На пресс-конференцию в региональное управление МЧС Никита прибежал загодя. Взбесившийся термометр издевательски показывал тридцать градусов. Духота на улице стояла неимоверная. Воздух был горячим и густым, как сироп, и с трудом проникал в легкие. Окна в зале были закрыты, кондиционер то ли выключили, то ли он вообще не работал. Журналисты – потные, с красными лицами – вяло приветствовали друг друга, лениво обменивались короткими репликами. Вскоре сотрудник пресс-службы догадался открыть окна, впустив вместе с птичьим гомоном волну свежего воздуха. Стало немного легче дышать, и журналисты оживились, заговорили громче, повеселели.
Юля, как обычно, опоздала и влетела в зал, когда сотрудники управления заняли свои места за длинным столом, заставленным микрофонами местных телекомпаний. Следом за Юлей ввалился собкор столичной газеты Виктор Сахно – поджарый, лет сорока, с успевшим загореть лицом. Он шумно дышал и вытирал шею огромным клетчатым платком. За ним важно, как дирижабль, вплыла знаменитая меломанка и тусовщица Вера Гаврилова. Несуразную фигуру не скрывал стильный брючный костюм, а неопрятно торчавшие волосы – широкополая белая шляпа с огромным красным пионом. Она сняла квадратные очки в тяжелой оправе, протерла их салфеткой и, близоруко прищурившись, обвела зал взглядом. Маленькие глазки превратились в щелочки и потерялись за толстыми щеками околосветской львицы. Она наступила Никите на ногу, сделала вид, что не заметила, и прошествовала в первые ряды, где бесцеремонно согнала телевизионного репортера и уселась на видном месте, заслонив шляпой обзор сидевшим сзади коллегам.
Сахно торопливо поздоровался, достал из сумки фотоаппарат и устроился у стены. Юля, заметив свободный стул рядом с Никитой, протиснулась к нему.
– Чего опаздываешь? – прошипел Никита.
Юля неопределенно пожала плечами, роясь в сумке. Начальник управления генерал Орлов – крепкий коренастый мужчина лет пятидесяти, почти лысый, с резкими чертами лица, его заместитель Сергей Савенков и пресс-секретарь Евгений Калинин, сблизив головы, тихо о чем-то беседовали. Лица у них были мрачными, а у генерала еще и сердитым. Справа от генерала восседал незнакомый мужчина с длинным худощавым лицом и серыми водянистыми глазами под тяжелыми веками. Он бесстрастно смотрел в зал, и все-таки Никита кожей почувствовал его взгляд – неприятный, колючий. В отличие от эмчеэсников в форменных рубашках с короткими рукавами незнакомец был в строгом костюме и в рубахе с галстуком. Пресс-служба почему-то не поставила перед ним табличку с именем и фамилией и, естественно, с должностью.
– Что за хмырь? – тихо спросила Юля, мотнув головой в его сторону. Никита вытянул шею и даже привстал.
– Впервые вижу. Может, новенький?
– Морда неприятная! – сказала Юля. – Того гляди в застенки потащит!
Орлов откашлялся. Журналисты притихли и синхронно включили диктофоны. Операторы направили на генерала объективы камер.
– Добрый день, дамы и господа, уважаемые журналисты, – начал Орлов негромким, хорошо поставленным голосом. – Мы собрали сегодняшний брифинг в связи с чрезвычайным происшествием. На прошлой неделе в Сергиевском районе, вблизи села Каменный Брод, произошло крушение самолета «Ан-24», выполнявшего спецрейс в лесомассив на предмет обнаружения возгораний. Самолет принадлежал авиаотряду из соседней области. Пять членов экипажа и три сотрудника пожарной охраны погибли. По предварительной версии, причиной крушения стал отказ обоих двигателей.
Орлов кивнул Евгению Калинину, и тот нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Большой плазменный телевизор услужливо вспыхнул, показывая фотографии с места катастрофы. Юля и Никита переглянулись.
Пейзаж был насквозь знакомым. Всего несколько дней назад Никита наблюдал его лично, а Юля – на фотографиях. Те же сосны, та же бетонная стена, оплетенная ржавой колючей проволокой, разрушенная сторожевая вышка. Только по всему плацу разбросаны закопченные фрагменты фюзеляжа, рваные куски обшивки, искореженные крылья, разбитые двигатели с изувеченными винтами. На фотографиях вокруг горы обломков суетились пожарные с длинными шлангами, размахивали руками люди в камуфляже. Выглядело все убедительно. Упал самолет, восемь человек погибли. Жутко, печально, но бывает. Не зная предыстории, легко можно поверить.
– Вопросы, пожалуйста, – нахмурившись, сказал Орлов, заранее предполагая, от кого последует первая реплика.
Он не ошибся. Сахно, который безостановочно щелкал «Кэноном», встрепенулся и спросил:
– Самолет пропал на прошлой неделе. Почему о крушении сообщили только сейчас?
– Мы долго не могли найти его, – с заминкой пояснил Орлов, бросив быстрый взгляд на мужчину в штатском. – Обломки, знаете ли, разбросало.
– То есть он взорвался в воздухе? – не унимался Виктор.
– Вероятно. Сейчас проводится, э-э-э, ряд экспертиз. Часть фюзеляжа до сих пор не обнаружена. Самолет удалось найти совершенно случайно.
– А куда он так удачно упал? Что это за строения на фотографиях? – продолжал допытываться Виктор.
Орлов снова бросил взгляд на мужчину в штатском и нехотя пояснил:
– Это бывшая исправительно-трудовая колония.
ИТК-17. Ее закрыли в девяносто пятом году. По всей вероятности, пилоты заметили свободное от леса пространство и пытались приземлиться.
– С чего вдруг? – не сдавался Сахно. – Там же нет посадочной полосы. Строения, наблюдательные вышки – никакого шанса на благополучное приземление.
– К сожалению, мы не можем пока сказать что-то конкретное, – отрезал Орлов. – Результаты экспертиз, расшифровка «черных ящиков» будут готовы позднее, в установленные законом сроки, и тогда мы сообщим о них в прессу.
– Расскажите немного о пожарных и членах экипажа, – попросила из-под шляпки Гаврилова. – Их имена, возраст… В пресс-релизах об этом ни слова.
– Эту информацию сообщат дополнительно, – резко ответил Орлов, но Гаврилова прервала его с не меньшим раздражением:
– С чего вдруг тайны? Разбились восемь человек. Читатели газеты должны знать их имена. Мы не можем давать материал о трагедии в виде сухого пресс-релиза.
Орлов налился краской и явно приготовился накричать на журналистку, но тут в беседу вмешался мужчина в штатском.
– Уважаемые журналисты, ситуация осложняется тем, что члены семей погибших еще не знают о катастрофе самолета. К тому же тело одного из пожарных до сих пор не обнаружено. Поэтому не хотелось бы внушать людям напрасных надежд. Очень прошу, воздержитесь пока от неуместного любопытства.
– А вы кто? – нахально поинтересовалась Гаврилова.
Орлов приподнялся, видно, в знак уважения.
– Позвольте представить, Олег Александрович Разумовский, руководитель поисковой операции, заместитель начальника Федерального агентства воздушного транспорта России.
– Что ж они так его законспирировали! – с досадой прошептала Юля. – Табличку не поставили, представили, когда приперло!
– Врут и не краснеют! – столь же тихо отозвался Никита. – Пожарный самолет упал, а они аж заместителя начальника сюда из Москвы притащили. Чего ж не сразу министра транспорта? Еще президента можно, только тогда они не сидели бы здесь с постными рожами!
Юля кивнула. Тип с колючим взглядом на большого столичного начальника смахивал мало. Говорил он мягко и вкрадчиво, а в конце речи, адресованной Гавриловой, мило улыбнулся, но взгляд оставался прежним – цепким и напряженным.
– Еще вопросы? – спросил Орлов.
Никита поднялся с места и небрежно осведомился:
– Скажите, связано ли с крушением самолета то обстоятельство, что в течение нескольких дней с момента его предположительного падения в районе бывшей ИТК-17 в ближайших селах отсутствовала телефонная связь, не работали радио и телевизоры?
Орлов открыл рот, глотнул воздух, как выброшенная на берег рыба, и коротко ответил:
– Во всяком случае, насчет отсутствия связи нам неизвестно. – И перевел взгляд на журналистов. – Нет больше вопросов? Тогда…
– А не могло так случиться, что обломки самолета повредили вышку связи в райцентре? – допытывался Никита, не желая садиться на место.
Сахно прищурился, подобрался, почуяв сенсацию, и уже не сводил с него глаз.
– Неполадки со связью вызваны, скорее всего, другими факторами, – сказал, как отрубил, Орлов. – Маршрут самолета проходил в стороне от райцентра.
– В связи с крушением жители и частные постройки в окрестных селах не пострадали? – не унимался Никита.
– Нет! Жалоб не поступало!
– Спасательные работы продолжаются?
– Безусловно! Будем вести поиски до тех пор, пока не найдем тело третьего сотрудника лесной охраны, – вклинился в разговор Разумовский.
Никита криво усмехнулся и сел. Сахно смотрел на него с нескрываемым любопытством.
И тут подала голос Юля. Она подняла руку и спросила, тихо и вкрадчиво, но так, что услышали ее все:
– Объясните, пожалуйста, почему ни на одной фотографии мы не увидели медиков? Ни одного автомобиля с красным крестом. Или врачей по какой-то причине не допустили к месту катастрофы?
Орлов побагровел.
– Не порите чушь! С чего вы взяли?
Но Разумовский остановил его взглядом и повернулся к Юле.
– Милая девушка, были там и медики, и автомобили с красным крестом. Только нам важнее было показать место катастрофы, как вы понимаете. У медиков, как ни жаль, было много работы. Большей частью за кадром. Скорбной и неприятной. Вы уж поверьте, никто ничего от вас не скрывает!
Он снова улыбнулся и даже руками развел – вот мы какие, насквозь правильные! И работаем на износ. Что же вы нам не верите?
Поскольку вопросов больше не было, пресс-конференцию свернули. Журналисты разбежались по душным редакциям освещать сенсацию. Юля и Никита медленно побрели к парковке. Он хмурился, она молчала.
– Что затеяли, молодежь? – неожиданно гаркнул над ухом Сахно, поджидавший их у своей машины, стоявшей рядом с Юлиной «Тойотой».
– С чего вдруг затеяли? – лениво справился Никита.
– Так вы опять вместе, как шерочка с машерочкой, – рассмеялся Виктор. Видно, посчитал шутку невероятно смешной. – А когда вы вместе, это значит – жди беды!
– Витя, ты никуда не торопишься? – ласково почти пропела Юля.
– Тороплюсь! А как же! Хочу узнать, зачем ты вопросы про вышку задавал? Правда, что ли, телефоны не работали?
– И телевизоры не показывали! – буркнул Никита. – Съездил бы, узнал подробности.
– А ты?
– Что я там забыл? Оно мне надо? Новость на десять строк!
– Это, конечно, так, но, знаешь ли…
Виктор с задумчивым видом проследил, как Юля и Никита сели в машину, видно, решал, не отправиться ли за ними. И действительно пристроился в хвост «Тойоте», но через два квартала, вероятно опомнившись, свернул в боковую улицу.
– Ну все, отпал, как бородавка! – весело сообщила Юля, глядя в зеркало заднего вида.
– Наверняка поедет на место падения, – раздраженно сказал Никита.
– Тебе жалко? Пускай едет! Увидит обломки, разнюхает, что связь не работала, так мы ему об этом сами сказали. Главное, мы знаем, что самолет там не падал. Свалилось что-то другое!
– Я бы тоже съездил, – вздохнул Никита. – Охота в лесу побывать и заодно до соседней области прокатиться. – И развернулся к Юле: – Ирина написала заявление в полицию о пропаже Макса, но никаких следов, ни одной зацепки. Правда, есть у меня идея, которая ментам даже в голову не придет.
– Какая?
– Ты поедешь со мной? – вместо ответа спросил Никита.
Юля вздохнула.
– Куда деваться? Поеду!
– Только оденься попроще, – посоветовал Никита. – Кроссовки, джинсы, и ветровку прихвати. Солнце палит как очумелое, может грозу накликать.
– Слушаюсь, командир! – лихо отсалютовала она, приложив два пальца к козырьку гламурной розовой кепки. И, помолчав, добавила: – Лишь бы Валерка раньше не вернулся!
– Давай не откладывать в долгий ящик. Завтра и махнем! И Ирину прихватим. Она и так почернела от горя.
– Давай! – кивнула Юля.
Сегодня она была на редкость покладистой и немногословной. Никита окинул ее подозрительным взглядом: с чего вдруг? Но Юля ответила ему безмятежной улыбкой.
– Утром заеду за тобой! Предупреди Светку, чтоб от радости не умерла от такого сюрприза.
Никита стоял возле подъезда в компании рыжеволосой подруги, облаченной в пестрое одеяние, которое смахивало то ли на кимоно, то ли на распашонку. Юля подъехала к дому. Брошенный Светкой взгляд мог бы испепелить кого угодно, но она, закаленная борьбой с многочисленными конкурентками, и бровью не повела. Никита чмокнул пассию в щечку и поспешил к машине. Светка побрела в дом.
– Привет! – обрадованно произнес Никита и полез с поцелуями.
Но Юля отстранилась.
– Твоя ненаглядная сейчас в окно смотрит, а ты с телячьими нежностями!
И без перехода спросила:
– Ирину предупредил?
Никита мигом стал серьезным.
– Предупредил! Ждет нас.
И, садясь в машину, вздохнул:
– Честно говоря, не знаю, как она эту беду переживет?
Они выехали со двора. Машин поутру было много, и Юля сосредоточилась на дороге. Никита с подавленным видом молчал, наверно, думал о неприятностях, которые градом сыпались в последнее время.
Наконец заговорил:
– Скажи на милость, зачем понадобилось подбрасывать на место крушения липовые обломки, пресс-конференцию созывать да еще мутного типа якобы из министерства приглашать? Про катастрофу никто ничего не знал, даже местные словом не обмолвились. Единственным свидетелем оказался Макс, который тут же пропал. И потом, ты видела запись? Похоже это на крушение самолета?
– Ни капли! – твердо ответила Юля. – Больше смахивало на аварийную посадку.
– Вот! – глаза у Никиты полыхнули торжеством. – Если б эта зараза рухнула да еще взорвалась, грохот и на трассе, и в райцентре услышали бы, не то что в Миролюбове или в Каменном Броде. А толчок? Что, никого на постели не подкинуло, люстры не тряслись, стекла не дребезжали? Вон уголь на карьере взорвут, и то стул подо мною едет!
– Так, может, подумали, что опять на карьере взрывают, и не обратили внимания? – робко заметила Юля.
– Вот еще! – отмахнулся Никита. – Ты в своем уме? Кто ночью на карьере будет взрывать? А зарево от пожара куда делось? По уму, полтайги должно выгореть, а там ничего подобного! Небольшой лесоповал от воздушной волны, десяток опаленных сосен, снесенная вышка да длиннющая борозда. Бетон будто вспороли перфоратором. Да там через полчаса масса народа должна была сбежаться, чтобы поглазеть! Но никто не сбежался, и вообще – несколько дней абсолютная тишина, отсутствие связи по всей округе, а затем – пафосная пресс-конференция, на которой нам мастерски навесили лапшу на уши. Зачем?
– Журналисты могли узнать о катастрофе и растрезвонить на весь свет.
– Откуда, если ее не было? Это мы знаем, что там ухнуло нечто иное, нежели обычный «Ан». И то лишь благодаря Максу. Если б кто-то еще узнал, газеты и телевидение верещали бы на все голоса. Неделя прошла, можно было вообще ничего не сообщать. Однако нам подсунули жирную утку. На фига этот головняк?
Юля настолько глубоко ушла в себя, задумавшись над его вопросом, что умудрилась проскочить на желтый свет под неодобрительные гудки водителей.
– Непонятно! Совсем! – призналась она наконец. – Нецелевое разбазаривание левой информации. Или показуха эта не только для прессы?
Никита застыл на несколько секунд, а затем радостно улыбнулся.
– Ты права! Показуху устроили не только для нас. Узнать бы для кого еще?
Но развить эту тему не удалось. Они забрали Ирину, а при ней обсуждать катастрофу сочли неприличным. Мать Максима, неестественно выпрямившись, сидела на заднем сиденье. Всю дорогу до Миролюбова она молчала, лишь на лице росли и становились ярче два пунцовых пятна. Она с такой силой стиснула ручку сумки, стоявшей у нее на коленях, что побелели костяшки пальцев.
Юля изредка бросала на нее взгляд в зеркало заднего вида, и сердце ее сжималось от жалости. Лихорадочный румянец, бледные губы, опухшие от слез глаза, напряженная поза – Ирина держалась из последних сил. И они ничем, абсолютно ничем не могли ей помочь! Слова сочувствия казались мелкими и ничтожными. И есть ли такие слова на свете, которые способны утешить мать, потерявшую единственного сына?
Глафира словно не уходила в дом с той поры, как они покинули Миролюбово. Встретила у ворот, бросилась к Ирине, обняла за плечи и повела в избу.
Стараясь не привлекать внимания женщин, обезумевших от горя, Юля и Никита с трудом, но развели створки ворот, загнали машину во двор и прямиком направились к озеру. На берегу остановились у кромки воды и огляделись. По траве и песку носились серые трясогузки, пару раз крякнула на гнезде утка, тихо шуршали камыши, трещали крыльями над головой стрекозы, волны лениво плескалась возле деревянных свай. Где-то в деревне замычала корова и тут же смолкла, словно испугалась. Казалось, жизнь вокруг замерла, прикинувшись спящей или мертвой. И тишина стояла такая, что они услышали сигнал электрички, промчавшейся километрах в десяти от Миролюбова.
Никита мечтательно вздохнул, неожиданно обнял Юлю и продекламировал:
Паровозный гудок,
журавлиные трубы,
и зубов холодок
сквозь раскрытые губы.
До свиданья, прости,
отпусти, не неволь же!
Разойдутся пути
и не встретятся больше…
Юля дернула плечом, освобождаясь:
– С чего вдруг на лирику потянуло?
– Это Евтушенко, – грустно поведал Никита. – Ранние стихи…
И взял ее за руку.
– Пошли? Вон над лесом двуглавая сопка едва виднеется! Под ней как раз эта ИТК!
Юля кивнула. Действительно, чего ждать? Место крушения загадочного объекта им известно, но до него еще нужно добраться. Живыми и невредимыми! Она вновь вспомнила Максима, и словно повеяло ледяным ветром, а день – ясный, солнечный – посмурнел, как в осеннюю непогоду. Желание разведать тайну показалось вдруг крайне легкомысленным, а в голову закралась трусливая мыслишка оставить все как есть и бежать отсюда куда глаза глядят, забиться в щель и ни в коем случае не лезть на рожон. Никогда! Но стыд пересилил доводы рассудка. Она добровольно подписалась на это безумство. Отступать было поздно, кроме того, Юля боялась увидеть презрение в глазах Никиты. Как бы она ни хорохорилась, как бы ни изображала сталь и кремень, но только его присутствие позволяло ей ощущать себя сильной и уверенной. Поэтому она решительно сделала первый шаг, а дальше покатилось как бы само собой.
Лес вновь заиграл разными оттенками зелени, от нежной – берез – до малахита сосновых лап. Под уходящими в небо стволами было не менее жарко, чем на берегу озера. Солнце только-только перевалило зенит, и деревья почти не отбрасывали тени. Яркие блики прыгали по молодой листве, влажным после утренней росы травам, слепили так, что не спасали темные стекла очков. Пряно пахло смолой, остро – муравьиным спиртом и резко – молодым папоротником. Среди густой травы мелькали белые куртины ветрениц, желтые и розовые – примул, синие – медуниц. Небольшой распадок затянули кусты лесного пиона – «марьиных кореньев». Огромные алые цветы – влажные, тяжелые – уже распустились, а у шиповника пока лишь набухли бутоны. Раскроются они к середине июня, когда лето окончательно вступит в свои права.
Где-то далеко прокуковала кукушка, напомнив о тщетности бытия, и смолкла прежде, чем Юля сообразила подсчитать, сколько лет ей осталось жить. Она догадывалась, что еще долго, и поэтому на кукушку не обиделась.
Лес, несмотря на покой и благодать, необитаемым не смотрелся. Порхали с ветки на ветку птицы, процокала над головой белка. Рыжее тельце мелькнуло среди колючих лап и исчезло. Громко прокричал кобчик на вершине сосны и мягко спланировал вниз, видно, заметил добычу. Свидетельства того, что люди здесь побывали недавно, встречались на каждом шагу. Взгляд выхватывал среди травы то пустую пачку от сигарет, то пластиковую бутылку, то яркую упаковку. На поляне среди соснового молодняка они наткнулись на смятый пакет из-под сока, огрызок огурца и на консервную банку, которая не успела потемнеть. На этикетке хорошо читалось: «Тушенка говяжья». Трава вокруг была примята. Похоже, недавно тут устроились перекусить, но мусор убрать забыли.
– В прошлый раз тут было чище, – негромко сказал Никита. – Никакого хлама точно!
– Видно, спасатели прошли, – отозвалась Юля.
– И что? – вызверился Никита. – Теперь надо вести себя как свиньи? Весь лес загадили! Неужто тяжело прихватить мусор и выбросить на помойку?
Юля не ответила. Неясное чувство тревоги снова проснулось в душе, опутав ее прочными нитями страха. Никита покосился на нее и понял, что Юле не по себе, потому что сказал гораздо мягче:
– Вот и пришли. Почти! Еще метров сто – и забор. Вон за тем кустарником!
Впереди и впрямь виднелась серая бетонная стена с облезлыми черными буквами «Проезд запрещен!». Плиты ограждения покосились, точно их подмыло водой, а кое-где рухнули вовсе. Но ветви загораживали обзор, и то, что происходило на территории бывшей ИТК, рассмотреть было невозможно.
– Там есть проход, – негромко сказал Никита, махнув рукой вправо. – Можно спокойно пролезть. Только не шуметь и двигаться за мной, след в след. Общаться будем жестами. Понятно?
– Что именно? – быстро спросила Юля.
– Лучше тебе вернуться, – неожиданно сказал он и тут же спохватился: – Хотел сказать: отведу тебя обратно, а сам вернусь.
– С чего вдруг? – возмутилась она, но по дрогнувшим губам он понял: хочет вернуться.
– Да маетно что-то. Ощущение неприятное, как будто кто-то пялится в спину. Или целится. Между лопатками.
– Я тебя не оставлю, хотя и боюсь, – честно призналась Юля.
Никита скривился и огляделся по сторонам.
Сказать, что тайный наблюдатель напугал его, Никита не мог. Людей он не боялся, а в знаки судьбы особо не верил. Черные кошки вызывали у него умиление, а не желание трижды плюнуть через плечо. Разбитое зеркало он преспокойно выбрасывал в мусор, рассыпанную соль сметал веником. Рассказы о пришельцах, похищающих людей, о полтергейсте, о летающей посуде, таинственных скрипах и стонах на чердаках вызывали здоровое любопытство, замешанное на иронии. Никита не ломал голову над этими явлениями до тех пор, пока ему не пришло на телефон проклятое сообщение с мольбой приятеля прийти на помощь, если вдруг…
Лежа в постели рядом с посапывающей Светкой, Никита так и этак прокручивал в голове сложную ситуацию, в которой оказался Максим. И распутать ее не было никакой возможности, кроме как выехать на место и попробовать разобраться, что же произошло на самом деле в этом богом забытом краю? Отправиться на свидание с неизвестностью, вооружившись диктофоном и фотоаппаратом, в компании верной Юльки – роковой красавицы, язвительной стервы, бывшей возлюбленной, с которой так и не удалось дойти до загса… В паре они распутывали сложные и опасные дела, и даже едва не погибли… Сейчас, под сводом колючих ветвей, Никите внезапно стало страшно. А вдруг у него не хватит сил защитить и спасти это вредное и упрямое создание?
Но Юлька, похоже, решила идти напролом.
– Ты хоть оружие прихватил? – спросила она. – Вдруг на засаду напоремся, чем будешь отбиваться?
Никита молча достал из внутреннего кармана куртки пружинный охотничий нож. Юля с одобрением посмотрела на солидный клинок, вынула из сумки небольшой пластмассовый цилиндр и нажала на кнопку. На тонких усиках, торчавших из цилиндра, с противным «з-з-з-з» вспыхнула голубая молния.
– Классно! – обрадовался Никита. – Только мне в спину не ткни! Если что, оглушишь врага шокером, а я его выпотрошу.
– Пошли! – устало сказала Юля. – И без того страшно!
Высокая сопка с двумя вершинами нависала над лесом и чем-то напоминала незавершенную латинскую букву «V». Была она неряшливой, словно обглоданной с одного бока. Редкий лиственничный лес, кривой, истерзанный ветрами, лепился заплаткой под левой вершиной, правая была увенчана скалами, разрушенными непогодой и временем. Тень сопки падала далеко окрест, и от этого здесь было сумрачно и сыро.
Одна из бетонных плит, окружавших колонию, лежала на земле. Осторожно раздвинув ветки, они миновали ограждение и присели в тени кустов, чтобы оглядеться. Судя по примятой траве, недавно здесь побывали люди, вытоптали желтые первоцветы, местами сорвали дерн тяжелой обувью. Напротив их укрытия располагались корпуса бараков с пустыми оконными проемами, в которых кое-где сохранились ржавые металлические рамы и решетки, за ними виднелись две наблюдательные вышки – друг против друга. Вернее, одна еще походила на вышку, у второй верхняя часть была срезана словно гигантской бритвой. Разбитая будка для часовых валялась на земле.
Пригнувшись, они бегом пересекли плац. Сквозь трещины в асфальте пробивалась трава, а в выбоинах проросли сосенки и кусты ольхи. Они устроились за горой шифера и деревянных балок, видно, сброшенных с крыши административного здания, что возвышалось за их спинами мрачной двухэтажной громадой. Тишина вокруг стояла такая, что слышно было, как свистит ветер сквозь выбитые окна и двери. За зданием, с другой стороны плаца, виднелись остатки кирпичной теплицы. На ее крыше сохранились кое-где стеклянные квадраты, а внутри все было порушено и побито, будто теплица являлась здесь главным источником зла, который надо было непременно уничтожить.
Рядом с теплицей росла огромная раскидистая береза. Казалось, дровосек-великан одним махом рассек ее от верхушки и почти до корня, отчего одна половина ствола упала на теплицу, а другая клонилась к земле, подметая ветвями асфальт. Листья успели завянуть, но не высохли, значит, беда с березой случилась неделю или чуть меньше назад. Но не это привлекло их взгляды.
Метрах в двадцати от бараков лежал самолет, пропахавший длинную борозду через весь плац. Куски сухого дерна и обломки асфальта кто-то собрал в кучу под той самой несчастной березой. Изуродованный хвост валялся возле бараков. От фюзеляжа осталась лишь гора обломков: рваные куски обшивки, скрученные алюминиевые конструкции, месиво из механизмов, обрывков проводов, остатков пассажирских сидений и кабина пилотов с выбитыми стеклами и вывернутыми наружу датчиками приборов. Оба двигателя с искореженными винтами и со следами горения на обшивке лежали в стороне, похоже, их оттащили уже после катастрофы. Одно крыло, разорванное на части, разметало по плацу. Второе, почти не пострадавшее от страшного удара, лежало рядом с грудой обломков, как винтовка раненого солдата, которую тот тащил за собой из последних сил, пока не умер под палящим солнцем.