Две Иволги сидели на суку,
На дереве, что на опушке леса.
А в чаще разливаясь, сходно роднику,
Звенела птица формы музыкальной пьесы.
Едва закончив выводить сонату,
На фугу шансонье переключилась.
А вечером в преддверии заката
Симфонией заливистой забылась.
А Иволги наслушавшись концерта
Себя сравнить с певицею решили.
– Да-а, хоть я возраста слепая жертва,
И на мои концерты приходили. –
Сказала птичка, что постарше.
– Ах, как я пела громко и красиво.
И не было в лесу мелодий краше,
Что горлышком своим я выводила.
– А я свой голос берегу покуда
Нет зрителей меня достойных.
Ведь он подобен изумруду
В огранке веданий духовных. –
Сказала та, что помоложе.
Их разговор подслушал Ворон:
– Скажи скорей, на смертном ложе
Ты будешь каяться, что скоро
Свой голос все же потеряла,
Но пела от души повсюду?
– Ничуть! Я только и мечтала
Дарить любовь и счастье людям
И птицам, и всем-всем повсюду.
И было это так чудесно!
Нет, никогда жалеть не буду,
Что пела всем и повсеместно. –
Сказала Иволга постарше
А Ворон произнес: – Вот, видишь,
Пой песни, арии и марши
Пока летаешь, слышишь, дышишь…
Ведь в этом счастье и смысл жизни:
Покуда жив – «петь в полный голос».
И Иволга взлетела в выси,
Чья в ущемленьи была городость.
И залилась на весь лес трелью,
Поди хрусталь звенел так нежно,
И проводила колыбельной
День в сон блажено-безмятежный.