец смерти указывает дорогу умершим, а я протягиваю руку тем, кто еще жив.
Протягиваю руку тем, кто еще жив.
Я медленно повторила про себя каждое слово. Они были скользкими, хотя и любезными, а еще очень жестокими. Я собрала разбитые на маленькие осколки слова, покрутила их на кончике языка и проглотила. Так вот что все это значит. Я еще жива, но, возможно, скоро умру.
– Фууух…
Взволнованное сердце понемногу успокаивалось. Я приложила ладони к сухим щекам и сделала глубокий вдох. Неважно, реальность это или я сошла с ума и вижу галлюцинации, реагировать чересчур эмоционально смысла нет. От чрезмерности силы расходуются впустую. Если мне все равно нечего терять, может, стоит послушать, что еще она скажет? На этой мысли я неосознанно перевела взгляд на бейдж.
– Менеджер… верно?
– Можете называть меня как вам удобно, – ответила она, скользнув взглядом по своему бейджу и усаживаясь прямо. Я с готовностью продолжила расспросы:
– Так, значит, вы имеете в виду, что я могу скоро умереть?
– Вы так поняли мои слова?
– Но вы ведь сказали, что я «еще жива».
– Хм…
Женщина слегка пожала плечами, словно показывая, что поняла я неправильно. Я поднесла к губам чашку с кофе, к которому до сих пор так и не притронулась. Горячая, хотя прошло столько времени, жидкость наполнила рот.
– Это не мне решать.
– …
– Ведь вы, Чживон, сами думали о желании умереть.
– …
– Поэтому дверь моего магазина и появилась перед вами.
Не найдясь с ответом, я сделала еще глоток. Впервые кто-то заметил, как ослабла моя воля к жизни.
– Могу теперь я задать вам вопрос?
– …
– Думаете, после смерти все закончится? – спросила она, заметив мою растерянность.
Я поставила чашку и встретилась с ее внимательным взглядом, словно видящим меня насквозь. Лицо хозяйки книжного ничего не выражало, но почему-то хотелось выложить все без остатка. Ее нечеловеческая сущность заставляла меня говорить честнее.
– Ну это во всяком случае лучше, чем быть живой.
– Почему вы так думаете?
– Потому что жить больнее.
– И почему жить больнее?
– …Мне кажется, вы знаете ответ.
– И все же хотелось бы услышать его от вас. Я хочу поговорить с вами по душам, Чживон.
Взгляд женщины казался мягким и теплым, как закат. Уголки алых губ слегка приподняты вверх. Эта улыбка проникала в самую глубину сердца. Слова, которые я так долго хоронила внутри и прятала от других за насильно натянутой улыбкой, подступили к самому горлу.
– Из-за чувства вины.
– Чувства вины?
– Несколько лет назад умерла мама. Она болела так долго и тяжело, что я просто… при одной мысли о маме чувствую себя такой виноватой, что не могу дышать.
– Но ведь ваша мама умерла не из-за вас?
– …И все же в ее смерти есть частичка моей вины. Я была слишком равнодушна к ее болезни и оставила ее одну. Наверное, за это я теперь и получаю наказание. Я совсем не помню, как мама выглядела, когда была здорова.
Я никогда не плакала на глазах у других людей. Не плакала, когда умерла мама, не плакала во время похорон, не проронила ни слезинки, даже когда в последний раз провожала маму. В крематорий. Но сейчас почему-то не сумела сдержать слез. Кончик носа защипало, веки набухли, словно тучи перед дождем. Перед глазами все расплывалось. Я изо всех сил зажмурилась, чтобы не расплакаться.
– Вы жалеете о том, как жили до сих пор? – достиг ушей мягкий голос, нежно поглаживающий меня по плечам.
Слова застревали в горле, я умудрилась только слегка кивнуть, низко опустив голову. Женщина молча понаблюдала за мной некоторое время, а потом легко поднялась с дивана. Я не отрывала взгляда от пола, однако чувствовала ее движения. Она подошла к книжной полке на другой стороне гостиной и вернулась с какой-то вещью. Я резко подняла голову, заставив слететь с кончиков ресниц застывшие слезинки. Со стола рядом с кофейной чашкой на меня смотрела прямоугольная длинная коробка.
– Если бы вы могли повернуть время вспять и вернуться в прошлое, в каком моменте вы бы хотели оказаться?
– О чем вы…
– Вот, это ваше время, Чживон.
Хозяйка книжного достала из коробки песочные часы высотой примерно в две пяди. Вот только они без песка. В прозрачной стеклянной бутылочке были заключены море и небо. Узкая часть посередине – горизонт, из-за чего пейзаж внутри казался невероятно красивым, будто смотришь на него с высокого обрыва. В мире внутри не ощущалось времени. Невозможно было понять, ночь там сейчас или день, ясная погода или пасмурная, спокойное море или бушует.
Я молча смотрела на часы, которые женщина осторожно, почти с благоговением опустила на стол. Верхняя и нижняя часть, а также столбики вокруг сверкали золотистым сиянием.
– Я называю их «часами жизни».
– Часы жизни?
– Здесь хранятся все дни, которые вы прожили до сих пор, и те, что предстоит прожить. Сейчас вы смотрите только на прекрасный пейзаж, но мне видна иная картина. В вашем мире, Чживон, на небе сгустились темные тучи, сверкают молнии и жутко гремит гром. Возможно, скоро пойдет дождь. Если прольется сильный ливень, и вода выйдет из берегов, исчезнет линия горизонта, и в таком случае…
– …
– Вы умрете, Чживон.
– …
– Хотя пока ее уровень не так высок.
Ладонь женщины с выступающими голубыми венами поглаживала левую сторону часов. При каждом движении пальцев сквозь тонкую белую кожу четко проступали косточки на фалангах. Так и не сумев понять, что она имеет в виду, я снова выбрала молчание вместо ответа. Не обращая внимания на мою реакцию, женщина спокойно продолжила:
– Если бы вы могли прожить время в прошлом взамен будущего…
– …
– Какой выбор вы бы сделали, Чживон?
В это мгновение в ее глазах, как по волшебству, сверкнула молния над бушующим морем.
Повисла тишина. Лишь теперь я осознала: в этом месте не существовало ни одной вещи, напоминающей о времени. На левом запястье хозяйки висел только серебряный браслет-цепочка – часов же нигде не было видно.
Я безучастно уставилась на стоящую передо мной стеклянную бутылочку. Это единственная вещь здесь, которую можно было назвать «часами». Однако и в ней не ощущалось течения времени. Неужели мощный ураган и пепельные тучи, которые отображались недавно в глазах женщины, – лишь галлюцинация, вызванная отчаянием? Я покачала головой, пытаясь стряхнуть наваждение:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Именно то, что я сказала. Вы можете поменять будущее время на время в прошлом.
Выражение ее лица вдруг стало чрезвычайно серьезным. Голос подчинял себе, и я невольно затаила дыхание. Слова словно опутывали меня тугой веревкой, не собираясь выпускать на свободу. Без всяких доказательств, на одном лишь основании, что книги на полке у входа напомнили о моем детстве, эта женщина продолжала завлекать меня в свой лабиринт. Но проблема в том, что мне очень хотелось принять их за правду. Хозяйка магазина воспользовалась моей неосторожностью, нашла крохотную брешь в моем сердце и нагло ворвалась внутрь.
– Это сделка на крайне простых условиях. Я могу дать вам три шанса вернуться в прошлое, а вы, Чживон, можете воспользоваться ими и провести там три часа с того момента, в котором захотите оказаться. А в качестве платы заберу время вашей дальнейшей жизни.
– Значит, вы заберете остаток моей жизни за то, что позволите вернуться в прошлое?
– Строго говоря, не весь остаток. Хотя возможно и такое. Чем дальше в прошлое захотите отправиться, тем больше времени из будущего придется забрать.
Возможность вернуться в прошлое взамен на остаток жизни… Попасть в прошлое. Фантазия, которая хотя бы раз в жизни посещала каждого, на моих глазах превращалась в реальность. Я не знала, правду ли она говорит или лжет, но незнакомка точно не пыталась уговорить меня. Будь это обман, ей нужно было бы лучше заманивать меня, обещая золотые горы. Ведь любая сделка, как правило, требует согласия обеих сторон.
Воспользовавшись повисшей тишиной, я стремительно прокрутила в голове всю свою жизнь до этого момента. А затем как можно осторожнее начала подбирать слова. Не обращая внимания на мои бесконечные сомнения, женщина невозмутимо сидела в ожидании ответа.
– …Что может измениться, если я вернусь в прошлое?
– Намного больше, чем думаете.
– Я могу спасти того, кто уже умер?
– Это зависит от выбора, который вы сделаете.
От расплывчатого, но всеобъемлющего ответа у меня пересохло во рту. Если все зависит от моего выбора, значит, спасти умершего человека все-таки возможно. Я поднесла чашку кофе ко рту и смочила пересохшие губы. Все еще теплая жидкость скользнула вниз по пищеводу.
– Это же очень несправедливая сделка? Человек не может увидеть, сколько времени осталось на его часах жизни, и даже если получится вернуться в прошлое, нет способа узнать точную дату и время, куда именно я хочу попасть. Никто ведь не способен помнить все, что пережил с точностью до дня.
– Именно для этого и существует книжный магазин, – ответила она, медленно поднимаясь с дивана и проходя мимо меня. Стук идеально чистых белых кроссовок по деревянному полу явственно донесся до моих ушей. Я повернулась вполоборота, чтобы посмотреть ей вслед. Женщина подошла к огромному книжному шкафу, вынула из середины книгу и подала мне. На сине-зеленом корешке была высечена дата: шестое февраля 2023 года.
Шестое февраля 2023 года. Шестое февраля…
Я неосознанно сжала книгу сильнее. Я уже видела ее на полке у входа в магазин, ровно за мгновение до того, как появилась его хозяйка. Та книга, которая, в отличие от других, выглядела как новенькая. Не решаясь открыть ее, я молча наблюдала за женщиной, стоявшей на другом конце гостиной. Словно прочитав мои мысли, она медленно кивнула.
В последнее время я никак не могу заснуть. Нужно пойти в больницу. Водить машину тяжело, потому что глаза все время закрываются. Я еще ничего не сделала, а на часах уже одиннадцать утра. Ведь нужно успеть в больницу до обеда. Я сама решила, что хочу заниматься именно писательством, но теперь уже ни в чем не уверена.
Пробежав глазами по первому предложению на раскрытой странице, я на мгновение перестала дышать. С каждой размытой буквой, выведенной серыми чернилами, холодок в затылке становился сильнее. Тут были воспоминания того самого дня три недели назад.
Я продолжаю прокручивать в голове слова врача о том, что мой период скорби слишком затянулся, и невольно становится смешно. Будто результат научного исследования, что любовь живет только три года. Да кто ему вообще дал право присваивать срок годности чужим эмоциям? Чувствую себя беспомощной от того, что у меня не хватило сил даже разозлиться на эту реплику.
– Здесь есть все, что вам нужно. В этом магазине хранятся абсолютно все ваши воспоминания, не записанных попросту не существует.
Женщина была права. Даже проверить, истинны ли эти воспоминания, невозможно. Все эти слова существовали только в моих мыслях, в моем сердце. Я захлопнула обложку и обратилась к ней:
– Почему вы забираете остаток жизни человека в качестве платы? Разве вы не говорили, что протягиваете руку живым?
Хозяйка книжного полусидела на письменном столе.
– Это мой способ протягивать руку. Мне приходится иметь дело не с мертвыми, а с живыми людьми. И к тому же, разве вы не решили умереть? Это неплохая сделка для вас, Чживон. Ведь если вы «еще» живы, поскольку не хватает смелости расстаться с жизнью собственными руками, будет удобно, если кто-то другой поможет вам приблизить смерть.
В закрытом помещении откуда-то повеяло холодком. По всему телу пробежали мурашки. Эта женщина с самого начала читала все мои мысли. Я поняла, что проиграла, когда услышала замечание про «не хватает смелости расстаться с жизнью собственными руками». Возможно, она и была самой «смертью», которая наконец нашла меня.
Я не могла заставить себя открыть рот. Казалось, любое слово, которое сорвется сейчас с моего языка, может превратиться в сверкающий острый клинок и вонзиться в мое тело. В конце концов, я стояла на границе между жизнью и смертью.
– Каждый раз, когда уровень воды в ваших часах жизни будет меняться, вы сможете это видеть.
– Что? Как…
– Это значит, если сможете что-то изменить, я верну вам ваше время.
– Вернете время, которое сами же и отняли? Вы издеваетесь? Существо, которое предлагает приблизить смерть тому, кто не решается покончить с жизнью своими руками, вдруг возвращает мне время? Это даже не смешно!
Не в силах сдерживаться, я возмущенно подскочила с дивана. Бешено колотящееся сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Я пробуравила женщину взглядом. На ее лице застыло все то же вежливое безразличие. Она медленно приблизилась ко мне, и я увидела, что в глазах снова бушует ураган. Словно в доказательство того, что раньше мне не померещилось.
– Вы будете мне благодарны.
– …
– Потому что, если что-то изменится, вы обязательно, непременно захотите жить.