Книга о путешествии писца Наара - читать онлайн

– Мы ни в коем случае не можем отдать Его Величеству Провинции народа Империи. Где гарантия, что он их вернёт? – потрясая руками перед собеседником, говорил один из членов Синклита, в роскошной тунике с рукавами, сшитой из парчи, с изображениями животных и звёзд. Дополнял наряд зелёный плащ-мантия, как у всех членов Синклита.

– Нет, мы обязаны это сделать. У нас нет выбора. – Отвечал ему сосед по скамье в льняных штанах, мягких кожаных башмаках с золотыми бляхами и шелковой рубахе зелёного цвета с зелёным плащом-мантией, заколотым золотой фибулой в форме буквы «Дум» – первой в слове "Динаш", что на языке глоттар значило "Синклит".

– Во имя Сефера! Разгром одного или двух имперских легионов событие невероятное, но не катастрофа. Пошлём ещё несколько. Мы можем себе это позволить. У нас десятки легионов! – Кричали с соседней скамьи.

– Чего вы собрались ждать? Пока номады будут на улицах Галлиара? В крайнем случае, мы можем отдать только западные провинции народа Империи, те, которые в ближайшее время могут подвергнуться нападению. – кричал четвертый и к этой идее стали прислушиваться. После недолгой переклички между северной и южной частями Синклита, все замолчали, и встал самый пожилой член Синклита Хоргод, из рода Рагдов, сын Даррага:

– Мы услышали твой голос, государь. Не все среди нас согласны, что над Империей нависла угроза, ранее не виданная. Но многих ты убедил. Мнения наши разделились. После споров, которым ты был свидетель, мы решили следующее: отдать твоим наместникам все Провинции народа Империи мы не считаем необходимым, но те из них, которые находятся на западных территориях Империи Синклит готов отдать тебе под управление. – Произнеся это, Хоргод поклонился императору, затем Синклиту и остался стоять, ожидая ответа. Владар ответил не сразу. Он смотрел куда-то в даль перед собой, в какую-то невидимую точку под большими дверями в зал Синклита. Он обдумывал решение. Затем правитель посмотрел на Хоргода, обвёл взглядом остальных членов Синклита и тихо, но с каким-то железом в голосе произнёс:

– Уважаемый зераклит Хоргод из рода Рагдов, уважаемые члены Синклита. Я принимаю ваше предложение. Надеюсь, мы сейчас сможем решить, в какие именно Провинции народа Империи на Западе я пошлю своих наместников. Благо, что таких Провинций на западных территориях не много. Но у меня в таком случае будет к вам ещё одна просьба. – Тут некоторые члены Синклита начали вертеть головами и переглядываться: «Неужели ему мало?». – Прошу вас определить ту черту, границу, количество провинций Империи, после захвата которых номадами вы согласитесь дать мне полную власть в государстве для защиты этого государства и вас всех, в числе людей, его населяющих? – среди зераклитов, вновь поднялся шум, вновь последовало непродолжительное, но бурное обсуждение, после которого вновь встал седовласый Хоргод.

– Мы, как я сказал раньше, готовы отдать под твою власть через твоих наместников западные провинции народа Империи Сариатскую и Наппарскую. В иные Провинции народа ты можешь послать своих наместников и, не имея нашего согласия, но мы не можем быть уверены, что они там будут радушно приняты. Хоть это и не исключено. – Фактически это был вызов императору со стороны Синклита, в определённой мере даже угроза гражданской войны, совсем ненужной и в мирное время, а при наличии сильного внешнего врага тем более. И император, с проклятиями, но согласился. В Наппар и Сариат в тотже день были направлены постановления Синклита. Их отправили вместе с представителями этих провинций, которые всегда находились в Галлиаре и иногда их приглашали к Императору или в Верховный Синклит для обсуждения государственных дел, касающихся их провинций. Пергамент, на котором было записано постановление Синклита, с подписью императора и печатью, был освящен тремя прокоэнами, которые засвидетельствовали, что письмо запечатлело волю Сефера, явленную через людей и увековеченную в письменных знаках. В Сариате и в Наппаре должны были лишь подчиниться. Император первым покинул зал Синклита и отправился в свои покои, где его уже ждали гибор Гизлем Младший и другие военачальники Империи. Они собрались в небольшой комнате с мозаичным полом, где были изображены сцены охоты на кабанов, львов, битвы с жуками бахгу. В ней было много зеркал для усиления света светильников. На столе, посередине комнаты находилась карта Империи и прилегающих к ней земель. Это было небольшое чудо, появившееся, как и многие другие чудеса, благодаря человеческому мастерству и упорному труду. На ней были маленькие горы, реки, леса, озера, пустыни. Всё было небольшим, но очень реалистичным, будто живым, настоящим.

– Зераклиты… – ухмыльнулся император, войдя в комнату. – Они скорее врагу отдадут Провинции народа, чем своему императору. Сначала дождутся, когда их города, поля и имения сожгут номады, а потом будут шептаться, что от государя нет толка и так далее. Синклит – это курятник или овчарня, но никак не собрание государственных мужей.

– Ваше Величество, таково их племя. Степень их недовольства зависит от силы той беды, которую они на себя, и на страну, по попущению Великого Сефера, навели. – Ответил от имени всех Гизлем Младший.

– Сборище ослов и баранов, хотя у многих зераклитов действительно великие предки. – Владар улыбнулся. – Ладно, хватит о них. Есть ли какие-то новые сведения о продвижении и действиях кочевников? Мы хотя бы знаем, сколько их? Приблизительная численность и сколько ещё могут вторгнуться в Империю? С момента нашего предыдущего совещания прошли пару часов, но, по его итогам, я уже успел провести заседание Верховного Синклита империи. А как вы провели это время? – Владар обвёл взглядом присутствующих.

– Ваше Величество, мы не покидали этой комнаты, разрабатывали план защиты Империи. Парсонтар нам спасти не удастся. Наиболее оптимальный вариант – встретить врага у Тарина. Они не смогут обойти этот город, и нам хватит времени собрать там легионы соседних провинций, Сариатской и Наппарской. То есть восьмой легион Наппара «Сокрушающий» и третий легион Сариата «Бессмертный». В случае если враг замешкается, смогут подойти, успеют подойти ещё три легиона.

– Я тоже обдумывал этот вариант, пока уважаемые зераклиты, члены Верховного Синклита Империи, выясняли, кто из них больший горлопан. Мы можем превратить Тарин в рубеж обороны, который кочевникам не преодолеть, не имея достаточного речного флота. Номады никогда не имели дела с водой. И пускай Нахавэ, река дающая жизнь, станет могилой для наших врагов. Собирайтесь, мы едем в Тарин. – на этом военный Синклит закончился и через несколько часов император с гибором и прочими военачальниками уже шли маршем в сторону Тарина. Туда же походными колоннами двигались отряды Императорской армии.

Тарин был древним городом, как и почти все города на реке Нахаве. Если Парсонтар стоял в истоках Нахавэ и иногда назывался Городом-хранителем реки, то Тарин называли Воротами реки, потому что он в прямом смысле был воротами на речные пути Империи. Город стоял на обоих берегах реки, её ширина в этом месте была около полутора километров. Нахавэ была перегорожена огромной толстой стеной, шириной в двенадцать метров и высотой в тридцать. В стене было трое ворот, одни из них главные, стоявшие посередине течения реки. Они всегда были открыты и через них корабли проходили дальше, вниз по течению реки. Их называли "Врата тысячи дорог", потому что речные пути далее вели во все концы государства. Были ещё двое ворот меньшего размера, их называли Правые и Левые врата, относительно Врат тысячи дорог. Их открывали, если в Нахаве увеличивалось количество воды, чтобы уменьшить давление реки на стену. Это было особенно важно, так как в этих местах из-за тёплых подземных источников, река никогда не замерзала, даже если зимой случались сильные затяжные холода. Главная стена, с тремя воротами, назывались Северной. Южная стена служила выходом из внутренней, речной части города. Здесь было всего двенадцать врат, двое из которых были основными. Они были шире, чем даже Врата тысячи дорог. На воде, ближе к берегам, было много деревянных построек на сваях, было даже несколько каменных построек на больших каменных платформах.

Город был богат, он имел право взымать речную пошлину, налог за право дальнейшего следования по реке. Это было уникальное право, которым обладал только Тарин, из всех городов на Нахаве. С суши город тоже был укреплён стенами, а то, что кочевники были плохими моряками, никогда не имевшими дело с водой давало надежду, что в случае осады город можно будет снабжать по реке. Даже появись у кочевников корабли, никто не будет уверен, что они смогут с ними правильно обращаться. Умей номады плавать, они переправились бы на другой берег Нахавэ и оттуда продолжили бы захват Империи. Это позволило бы им быстрее достичь столицы государства. Но Владар и его советники правильно предположили, что кочевники, привыкшие передвигаться по суше, предпочтут сухопутный путь и отправятся к Тарину, перед этим захватив Оринт и Парсонтар и уничтожив бессчётное количество меньших городов и деревень.

Глава 9. Ялган из Маязима

В пяти километрах от Галлиара, в загородном поместье одного из зераклитов, а именно Ялгана Маязимского, в тот же день когда Верховный Синклит Империи отдал несколько своих провинций Императору, проходил ужин. Ужинали здесь часто. Ялган Маязимский был хлебосольным хозяином, знал толк в еде, винах, музыке. У него часто бывали богатые купцы, видные аристократы, гости из сопредельных государств. Вот и в этот вечер за одним столом с ним возлежали два богатейших человека Империи, купцы Кемеш с Белого Побережья и Аран из Наппара. Кемеш получил от императора право на ловлю рыбы в Восточном море и со временем, превратил это право в монополию, фактически. Аран контролировал половину добычи золота и серебра, драгоценных камней в Империи. Их состояния были фантастических размеров. Кроме них также присутствовал посол Союза Свободных Городов в императорской столице Галиаре, почтеннейший господин Наилэр. Союз Свободных городов был мощным торговым объединением. Большую часть своего существования города будущего Союза воевали между собой. Так что Союз Свободных городов существовал всего около сотни лет. И даже, когда Союз уже был создан, города иногда воевали друг с другом. В последние годы особенно выделился, возвысился один из них, Антар. В нём находился Совет Союза и, самое главное для любого торгового объединения – союзная казна. Основная часть ужина, прошла и гости теперь угощались вином и фруктами.

– Да, с того момента, как оно завершилось, сегодняшнее заседание Верховного Синклита не идёт у меня из головы. Прошу простить, что затрагиваю столь неприятную тему в столь приятном обществе после столь чудесного ужина. – Ялган отставил в сторону бокал с вином и остановил взгляд на блюде с сыром и орехами.

– Я слышал, император, прикрываясь угрозой о вторжении каких-то кочевников, просил отдать ему все Провинции народа Империи? Многие поверили в то, что номады, более сотни лет, мирно живущие у наших границ, вдруг решили напасть на Империю? – Аран из Наппара взял в левую руку полный бокал вина, а правой, большой палец и мизинец которой были украшены перстнями, положил в рот крупную виноградину.

– Я бы не был так легкомыслен – вступил в разговор Кемеш, не отвлекаясь от чистки мандарина. – Вести с Западных земель, правда, не очень обнадёживают. Из того, что я слышал сегодня, получается, что Оринтская провинция в руках у номадов, они несут разрушение и смерть. Якобы Парсонтар уже в осаде. И, самое главное, не ясна причина нападения. И где они остановятся – тоже не ясно. И два наших легиона, как говорят – разбиты, едва не истреблены. Даже комиты убиты. Такого давно не было.

– Мне кажется, что его Величество попробует использовать эту ситуацию себе во благо. В том духе, что сейчас военное время, «я должен нести всё бремя ответственности», и превратит Верховный Синклит в сборище послушных шутов при себе. Одной рукой будет кормить, а другой бить. Во всех провинциях посадит своих наместников, и мы будем полностью от него зависеть. Мы, люди, которые строим и кормим Империю, не будем играть в её жизни никакой роли. – распалялся Ялган.

– Мне кажется, проблема вами надумана, почтенный зераклит Ялган. Император действительно имеет огромный авторитет, но заслуженно и по государственной мудрости и по упорству, трудолюбию. Я даже нахожу полезным то, что Верховный Синклит столь ему послушен. Будь это другой император, я бы и согласился с Вами, Ялган. Но здесь – нет, извините. – В ответ Ялган молчал. Через минуту, как бы в сторону, будто обращался к невидимому собеседнику, сказал: «Может ты и прав». Дальше разговор шел о самых разных вещах, о торговле с Союзом Свободных городов, о новых поместьях, о женщинах и винах, о лошадях и об оружии. Вскоре Кемеш и Аран ушли, сославшись на дела, оставили Наилэра наедине с Ялганом. Напитки и закуски унесли, мужчины просто беседовали, будто ни о чём, как вдруг Наилэр вернулся к теме отношений Верховного Синклита и императора.

– Не знал, что в Синклите бытуют такие настроения и переживания. Выскажу своё скромное мнение, что нынешний император, действительно, фигура масштабная, однако же лично мне милее такая система управления государством, когда аристократы и состоятельная часть общества сами решают, как им жить и ни от кого не зависят. Только, заклинаю Вас, не услышьте ничего предосудительного в моих словах! – грузный Наилэр развёл руками в стороны. Он был немного выше среднего роста, очень полный, с тремя подбородками. Свободная одежда, которую он носил, позволяла ему выглядеть просто большим, а не толстым. В должности посланника он находился уже пять лет, был вхож в дома многих знатных семейств Империи, принят при дворе. По негласному приказу Владара, за ним было установлено наблюдение, даже более тщательное, чем за послами других государств, находившихся в столице. Такое внимание диктовалось недюжинными усилиями Наилэра, направленными на продвижение интересов Союза свободных городов в Империи. Были сведения, что люди Наилэра прибегали в этих целях к подкупу нужных лиц, угрозам, шантажу. В итоге, ему даже было сделано предупреждение, и почтенный посол был вынужден поубавить свой пыл. Из Империи его не выслали благодаря многочисленным покровителям среди знати, которых Наилэр сумел заполучить в друзья и поощрять их действовать в своих интересах.

– Что Вы! Ничего предосудительного в Ваших словах я не нашел. Мне тоже куда больше нравится государственный строй Союза Свободных городов, когда те, кто содержат государство, решают, как оно должно жить. Но в Империи слишком много рабов, им свобода не нужна. И я не знаю, как это изменить. – Ялган говорил эмоционально, было видно, что он искренне верит в те слова, что выходят из его уст.

– Нужно пытаться, объяснять людям эти важные вещи. В любом деле главное – упорство. – Осторожно, будто боясь оступиться, сказал Наилэр, с улыбкой глядя на Ялгана.

– Ведь пытались! Но кроме крови из этого ничего не получилось. Было несколько войн Синклита с императорами. Однажды это едва не закончилось упразднением Синклита как одного из государственных органов Империи. Совсем нет уверенности, что если вновь поднять Синклит против императора, то не получится новой междоусобной войны внутри Империи, которая окончится ничем или же, учитывая силу нынешнего императора, сокрушительным поражением сторонников Синклит и окончательным его уничтожением. – Ялган Маязимский увлекался всё сильнее, начал жестикулировать руками.

– Может, в прошлом были допущены ошибки, которые теперь следует учесть? Если я верно помню Вашу историю, то противостояние императора и Синклита всегда проходило без присутствия или участия внешних врагов. Теперь Империя столкнулась с кочевниками. Их, похоже, одолеть будет трудно. Что бы там не говорили патриоты вашего Отечества, но впервые за многие годы Империя столкнулась с реальной военной угрозой. Это ясно уже сейчас. Оринтская провинция утрачена, Парсонтар, я слышал, в осаде и положение его ухудшается. Все твердят, что враг несёт смерть и разрушения, войска номадов пока остановить не удаётся. Если армия Империи, которую воспринимают как армию императора не сможет защитить государство, Синклит будет в праве ставить вопрос об отстранении императора от власти из-за его неспособности спасти страну, которую ему вверил Сефер.

– Наилэр, сладко Вы говорите. Но что потом делать с кочевниками, если, превыше всяких ожиданий, удастся установить власть Верховного Синклита Империи. – Ялган намеренно решил не говорить о свержении императора, ведь, по сути, разговор их был об этом. – Или, если к Владару будет милостив Сефер, и ему удастся разбить номадов? Тогда война лишь укрепит его позиции. А народ этого императора и так любит, без военных побед.

– С любым противником можно договориться и кочевники не исключение. Нужно только хорошо понять, о чём именно с ними договариваться. В крайнем случае, Союз Свободных городов может выступить посредником на переговорах между Империей и кочевниками, когда это понадобится. Лишь бы воцарились мир и справедливость. Если император начнёт побеждать врага, то нужно будет предложить его военачальникам больше, чем им может предложить Владар. А лучше предложить им что-то такое, чего им император в принципе дать не может. Например, земли, в личное неотторжимое наследственное пользование.

– Но это и так есть! Император раздаёт их довольно щедро.

– Надо больше! Тем более, что военную аристократию, преданную императору, будет необходимо нейтрализовать в любом случае. Надеюсь, я не очень смутил Вас своими разговорами? Не подумайте, что я веду речь о заговоре. Это просто мои размышления о возможном дальнейшем развитии Империи, сугубо во благо всех людей, её населяющих.

– Да, благо Империи и её народа всегда будет предметом первейшей заботы с моей стороны. Уверен, многие посчитают меня безумцем, но я верю в свою правоту. История нас рассудит. Я предлагаю обдумывать то, о чём мы с Вами сейчас говорили и, через некоторое время, встретиться ещё раз. Надеюсь, я могу рассчитывать на Вашу поддержку, господин Наилэр, и в дальнейшем? – теперь Ялган говорил совершенно без эмоций, его лицо выражало максимальную собранность и решительность, а взгляд пронзал собеседника насквозь.

– Безусловно. Вам гарантировано любое содействие с моей стороны. Это честь, помогать столь искреннему человеку в его трудах для процветания Вашей великой страны. – так же серьёзно ответил Наилэр. Первый из них решился совершить переворот, второй согласился ему в этом помогать.

Глава 10. Раэль и Малак

На глазах Хунхара его воины штурмовали Парсонтар. Король чувствовал, как с каждым взятым имперским городом его власть становится сильнее, а вожди тех племён, что некогда дерзали с ним спорить, теперь благоговеют пред ним и заискивают, в надежде услышать, что Великий Хунхар, так он себя теперь называл, согласен взять их под своё покровительство. Каган часто вспоминал тот день, когда он познакомился с Раэлем, тем существом, или человеком, или демоном, который убил князя Хаире младшего после осады Таирасса. Именно эта встреча изменила жизнь короля номадов и всех его подданных.

Был светлый летний день, который Хунхар проводил за своим излюбленным занятием – охотой на львов. Охота была тем приятней, что проходила в местах, где король раньше никогда не бывал. Они поражали его своей красотой, обилием красок, их оттенков, запахов, причудливых теней. Дичи было множество. Король и его придворные гнали льва. Зверь был больше и быстрее, чем те, с которыми Хунхар сталкивался до той охоты. Повелитель кочевников выпустил в него несколько стрел, однако достигла цели только одна. Лев скрылся от преследования в пещере. Туда, за ним, спешившись, отправился король. Пройдя немного вглубь пещеры, он обнаружил там человека, по виду будто отшельника. В руке он держал стрелу Хунхара, ту самую, которой он попал в льва.

– Здравствуй, Хунхар. Подойди ко мне.

Правитель будто лишился воли, ноги сами шагали к незнакомцу. Руки, державшие меч, тоже не слушались. Когда король стал перед незнакомцем, тот положил ему на плечо ладонь своей правой руки.

– Хунхар, ты будешь служить мне, а через меня моему хозяину, Малаку. Ты станешь тем, чего так не хватает этому миру. Ты станешь злом, которое люди желают друг другу. Ты будешь исполнять их желания. Ты орудие, которое позволит войти Малаку в Арэц. Меня зовут Раэль. Теперь я твоё сердце и твой разум.

Хунхар хорошо запомнил эти слова. После них, он почувствовал себя сильнее и смелее, чем раньше. Он, король номадов, о чьей доблести и силе ходили легенды, ощутил в себе небывалую мощь. Даже конь его сталь быстрее и выносливее. Часто повелитель кочевников стал слышать голос Раэля, который диктовал ему как себя вести с тем или иным вождём, посланником другого кочевнического племени, какое решение принимать. И всегда голос был прав. Бывало так, что Раэль появлялся в образе человека, но Хунхар быстро понял, что видеть Раэля может только он, король, как и голос этого духа, как бы громко он не звучал, слышен был только Хунхару. Однажды повелитель номадов пытался ослушаться голоса, но в ту же ночь к нему в шатёр заползла змея, прямо в постель, свилась на груди проснувшегося властителя клубком и голос Раэля сказал, что не следует так поступать, иначе может очень быстро найтись другой вождь. Претендентов на его место гораздо больше, чем может показаться и смерть куда ближе, чем можно надеяться. Она ждёт. С того момента Хунхар всегда слушал голос. Ещё у него появилась жажда крови. Он начал делить людей на тех, чья жизнь чего-то стоит – это воины, кочевники, и на тех, чья жизнь не стоит ничего – это земледельцы, горожане, учёные, монахи. Но хуже всех – торгаши. Кочевники тоже торговали, но совсем мало.

Номады собрались в одну большую Орду и отправились на Восток, к землям Империи. Рядовые кочевники, видя своего короля, подражая ему, тоже изменились. Они стали жестче и кровожаднее. Убивали с удовольствием, соревновались в убийствах, пили человеческую кровь и ели внутренности поверженных врагов. Хунхар решил превратить всю известную ему землю, где жили, и где не жили люди, в своё царство. Сейчас, он наблюдал штурм Парсонтара и говорил с Раэлем.

– Раэль, скажи, что ты ищешь в каждом взятом городе? Я вижу, ты ищешь, но не говоришь мне что. Ты не объяснил, что тебе нужно было от князя Хайре. – Каган не видел рядом своего собеседника, но точно знал, что тот присутствует. Так было всегда, не важно где король находился, в своём шатре или скакал галопом по степи. Лишь когда это было необходимо самому духу, он мог становиться видимым и для других, как это было во время кончины младшего князя Хаире.

– Я ищу одну рукопись. Вернее, одну из двух.

– Именно поэтому ты требуешь приводить к тебе всех жрецов, библиотекарей, писцов, всех, как их называют в Империи, каттавов. Но ты их всех потом убиваешь. Они бесполезны?

– Да, они бесполезны. Вернее, они даже вредны. Ты орудие, через которое создаётся новый мир. А каттавы держатся за старый мир, ветхий. И даже среди них – не все. Они просто делают то, чему их научили, но они не осознают, к чему причастны. Когда-то все люди были причастны к великому, действительно великому и важному знанию, но теперь, к моему счастью и удовольствию, люди не верят в подлинность этого знания и даже не принимают его за сказку. Некоторые, конечно, считают его действенным, но в большинстве – нет. Для них это рассказы, над которыми можно посмеяться. Даже для хранителей этого знания – каттавов. Люди поклоняются Сеферу и смеются над тем, что им читают священники. У людей есть тексты, в этих текстах тайны жизни, но они не видят этих тайн. Они выбирают минутные наслаждения, вместо вечности. Кстати, вы, номады, называете Сефера Тернги, так?

– Да, наш главный бог – Тернги, но это не Сефер. Сефер – писец, а мы презираем писцов за их мнимую мудрость. Тернги не такой. Тернги воин. Он создал всё, что нас окружает, ударив в пустоту своим хлыстом. Он творец всего.

– Пускай так. Не важно, как ты его называешь, куда важнее, исполняешь ли ты то, к чему он призывает? – Хунхар не стал отвечать, сделав вид, будто не понял, что ему задан вопрос. Раэля, конечно, обмануть было нельзя. Но эта слабость кагана, невозможность признать то, что правила веры, заветы Тернги он исполнял далеко не всегда, а теперь, после встречи с Раэлем, вовсе о них забыл, эта слабость была приятна злому духу. Он даже не стал обличать лжеца, в которого вдруг превратился могущественный повелитель номадов. Дух продолжил. – Ничего, это свойственно людям, забывать заветы. Для удобства я буду называть Сефера или Тернги просто Творцом Арэца. Для твоего, Хунхар, удобства. Создатель сотворил мир без болезней и всякого зла. То был мир без страданий. Но люди, кто их может понять, начали желать друг другу зла. Я не могу сказать тебе, откуда они взяли это само понятие – «зло», но так случилось. Желали болезней и горя. И один из учеников Создателя, а четверых учеников Он создал ещё перед тем, как сотворить сам Арэц, но уже после великого лова и победы над змеем Арактом, чтобы передать ученикам часть своего знания, один из этих четверых, Малак, начал, в той пещере, где ты меня встретил, описывать те беды, которые люди хотели видеть друг у друга. Пока они не были описаны, они и не существовали. Малак дал людям то, что они сами хотели, он сделал для них доброе дело. Люди часто радуются, когда узнают, что у других людей беда, понимаешь? В мире начали появляться монстры, уродства, болезни. Писал Малак на стенах пещеры, больше было негде. Творец следил, чтобы в свитках и кодексах ученики не записывали ничего дурного, того, что могло навредить людям, пускай даже одни люди этого желали другим и страдали, потому что ничего плохого с их врагами или обидчиками не происходило.

– Постой, так Творец, всё же – писец? – Хунхар слушал с напряжением, ему было трудно представить, что Тернги мог быть писцом, сочинителем текстов.

– Да, но всё это происходило так давно, что если ты будешь верить в Тернги-воина, а не в Тернги-писца, то для тебя и твоего народа ничего не поменяется. Малак писал на стенах пещеры, потому что церы, восковые дощечки, и куски пергамента, на которых писали ученики, Сефер проверял, как учитель проверяет работу учеников. Малак же не хотел, чтобы Создатель знал, что один из его учеников пишет то, что люди сами хотят. Сефер отказывает людям в том, что они просят часто потому, что, то, что люди просят, может им навредить. Очень странное отношение к людям. Малак не такой. На самом деле, именно он любит людей. Записанные на стенах пещеры слова накапливали человеческую злость. Со временем, такой энергии, силы злости стало достаточно, чтобы те твари, которых Малак только описывал, придумывали же их сами люди, те твари рождались в пещере и шли в мир, несли ему то, чего люди желали. Твари завоёвывали мир, уничтожали добро, радость, смех. Из недр пещеры выходили такие чудовища и монстры, от одного вида которых у слабых людей рвалось сердце, иные просто сходили с ума. Однако, меня лично всегда заставляло улыбаться то, что все эти монстры самим людьми и были выдуманы. Эти чудовища стали выходить из пещеры день и ночь, постоянно. Тогда же появился я и стал верным слугой Малака. В то время люди вспомнили о Творце, о Том, Кого они знали и раньше, но к кому не обращались. Люди пытались защищаться, создавали армии, но они были всякий раз биты, когда встречались с воинами Малака. Он хотел, поработить Арэц и выступить против Создателя и его учеников, чтобы сделать мир таким, каким он сам хочет быть: злым, жестоким, без малейшего луча света. И знаешь что произошло? Люди вдруг начали каяться! Им несказанно повезло, что Создатель наивен до того, что верит, будто человек может исправиться. Ведь Сефер любит своё творение. Некоторые же из людей, наоборот, начинали служить моему хозяину, становились его солдатами. Творец оказал людям великую милость, он дал силу некоторым из них противостоять Малаку и его тёмному воинству. Семь праведных писцов собрались вместе и начали в священных рукописях описывать зло, которое Малак выпустил в мир. По мере того, как движения их каламов порождали буквы, записывали слова, твари попадали в текст, листы тетрадей, как в темницу.

– Постой, – прервал Хунхар рассказ Раэля. – То есть твари рождены были этими буквами, но буквы их же и сгубили?

– Да. – коротко ответил дух.

– Как же так получается? – недоумевал номад.

– Всё зависит от того, с какой целью автор или писец создаёт текст. Ведь можно написать текст с целью, чтобы люди следовали тому, что в нём написано, а можно написать текст, с тем, чтобы люди не делали то, что в нём написано или описано. Написанное слово может быть колыбелью, но может стать и могилой. Тетради, в которых писали, семь праведных писцов сшили в одну рукопись, она получила название «Рукопись Небытия», потому что записанное в ней не должно существовать. Праведники оставили в мире немного зла, но лишь для того, чтобы люди, видя его, помнили о любви и добре. Ведь что такое любовь известно потому, что известна ненависть. Они посчитали, что нельзя понять вкус сладкого, если не ел горького. Наивные праведники… Люди умножили то малое зло, что было оставлено после изгнания Малака из Арэца. Когда была составлена рукопись Малака, один из семи праведных писцов спрятал её где-то на просторах вашего мира, он не стал говорить где именно своим сподвижникам. Он написал Книгу пути, или рукопись пути, и в ней описал, рассказал, как найти рукопись Малака. Дело в том, что если зла в мире вновь станет много, слишком много, то твари и их хозяин, мой хозяин, освободятся. Листы книги станут чистыми. Однако, не обязательно ждать, когда люди вновь обернутся ко злу, а они к нему придут, человек всегда с большей охотой смотрит в сторону греха, чем доброго дела. Если поместить рукопись Малака в ту пещеру, где ты меня нашел, то сила, удерживающая тварей в рукописи, исчезнет. Они обретут свободу. Поэтому семь праведных писцов избрали из своего числа троих хранителей Рукописи Небытия. Их всегда было трое, это число неизменяемо. Один раз в полгода один из хранителей проверяет её, на месте ли она, не пропал ли текст. на тот случай, если по каким-то причинам все хранители погибнут и не успеют указать преемнику место, где лежит рукопись Небытия, была специально написана Рукопись пути. Но эту Рукопись может прочесть только Чтец, единственный человек, которому дано сделать это. Арэц должен родить чтеца, если это понадобится. Чтец сам не знает, кто он такой, но прочитать текст может только он. И манускрипт сам решает, когда ему открыться. И нам нужно найти этого чтеца. Рукопись, скорее всего, с ним. Но, если горя и зла в мире будет достаточно, то нам не понадобится Рукопись Малака. Хозяин и его воинство без неё смогут войти в Арэц, как это уже было тысячи лет назад.

– А ты, почему ты явился тогда в пещере? Как ты сбежал?

– Зло сплело ту верёвку, по которой я поднялся на верх из заточения. Люди сплели. Я вырвался из плена, когда у вдовы с восемью детьми ростовщики за долги отобрали полуразвалившийся дом, сухую корову, которая не давала молока и сдохла по дороге на рынок, где ростовщики хотели получить за неё хоть какие-то деньги и клочок земли, с которого она кое-как кормилась сама и кормила детей. Дети ей помогали, как могли, самому старшему ребёнку было девять лет, девочке. Они собирали какие-то объедки, работали на чужих людей. У них была тяжёлая жизнь. Бедная женщина умоляла оставить хоть что-то, жаловалась, что ей некуда идти. Но солдаты, что отнимали имущество, были неумолимы. Хотя они делали свою работу, у них же тоже семьи. Всё согласно закону. Согласно закону должна быть попрана справедливость. Женщина заплакала. Ростовщик мог ждать ещё несколько лет, ему просто скорее хотелось забрать то немногое, что было можно забрать у этой нищенки и заняться более важными делами. Слёзы этой несчастной упали на землю, затем заплакали её дети, их слёзы упали на землю и тогда пришёл я. Зла стало достаточно для меня одного. Я покарал ростовщика. Он сгнил изнутри живьём. Вдова, обиженная им, желала обидчику такой судьбы. Правда, родственники ростовщика решили, что несчастная вдова – ведьма, наславшая болезнь на обидчика и убили её, так что теперь дети остались сиротами. Но они тоже желают зла своим недругам. Я помогу им, когда смогу. Обязательно помогу. Я пришёл, чтобы подготовить приход хозяина, Малака. Для этого мне нужно найти чтеца, рукопись Пути и рукопись Небытия. – пока Раэль вёл свой рассказ, отряды номадов продолжали штурмовать Парсонтар. Без успеха. Хунхар молчал, глядя на штурм крепости.

– А что будет со мной после прихода Малака? Что будет с моими племенами?

– Я думал, ты догадался. Ни хозяину, ни мне не захочется постоянно находиться в вашем мире. Ты и твои воины и далее будете служить Малаку. Вы от его имени будете править этим миром. После победы количество тварей будет уменьшено, иначе они просто уничтожат Арэц, превратят его в пустыню, которая даже для твоих всадников не сможет стать домом. Зло питает нас и Арэц станет источником этого зла. Оно сделает моего хозяина сильнее Творца, он сможет одолеть его и отомстить за давнее унижение. – То есть, я непобедим?

– Нет, тебя ещё можно победить, но от тебя зависит, станешь ли ты единственным и могущественнейшим правителем человеческого рода в Арэце.

– Стану. – Каган увидел, как с одной из башен цитадели Парсонтара было сброшено городское знамя, ещё через пару минут знамя было сброшено со следующей башни, потом ещё с одной… Уличные бои продолжались до глубокой ночи. Защитники Дарующего реку города стяжали себе славу храбрецов, но город удержать так и не смогли.

Вечером, находясь в резиденции наместника Парсонтара, Хунхар спросил Раэля:

– А если ты не найдёшь рукописи?

– Тогда тебе придётся причинять больше боли, зла, страданий. В любом случае, хозяин придёт в этот мир.

– То есть, большой необходимости в Рукописи Небытия нет, и в Рукописи Пути? Мы и без неё можем помочь твоему господину прийти в этот мир?

– Ты прав только наполовину. Да, даже без рукописи Небытия он сможет прийти в мир, ты позаботишься об этом. Но, в любом случае рукопись Небытия нужно найти. Несколько тысяч лет она содержала в себе всё зло, которое люди желали друг другу. За это время она сама стала инструментом творения. Если в ней будет писать мой хозяин – он умножит свою силу. И так же, если в ней будет писать тот, кто решит остановить хозяина и вернуть его в заточение. Тогда хозяину может быть причинён большой вред. Сильнее рукописи Небытия только рукопись Творения, тот кодекс, в котором писал Сефер, создавая мир. Владеющий ею – владеет миром. Она тоже хранится на земле, она суть часть Арэца. Но, где она находится – не знает никто. Хозяин говорил, что Сефер Сам, если посчитает нужным, откроет, где она находится достойному. Но случится это, только если возникнет необходимость.

– А если хранитель или чтец уничтожат рукопись?

– Это невозможно. Она не горит, не тонет, её нельзя разорвать. И с текстом ничего сделать нельзя. Ни соскоблить, ни скрыть под слоем краски или чернил. Мне не известен способ, которым можно было бы уничтожить рукописи Малака и Пути. О рукописи Творения не знаю, но, думаю, история такая же.

– Если бы всё это рассказывал мне не ты, Раэль, и если бы я не знал, какой силой ты обладаешь, то я бы посчитал рассказчика за сумасшедшего и приказал повесить за трату моего времени. Но почему в Арэце так много разных историй о создании мира, борьбе богов, историй о демонах, злых и добрых духах?

– Хунхар, то, о чём я тебе рассказывал, происходило тысячи лет назад. Люди забыли об этом. Лишь малая часть преданий о тех днях дошла до нашего времени в том виде, в каком их рассказывали тогда. Люди склонны придумывать, дополнять, менять детали. В итоге получаются новые законы, традиции, истории. Таков ваш людской род. Но во многих из них есть изначальное зерно, эхо тех далёких событий. От чего-то вы редко видите прекрасное в реальных историях и любите выдумывать. Хотя нет ничего красивее, чем подлинные истории из жизни людей. – На это Хунхар ничего не ответил и сменил тему разговора. Ему надоел разговаривать о богах и о прошлом.

– Дальше войска двинутся к городу Тарину. Там мы пробудем три дня. Что твои вороны и пауки? Нашли следы рукописей или тех, кто о них что-то может знать?

– Нет, пока не нашли. Но ищут.

Глава 11. Пир

Каменные псы Уадура продолжали смотреть на путников, и было совсем неясно, чем закончится это знакомство. Вдруг один из псов, обнюхивавший Наара, что-то учуял в его сумке. Там были письменные принадлежности и рукопись, ещё немного еды, которую дал путникам Хациар, лепешки с луком. Когда Наар осторожно достал одну лепешку и кинул на снег перед псом, собака не успокоилась, лишь ещё больше рассердилась. Тот пёс, что остался поодаль, протяжно завыл три раза. Два других пса начали ходить вокруг четверых путешественников и рычать, оскалив зубы. Было похоже, что от Кавэда они почуяли тот же запах, что и от Наара. На вой прибежали ещё четыре каменных пса, так что их теперь стало семь. Они стали лаять, рычать ещё сильнее, чем раньше, выгонять путников из их укрытия. Взяли их за одежду в районе воротника, как сука переносит щенков, тут каждый ощутил жаркое дыхание каменных, казавшихся бездушными и абсолютно холодными, псов. Схватив таким образом пленников, псы Уадура что есть мочи понеслись к своему хозяину, перепрыгивая обрывы, пробегая огромные заснеженные поля. Почти сразу, с начала такого путешествия Наар, Кавэд и Алоин с его другом, переместились на спины несших их монстров. Псы несли их такими тропами, по которым человек не только не смог бы идти, но никому не пришло бы в голову даже размышлять о том, что бы пройти там. Из-за темноты, снега, ветра, ни один из четверых не смог бы указать пути, по которому они бежали. Долог был их путь или короток, они тоже не сказали бы. Ведь когда происходит что-то неприятное, страшное, время растягивается, и минуты могут длиться часами. Когда бег прекратился, путешественники увидели вход в пещеру, которую охраняли два витязя, в кольчугах, шлемах, со щитами, мечами, в металлических поножах и кожаной обуви. Воины эти были на половину выше обычного человека. Псы вошли в пещеру. Тут до пленников начали доноситься смех, музыка, обрывки чьих-то разговоров, звон кубков. Когда псы втащили Наара и его спутников в зал, пленники увидели пирующих людей. Это был пир Уадура. Пирующие располагались в огромном зале с камином, в котором могли гореть целые стволы деревьев. На вертелах жарились туши быков, коров, кабанов, овец. Огромные столы ломились от блюд с самой разной едой: сыров, хлебов, овощей, фруктов. Были сладости: печенья, конфеты, орехи, мёд. Бочки с вином и пивом стояли сразу в нескольких места большого зала. Возле каждой лежал черпак и несколько человек тех, кто пить больше не мог, но сойти с места тоже не находил в себе сил. Музыканты играли мелодии одну за другой, поражая всех мастерством исполнения и красотой музыки. Среди пирующих не было ни одного человека с грустным или озабоченным лицом, везде лишь смех и радость. Каждая из женщин ослепляла красотой, а мужчины олицетворяли благородство. Мужчины были одеты в красные кафтаны без ворота, черные штаны с поясом и сапоги. На поясах крепился длинный кинжал или короткий меч. Женщины носили белые рубахи, кафтаны, похожие на мужские, только с полами до земли и длинными рукавами, с прорезями для рук. Женские платья были расшиты золотом и серебром с изображениями рысей, орлов, барсов, каменных псов, ястребов, виноградных лоз, плодов гранатового дерева. Так пировал Уадур, князь горцев и хозяин каменных псов. Сам Уадур был коротковолос, сед, среднего роста, с небольшим носом, достаточно глубоко посаженными глазами, немного полноват, с пухлыми пальцами на руках. Но, вопреки такому, довольно не мужественному виду, он внушал уважение, в нём чувствовались сила и уверенность. Когда Наар и его спутники появились в зале, Уадур жестом приказал музыкантам прекратить играть. В зале воцарилась тишина.

– Странную добычу сегодня принесли мои слуги. – сказал князь и погладил одного из псов по холке, как если бы это был не каменный монстр, а обычное домашнее животное. – Даже не знаю, по какой причине, они вдруг решили, что этих людей нужно тащить в мой дом. – Хозяин пира явно сам был немного удивлён таким гостям.

– Князь, это великая честь для нас, быть на твоём пиру. – Произнёс Алоин, глядя в пол. – Какую бы участь ты нам не уготовал.

– Да, верно говоришь. Побывать на моём пиру – счастье. По поводу участи – я ещё не решил, что с вами делать. Вы двое – князь показал на Алоина и его напарника – дети моего народа, это видно. А эти двое – чужаки.

Наар понял, что говорят о них и решил заговорить первым. Языка горцев он не знал, поэтому заговорил на глоттаре, в надежде, что Алоин переведёт.

– Да, мы писцы, каттавы, жрецы Сефера. – начал Наар, но Уадур его оборвал, ответив на глоттаре.

– Тогда понятно, почему вы здесь оказались. Обычно, когда они слышали запах чернил или рукописи, то рвут человека или рукопись на куски. Это делалось для защиты моего народа и наших традиций. Слишком настойчиво вы пытались привить нам любовь к тому, что нам чуждо. Но всё это было очень давно. Теперь, вместо того, чтобы быть разорванными на части, вы здесь. Скажите мне, слуги Сефера, вы вновь пришли учить нас письму? И не удивляйся, что я говорю с тобой на твоём родном языке. Я знаю язык Империи. Я знаю много языков.

Наар был удивлён и рад. Так общаться будет гораздо проще.

– Нет, мы более не распространяем силой Священное знание. Кто желает, сам придёт к источнику жизни. Если силой заставлять человека есть даже самую вкусную, изысканную еду, она не доставит удовольствия. Среди ваших гостей ведь нет тех, кого вы заставляете веселиться?

Уадур только улыбнулся.

– Что у тебя в сумке?

Наар достал письменный набор и рукопись. Сумку протянул князю, а рукопись прижал к себе.

– Дай мне рукопись – теперь Уадур протянул руку к юноше. Пока хозяин пира общался с пленниками, никто из пировавших не проронил ни слова, никто не остался стоять возле столов, даже кубки с вином и тарелки с едой были отставлены в сторону. Все столпились вокруг пленников и князя. Наар с опаской протянул рукопись. Князь её принял и стал листать.

– И вот такие у вас святыни? – он посмотрел на Кавэда и Наара. – Смотрите, что с нею сейчас будет. – после этих слов Уадур швырнул рукопись прямо в огонь камина. От удара о поленья, горевшие в камине, рукопись открылась. Наар кинулся за ней, но его тут же схватили двое мужчин, стоявшие рядом. Юноша пытался вырваться, но его держали крепко. Пальцы горцев сковали его не хуже стальных оков. Рукопись не горела. С ней совсем ничего не происходило. Точно также она могла лежать на столе или в сумке у Наара. Он сам и Кавэд, не сразу поверили своим глазам. Оба помнили, как строго в любом скриптории или древлехранилище наказывали за неосторожное обращение с огнём. Огонь туда вносили лишь в исключительных случаях и с величайшей предосторожностью. Ни Наар, ни Кавэд не видели, как сгорает рукопись, хотя и слышали рассказы о целых библиотеках, которые были уничтожены пламенем. Все смотрели то на рукопись, то на Уадура, ждали его реакции. Если он решит, что это доброе чудо, то о судьбе пленников можно будет не переживать. Однако же, если горец решит, что так свою силу проявляют злые духи, то, вероятнее всего, что дорога Наара и его спутников закончится прямо на этом пиру, вероятно, в этом же зале и в этом же камине. Но князь молчал, только глядел на рукопись, которую облизали языки пламени.

– Как тебя зовут? – обратился князь к юному каттаву.

– Наар.

– Наар, пойди, достань рукопись. Мне интересно, пощадит ли тебя огонь.

Мёртвая хватка державших юношу охранников ослабла. Он не волновался, был спокоен, даже начал торжествовать, считая, что горцы посрамлены этим чудом, негорящей рукописью. Быстрым шагом юноша подошел к камину, вступил в него, нагнулся и протянул руку к лежавшей впереди рукописи. Ни он сам, ни даже одежда не обгорели и не изменили своего вида. Ему казалось, что тёплый воздух приятно дует ему в лицо, но не больше. Взяв рукопись, юноша вышел из камина, отряхнул ноги от пепла, и молча положил рукопись в сумку.

– Да, признаюсь, впервые вижу, чтобы ваши книги не горели. Обычно они пылают, как факел. – стало понятно, что на счету Уадура не одна сожженная рукопись. – Да и то, что писцы не горят, тоже впервые вижу. – закончил князь под общий смех гостей в зале. Кавэд с Нааром переглянулись. Их действительно могли сжечь.

– Писец, может ты колдовству обучен? Может, удивишь нас тогда своим умением? Что же тебя пламя не берёт?

– Прости князь, но колдовству я не обучен. Меня всегда наставляли держаться подальше от таких забав. И сам я удивлён, что рукопись не сгорела. И я должен был сгореть. – Юноша подумал и добавил – Видимо, не сейчас я должен умереть.

Уадур опять улыбнулся.

– Я сделаю для Вас исключение. Будьте гостями на моём пиру. Раз тебя пощадило пламя, неужели я тебя не пощажу? Подайте им кубки! – в одно мгновение пленники превратились в едва не самых важных гостей на пиру. Их усадили за стол. Перед ними оказались тарелки с ломтями баранины и телятины, только срезанными с огромных туш, жарившихся на вертелах в камине, тут же рядом положили два ломтя свежего белого хлеба, ещё тёплого. Несколько пучков зелени, нарезанные овощи, и пару ломтей сыра не оставили на большой тарелке свободного места. Тут же к новым гостям придвинули большие блюда и начали уговаривать попробовать ещё свинину в меду или ягнятину в винном маринаде. В начале, путешественники даже испугались такого количества внимания, но очень быстро стеснение ушло и на смену ему пришёл голод, ощущение сильного голода, который вдруг появился на фоне фантастических запахов свежей еды, суливших изумительную трапезу. Однако в тот вечер никто из четверых друзей не упился вином или едой. Писцы, хоть и расслабились, но были внимательны и следили за происходящим вокруг. Для Алоина же и его друга присутствовать на этом пиру было неимоверной честью и напиться на нём означало бы такое же бесчестье.

– Ты понял, что произошло? Почему рукопись не горела? Она же должна была. – Наар хотел быстрее узнать мнение Кавэда. Ему казалось, что монах более начитан в легендах и древних сказаниях. Да и просто он был единственным человеком, с которым можно было обсудить этот вопрос.

– Не сейчас. Поговорим потом. – Кавэд обвёл взглядом зал, стремясь показать, что это совсем неподходящее место для такого разговора.

Как часто бывает, когда писцы почувствовали сытость, им захотелось спать. Алоин с приятелем же, напротив, были бодры и не думали покидать пир. Уадур распорядился расположить всех гостей в одной комнате, чтобы те, не беспокоились друг о друге. Комната была большой, с камином и четырмя кроватями. Посреди комнаты стоял квадратный стол и четыре стула. Слуги, что привели Наара и Кавэда в комнату, принесли кувшины с вином, молоком и водой, блюда с закусками на случай, если гости захотят подкрепиться. Хотя казалось, что после такого обильного застолья они могут не есть неделю.

– Так что это было? – сказал Наар, как только последний слуга закрыл за собой деревянную верь в комнату.

– Похоже, желание спать тебя совсем покинуло. – Кавэд тёр глаза и улыбался.

– Почему я не сгорел? – задал новый вопрос Наар.

– Хорошо, давай присядем за стол. Я тоже сегодня впервые видел, чтобы рукопись была в огне, и чтобы человек был в огне. Сперва скажи мне, что ты думаешь о случившемся?

– Ничего не думаю. Никак объяснить не могу.

– Слушай, в одной из наших бесед ты сказал, что твоим учителем был сам Захарта. Мудрый старец. Розир не единожды рассказывал нам о нём. Неужели у тебя никаких идей нет?

– При чём здесь это? – Наар был недоволен, ему казалось, что его собеседник уходит от темы разговора.

– Я удивлён. Неужели ученик Захарты, великого хартофилакса Таирасса не сможет мне ничего рассказать о рукописях, что не горят? – монах смотрел на собеседника с укоризной. Это задело молодого каттава.

– Не пытайся меня пристыдить. Для меня рукопись всегда была очень хрупкой вещью, которую нужно защищать от огня, воды, сильного ветра в первую очередь. О людях я скажу тоже самое.

– То есть такие легенды тебе не знакомы?

– Знакомы, но это же легенды! Я тебя по делу спрашиваю, а ты мне о легендах рассказывать начинаешь. Давай поговорим о легендах. Захарта нам сотни легенд рассказывал, сотни древних историй мы переписывали. Но, – тут юноша полез в сумку, достал рукопись и положил перед собой. – этот манускрипт он раньше мне никогда не показывал. – начал переворачивать её листы. – Когда появилась угроза уничтожения города, учитель дал мне именно её. Чтобы я отнес её к Белому побережью. Вернее, чтбы я шел с ней к Белому побережью. – Наар продолжал листать рукопись, иногда останавливаясь на каком-то листе с миниатюрой или текстом, который его почему-то заинтересовал. Монах, сидевший напротив, был в затруднительном положении. Кавэду была известна легенда о Рукописи пути, он был почти уверен, что перед ним сидит чтец, который один может её прочесть. Конечно, он не до конца сам в неё верил, но увиденное во время пира заставляло многое переосмыслить. Возможно, в древних легендах было куда меньше легендарного, чем ему раньше казалось. Кавэда настораживало, что Захарта, который дал юноше рукопись, но ничего больше не сказал. Хоть что-то он должен был ему рассказывать, пускай и не сказал Наару прямо, что тот – чтец. Это очень известная легенда. Вообще, вдруг, Наар не чтец и нет вовсе никакого чтеца и никакой Рукописи пути? Тогда зачем ему рассказывать об этих вещах? С другой стороны, Кавэд впервые видел, как Рукопись не горела, а это один из признаков трёх рукописей: Рукописи пути, Рукописи Небытия, Рукописи Мироздания. Монах встал из-за стола, взял у юного каттава манускрипт и положил его в камин, который горел в их комнате.

– Ты чего?! – Наар вновь бросился в огонь, но Кавэд схватил его и держал некоторое время. Рукопись вновь не загоралась. Он отпустил парня и тот во второй раз за день достал рукопись из огня и сам остался невредим. Но Наар буквально взбесился:

– Да ты знаешь, что за этот поступок тебя нужно лишить монашества, священства, отрубить большой и указательный пальцы на обеих руках, чтобы перо никогда не задержалось в твоих руках и отправить в соляные шахты таскать мешки до скорой смерти! – юноша никак не ожидал такого поступка от своего друга. – Это всё было бы ещё милосердием по отношению к тебе. А то и повесить бы тебя, как последнего вора.

Кавэд же был невозмутим. Он просто убедился, что рукопись действительно не горит. Сам поднёс руку к огню и тут же одёрнул её назад, чтобы не обжечься.

– Наар, что ты знаешь о рукописи Пути?

– То же, что и ты. Пересказывать не вижу смысла. Ты считаешь, это она?

– По крайне мере, это возможно. Рукопись ведь написана каким-то неизвестным мне письмом.

– То есть, ты хочешь сказать, что я могу быть чтецом?

– Да, я думаю, что это возможно. Я не знаю, стоило тебе говорить об этом или нет. Но теперь что уж.

Юный каттав ничего не ответил. Только спустя несколько секунд произнёс, будто в пустоту, а не к собеседнику:

– Жаль, что наставника нет рядом. И неизвестно, что стало с Таирассом. Жив ли Захарта вообще?

– Выясним, когда доберемся до Саирата. Думаю, если он не говорил тебе ничего о твоём предназначении, а чтец – это предназначение, то у него были на то причины.

– На самом деле, есть только один способ проверить, чтец я или нет. – юноша сел за стол, раскрыл перед собой рукопись и начал читать, тихо проговаривая текст. Между незнакомыми знаками попадались символы письма зарамкарев, но ими были записаны обычные тексты: молитвы, хроники, легенды. Кавэд налил себе вина и сел напротив. Минут через пятнадцать Наар отодвинул рукопись.

– Ничего не вижу особенного. Обычные каждодневные молитвы. И миниатюры обычные и орнамент в рукописи обычный. Всё обычное. Даже пергамент не самый лучший. Кое-где волнами пошёл, а на седьмом листе вовсе дыра. Это самая обычная рукопись. – Наар развёл руками.

– Дай её сюда. – текст начал читать Кавэд. Затем пролистал всю рукопись. Действительно, просто сборник молитв на каждый день с выписками из хроник и избранными легендами.. Качество изготовления – среднее. – Не знаю тогда, что здесь может быть. Честно скажу тебе, я устал от наших споров, от съеденного и от выпитого. Я иду спать, того же и тебе советую. – Кавед, уже устало двигая ногами, дошёл к своей постели и лёг. Наар тоже вдруг почувствовал, как на плечи навалилась усталость, а веки стали тяжёлыми. Сумку с рукописью он положил себе под подушку. Когда лёг, долго не мог уснуть, вспоминал свой разговор с Кавэдом, а потом – разговоры с Захартой. Усталость всё же взяла своё. Уже сквозь сон он услышал, как в комнату завели Алоина и его товарища, счастливых, но тоже очень уставших, однако не пьяных. Словом, все четыре путешественника остались довольны приёмом, который им оказал Уадур, князь горцев и хозяин каменных псов.

Проснувшись утром, Наар увидел троих своих товарищей, завтракавших за столом. Горцы пили воду, а монах молоко.

– Ну наконец. Мы уже не надеялись дождаться, когда ты проснёшься, старина. Садись к столу. – Алоин отодвинул стул, приглашая Наара присесть. Но тот к столу не пошёл, сел на кровати, окинул комнату взглядом.

– Доброго утра. Или доброго дня. Чего там сейчас? – он умылся из глиняного кувшина, над небольшим деревянным корытцем, что стояло на столе у стены. Вытер лицо и руки белым полотенцем, лежавшим тут же, только после этого сел за стол.

– Долго вы ещё вчера гуляли? – обратился он к горцам.

– Да, долго. – те явно были довольны, что их самих об этом спросили и им не пришлось об этом рассказывать, будто бы им хотелось этим похвастаться. Хотя, на самом деле, им без сомнения хотелось этим похвастаться.

– Получается, Хациар, смотритель перевала, да умножит Сефер его лета, не лгал? Уадур действительно существует. Часто его видят? – Наар налил себе в глиняный стакан тёплого молока и начал завтракать, закусывая молоко хлебом.

– Честно говоря, ни я, ни Догой – таково было имя напарника Алоина. – никто другой никогда князя не видел. Только рассказы в древних преданиях. Мы первые, кому выпала такая честь. Боюсь только, нам никто не поверит. Наар, мы попали на пир благодаря тебе. Тому чуду, что ты писец и не сгорел в камине. Иначе, отправились бы за тобой и мы. Вчера в зале ещё долго об этом говорили.

Горцы начали выяснять, что за тайну скрывает Наар, что над ним не властен огонь. Конечно, Алоин и Догой не верили, что жрецы Сефера сами не знают, в чём дело и решили, что эта тайна столь велика, что её нельзя доверять иноверцам. Тем более не верили, что каттавы сами видели такое впервые. В итоге, видя, что расспросы не приведут ни к чему, мужчины принялись вспоминать пир.

– Стыдно признаться, но до вчерашнего вечера я сам считал Уадура не больше, чем героем легенд, которые старики обычно рассказывают детям зимой у домашнего очага. – признался Алоин.

– Но он же не человек? Или человек? У кого мы в гостях, вы знаете? – Кавэд вдруг понял, что князь горцев совсем может не быть человеком. Может быть духом или даже демоном.

– Он человек, но волшебник. Откуда ты думаешь, все эти напитки, еда? Каменные псы тоже появились не от каменного кобеля и каменной суки. – последняя фраза вызвала смех у обоих горцев. Писцы тоже улыбнулись.

– Пусть так. Волшебник – всё же человек, это лучше, чем дух. Алоин, скажи, вы будете сопровождать нас дальше?

– Мы, будем вас сопровождать дальше, как обещали. Но всё это нужно обсуждать с князем. Мы на положении гостей, но здесь хозяин дома решает, кто, куда, когда едет.

– Тогда нам нужно идти к нему. Долго гостить мы не можем.

Путешественники не знали, где искать князя, поэтому пошли ходить по коридорам, просто в надежде встретить кого-нибудь, кто поможет им найти Уадура. Едва не сразу они столкнулись с двумя слугами, один из которых согласился проводить их к князю. В коридорах, залах, комнатах дворца было тихо. Алоин служил переводчиком в беседе со слугой, пока путешественники шли к князю.

– А где все гости? Почему так тихо?

– Гости не так давно разошлись по комнатам, отдыхают. Некоторые из мужчин уехали на охоту. Думаю, почти все сейчас спят.

– А князь?

– Князь не спит никогда. – этот ответ впечатлил Наара и его спутников. – Он уже знает, что Вы идёте к нему и он готов Вас принять.

– А откуда он это знает? – Кавэд хотел выяснить, это было волшебство или какая-то система оповещения, использовавшаяся в пещерном дворце.

– Знает, потому что так устроено. – ответ слуги был короток и интонация показывала, что более подробного ответа не будет. Пятеро мужчин прошли ещё несколько коридоров и лестниц, когда слуга произнёс: «Мы пришли». Гости стояли перед обычной на вид дверью. Но присмотревшись, каждый мог заметить, что дверь была каменная, массивная, как крепостные стены самых укреплённых городов Империи.

– С вашего позволения, здесь я Вас покину – слуга удалился. дверь открылась сама и перед гостями предстал Уадур. Вернее, он сидел за столом и думал над какой-то настольной игрой, похожей на шахматы.

– Проходите, присаживайтесь, где Вам будет удобно. – князь улыбался, ему было приятно видеть своих гостей. – Как вы вчера отдохнули?

– Отдохнули хорошо, спасибо. Мы Вам не помешали? – ответил за всех Наар.

– Мой друг, если бы вы могли мне как-то помешать, вас бы ко мне просто не привели. Я догадываюсь, вы пришли спросить меня о вашей дальнейшей судьбе?

– Да. – сказал Кавэд.

– Я Вас не держу. Можете оставаться, сколько захотите. Или можете идти. Вы не пленники.

– Спасибо за Ваше гостеприимство, князь. Тогда мы продолжим путь. Нам нужно в Сариат. Когда мы могли бы выступить? Я только не знаю, что скажут наши храбрые проводники – Наар посмотрел на Алоина и Догоя – Кажется, они готовы провести здесь остаток жизни. – горцы в ответ засмеялись.

– По поводу проводников не беспокойтесь. Я предлагаю вам свою помощь. Можете воспользоваться каменными псами, вернее, упряжками каменных псов. Они домчат вас до подножия гор, до того места, откуда Сариат уже виден. До этого места вам отсюда, при хорошей погоде, дня три пути, а мои псы домчат вас за полдня. От места, где они вас высадят, день пути до городских ворот Сариата. Согласны? – оба писца растерялись. После первой поездки на каменных псах остались не самые лучшие впечатления, но три дня в горах, даже при условии наличия хорошей погоды, что было совсем не обязательно, могли оставить ещё более худшие впечатления. Тем более, что ехать предлагали не на собачьих спинах, а в санях, что было гораздо удобнее. Быстро посоветовавшись между собой, писцы согласились. Алоин и Догой могли возвращаться домой.

– Славнейший князь, спасибо вам. Но мы просим вас отправить меня с Догоем вместе с этими двумя путешественниками до того места, где они покинут горы. В начале нашего общего пути, когда никто не знал, что нас схватят твои каменные псы, что мы встретим тебя, мы пообещали, что будем отвечать за этих двух путешественников, пока они не перейдут горы. И я, и мой друг понимаем, что под твоей защитой эти два человека в полной безопасности, ни один из тех, кто зовёт горы своим домом, не защитит путешественников лучше тебя. Но мы дали обещание и должны его выполнить. – Алоин стоял перед князем, как сын перед отцом.

– Да, я не ошибся, когда оставил Вас пировать с достойнейшими в моём доме. Хорошо, вы отправитесь с ними до подножия Высоких гор, а потом мои псы доставят вас на перевал, к Хациару. Не удивляйтесь, я знаю не только имя этого старика, но я знаю обо всём, что происходит в горах. Сам старик меня никогда не видел.

– Может, славнейший Князь, вы знаете почему кочевники вдруг атаковали Империю? – Наар спрашивал скорее на удачу, чем действительно надеялся получить ответ.

– Нет, этого мне не известно. Скажу только, что в горах с каждым днём всё больше жителей равнин. Кочевники захватывают всё больше земель. Ты спасаешься от них? – князь смотрел на юношу. – А ты, – он перевёл взгляд на Кавэда, – ты из скита недалеко от выхода из подземного хода их Таираса?

Кавэд ничего не ответил, только кивнул. Монах ожидал чего-то такого, но, всё же, был сильно удивлён, что Уадур знает и об их ските. Потом всё же добавил:

– Да, всё так, Я из скита. Но теперь сопровождаю этого юношу в его путешествии на восток.

– Да, далёкий у вас путь. Ну, а что ты, Наар, скажешь о нападении кочевников? Ты видел их?

– Нет, я их не видел. Я видел только горе, которое они приносят вместе с собой. Вы не боитесь, что они могут атаковать горные поселения?

– Зачем им атаковать горцев? Кочевники не привыкли воевать в горах. Горы и море – эти стихии для них чужды, даже враждебны, им трудно воевать в этих условиях. Они, конечно, могут сюда направится, но потом крепко пожалеют. Алоин, я ведь верно говорю?

– Истину говорите, Князь.

– Хорошо. Прошу меня извинить, дела. Вы решили, когда покинете мои чертоги?

– Как только Вы сочтёте это возможным, Князь. Но чем раньше, тем лучше.

– Тогда пойдёмте, я вас провожу. Собаки уже готовы, в упряжках. Еда и питьё для вас тоже собраны. – Уадур встал, за ним встали остальные. Дверь перед князем открылась сама, потом также сама закрылась за Догоем, который последним вышел из комнаты. Вновь гости шли через длинные коридоры, освещаемые светильниками в виде птиц и животных, пока не пришли в зал, с большими воротами, перед которыми стояли четыре собачьих упряжки. Но, в отличие от обычных упряжек, в которые запрягают по несколько собак, здесь запрягли по одному каменному псу на упряжку. Этого вполне хватало, чтобы ехать очень быстро и на далёкие расстояния. Теперь псы не выглядели такими грозными. Всё же, Наар и его спутники были под впечатлением от знакомства с ними и смотрели на огромных собак с опаской. Уадур заметил их страх.

– Не бойтесь. Теперь они будут вас охранять и сами скорее погибнут, чем позволят случиться чем-то дурному с вами. Я решил отправить с вами ещё трёх собак, для охраны. В горах, пока спокойно, но предосторожность лишней не бывает. Теперь, можете садиться в сани. Ждать более нечего. – князь жестом указал на сани.

– Славнейший князь, благодарим за приём, это была огромная честь для нас – Все четверо поклонились хозяину пещеры.

– И я вам благодарен. Создатель отметил тебя, Наар и я желаю вам успешно справиться с дорогой, которую вы себе избрали.

«Знать бы ещё, что за дорогу мы себе избрали» – Подумал про себя юноша.

Путешественники заняли свои места в санях. Сани были в два с половиной метра длины, сзади становился возница, он же был пассажиром, впереди укладывали, при необходимости, груз. Задняя часть, та, где становился возница, была длиной около восьмидесяти сантиметров, ограничивалась она тремя стенками в половину человеческого роста и дверью с откидным сидением. В ширину сани были немного менее метра. Чтобы не выпасть из саней на большой скорости, возницы пристёгивались к ним кожаными ремнями. Попрощавшись с Уадуром, все четверо выехали сквозь открытые ворота на заснеженные горные луга, потом ехали какими-то тропами, над обрывами, ущельями, поднимались и спускались по крутым склонам. Чтобы защитить глаза от снега, всем выдали костяные очки с узкими прорезями для глаз.

Псы действительно мчали очень быстро. В очках обзор был хуже, чем без них, так что к очкам нужно было привыкнуть. Снять их никто не пытался, Наара и Кавэда предупредили, что этого делать ни в коем случае нельзя. Дух захватывало от пейзажей вокруг и скорости, на которой сани неслись сквозь эти пейзажи. Собаки сами тащили сани, ими даже не нужно было управлять. Да и как править, когда не знаешь пункта назначения? Луны в небе то появлялись, то исчезали, скрываемые пиками гор. Время от времени сани пересекали огромные пятна бледного лунного света, будто какой-то плёнкой, покрывавшего землю. Собаки должны были доставить путешественников к подножию гор незадолго до рассвета, так, чтобы псы могли до первых лучей солнца вернуться на те тропы, где бы их точно не смогли найти даже самые храбрые и любопытные охотники. Наар и Кавэд должны были успеть добраться до Саирата к концу светового дня. Путешествие было даже приятным и синие глаза каменных псов уже не светились той демонической угрозой смерти, которую путешественники увидели в них при первой встрече. Часов через пять езды, когда, по расчётам путешественников за спиной у них осталась половина пути, один из псов вдруг протяжно завыл, хотя до этого они всю дорогу молчали, не выли, не лаяли, даже не рычали. После этого собаки внезапно рванули, побежали ещё быстрее. Тут как раз пригодились ремни, которыми пассажиры были пристёгнуты к саням, без таких приспособлений кто-то из пассажиров непременно вылетел бы из своего места. Из-за очков и темноты было трудно разглядеть, что происходит. Первым ехал Догой, за ним Кавэд, потом Наар и замыкал эту небольшую колонну Алоин.

– Наар, пригнись! – каттав услышал крик Алоина и, не став задавать вопросов или оборачиваться, пригнулся так низко, как только мог. Едва подняв затем голову, он увидел, как один из псов-охранников старается в прыжке достать огромного ворона, только что пролетевшего над Нааром и пытавшегося схватить его своими лапами.

За несколько минут до этого Алоин заметил птицу, кружившую над путешественниками. Её силуэт время от времени появлялся на фоне лун, висевших в небе. Долгое время птица летела над ними, а потом начала снижаться. Ночь была достаточно светлой. Свет луны и звёзд отражался от снега и в воздухе будто распространялось какое-то сияние. Всё же горец долго не мог разобрать, что за птица то ли сопровождает, то ли преследует их. Лишь спустя какое-то время он понял, что это ворон. Когда ворон снижался, казалось, будто птица увеличивается в размерах. Так продолжалось до тех пор, пока размах крыльев птицы не достиг шести с половиной метров. Огромный ворон стал быстро приближаться к земле, собаки тоже его заметили и первая из них, которая его почуяла – завыла. В тот момент Алоин и крикнул Наару: «Пригнись!». Пёс, хотевший схватить ворона за лапу, не допрыгнул, хотя прыжок был очень высоким. Санный караван повернул в сторону леса, где деревья должны были защитить от гигантской птицы. Но когда до леса оставалось пара сотен метров, собаки вдруг резко развернулись прочь и продолжили двигаться по тому пути, как ехали раньше. Из леса же, вслед за собаками и санями, вылезли пауки, разных размеров. Самый мелкий из них был размером с телёнка, а самый большой мог сравниться с крупным волом. Ворон вновь попытался схватить Наара, но теперь одной собаке удалось мёртвой хваткой вцепиться в птицу, схватить её за лапу, однако свалить ворона на землю, так и не получилось. Второй своей лапой ворон схватил напавшего пса, начал наносить по нему удары клювом, пытаться отцепить её от своей лапы. Сперва был слышен лишь рык. Затем, после нескольких ударов клюва, от которых звук был такой, как будто рабочий в каменоломне киркой разбивает скалу, над долиной разнесся собачий вой, затем лай, рык и те из путешественников, кто подняли голову, чтобы посмотреть наверх, разглядели, как собака пытается укусить ворона за брюхо, отгрызть птице лапу, хоть как-то навредить ей. Но безуспешно. Ворон поднялся высоко, так высоко, что его даже трудно было увидеть, полетел к глубокому ущелью и сбросил в него каменного пса. От удара о скалы тот разлетелся на сотни мелких камней. Жизнь, бывшая внутри каменного существа, из-за которой глаза собак светились синим светом и из-за которой псы обладали жарким, горячим дыханием, эта жизнь в виде светящегося шара вошла в камни и стала частью гор. Ворон одержал победу в схватке, но сам оказался очень измождён и продолжать погоню больше не мог, лапа и брюхо кровоточили. Погоню продолжали пауки. Их было то ли пять, то ли семь. Сосчитать точно никто не сумел. Иногда мимо собак и саней проносились нити паутины, которой пауки хотели поймать добычу. На быстром бегу это получалось у них очень плохо. Сани постоянно увиливали, попасть в них было сложно. Несколько раз паукам удавалось попасть в сани Алоина или Кавэда. Но собаки-охранники всякий раз перекусывали нить паутины, хотя сани Алоина паутина едва не остановила, горца сильно тряхнуло, но ремни опять показали свою пригодность. Пауки бежали быстро, очень быстро, но всё же медленнее, чем бежали собаки. Сначала перестала долетать паутина, падая лентами за спинами преследуемых, а потом пауков стало не видно, как наши герои не оборачивались, не всматривались назад. Однако же, страх оставался. Казалось, эти чудовища вот-вот появятся из-за груды камней или даже из-под снега. Вопреки всем ожиданиям и переживаниям, вторая часть пути прошла спокойно, хотя в каждом кусте или коряге мерещились огромные пауки, а в тучах, изредка затмевавших луны, виделись неимоверных размеров вороны.

Когда уже начинала заниматься утренняя заря, путешественники наконец прибыли к подножию гор, к тому месту, где псы должны были их оставить.

– Ну что ж, – сказал Кавэд, взвалив на плечо небольшой мешок с провиантом и поправив сумку с письменными принадлежностями, – не будем долго растягивать прощание. После сегодняшней дороги я бы скорее хотел оказаться в Саирате. Хотя бы в относительной безопасности.

– Наар, мы должны идти с вами, проводить вас до города. – настаивал Алоин, горячо поддерживаемый Догоем.

– Друг, я крайне благодарен за отвагу, что ты проявляешь, но ты обещал сопроводить нас в горах и ты выполнил своё обещание. Вспомни, как вы с Догоем помогали мне выбраться из ямы, в которую я провалился в тот день, когда нас встретили каменные псы. Ты предупредил меня о вороне, иначе бы он меня точно схватил, прикрывал собой от пауков. Без псов-защитников, нам бесполезно с ними тягаться. Так они убьют двоих человек, а если вы с нами пойдёте, то четверых.

– Да и в горах вы их тоже можете встретить, не стоит печалиться! – Кавэд подмигнул горцам, как бы намекая на шутку, но никто не засмеялся. Казалось, даже каменные псы посмотрели на монаха с некоторой укоризной. Тот почувствовал себя неловко. – Ладно вам. Надеюсь, никому из нас больше никогда не придётся встретиться ни с одной из тех тварей, что пытались пленить или убить нас сегодня ночью. Алоин, скажи, это какие-то особенные горные пауки? – Кавэд вдруг решил, что это просто мог быть вид пауков, ему не известный.

– Нет, я впервые их видел и никогда даже не слышал о таких существах.

– Я тоже. – подтвердил слова друга Догой.

– Знаешь, мне показалось, что им нужен был ты, Наар. – произнёс Алоин. – Ворон пытался схватить тебя и пауки будто целились в твои сани.

– Может быть. Солнце скоро встанет. Нам ещё много нужно сегодня пройти, и вам путь не близок. Пусть строки в ваших книгах судеб будут описанием счастья.

Горцы улыбнулись.

– Да хранит вас Уацу до конца ваших дней. Счастливо.

Друзья в последний раз обнялись и расстались. Алоин и Догой поехали к перевалу, Наар и Кавэд пошли пешком к Саирату. Шли они быстро, не оглядываясь по сторонам. Казалось, будто они беглецы, опасающиеся преследования. В какой-то мере так и было. Согласно расчетам, которые каттавы делали со слов Уадура, от места, где их высадили, до города нужно было пройти тридцать пять вёрст. Дорога не близкая, но вполне проходимая для взрослого мужчины за один день. Если торопиться, конечно.

Первая половина пути была пройдена быстро, без остановок. Путешественники ждали нападения пауков и всё будто пытались оторваться от них. Когда солнца находились в своих самых высоких точках над горизонтом, писцы прошли примерно половину пути. Они миновали несколько деревень, но о Таирасе и борьбе с кочевниками ничего узнать так и не смогли. В одном дворе крестьянин говорил, что кочевники разбиты и отступают, в другом дворе говорили, что разбиты имперские войска и враг скоро возьмёт Сариат и Наппар. В следующем хуторе сказали, что слышали о вторжении кочевников, но больше ничего не знают. Сделав несколько остановок в пути для отдыха, вскоре после заката путешественники пришли к городским вратам Сариата.

Глава 12. Первая победа

– Ваше Величество, Парсонтар пал. Все лодки и речные суда, находившиеся в городской гавани, были либо благополучно выведены из города, либо сожжены в этой же гавани. В итоге, врагу не досталось ни одного судна. У местных рыбаков тоже забрали все суда и лодки. Парсонтар был взят, но часть гарнизона удалось спасти, сейчас она в Тарине. Врагом захвачены вся Оринтская и Парсонтарская провинции. Через три или четыре дня, вероятнее всего, начнётся осада Тарина. Враг уже движется к городу. Вопрос только в его решительности. Хотя её, как показывают последние бои, врагу не занимать. Так что неясно, даст Хунхар отдых после марша или они будут атаковать сходу. Наместник Парсонтара, барон Лахав погиб, защищая город. Семью его удалось спасти. – Владар сидел на троне наместника города Тарина, слушал доклад драммиата Кафара, приведшего в Тарин остатки гарнизона Парсонтара. Император понимал, насколько враг силён и как трудно будет его одолеть. Но Владар верил в свою правоту и она давала ему уверенность в победе, которая передавалась и его соратникам.

– Благодарю, Кафар. Ваша храбрость и умение обязательно будут отмечены. Я дарую Вам земли в южном пригороде Галиара, полторы тысячи гектаров земли у Тёплых ручьёв. Я хочу, чтобы каждый из присутствующих здесь знал, что он, хотя защита Империи является его священным долгом и не подразумевает обязательной за это награды, будет всё же щедро мной вознаграждён за исполнение этого долга. – в ответ драммиат Кафар учтиво поклонился.

– Спасибо, ваше величество.

– Теперь я хочу знать ваши мнения о том, что следует дальше предпринять. Что скажет гибор Империи, Гизлем Младший?

– Ваше величество, я думаю, что врагу необходимо дать бой у стен города. Позволить ему начать осаду, в надежде на то, что он через несколько месяцев ослабнет и уйдёт – на мой взгляд, неразумно. Хотя и такие предложения, как я слышал краем уха своего, высказывались. На поле сражения имперская армия и кочевники встречались пока лишь единожды, под стенами Таираса. Наши войска были разбиты, но мы узнали о возможной боевой тактике противника. Напомню, они тогда имитировали отступление, затем нанесли фланговые удары, смяли фланги и окружили наши отряды.

– Вы делаете выводы слишком уверенно – перебил гибора один из стратигов, стоявших рядом. – После той битвы нам удалось опросить около сотни рядовых и всего трёх сотников. Это все офицеры, три человека, с кем можно говорить о ходе битвы. Остальные погибли, либо в плену. Хотя в том, что номады держат пленных, я не уверен. Убиты оба князя Хаире, зачем им менее значимые пленники? Если только в качестве рабов…

– Согласен, сведений у нас немного. Но мне их достаточно. – продолжал настаивать Гизлем.

– Если мы проиграем? На виду у всего города. Это будет колоссальный удар по духу защитников Тарина. – сказал ещё один военачальник, сомневавшийся в правильности прямого столкновения с номадами.

– В Тарине народ крепкий. Будьте уверены, их дух непоколебим. – ответил высокий, худощавый наместник Тарина, граф Оаль. –Чтобы они не увидели – будут стоять до последнего.

– Остаётся только надеяться. – сказал Владар. – Да и достойно ли было бы это вообще? Закрыться в городе и ждать пока либо мы умрём, либо враг уйдёт. Нет. Только битва, лицом к лицу. Мы прогоним врага с нашей земли или погибнем.

Однако, не все присутствующие с одинаковым воодушевлением восприняли слова о готовности умереть за Империю. Одни вспомнили о прекрасных жёнах, с которыми не было никакого желания расставаться, другие о вине, хранившемся в подвалах их поместий. Женщины и вино были ближе, чем страна, которая всё это взрастила. Ведь на этой земле вырос виноград, из которого опытные виноделы готовили великолепные напитки, что лежали в подвалах аристократов и под солнцами Империи выросли женщины, которыми так дорожили знатные мужчины.

Согласно данным разведчиков, кочевники должны были подойти к Тарину через два дня. Эти сорок восемь часов использовали для укрепления города и спасения жителей окрестных селений. В город свозили припасы. Все надеялись, что осады не будет, что императору удастся разбить врага, но каждый всё же хотел быть уверен, что, в случае необходимости, можно будет продержаться долго. И даже очень долго. Тарин можно было снабжать по реке. Но ведь куда спокойнее, когда мешок чечевицы и кусок вяленого мяса уже лежит под лавкой в твоём жилище, чем в ожидании, что тот же мешок и кусок мяса должны доставить через несколько дней по реке. Были и те, кто ушел из города, не желая разделять с ним тяготы войны. Таких было немного и никто их не осуждал. Это был их выбор. Большинству толстые стены и высокие башни казались надёжной защитой, да и уход из города в опасное время многим казался предательством.

Через несколько часов после военного совета к императору вновь подошел гибор Гизлем Младший, вернувшийся после инспекции городской гавани и амбаров.

– Ваше Величество, я хочу поделиться некоторыми соображениями касательно битвы с врагом. В более спокойной обстановке. – Владар ничего не ответил, но лёгким кивком головы дал понять, что ему интересно. Гибор продолжил. – На Совете все наши рассуждения строились исходя лишь из оборонительной тактики. Чего стоит только предложение запереться в городе и пытаться «пересидеть» врага! Видимо, ваши слуги так подавлены, что и не думают нападать первыми. Сейчас я предлагаю следующее: напасть на кочевников до того момента, когда они прибудут под стены Тарина. После поражения у Таирасса мы не нападали на них, дожидались, когда кочевники подойдут ближе к городу и уже с опорой на город пытались то измотать врага, то нанести ему максимальный урон одним сильным ударом и, если отсиживаться в городе. Чистое безумие. Тактика себя не оправдала. Мы не рассчитали, сколько сил у кочевников, а их оказалось явно больше, чем мы могли даже предположить. Я предлагаю устроить засаду. Если мы выступим сейчас, то успеем, атакуем их ночью. Уверен, враг этого не ждёт и шансы на успех очень велики.

Император некоторое время подумал, поглаживая при этом подбородок.

– Не даром ты носишь оплечья гибора и на кирасе твоей знак командира имперских легионов. Я согласен. Я сам буду в засадном отряде биться рядом со своими воинами. Мы поступим так: отберём наиболее опытных бойцов, составим из них отдельный отряд. Ночью они первыми пойдут в лагерь противника. Их задачей будет тихо убить как можно больше врагов. Убивать вражеских солдат они должны будут до тех пор, пока убийцы не будут обнаружены. Кода это случится, они должны будут поджечь лагерь и тут в бой вступают основные силы.

– Ваше Величество, я думаю, это будет славная битва.

– Не загадывай, но шансы на успех есть. Ударный отряд сформировать из солдат моей личной охраны и гвардии. Полторы тысячи человек, не больше.

Уже через два часа армия выступила из города. Солдаты не знали, куда они идут. Не знали этого даже многие из офицеров. В городе был оставлен достаточно сильный гарнизон, к общей радости горожан. Марш продолжался около суток, с коротким привалом. Лёгкая имперская кавалерия уже вступала в стычки с дозорами Орды кочевников, когда армия прибыла на место, где предполагалось устроить засаду. Такие стычки были делом обычным и не настораживали кочевников. Они стали лагерем в том месте, где и предположил гибор. Большое количество огромных каменных глыб, кустарников позволяли равно разбить укрепленный лагерь или устроить засаду. Двигаясь по такой местности нужно было быть предельно внимательным, но ни Хунхар, ни его соратники об этом не думали. Они были абсолютно уверены в том, что кочевники слишком сильны, чтобы серьезно укреплять лагерь, а имперские войска слишком трусливы, чтобы рискнуть нападать на кочевников.

Номады поставили свои палатки, разожгли костры, принялись готовить ужин: варить тонко нарезанные куски мяса, которые потом поедались вместе с лепешками. Повозки были поставлены вокруг лагеря, составив, таким образом, нечто наподобие стены. Шатры и палатки стояли в низине, так что к западу от них, если стоять лицом к Тарину, были холмы и большие каменные валуны, бывшие некогда частью Высоких гор, оставшиеся ещё с той поры, когда Высокие горы были ещё более высокими и могучими. До гор места, где номады стали лагерем, оставалось несколько десятков километров. Их было хорошо видно в любую погоду, конечно, только если не было тумана. На востоке, верстах в двадцати от лагеря, находилась река. Хунхар ожидал удара с воды, поэтому держался подальше от реки.

Через пятнадцать минут после ужина костры у палаток начали тушить. Оставляли по одному костру на пять палаток, чтобы лагерь не погрузился в полную тьму, а утром можно было быстрее разжечь новые костры и приготовить пищу. Когда шум над этим городом из палаток, шатров и телег стих, и только желтый мягкий свет небольших костров освещал импровизированные улицы, имперским солдатам, отобранным в отдельный отряд для первой атаки, этот вражеский лагерь даже мог бы показаться красивым, если не знать, что это лагерь жестокого врага. Было условлено, что как только в лагере поднимется шум, что означало обнаружение ударного отряда, в бой тут же вступает остальная армия.

Для скрытой атаки отобрали самых лучших бойцов, отлично владевших клинком и рукопашным боем. Как император и приказал, всех их отобрали из его личной охраны и нескольких гвардейских драм. Вооружили их также соответственно задачам, которые перед ними стояли: короткими мечами, ножами для метания, небольшими железными пластинами, в форме звёзд, с острыми углами, тоже для метания, удавками и трубками, для духовой стрельбы отравленными иглами. Словом, всем тем, что позволяет лишить человека жизни как можно тише. Гизлем Младший хотел отправиться вместе с этим отрядом, но Владар запретил ему. Будут ещё битвы, где гибор сможет показать свою храбрость. Гибор, император и многие другие военачальники смотрели на освещённый двумя ночными светилами, звёздами и яркими точками костров палаточный лагерь и пытались угадать, что там сейчас происходит. Разглядеть они ничего не могли, поэтому им оставалось лишь молча смотреть на лагерь.

Убийцы работали хорошо. Тихо, убрав часовых, они переходили от палатки к палатке. Полторы тысячи человек разносили по лагерю смерть. С максимальной осторожностью они зачищали всё новые участки лагеря. Они не знали, когда их заметят, но не сомневались, что это может произойти очень скоро, в любую минуту. Обнаружение одного убийцы неизбежно влекло обнаружение всех остальных. Поэтому они спешили, нанести как можно более тяжёлый урон врагу. Сам отряд атаки разбили на пятнадцать групп, по сто человек, так они одновременно работали в разных участках лагеря. Так у врага должно было сложиться впечатление, что в лагерь проникли гораздо больше, чем полторы тысячи человек. Так и произошло. Но десять минут полторы тысячи человек безнаказанно убивали вражеских солдат. После битвы подсчитали, что так удалось убить около пяти тысяч человек. Для всей массы орды кочевников, это было немного, но сам факт успеха такого нападения деморализовал кочевников. Какой-то молодой номад полез в палатку к своим приятелям. Ему за ужином загадали загадку, он никак не мог её разгадать, остался у костра, подумать. Он так и не справился с ней, даже сон совсем пропал. Это разозлило кочевника и он решил силой выяснить ответ у тех, кто лишил его покоя, задав такую головоломку. Однако ответа он так и не узнал, нашёл всех троих своих товарищей с перерезанными глотками. Через минуту его самого зарезали, но он успел поднять тревогу. Проснувшиеся солдаты начали выбегать из своих палаток и больших шатров, то там, то здесь обнаруживали тела убитых товарищей. Конечно, сразу нашли и убийц. Те подожгли несколько десятков палаток и в лагере начался пожар. Огонь послужил сигналом к атаке основным имперским силам. Без промедления имперские отряды понеслись вниз по склонам к вражескому лагерю. Император приказал не щадить никого, убивать любого неприятеля, что попадётся на пути. Дети степей и пустынь были ошеломлены. Внезапность атаки и ночное время удесятирили реальное количество атакующих в глазах атакованных. Однако же кочевники бились как львы. Не подвели и халгариды, которые сумели спасти Хунхара от плена, но спасти его роскошный шатёр со всем, что в нём было, от огня так и не смогли. Имперские войска до рассвета гнали и истребляли врага. Разгром был полный. Король номадов отступил к Парсонтару, где были оставлены отряды, собранные в степях и пустынях уже во время войны.

Император, верхом на лошади, вернувшись после преследования врагов в лагерь неприятеля, бывший теперь большим пепелищем, уставший, но счастливый, приказывал писарям-жрецам:

– Шлите священные грамоты в Тарин, Сариат, Бэлду, шлите священные грамоты жителям столицы, в Галиар, в Верховный Синклит Империи. Шлите во все города Империи. Сефер подарил нам победу. Пусть всем будет известно, что враг разбит! Каттавы да не устают возносить благодарности Сеферу, сочинившему нашу победу.

И во все концы Империи поскакали гонцы со священными письмами, сообщающими о победе. Несмотря на огромные размеры страны, во всех её концах радовались так, будто победа была одержана не в Западных провинциях, а во всей державе. Это единство было силой и богатством Империи. Государь отправился дальше, к Парсонтару, чтобы отбить город и добить врага, прогнать с территории его государства. За своим повелителем следовали новые отряды имперской армии.

Глава 13. Беседа

Ялган Маязимский снова пил вино. Он любил вино, особенно приправленное корицей. Он был крупным владельцем виноградников и такая любовь вполне была объяснима. Первый виноградник ему подарил отец на шестнадцатилетие. Подарок был необычным, но отец зераклита, Коллакс Маязимский умел удивлять и любил удивлять. Таким подарком он смог заинтересовать сына торговлей, как самим виноградом, так и вином. Это позволило будущему члену Верховного Синклита Империи стать знатоком винна, что не раз сыграло ему хорошую службу, когда он заводил первые знакомства среди имперской знати в столице и прокладывал себе путь в Синклит. Но Ялган думал не об этом. В тот день в Синклите торжественно объявили о победе императора над врагом. Все восприняли эту весть с воодушевлением. Почти все. Ялган по поводу этой победы испытывал смешанные чувства. Победа сохраняла Империю, её богатства, культуру, народы. Это было важно для Ялгана, как для жителя Империи, человека богатого, предприимчивого. Поражения его страны не делали его богаче. Если бы Тарин попал в руки к врагу, то денежные реки Ялгана стали бы уже. В Тарине, как и во многих других крупных городах Империи, было немало торговых магазинов и лавок, принадлежавших Ялгану. С другой стороны, победа укрепляла Императора, его авторитет и власть, и без того слишком сильные и мало ограниченные. В таких раздумьях его застал слуга, который сообщил, что приехал господин Наилэр.

– Пускай входит. И принеси мне ещё кувшин вина с корицей, фруктов и медового печенья, тарелку кремового сладкого сыра и белых пшеничных лепёшек. – хозяин дома встал с кресла и пошёл встречать гостя. – Рад видеть вас, Наилэр! Вы будто знали, что мне в этот час грустно и нужна дружеская поддержка. – Хозяин радушно обнял гостя.

– Дорогой Ялган, мы с Вами давно не общались, о многом нужно переговорить. Признаюсь, хотел зайти к Вам ещё недели две назад, да всё дела. Честно говоря, и не рассчитывал застать Вас в одиночестве. Был уверен, что застану у Вас некоторых зераклитов, бурно обсуждающих последние вести из Тарина.

В ответ Ялган только махнул рукой:

– Некоторые, как вы сказали, из зераклитов, слишком глупы, чтобы обсуждать такие вещи. Едва не все отправились на торжественную службу Сеферу в Главный храм Галиара. Её отправляет сам прокоэн. Переписывают благодарственные гимны.

– А Вы что же? Почему не пошли? На это могут обратить внимание. Не боитесь кривотолков и косых взглядов?

– Ну что Вы! С мои больным желудком? Разве можно человека упрекать в слабом здоровье? Никак не могу пойти. – Хозяин дома широко улыбнулся и развёл руками.

– Тогда за Ваше здоровье! Наверняка этот напиток крепит. – Наилэр взял принесённый ему кубок и сделал несколько больших глотков. – Отличное вино!

– Спасибо. Вино куда лучше и слаще, чем та судьба, что ждёт нас, если государь и дальше будет побеждать. А если он сумеет подчинить кочевые племена и степи Империи, распространить на них свою власть, то это вознесёт его так высоко, что нам, зераклитам, даже говорить о какой-то власти будет не нужно. Зачем разговаривать о несбыточном?

Наилэр всем своим видом показывал глубокое сочувствие Ялгану.

– С нашей прошлой беседы ничего не изменилось. Моя позиция лишь укрепилась. Имею ввиду тот вопрос, что мы обсуждали. Думаю, ничего страшного не будет, если мы переговорим о действиях, которые позволят передать власть в Вашем государстве тем, кто её действительно заслуживает.

– Я благодарен Вам за помощь, но скажите, почему вы так настойчиво стремитесь мне помочь?

– Дорогой друг, я стремлюсь помочь не вам. Надеюсь, эти слова Вас не обидели. Я стремлюсь помочь Вашей стране. Разве не об этом мы говорили в прошлый раз? Я вижу много несправедливости в Империи и знаю, что только вы и ваши единомышленники можете с нею бороться. Несрпаведливость и кривда ненавистны Вам как и мне. Ведь есть много способов сделать жизнь населения Империи лучше. Например, если бы ввести некоторые новые правила в торговле, это позволило бы сделать богаче и Вашу и мою страну. Но Император ничего такого делать не будет. Здесь речь идёт о взаимной выгоде.

– Я Вам верю. Я тоже искренне хочу сделать жизнь в Империи лучше, принести больше свободы людям. Всем, от аристократии до крестьян. А Владар действительно ничего такого делать не будет.

– Уверен, у Вас всё получится. По вашим глазам это видно. Не сочтите за нескромность, но я ещё налью себе вина. Вот так. Спасибо. Действительно, одно из лучших вин в Галиаре. Теперь можно и поговорить конкретно о деле. Есть ли у Вас какой-либо план действий?

– У меня нет никакого плана. Со времени нашего последнего разговора, я всё был занят, то своими делами, связанными с торговлей, то государственными делами, работой в Верховном Синклите. Есть лишь одна конкретная мысль, согласно ей император должен быть низложен, монархия упразднена Верховным Синклитом Империи, как угроза дальнейшему свободному развитию государства. Упор нужно делать на народовластие. Люди, которые живут на земле, будут нею и управлять. У кормила Империи станет Верховный Синклит. Он будет единственным высшим государственным органом. Будет принимать законы, следить за их исполнением и наказывать за неисполнение. Но это лишь общие соображения.

Наилэр улыбнулся и покивал головой.

– Вижу, мы с Вами начинаем доброе дело. Я немного размышлял над нашей беседой и, с вашего позволения, я хочу предложить Вам следующий план. В начале нам следует очернить фигуру императора перед жителями Империи. Люди охотно верят слухам и так же охотно их распространяют. Наша задача будет настойчиво их поддерживать. Слухи могут быть самыми разными, начиная от обвинений в огромных взятках и воровстве, процветающем в окружении государя, до страшных и гнусных оргий, которые происходят в его дворцах. Растление малолетних, грех с животными, здесь всё сойдёт. Для большего правдоподобия найдём нескольких свидетелей воровства и обиженных участников оргий, которые заговорили, потому что о них забыли, не заплатили или обошлись уж совсем плохо. Такие смельчаки, которых не удалось запугать. Сделаем из них героев. В слухах важно ещё то, что они как снежный ком растут, когда переходят от человека к человеку. Можно рассказать о какой-то нелепице, которая со временем превратится в чудовищную ложь. Самое главное, что ложь эта действительно будто родится сама по себе. Можно будет сколько угодно искать того, кто её придумал, но таковые поиски окажутся бесполезными.

– А не слишком это будет? Скажем, у женщин император и так пользуется популярностью, хотя о его личной жизни не известно ничего. О его ненависти к воровству и взяткам едва не слагают легенды. Здесь будет трудно что-то изменить.

– Мой друг, чем святее кажется человек, тем больше хочется в него плюнуть! Кроме того, у него ведь есть окружение, приближённые, так сказать, ближний круг. Туда входят люди выдающиеся, но не святые, об этом тоже следует помнить и не упускать из виду. У нас с вами очень благая цель, неужели Вы перед чем-либо остановитесь, двигаясь к ней?

Ялган вздохнул.

– Нет, таких преград быть не должно. Вы правы. – Теперь зераклит выглядел решительнее.

– Потомки будут Вам благодарны, а об этих спорных моментах нашей борьбы, никто не узнает. Чтобы тень не падала на Ваше честное имя, я готов поручить некоторые дела своим верным людям.

– Признаюсь, Ваша доброта и участие оказались для меня неожиданностью. Просить Вас о помощи я бы не отважился, но отказываться не буду. Мы ещё обговорим Ваше возможное участие. То есть, не Ваше, а Ваших людей. Каков дальнейший план?

– После того, как слухи наводнят столицу и окрестности, нужно будет создать дефицит продуктов в Галиаре, повысить цены. Спекулянты сделают это в лучшем виде, и просить не нужно, только намекните. Словом, нужно будет сделать так, чтобы люди были недовольны и искали виновного в своих бедах. Мы организовываем беспорядки, заставляем горожан выйти на улицы Галиара. Они даже могут начать громить здания, торговые лавки, просто дома богачей-сторонников императора. Тут же Синклит создаёт свою армию и свою городскую стражу, которые подчиняются только ему, для устранения беспорядков. Ведь императора в городе нет, а сил городской стражи недостаточно. Кроме того, народ сопротивляется городской страже, действующей от имени императора, чтобы не привести к большему кровопролитию, Синклит создаёт новые отряды. Эти отряды даже стоит создать заранее, сделать так, чтобы они тоже принимали участие в беспорядках. Просто в один момент станут защитой порядка, народа и опорой Синклита. Виновным во всех бедах Империи будет объявлен Владар. Вернее, народ сам его объявит виновным. Синклит Империи, ввиду чрезвычайной опасности для дальнейшего существования государства примет власть. Думаю, будет вполне справедливо, если первым зераклитом, главой Синклита станет Ялган Маязимский. Вы первый, кто не побоялся перейти от слов к делу. Первый, кто заговорил о том, о чём многие боялись даже думать. Но это я вам рассказал сейчас то, что просто пришло в голову, экспромт. Действия могут меняться или носить совершенно иной характер. – тут Наилэр замолчал. Ялган ничего не отвечал. Было не ясно, слышал ли он вообще слова своего собеседника, или его больше привлекал узор ковра на полу.

– Ваши слова, Наилэр, золотом записывать на лучшей коже. Харфал, начальник гарнизона Галиара, который сейчас, в отсутствие императора является главой столицы и столичной провинции, искренне предан Владару, то же можно сказать и о начальнике городской стражи. Боюсь, они арестуют Синклит, как только догадаются, что происходит.

– Значит, нужно сделать так, чтобы они об этом не догадались. Даже если им станет известно о наших планах, думаю, у зераклитов будет достаточно денег, чтобы создать свою армию из наёмников. Более того, ввиду нашей дружбы, я бы тоже не остался в стороне. Мог бы занять вам денег на создание таких отрядов.

– Хорошо, но сейчас император популярен, он разбил врага, освобождает захваченные ранее врагом территории. Кто знает, может, он ещё новые земли присоединит. Сможем ли мы сейчас очернить его в глазах жителей Галиара? Может, лучше подождать?

– Милый мой Ялган, Вы меня удивляете. Вы предлагает подождать, пока Владар победоносно, с триумфом въедет в столицу. Тогда Вы точно можете надолго забыть о возможности что-то поменять. Очернить можно любого, очень быстро, главное – задаться такой целью. О его победах будем говорить, что он вершит победы для своей славы, а не для Империи, печется о своём благе, а не о благе народа и достигаются победы не руками Владара, а руками его сподвижников, которых он совсем не ценит. Вам это кажется неправдой, но многие поверят, будьте спокойны. Делать задуманное нами нужно сейчас, пока Владара нет в столице. Сейчас самый подходящий момент. Другого такого может просто не быть. Вы не думали, что вы и ваши сподвижники, своего рода избранные, потому что Сефер наделил вас силами и умением, вдохнул в вас тягу к таким свершениям?

Ялган задумался, улыбнулся.

– Пожалуй. Но у меня всё равно есть вопросы.

– Задавайте не медля. Почту за честь ответить, либо мы вместе найдём ответ.

– Хорошо. Власть в столице примет Верховный Синклит Империи. Я почти не сомневаюсь, что в провинциях народа Империи собрания провинций признают такой переход власти. Но что делать с провинциями императора? Вам известно, там находятся его наместники. При них, конечно, тоже есть собрания провинций, но никакой роли, фактически, они не играют.

– Мой дорогой друг, вы меня снова удивляете. Я скоро начну думать, что Вам не нужны те преобразования, что мы оба тут обсуждаем, которыми хотим улучшить быт этой прекрасной страны. Вы более ищите причин, чтобы отказаться, чем причин, чтобы не оглядываясь идти до конца. Хотя, Ваши опасения вполне понятны и не подумайте, что я Вас осуждаю. Отвечу, что Вы знаете сами, сейчас многие из наместников императорских провинций находятся вместе с ним, далеко от подвластных им территорий. Они оставили временных управляющих вместо себя, но не думаю, что эти управляющие обладают таким же авторитетом как те, кто их оставил вместо себя. Хотя, конечно, пустым местом их тоже считать нельзя. Сопротивление с их стороны знати и богатейшим купцам, земледержателям, будет сравнительно легко подавить.

– Да, Наилэр. Сам Сефер послал Вас мне в эту трудную минуту. Теперь противостояние с императором в нынешних условиях не кажется мне безнадёжным. Многие зераклиты Верховного Синклита Империи и зераклиты провинциальных народных Собраний сейчас тоже на войне. Уехали наиболее преданные, лояльные по отношению к Владару, люди. Тем вернее Собрания и Синклит поддержат наше выступление.

– Неужели мне удалось вселить в Вас надежду? – небольшим ножом Наилэр нарезал персик и ел его, долька за долькой, будто речь шла не о захвате власти в обширнейшей в Ареце стране, а о сделке по торговле овощами.

– Почти. Во всём вашем стройном рассказе есть одна деталь. – После этих слов посол улыбнулся и немного наклонил голову вперёд. – Кажется, Вы сами ждали этого вопроса. Я хочу спросить об армии. Армия фанатично предана Владару. На смотрах войск иногда создаётся впечатление, что император для солдат, едва ли не нечто вроде божества. Пока у него в руках армия, я не могу быть до конца уверенным в благополучном исходе нашего дела. Армия раздавит нас. А нам ещё после свержения Владара нужно будет воевать с кочевниками. Так что мы рискуем быть убитыми как сторонниками императора, так и внешним врагом, номадами. Эта задача кажется мне более сложной, чем захват власти в столице Империи и центрах провинций. Конечно, мы создадим свою армию, пускай частью из наёмников, частью из искренне преданных нам людей, но я сомневаюсь, что она по качеству не будет уступать армии императора. А воевать против Владара и номадов одновременно… – зераклит не закончил фразу.

– Понимаю Вашу обеспокоенность, почтеннейший Ялган. Я тоже думал над этой проблемой. Признаюсь, на мой взгляд, это честь для любого властелина иметь столь преданную армию. И Вы беспокоитесь не по пустому поводу. Это действительно, самая трудная задача из тех, что перед нами стоят. Но везде есть изъян. Надо только его увидеть.

– Простите, Наилэр. Позвольте, я объясню, как я понял Вашу мысль. Я не дипломат, моё поприще – торговля, хотя генеалогия моя включает многих людей, талантливых и в других областях, в дипломатии в том числе. Да и торговля, в принципе, имеет много общего с дипломатией. Вы имеете ввиду, что среди высшего дворянства, знати, которая находится сейчас рядом с императором, нам нужно найти предателя?

– Ялган, что за слово! «Предатель»! Разве мы можем сотрудничать с предателем? Лично я – никогда. Думаю, Вы тоже. Это должен быть сочувствующий нам человек, единомышленник, которого Синклит, после получения власти, отблагодарит как следует, по достоинству. Хотя для сторонников императора, конечно, такой человек будет предателем, иначе они его называть не будут.

– Боюсь, Вы плохо представляете себе окружение императора. Я не могу назвать ни одного имени человека, с которым можно было бы связать надежды на участие в отстранении императора от власти. К тому же, у нас не будет возможности сделать ошибку в выборе, если мы ещё отважимся делать такое предложение. Пока я не намерен произносить вслух такие речи, только при Вас, в качестве исключения. Если наш агент предложит участвовать в заговоре кому-нибудь из военной знати, нас схватят очень быстро. Вас, благодаря Вашему статусу посла, не повесят, как меня, на центральной площади Галиара, площади Империи, подобно простолюдину. Думаю, Вас отравят или зарежут, в любом случае скажут, что Вы себя убили. Вам тоже не выбраться живым не то что из Империи, даже из города. – Ялган всё больше распалялся, пока произносил эту речь. Он ходил по комнате, говорил громким шёпотом. Ещё немного и он потеряет всякую осторожность, начнёт говорить громко. Так громко, что их точно услышат. – И даже если мы найдём сочувствующего нам человека, как вы его назвали, что дальше? Арестовать Владара он не сможет, это исключено. Для этого нужно, чтобы сторонники императора среди военных остались в меньшинстве, чего не будет. Убить императора? Тоже не понимаю, что будет дальше?

– Да, всё, что Вы говорите – правда. Одна правда. Есть ещё другая – если Вы не понимаете, как чего-либо достичь, то Вы либо мало над этим размышляли, либо просто не хотите получить то, к чему стремитесь. Избавьте меня от повторения Вам этой истины, дорогой Ялган. Не всё в окружении Владара так идеально. Есть человек, который, я уверен, нам поможет.

– Интересно узнать имя. Заранее прошу извинить меня, если не удержусь от улыбки или даже смеха.

– Двоюродный брат Владара, князь императорской крови Галсаф.

– Ваши аргументы?

– Несколько лет назад ходили слухи при дворе о ссоре императора с князем Галсафом.

– Слышал. И что? Об этом много говорили. Придворные любят такие темы. Но только слухи.

– А мне удалось разузнать вполне конкретные вещи. Ссора действительно была. Из-за любви Гласафа к роскоши и шумным пирам. Ладно бы он просто гулял, а то ведь гуляет так, что об этом складывают легенды. Конечно, император обвинил его в непомерных тратах, дурном поведении, недостойном даже обычного человека, не говоря уже о человеке, в чьих жилах течёт императорская кровь. Кроме того, Галсаф иногда играет в кости. На большие суммы денег. Очень большие суммы денег.

– Охотно верю. Пиры у Галсафа были поистине сказочными. Я даже как-то побывал на одном. Ни до, ни после я ничего похожего не видел. Если уж мы об этом заговорили, то скажу ещё, что князь будто устраивал время от времени пиры для узкого круга лиц. Там программа была, как говорят, насыщеннее, чем обычно. Разнообразнее. Гостей угощали как отменными блюдами, так и лучшими блудницами столицы. Якобы в благодарность за одну ночь такой мастерице могли подарить целое имение. Но как-то внезапно разговоры о пирах прекратились.

– Нет дыма без огня. Все эти слухи – правда. Пиры действительно происходили. Как большие, так и те, что поменьше. Самое удивительное, император обо всём этом знал и терпел, до поры. А именно до той поры, пока сумма долгов Галсафа не стала превышать стоимость всех его дворцов и угодий. Фантастическая цифра, понимаете?

– Ха! Понимаю. – Ялган развалился в кресле, пытаясь представить себе эту астрономическую сумму.

– И вот однажды, князь Галсаф пришёл к Владару просить денег. Конечно он обещался их отдать, плёл что-то о скорой прибыли, о том, что больше просить не будет, что это в последний раз и так далее. Похоже, никто больше ему денег занимать не хотел. Вот он и пошёл к брату, хотя не мог не понимать, как рискует. И действительно. Владар был страшно взбешён. Осыпал родственника бранью, назвал «позором семьи», это при том, что Владар обычно – само спокойствие. Запретил ему устраивать празднества. Отобрал большую часть имений. Оставил два.

– Да, оба под Галиаром, насколько я знаю.

– Именно, недалеко от города, чтобы Галсаф был под присмотром. Но это не важно. Важно то, что Владар всё же рассчитался с долгами двоюродного брата. Установил за ним наблюдение, чтобы тот не вздумал устраивать что-нибудь в тайне от императора. Теперь самое интересное. Князь Галсаф, вместо того, чтобы отблагодарить спасителя, посчитал, что его незаконно обобрали, а двоюродный брат – деспот и тиран.

– Да, Галсаф гордый человек. Такой скорее умрёт, чем признает свою неправоту или слабость.

– Он очень гордый человек. И ещё во власти страстей. Вместо благодарности за избавление от долгов в нём проснулись гнев и обида. Однако у него остались несколько верных друзей из знати и военачальников. Неправду говорят, что друзья в попойках не бывают настоящими друзьями. Иногда они очень верные друзья. Думаю, князь Галсаф – тот человек, который нам нужен.

– Не могу спорить. Очень похоже на правду. Но откуда Вы знаете все эти подробности?

– Мой дорогой друг! Ялган, вы знаете, что нас очень часто окружают люди невидимки? Я не говорю о слуховых отверстиях в стенах комнат, глазах в картинах и стенных росписях, о дверных щелях. За Вами могут наблюдать, даже когда Вам и в голову это не придёт. Это просто. Невидимки – это слуги. Такие надёжные слуги, что по многу лет трудятся в домах своих хозяев. Вы не задумывались, откуда появляется вино в вашем бокале, фрукты на блюде, кто правит каретой, в которой вы спите? Кто нагревает Вашу постель? Вы их очень редко запоминаете, если вообще, замечаете. Но они есть, они слышат и видят куда больше, чем может показаться. Вы их не замечаете, но они очень хорошо всё замечают. Вот от них я всё знаю. Будьте внимательны с ними. Вы заметили, что слуга три раза заглядывал в комнату справиться, всё ли у нас в порядке.

– Вообще это странно, слуги ждут, когда их позовут.

– Согласен. Проверьте этого человека. Вообще странно, что ему даже позволили сюда заходить без приглашения. Но вы его заметили?

– Нет.

– И это нормально. Их никто не замечает.

– Наилэр, я слышал, что вы опасный человек, но не знал, что на столько. Скажите, Вы и обо мне что-нибудь интересное знаете?

– Это не важно. – Коротко и с улыбкой ответил посол. – Просто обращайте внимание на таких невидимок.

Ялган решил вернуться к князю, двоюродному брату императора.

– Хорошо, будем делать ставку на Галсафа. Можно будет предложить ему достойное вознаграждение. За сочувствие к нам и помощь. Он мог бы при всех обвинить императора в стремлении узурпировать власть, излишнем властолюбии, желании разогнать Верховный Синклит Империи, в желании Владара оставить рядом с собой лишь небольшую группу верных, преданных лично ему людей, а тех, кто ему не симпатичен, сослать в самые далёкие уголки Империи. А лучше, пускай он говорит об всём этом скрыто. Мы даже сделаем подложные письма, которые он предъявит стратигам, командующим легионами и комитам провинций.

– Наконец, дорогой зераклит, Вы тоже начали делать предложения! А я решил, что вы специально выбрали роль возражающего. Ваша идея неплоха, но что-то мне в ней не нравится. Нужно ещё подумать. Простите, уже достаточно поздно.

Ялган посмотрел в окно.

– Судя по небу, скоро рассветёт. Я бы даже сказал, что уже раннее утро. Самое начало утренних сумерек.

– Тем более, нужно немного отдохнуть. А потом – за дело, нельзя терять времени. Настоятельно рекомендую Вам завтра же начать переговоры с другими зераклитами. Время сейчас на стороне императора.

– Да. Поэтому, прошу Вас, заезжайте завтра в два часа по полудню ко мне.

– Благодарю за приглашение, но, думаю, будет полезнее и правильнее, если в начале этого непростого пути Вы сами отправитесь к своим коллегам. Я не хочу, чтобы они думали, что это я Вас надоумил так действовать. Но уже сейчас вы можете полностью рассчитывать на любую поддержку с моей стороны. Возможно, было бы полезно, чтобы Вы не упоминали и моего имени в разговорах с другими зераклитами.

– Как всегда, ваши слова не лишены смысла. Ждите известий от меня.

Хозяин проводил гостя и остался один. Было почти утро, разговор утомил зераклита, но в голове были сотни мыслей и спать не хотелось. Однако усталость давала о себе знать. Ялган глядел в окно, на зарю нового дня и размышлял о словах Наилэра, о его просьбе не упоминать о нём в разговорах с другими зераклитами. Впечатлила осведомлённость гостя о скандалах, что тщательно скрывали при дворе. Уж от придворных сплетников, казалось, не могли ускользнуть ни один даже самый незначительный скандал или сплетня. «А нет ли здесь выгоды Наилэру? Зачем он нам, мне так усердно, упорно помогает? Впрочем, какая разница? Жизнь в Союзе торговых городов лучше, чем в Империи. Почему бы не поверить в то, что он просто искренне хочет помочь? Я же искренен в своём делании, убеждён в правоте. Может, он поможет сделать жизнь людей в Империи похожей на жизнь живущих в Свободных городах?» Тут усталость стала одолевать его и Ялган отправился спать. Прошедший день он считал приятным и полезным, поэтому уснул быстро.

Глава 14. Сариат и Наппар

Сариат был достаточно молодым городом, ему было около трёх сотен лет. Но молодость не мешала за короткое время скопить большие богатства. В горах рядом с городом находятся золотые копи. Часть их принадлежит императору, часть купцам, таким как Аран из Наппара. Добытое золото обрабатывают в Сариате. Обилие этого материала привлекает ювелиров и на всю Империю славятся драгоценности Сариатских мастеров. Ещё одной особенностью города было обилие деревянных построек. Двух-, трёх– и даже четырёхэтажные дома из дерева были основным видом зданий в Сариате. С основанием города связана легенда. Первые поселенцы были выходцами из Таираса, решившие покинуть родной город и искать лучшей судьбы за Высокими горами. Кто-то предложил название «Сариат» для нового города, потому что по другую сторону Высоких гор, примерно напротив Сариата стоит Таирас. Получался город, противоположный Таирасу. Можно было говорить о негласном соперничестве двух городов, которое начал именно Сариат, желая превзойти близкого, и в то же время далёкого, из-за горного хребта, соседа. Наар и раньше слышал об этом городе, но не думал, что когда-либо ему придётся там побывать.