Книга эмоций. Как я превратила плохое настроение в хорошую жизнь - читать онлайн

Портрет настроения

Это был вторник сразу после Дня Памяти[5]. Слегка загорелые, мы с Джеем только что вышли из метро в Бруклине, волоча за собой свои чемоданы. Воздух был теплый, прохладный ветерок доносил до нас прощальные отголоски зимы и ароматы едва распустившихся цветов, которые, смешиваясь с нотками грязи и пота, создавали этот характерный запах Нью-Йорка. Запах возможностей. Я только приступила к написанию этой книги, и, хотя у меня не было ни подписанных контрактов, ни агентов, ни надежды на то, что когда-нибудь она будет опубликована, будущее лежало предо мной, как спокойное море.

По дороге домой мы решили купить что-нибудь на ужин: молоко, стейк, пару помидоров. Джей вызвался зайти внутрь, чтобы сразиться с толпами людей в лабиринтах продуктовых полок, пока я буду ждать его с багажом возле входа. Помню, как я стояла там, упершись задом в верхний край пожарного гидранта, сторожила два черных чемодана и думала, как же мне повезло. Повезло жить в Нью-Йорке. Повезло, что у меня был парень, который не боялся забежать внутрь магазина, чтобы я смогла остаться снаружи. Повезло, что я была молодой и влюбленной и могла вдыхать этот сладкий воздух.

В этот момент и завибрировал мой телефон. Я вытащила его из заднего кармана и пролистала входящее сообщение. Я работала в маркетинговой компании, и, хотя это были праздничные выходные, моя начальница желала знать, когда будет готова презентация, запланированная на следующую неделю. Сообщение состояло не более чем из десяти слов. Всего одна строчка. И все же ее агрессивный тон, не столько спрашивающий, сколько требовательный, тут же щелкнул выключателем. Какой-то маленький рычажок внутри меня запустил проектор мыслей, быстро пробегающих перед моими глазами, словно немое кино. Я думала о том, как мне не хотелось идти завтра на работу. Как все это – сама дорога в офис, электронные письма и встречи – в одно мгновение уничтожит тот покой, который я обрела в выходные. Я вспомнила свою последнюю презентацию. Как у меня постоянно потели руки, пока клиент сидел напротив меня с остекленевшими глазами. И как Бекки, моя коллега, указала на орфографическую ошибку в моем тексте. Бекки была такой стервой. А может, и нет. И может, именно из-за этих самых орфографических ошибок мне не перезванивали литературные агенты. Возможно, книга вообще была плохой идеей.

Возвращение Джея резко вывело меня из транса, заставив вздрогнуть. Целых пятнадцать минут я пыталась изобразить непринужденную позу, которая бы излучала ауру беззаботности и представляла меня в лучшем свете, чтобы он вышел и вспомнил, почему вообще в меня влюбился. Но среди всех этих мыслей я позабыла о своем плане, и теперь, когда он появился сквозь раздвигающиеся двери выхода, я стояла, сгорбившись и зажатая, с поникшим выражением на лице.

– Спасибо, мать Тереза, что подождала, – пошутил он.

– Э-э, да. Конечно. Народу много? – Я не могла скрыть своего тона. Он звучал сухо, будто я зачитывала отрывок из пьесы, в которой не хотела участвовать.

– Да, еще бы. Слушай, «Хол Фудс»[6] – это реально самое крутое место, куда стоит прийти, чтобы тебя затоптали! –  Он пытался рассмешить меня.

– Наверно. –  Я вздохнула, но сдержаться уже не получилась, и на выдохе как-то само собой прозвучало: –  Мы можем уже вернуться домой? У меня миллион дел, которые нужно переделать.

По тому, как изменилось вдруг его лицо, было видно, что я застала его врасплох, точно так же вырвав из транса, из которого совсем недавно вырвала саму себя.

– Боже, – сказал он, – что за муха тебя укусила?

– Я просто хочу домой, – раздраженно ответила я, вдребезги разбив тот лучезарный образ, который хотела изобразить. Но я уже не могла остановиться. Я не могла повернуть вспять.

– Хорошо, что мы почти на месте, – сказал он, смотря не на меня, а прямо перед нами, в ту точку, где в конце пяти кварталов находилась наша квартира. Я знала, о чем он думает. Что, черт возьми, произошло? Как получилось так, что, войдя и выйдя через одни и те же двери, он вернулся к совершенно другой женщине? Как мое спокойствие превратилось в стресс всего за пятнадцать минут? В действительности ничего не произошло. Во всяком случае, ничего, кроме простого электронного письма, но все теперь было по-другому.

О чем говорит ваше настроение

Я тоже не понимала, что произошло. Всего две минуты назад все было прекрасно. Весна пришла, словно освежающий глоток воды, и я была благодарна за то, что возвращаюсь домой среди расцветающих деревьев. Благодарна за то, что влюблена. Благодарна за то, что я в Нью-Йорке. Благодарна за то, что у меня теперь было все, о чем я так долго мечтала. И вдруг все погрузилось во тьму. Пьянящая сладость в воздухе исчезла, любовь, которую я испытывала к Джею, улетучилась, и необъятный горизонт мечтаний и возможностей превратился в огромную и непреодолимую пустыню. Жизнь казалась трудной, несправедливой и буквально душащей меня за шею.

Оказавшись в квартире, я сказала Джею, что слишком устала, чтобы тут же приниматься за готовку. Вместо этого я растянулась на диване, на автопилоте включила Netflix и стала искать что-нибудь, что отвлекло бы меня от накатывающей волны мыслей, все глубже затягивающей меня в пучину злости и негодования. Но было уже поздно. После трехдневных выходных мое спокойствие было нарушено, и я вошла в штопор. Все, о чем я думала, неизбежно вызывало во мне мысли о других вещах, которые я должна была сделать.

ВСЕ ТО, ЧТО Я ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ

• Организовать идеальную свадьбу – потому что люди ради этого готовы буквально на все, то есть на все, что угодно.

• Родить ребенка, но не спешить с беременностью.

• Стать успешной, но на такой работе, которая позволит тебе уйти, как только ты забеременеешь.

• Стать здоровой, но не тратить слишком много денег на органические продукты.

• Стать красивой, не спустив при этом все деньги на попытки добиться этого.

• Завязать с алкоголем, оставаясь при этом общительной.

• Начать отвечать на электронные письма с работы, и следить за тем, чтобы почтовый ящик не переполнялся.

• Стать экономной, или просто перестать тратить деньги.

• Внести арендную плату, которая обходится недешево.

• Забрать из аптеки свои рецептурные лекарства и удалить все голосовые сообщения от «Уолгринс»[7].

• Купить дом, в принципе несбыточная мечта, исходя из того, сколько я трачу на аренду каждый месяц.

Мысли неслись, наскакивая друг на друга, напряжение внутри меня продолжало нарастать, пока я ломала голову, пытаясь отыскать виноватого – будто каждая мысль, каждое болезненное воспоминание, каждая потенциальная проблема была связана с каким-то человеком, с какой-то причиной. Я бы не переживала из-за беременности, если бы не постоянные комментарии моей мамы. Я бы не стремилась стать красивой, если бы общество не навязывало свои стереотипы. Я бы не платила столько за квартиру, если бы мы с Джеем выбрали более дешевый район. Но во всех моих доводах были пробелы. Все мои обвинения были направлены совершенно не туда. Просто жизнь была такова, и в этом не было ничьей вины.

Я замечала, как моя мама впадала в такое настроение – обычно, когда мы собирались в путешествие. Она начинала зацикливаться на том, какой дома был беспорядок, и сколько ей предстояло всего сделать, и как по дороге в аэропорт мы обязательно попадем в пробку, а значит, опоздаем на рейс. Мы привыкли не обращать на нее внимания, когда она была в таком состоянии, ведя себя тихо и стараясь не попадаться ей на глаза, когда ее голос становился напряженным и взволнованным. И мы не осмеливались предлагать помощь, потому что опыт прошлых лет научил нас, что в действительности она в ней не нуждалась, и все, за что бы мы ни брались, было сделано плохо и не так.

Вместо этого мы сидели, вцепившись в рюкзаки или в дверные ручки машины, наблюдая за тем, как у отца постепенно закипает кровь, пока его мозг, наконец, не взрывался криком, требующим, чтобы она успокоилась. Но она не могла или не хотела, и один взбудораженный родитель уже превращался в двух. И, лежа на диване в своей бруклинской квартире, пока Джей распаковывал продукты, я вдруг снова пережила это болезненное ощущение, которое испытала, когда закричала каким-то чужим, но все же до ужаса знакомым голосом, что я превращаюсь в свою мать.

Я обнаружила, что, в отличие от моей матери, мое настроение влияло на меня не в начале, а в конце поездки. Если она не могла спокойно отключиться и двинуться дальше, то мне никак не удавалось вернуться в прежнее русло. И в том и в другом случае нам не удавалось приспособиться. Мы не могли переходить от состояния к состоянию, от события к событию, от момента к моменту, не впадая в стресс и не реагируя излишне. Будто мы застревали на своем пути, спотыкаясь и задыхаясь от собственных мыслей. Только потом я узнала, что мое настроение было проявлением тревожности.

Американская психологическая ассоциация определяет тревожность как «эмоциональное состояние, характеризующееся чувством напряжения, тревожными мыслями и физическими изменениями». Переживаниями о том, что могло бы произойти. О вещах, которые случатся в будущем. «Удивительно, – писала когда-то Симона де Бовуар, – как она всего боится заранее, при этом совершенно неистово»[8]. Исследования показывают, что женщины беспокоятся в два раза больше, чем мужчины, что делает нас в два раза более склонными к проявлению тревожности. Женщины также с большей вероятностью выстраивают связь между плохими событиями в прошлом и возможными негативными событиями в будущем, что представляет собой когнитивный феномен, известный как эффект привязки, или якоря. Прекрасным примером тому является история из жизни Барбры Стрейзанд.

В 1967 году Стрейзанд была на пике своей славы. Она только что закончила сниматься в фильме «Смешная девчонка» и выступала с гастролями в поддержку своего нового альбома. Во время концентра в Центральном парке она забыла слова песни, безмолвно застыв на глазах у ста пятидесяти тысяч человек. Заметил ли кто-либо данную заминку или нет, концерт продолжился дальше, и Стрейзанд получила свою пятьдесят вторую золотую, тридцать первую платиновую и тринадцатую мультиплатиновую награду, что сделало ее единственной женщиной, вошедшей в десятку самых продаваемых исполнителей за всю историю.

Но все это не имело значения. Она была так унижена, так расстроена и потрясена случившимся в Центральном парке, что отказалась от каких-либо гастролей почти на тридцать лет. В интервью Дайане Сойер[9] она сказала: «Я не пела и не продавала людям билеты на концерты в течение двадцати семи лет из-за той ночи… Я все время думала: “Боже, что, если я снова забуду слова?”»

В 1994 году она объявила о планах снова выйти на сцену, и ее билеты были распроданы всего за одну ночь, принеся Стрейзанд более десяти миллионов долларов. Однако по сей дей она продолжает говорить, что переживания из-за концерта в Центральном парке будут и дальше удерживать ее от гастролей, на которые она будет соглашаться только ради чего-то особенного, как, например, ради картины Модильяни, заставившей ее подписать контракт на запись специального концерта для Netflix