206 г. до н. э.
Пустыню еще наполняла ночная прохлада, и легкий свежий ветерок играл с песком, занося следы людей, приехавших к роднику утолить свою жажду. Утреннее марево размывало горизонт, так что любой приближавшийся к водопою путник казался лишь бесформенным силуэтом. Однако палящее пустынное солнце брало верх, и от утренней свежести не оставалось ничего, как и от следов путников, заметенных песком. С каждым часом становилось все жарче и утолять жажду приходилось чаще. Многие путники, торговцы, купцы и другие обитатели пустыни останавливаются у этого места, наполненного живительной водой и сочной растительностью.
В этом месте бил родник. Естественную чашу маленького оазиса укрепили кирпичами из песчаника, покрашенного в светло-красный цвет – так путники могли заметить его издалека, хотя густая растительность справлялась с этим куда лучше. В местах стыка кирпичей виднелись небольшие дыры, выделанные пустынным ветром. Песчаник, укреплявший чашу родника, покрывала растительность, в основном состоящая из тиса. Ветви растений склонились к роднику, издали напоминая сгорбившихся животных и людей, пришедших сюда утолить жажду. Благодаря склонившимся ветвям возле чаши образовывалась небольшая тень, позволявшая отдохнуть и собраться с мыслями перед грядущим продолжением поездки. Некоторые посетители Рабиана (так был назван путниками родник) устанавливали около живительного островка огромные шатры из пестрой светлой ткани и жили здесь месяцами. Дорога, ведущая через Рабиан, была довольно посещаемой, однако была известна лишь людям, проводящим в пустыне больше времени, чем у домашнего очага с семьей.
Этим утром (на удивление достаточно жарким) небольшая повозка с запряженной лошадью приближалась к Рабиану. По обе стороны от нее ехали, проваливаясь в песок, двое всадников с короткими мечами, закрепленными на поясах. Для того чтобы сберечь товар, повозка была покрыта большим куском белой ткани. Кое-где ткань обнажала содержимое. На повозке располагались аккуратно сложенные квадратом платки и шарфы и небольшие также сложенные квадратом куски ткани. Вид у охранников и того, кто держал узды повозки, был уставшим. Платки, покрывавшие их головы, были грязны и в некоторых местах порваны. Их полузакрытые глаза были устремлены в пол, взирая, как подгоняемый ветром песок медленно полз в сторону. Один лишь торговец, сидевший в повозке, увидел родник и глубоко вздохнул: «Наконец-то!», а вслух произнес:
– Спешиться.
Измотанные охранники сползли со своих лошадей.
– Напоите лошадей и себя заодно приведите в порядок, – скомандовал торговец и начал слезать с повозки.
Возле родника располагались несколько пустующих палаток. Судя по всему, хозяев не было давно – внутрь палаток уже налетел песок.
Измотанные охранники повели лошадей к чаше родника. Места у чаши было много, так что две лошади и двое людей могли спокойно разместиться рядом. Охранники сняли платки со своих голов. Песок, накопившийся за время странствий, начал сыпаться с головных уборов. Их уставшие и раздраженные глаза взирали на воду, как на нечто ценное – ведь вода в пустыне была ценнее любого сокровища. Волосы их выцвели и имели рыжеватый оттенок. Набрав бурдюки прохладной водой, охранники принялись жадно ее глотать. Торговец, только что подошедший к чаше, наполнил и свой бурдюк. Платки, покрывавшие головы, служили им мочалами. Протирая лица и шеи от песка, путники уселись и уперлись в песчаник. Ветви растений скрывали их в тени. Торговец приказал своим телохранителям следить за лошадьми. Долгая изнуряющая поездка лишила их сил, а прекрасное тенистое место давало возможность отдохнуть.
На горизонте появился размытый темный силуэт. Дрожащий от жара воздух скрывал происхождение этой фигуры.
Сон и усталость притупили внимательность охранников и торговца, не давая возможности подготовиться к предстоящей опасности. Через полчаса к роднику вернулись хозяева пустующих палаток. Косо смотря на новых посетителей, они принялись очищать палатки от залетевшего песка. Взгляд хозяев все чаще останавливался на торговце с охранниками. Но как только они увидели лошадей и повозку, стоявшую неподалеку, их глаза приобрели дикость, несвойственную для обычных людей. Нечасто в пустыне встретишь такую легкую добычу. Ведь повозка и лошади могут стать отличным трофеем, тем более лошадей можно подороже продать на черном рынке. А спящие хозяева повозки и двух замечательных лошадей не помеха.
Один из разбойников приказал остальным действовать аккуратно. Они разобрали палатки так, чтобы не разбудить потенциальных жертв. Взяли деревянные стойки, на которые ложилась ткань, и использовали их в качестве оружия (на всякий случай). Не став будить жертв, разбойники бесшумно двинулись к чаше родника. Услышав шорох, охранники открыли глаза. Сквозь сон они могли различить лишь бесформенные силуэты, растущие в их глазах с каждым шагом. Не успев опомниться и вскочить на ноги, охранников наградили ударом деревянной опоры по голове. Сторожа пошатнулись и упали, ударившись головой об ограду из песчаника. Торговец, услышав звуки удара, от страха резко (на свое удивление) вскочил на ноги, пытаясь сообразить, что к чему. Пока разбойники связывали охранников, напуганный торговец ринулся в сторону повозки за что был вырублен куском песчаника, прилетевшего тому по затылку. Тело торговца рухнуло на песок, и на нем от удара по голове появились капли крови.
Силуэт, видневшийся на горизонте в виде размытого пятна, с каждой минутой приобретал все более резкие очертания. И сейчас можно было понять – это человек, едущий на верблюде, за спиной которого торчало что-то длинное.
Бессознательных охранников и торговца усадили в тени, облокотив на красный песчаник. Один из разбойников, видимо их главарь, указал на лошадей и приказал запрячь их в повозку.
– Потом будем радоваться! Наше дело забрать товар и дело с концом, – объявил главарь и направился в сторону телеги с товаром.
– А что с этими делать? – спросил один из разбойников, указывая стойкой для палатки на пленников.
Главарь ухмыльнулся. Зубы, показавшиеся во время улыбки, были гнилыми, однако своего хозяина не беспокоили. Косой взгляд главаря был направлен точно на одного из своих подручных, но из-за косоглазия приспешник терялся, не понимая в какой глаз ему смотреть. Хорошо, что косой глаз был ранен и смотреть в него не было смысла – он все равно ничего не видел.
– Бросьте их подальше отсюда, отлично сойдут на корм для гиен, – рассмеялся главарь.
Двое других сообщников тоже рассмеялись. Один из них даже закашлялся. Залезая на лошадь, тянущую телегу, главарь обратил внимание на торговца, который начал ерзать на месте. Торговец еле-еле произнес:
– Нет, прошу. Стойте. Дайте мне… – так и не успел договорить торговец, как главарь его перебил.
– Эй! Разберитесь с ним сейчас же.
Двое подручных, видимо, являющиеся друг другу братьями, направились в сторону чаши.
– Попрощайся со своим товаром и жизнью тоже, – ухмыльнулся один из нападавших.
Не успев замахнуться острым концом палки, младший брат упал на землю, забился от боли и притих. Песок рядом с ним обагрился, а из его ноги торчала стрела, глубоко вошедшая в бедро. Банда разбойников резко повернулась в ту сторону, откуда прилетела стрела. Главарь покачнулся от удивления и еле удержался в седле.
Со стороны прилетевшей стрелы виднелся человек, сидящий на верблюде. В его руке находился лук с вложенной в него стрелой. Резкое появление незнакомца заставило разбойников отступить на несколько шагов. Корчась от боли, младший брат одного из разбойников так и остался лежать на песке. Все внимание было сосредоточено только на всаднике с луком в руке.
Голову незнакомца покрывал ярко-красный шарф, обмотанный кругом. Лицо было прикрыто платком, так что можно было разглядеть только темные глаза, отстраненно смотрящие на происходящее. Взгляд, устремленный куда-то вдаль, не сулил ничего хорошего.
Придя в себя от шока, вызванного появлением грозного противника, главарь со страхом соскочил с лошади и вынул из-под грязной одежды ржавый кинжал, который мало чем помог в нынешней ситуации. Стрела опередила кривого разбойника, устремилась на главаря и попала ему чуть выше колена. Тот свалился с лошади, ударившись головой о колесо повозки.
Разбойники, еще не тронутые незнакомцем, ринулись на него в слепой ярости, вызванной падением того, кому они подчинялись. Спешившись с верблюда, несшего на себе вещи, незнакомец взял в руки лук, словно это был шест, и несколькими точными и спокойными ударами выбил из приспешников весь пыл. Придя в себя, разбойник со стрелой в ноге устремился на помощь своему брату и сообщнику, но тут же получил удар ногой в грудь, выбивший из него всю дурь. Разобравшись с приспешниками, незнакомец спокойным шагом направился к валявшемуся главарю. Тот, еще не отошедший от удара, начал лихорадочно махать кинжалом, не понимая бессмысленности своих действий. Всадник без труда схватил его за кисть, загнул ее и вонзил в плечо и провернул. Бьющийся от боли разбойник бил незнакомца по плечу свободной рукой, затем всадник вырубил главаря ударом в голову. Потерявший сознание главарь больше походил на податливую массу, чем на разбойника, наводящего страх на торговцев. Взяв за край одежды главаря, незнакомец потащил его к чаше родника. После того как вся банда была усажена в ряд, опершись о песчаник и связана, всадник принялся освобождать торговца и его охранников. Очнувшиеся после удара палкой сопровождавшие повозку удивленно смотрели на бой незнакомца с разбойниками. Точнее это был не бой, а урок, преподанный всадником. Скорее всего, эта шайка больше не будет докучать простым жителям – этот урок они запомнят навсегда и будут бояться появления такого странника.
Телохранители торговца с недоверием посмотрели на незнакомца и отстранились. Мало ли что у него может быть в голове. Вдруг он специально расправился с разбойниками, чтобы самому забрать трофеи? Всадник понял, что охранники ему не доверяют, и взглядом показал им – спокойнее. Избавив охранников от пут, незнакомец принялся освобождать торговца. Охрана растирала передавленные запястья и лодыжки, с недоверием поглядывая на всадника. Они были готовы действовать. Хотя, как это показала практика, незнакомцу не представляло труда разделаться с преступной шайкой, а два уставших стражника ему тем более не будут помехой.
Торговец, немой от пережитого, глядел на руки, режущие путы, связывавшие его. Невольно переводя взгляд с рук на голову, старик уставился на глаза незнакомого ему человека. На удивление они ничего не излучали, лишь молча говорили «я помогу тебе». Это немного успокоило торговца, однако ему стоит быть настороже. Он так и продолжал поглядывать на свою повозку. Заметив устремленный на телегу взгляд старика, незнакомец негромко хмыкнул.
Оправившись и придя в себя, охрана помогла встать своему хозяину и под руки повела его к повозке.
Незнакомец тем временем подошел к своему верблюду, снял вожжи и повел его к чаше родника. Убрав лук за спину, где висел и колчан, всадник размотал ремни и ткань, покрывавшие его предплечья. Медленно, наслаждаясь прохладной водой, всадник опустил руки и принялся приводить себя в порядок. На глубине вода была прохладной, поэтому незнакомец старался почерпнуть воду оттуда. Размотав шарф и платок, покрывавшие его голову, странник опустил их в воду и словно мочалом умыл свои лицо, руки и плечи. Но перед этим как следует смочил ткань шарфа и аккуратными движениями убрал скопившийся на краях еще не заживших ран прилипший песок. Прочищая раны, обработанные до этого, незнакомец не допускал заражения, которое без труда могло скосить в пустыне – занесенное песком тело навсегда погребется под ним, не давая шанс на нахождение. Прохладная вода действовала словно свежий ветер, дующий с реки. Красный песчаник был испачкан мелкими кровавыми точками, оставшимися от раненых разбойников, сидевших спиной к чаше родника. Набрав в бурдюк свежей воды, незнакомец размеренно начал утолять жажду. Намокший песок, скопившийся в волосах незнакомца, оставлял разводы на лбу и висках. Из-за этого всаднику пришлось как следует протереть голову мокрым шарфом. Шарф и платок незнакомец положил на край чаши намокшим комком.
Торговец и охранники лихорадочно шарили в повозке. Найдя спрятанное, торговец громко вздохнул, давая понять своим телохранителям, что все хорошо. Придя в себя после потрясения, связанного с разбойничьей шайкой, торговец махнул своей охране, и те двинулись в сторону родника. Двигались они медленно и как будто виновато, опустив голову. Скорее всего такое действие обуславливал страх, а не уважение к своему спасителю. Ведь мало ли кем мог оказаться этот человек, появившийся из ниоткуда и ничего не говоривший. Незнакомец, услышав шаги приближающихся людей, однако, никак при этом не отреагировал. Но, как только охранники приблизились на расстояние вытянутой руки с зажатым мечом, незнакомец повернул голову вбок. От страха охранники замерли. Не зная, как себя вести, телохранители так и остались стоять на месте. Торговец, находившийся за их спинами, покачал головой. Он подошел и хлопнул свою охрану по плечу и улыбнулся:
– Дальше я сам. А то вы производите дурное впечатление на нашего спасителя.
После этих слов незнакомец выпрямился и уселся на край красной ограды. Торговец впервые увидел лицо всадника целиком. Вид его было суровым и не подающим никаких признаков наличия эмоций. Если темные карие глаза незнакомца и были направлены на торговца, то смотрели они куда-то вдаль, словно игнорируя его присутствие. Однако лицо его не было испещрено шрамами, как это бывает у весьма воинственных людей. Старик напряженно улыбнулся, пытаясь добиться какой-нибудь ответной реакции. Ответа же не последовало. Даже дыхание его не было слышно, хотя только что незнакомец был в потасовке.
Всадник так и продолжал смотреть в их сторону. После нескольких секунд молчания, по мнению охранников, длившегося целую бесконечность, незнакомец заговорил:
– Вы смотрите на меня так, словно ожидаете ответа, когда сможете вернуть мне долг за ваше спасение.
Из его уст это звучало угрожающе, хотя и странно. Затем он продолжил:
– Я вижу ты промышляешь тканью. Так продай мне свой лучший товар. За оплату не беспокойся.
Глаза торговца загорелись огоньком – старик включил свои навыки продажи. Звать же к повозке старик его не стал.
– Я торгую лучшей тканью в этой округе, – начал торговец, – она отличается особой прочностью, мягкостью и отлично защищает от палящего солнца и песка.
Всадник ничего не ответил на хвалебные слова. Лишь уточнил:
– Мне нужна ткань для палатки, новые шарф и платок.
– Без проблем! Сейчас подберем.
Старик оставил своих охранников наедине с незнакомцем. Те, чуть-чуть привыкшие к обществу их спасителя, стали увереннее себя чувствовать. Они встали и ровно и следили за происходящим вокруг. Пока торговец ходил за товаром, всадник подошел к чаше родника, где оставил свои мокрые вещи. Струйки воды, стекавшие с шарфа, устремлялись вниз, к основанию чаши, где впитывались в песок, попадая обратно в чашу источника. Выжав и расправив их на горячем песчанике, всадник принялся ждать старика с товаром.
Торговца ждать не пришлось. Улыбаясь, он быстро шел к незнакомцу, держа в руках свертку из лучших, по его словам, вещей, пестривших разными цветами. Старик махнул головой охранникам, стоявшим рядом с чашей родника, чтоб те шли охраняли повозку. Затем, остановившись и разложив ткани на специальной подстилке, чтобы не запачкать товар, старик принялся ждать слова одобрения от всадника. Незнакомец взял в руки ткань, предложенную торговцем, и одобрительно кивнул.
– Ты прав. Твоя ткань действительно хороша.
– Рад, что тебе понравилось.
На этом разговор с всадником завершился и напряжение спало. Оплатив покупку, достаточно дорогую – дороже, чем у торгашей на площадях, ткань же оказалась достаточно прочной и легкой, идеально подходила для дальних путешествий по пустыне. Незнакомец направился к своему верному спутнику, служившему ему транспортом, и сложил обновку в сумку, перекинутую через горб верблюда. Шарф и платок, оставленные им сохнущими на песке, еще были влажными, но скоро и они высохнут. Пока торговец сворачивал подстилку для товара, всадник обратился к нему:
– Она у тебя смышленая, – с улыбкой сказал незнакомец.
Старик удивленно вытаращил на странника округленные глаза. Однако в этот раз старик не увидел бесчувственный взгляд, а наоборот – глаза незнакомца понимающе смотрели на него. Торговец обернулся и покачал головой.
– Ей много раз приходилось прятаться в таких ситуациях. Если бы не ты, всадник, мы бы легко не отделались. Ты спас меня, мою внучку и моих братьев. За это я тебе буду должен.
– Сочтемся, когда представится возможность, – кивая ответил старик.
Недолго они стояли в полной тишине. Лишь слабый звук льющейся воды доносился до них и мычание обездвиженных разбойников. Ветерок нагонял песок, которые образовывал вокруг чаши родника насыпь.
– А что будет с ними? – поинтересовался один из стражников.
Ответ последовал незамедлительно:
– Пустыня решит их судьбу, – ответил всадник.
Подождав, пока высохнет шарф с платком, незнакомец ненадолго задержался возле Рабиана. Он сидел, облокотившись о ствол тиса, наслаждаясь живительной прохладой. Его верный друг – верблюд Мирах – лежал, опершись на колени и пожевывая сочную растительность. Незнакомец прикрыл глаза, но внимательности не убавил.
Вскоре он услышал шаги старика, бредущего по песку. Проваливаясь в песок, торговец подошел к нему и спросил разрешения сесть. Всадник не отказал старику в компании.
– Откуда и куда путь держишь, незнакомец? – спросил, как бы намекая на то, что он хочет узнать его имя.
– С юга на север.
– Не в Фивы ли случаем? – поинтересовался старик, так и не дождавшись ответа продолжил: – О, Фивы, великий город! И мы туда держим путь. Не хочешь составить нам компанию?
– Ты просишь моей защиты? – с улыбкой спросил незнакомец, не обращая внимания на то, что старик догадался, куда он держит путь, хотя это и так было очевидно.
– Что-то такого я и прошу, – чуть выдержав паузу, старик продолжил: – Меня зовут Хасим, я из Фив. Мою внучку – Зана, а моих двух младших братьев – Сик и Фавор. Они не очень обучены военному мастерству, ты и сам в этом убедился. А как звать тебя, всадник?
Немного помолчав, незнакомец встал и, отряхнув испачканную в песке тунику, ответил:
– Я – Маджет, – сказал всадник, направляясь к своему верблюду. Мирах при виде приближающегося хозяина привстал. Пустынный странник влез на верблюда, готовый продолжить изнуряющее путешествие.
– Стой, – послышалось сзади.
Хасим протягивал всаднику медальон.
Я частенько вспоминаю тот роковой день, заставивший меня покинуть родной дом и попрощаться со своими близкими. Каждый раз я прогоняю в голове события той ночи. Мог бы я поступить по-другому? Возможно, что нет. Тогда я попытался сделать все, чтобы защитить свою семью. Я не мог себе простить беспечность и неосторожность, которые притупили мое чутье. Но самое главное, я не мог простить себе излишнее доверие к людям, которых я считал близкими людьми. Понимая, что мое прошлое может негативно сказаться на настоящем, я старался как можно больше внимания уделять охране своей семьи. Но моей осторожности, подготовки не хватило сдержать натиск напавших персидских наемников.
Полтора года назад
– Попробуй еще раз. Сосредоточься и не держи тетиву натянутой слишком долго.
Я подошел к сыну и дал ему еще одну стрелу. Он вложил ее в тетиву и прицелился. Я немного исправил положение рук и лука – чуть приподнял их и сместил вправо.
Его лицо стало сосредоточеннее. Взгляд устремился на мишень – красную точку на соломенной кукле, специально сшитой для тренировок. Еще с малых лет я начал обучать своего сына Иду искусству, которому сам когда-то обучался в военном подразделении, входившем в состав одного из отрядов наемников при царской гвардии. Это было искусство ведения боя. Мое прошлое сделало из меня настоящего воина, каким я бы хотел видеть Иду в свое время. Однако в мою голову часто закрадывались мысли о том, что я могу подвергнуть моего сына тем же опасностям, каким когда-то подвергался я сам. Когда Иду засыпал, моя жена часто говорила мне при свете огня об опасности, которой я могу подвергнуть нашего сына в будущем. Конечно, она поощряла тренировки Иду и разделяла мои мысли об опасности, которой я его подвергал. «Ты ведь не хочешь такой же жизни для нашего сына?» – со слезами на глазах говорила она каждый раз после тренировочных дней. Я понимал, что ему, когда он вырастет, придется идти по моим стопам. Возможно, что это будет даже не мое решение, а его. Этого я и опасался. Прошлое меня не отпускало, да и в настоящем еще оставалось множество проблем. Я подвергаю большой опасности мою семью, хотя давно уже оставил жизнь наемного воина.
Я не хотел нагружать Иду до потери сил, он был еще маленьким. Но к нагрузкам он должен привыкать с ранних лет. Одно мне не давало покоя – каждое его новое достижение, каждая стрела, поразившая цель, приближала его к жизни, которую я так старался забыть.
– Попал! Папа, я попал! – с радостными возгласами и прыгая от счастья, веселился Иду.
Его глаза горели от возбуждения, которое ему принесла поразившая цель стрела. Он было хотел взять еще одну стрелу, горстку которых я сжимал в руке, но в это время к нам подошла его мама и по совместительству моя жена.
– На сегодня хватит, – сказал я, смотря на приближающуюся женщину, – иди принеси ту стрелу.
Иду даже не стал препираться, как это он обычно делал, когда у него начинало что-то получаться. Он был настолько рад первой попавшей стреле и явно был доволен собой. Иду с гордо поднятой головой зашагал за застрявшей в соломенной кукле стрелой, припрыгивая при каждом шаге.
Мама Иду неспешно подошла к месту нашей тренировки:
– На сегодня достаточно лука и стрел, – с поощрением сказала моя жена.
Ее слова были обращены больше к Иду чем ко мне. Затем она повернулась в мою сторону и произнесла:
– И тебе тоже достаточно тренировать. Ты уже не тот мальчик, который служил в армии, – с доброй ухмылкой на лице произнесла женщина.
Мне же оставалось только одобрительно кивнуть. Я поцеловал Наиму и обнял ее.
Солнце уже клонилось к закату. Теплые солнечные лучи окрашивали канал Юсуф, на котором был расположен фаюмский оазис, в яркий, слепящий глаза, оранжевый цвет. Лицо моей жены под оранжевым цветом заходящего солнца стало еще теплее и излучало не только внешнюю, но внутреннюю красоту. Ее темные и красивые глаза отражали свет, и создавалось впечатление, что она светится изнутри. Лицо, словно отражение одной из богинь, имело черты, присущие истинной египтянке. Ее волосы, всегда заплетенные во множество кос, опоясывающих голову с вкраплениями красных и белых лент, спадали на ее обнаженные плечи. Дотронувшись до них, можно почувствовать тепло, накопившееся в ней за день. Она оставалась такой всегда – теплой и красивой. Ветерок, дующий с водной глади, играл с полами наших туник, таких же золотистых цветом, как и сам песок. В этот момент подбежал Иду со стрелой в руке. Его темные волосы окрасились в яркий цвет. А глаза все еще пылали от недавнего попадания в мишень. Он также излучал внутреннюю силу, даже большую чем он мог себе представить. Я потрепал его по голове. Затем мы в обнимку направились в дом отдыхать от тяжелого дня. Наш оазис с его садами, водоемами и храмами, полностью окруженный пустыней, обладал некой уникальность, и мой дом был идеальным местом для созерцания красот здешних мест.
Песчаник, из которого были сделаны почти все дома в Фаюме, окрасились в цвет заката. Весь город за считанные секунды наполнился мягким светом, игравшим на всем, к чему прикасался. Жители оазиса неспешно шли домой после жаркого трудового дня. Пастухи загоняли овец в хлева, растениеводы любовались своими садами. Они выращивали инжир, оливы, виноград и финики. Все, что можно было вырастить в этом прекрасном месте. Особенно хорошо получались сладкие финики и виноград, из которого делали замечательное вино, пользовавшееся здесь особым спросом.
Сегодня, в столь прекрасный вечер мы решили отужинать на улице. Наш дом стоял на пригорке, чуть выше остальных. С такого возвышения было особенно наблюдать за оазисом и за всеми остальными жителями. Соседние с нами дома образовывали небольшую равнину, которая на востоке образовывала небольшую горную цепь. Вокруг оазиса раскинула свои пески Ливийская пустыня, и Фаюм был одним из островков жизни, разбросанных по изнуряющему морю песков.
После ужина мы любили посидеть возле амбара, где специально для отдыха соорудили мягкое место, сделанное из большого тюка сена. Это место было нашим излюбленным. Песчаник, из которого был сделан дом, за время долгого и жаркого дня впитывал тепло и постепенно остывал после захода солнца. Место было настолько хорошо, что ненароком засыпали прямо здесь – теплый песчаник и мягкое сено превращали задний двор в идеальное место отдыха. Таким местом могли похвастаться не все жители оазиса.
Часть солнца уже скрылась за горизонтом. Его последние лучи окрасили Фаюм в оранжевый цвет. Мы, валяясь в обнимку, наблюдали за заходящим светилом. Воды постепенно высыхающих (это была одна из насущных проблем, вызывающих опасение) канала Юсуфа и Меридова озера с каждой минутой теряли свой ослепительный блеск и вскоре приобрели сумеречный цвет, который был таким же необычным, как и дневной.
После захода солнца стало холодать. Мы зажгли фонари, которые полностью освещали задний двор нашего дома, где я тренировал Иду. Небольшой забор, служивший ограждением для нашего небольшого сада, располагался почти на краю пригорка. Этот пригорок представлял собой скалу песчаника, возвышающуюся над оазисом. Этот песчаник служил своеобразной каменной лестницей, на каждой ступеньке которого располагались дома.
Наш дом был одним из самых богатых на холме. Прекрасный вид и положение в оазисе тоже входили в определение богатства моего дома.
К нам часто заглядывали гости – с ними мы обсуждали насущные проблемы и их решения. Однако сегодняшний визит перевернул жизнь моей семьи с ног на голову.
Когда мы собирались ложиться спать, было уже темно. Песчаник полностью отдал накопленное за день тепло. Большие тканевые пледы служили своеобразной защитой от ночной прохлады. Иду любил полностью завернуться в плед – его не было видно в многократно обернутой ткани. Его это очень забавляло, и, когда мы с Наимой искали его по всему дому, он тихонько лежал и хихикал (на самом деле мы знали, где он находится, и лишь ему подыгрывали). Так, бывало, он и засыпал – в большом тканевом мотке.
В ту ночь я услышал всадника, приближающегося к моему дому, преодолевавшего многочисленные ступени пригорка. Еще издалека я понял, кто едет и к кому. В свете факелов я смог разглядеть лицо своего старого друга – Семифая. Мы вместе служили в царской гвардии и пережили с ним немало трудностей. Я был рад его появлению. Но в столь поздний час он спешил ко мне не просто так.
Я сказал Иду и Наиме, что нечего опасаться, он мой давний друг и я ему доверяю.
Как только Семифай подъехал к дому, я его уже встречал. Он был греческого происхождения и его корни можно было проследить по его манере одеваться и чертам лица. Я помню его вечно улыбающимся во время службы в армии. Однако сейчас в его лице я прочитал смятение и страх. Он с трудом спешился, словно его мучала боль и направился в мою сторону.
– Друг мой! – эти слова он сказал не в обычной для него манере, почти шепотом.
Немного опешив от столь необычного для моего друга состояния, я не сразу принял его руку.
– Что случилось, Семифай? – я старался говорить с некой долей легкости, дабы разрядить обстановку.
Но моему старому другу было не до шуток. Он задыхался, по его лицу струились капельки пота и… несколько ран, которые бросились мне в глаза не сразу. Эти раны мог оставить только меч. Его вид выдавал наличие ран на его теле, но Семифай тщательно пытался скрыть их присутствие. Морщась от боли, он начал лихорадочно перебирать руками, прося выслушать его.
– Не здесь, не здесь. Прошу, скорее… Это не для чужих ушей, – задыхаясь шептал он.
Мне не оставалось ничего кроме как пригласить его в дом и расспросить о случившемся (что-то произошло, я это знал точно). Семифай облокачивался руками о стены дома. Я взглянул на Наиму. Моя жена поняла все без лишних слов и направилась за кувшином с чистой водой, моему другу стоило промыть раны.
Я помог ему устроиться на мягкой подстилке, служивший мне и моей жене постелью.
– Что случилось? – пытался выведать я у Семифая причину столь позднего приезда.
Ответа не последовало. Наима принесла кувшин с чистой водой, но как только раненый воин увидел это, его глаза наполнились горечью. Он резко встал и направился в сторону сада. Капли крови, струящиеся по его ногам, оставляли на полу багровые точки. Семифай знал строение моего дома, поэтому найти вход в сад ему не составило труда. Не успев за обезумевшим (по-другому сказать было нельзя) другом, я сказал Наиме остаться с сыном и запереть входную плетеную дверь. Моя жена кивнула мне. В глазах друг у друга мы прочитали недоумение вперемешку с неприятным возбуждением.
Первым делом Наима направилась запирать входную дверь, оставленную нараспашку. Подойдя к ней, она увидела коня Семифая, который спокойно стоял напротив дома, пристроившись к ближайшему дереву. В глаза ей бросился меч моего друга, прикрепленный к седлу. С его лезвия капала свежая кровь. Наима насторожилась и огляделась по сторонам. К ее облегчению ничего необычного на глаза не попалось. Заперев дверь, она направилась в комнату Иду, который, завернувшись в плед, уже крепко спал. Шум, принесенным Семифаем, не разбудил его. Моя жена погладила его по голове и поцеловала. Проверив, все ли в порядке, она задернула занавеску, служившую дверью между комнатами, и направилась в гостиное помещение и отдала мне кувшин воды. Наима вернулась туда, откуда в поле видимости оставалась комната Иду.
Не успел я за своим раненым другом, как услышал грохот во дворе дома. Воин распластался на любимом месте отдыха. На сене и песчанике в том месте остались следы крови. Я был в недоумении не только от состояния моего друга, но и от того, что не услышал ни единого внятного слова от него. Это начало действовать на нервы, но я легко совладал с эмоциями. Понимая, что вести, которые принес мой друг, были недоброго умысла, я помог ему сесть на тюк сена и попытался успокоить.
– Маджет, прости меня. Я привел их в твой дом…
После этих слов я почувствовал подступающий гнев, но я не винил Семифая в этом. Я понимал – он сделал все возможное. Он предупредил меня о надвигающейся угрозе. У нас было в запасе драгоценное время, появившееся благодаря моему старому другу. Постепенно собрался с мыслями и усмирил наплыв эмоций. Время, имеющееся у нас в запасе, нужно было использовать как преимущество. Но после того как во двор вбежала Наима с завернутым в плед Иду, я понял – шанс упущен и на нашей стороне больше не было перевеса. Я даже не знал, какой противник предстанет перед нами, как и не знал, откуда и как он ударит. Скорее всего, он догадывался о том, что о его приближении знают, и не собирался действовать скрытно. Так и произошло.
Вскоре после того, как я увидел Наиму с сыном на руках, где-то снизу послышались крики и звуки лошадей. Отпустив Семифая, упавшего в обморок, я направился к ограде на крики моих соседей. Они слышались из соседнего дома, точнее двора, расположенного ниже на ступень. И тогда я увидел тех, кто преследовал моего друга и собирался напасть на меня и мою семью.
Несколько людей, одетых в темные туники, словно ночное небо, с закрытыми лицами и капюшонами на головах, перемахнули через соседский забор и принялись карабкаться по песчанику вверх – к моему дому.
Я ринулся со всей своей скоростью к тому месту, где лежал Семифай. Там под кучей сена, у самого края дома, в выемке, прикрытой деревянной дверцей, находилось мое снаряжение (которое я уже давно не использовал) – меч, который служил мне во время жизни в армии, и круглый щит, имеющий специальное место для копья. В моей голове крутилась лишь одна мысль о защите своей семьи и, если все обойдется (я допускал любой исход) о защите от угрозы всего оазиса. Это были мои обязанности. Самой главной была защита семьи, а второй – защита всего Фаюма, его жителей, традиций и памятников. Это был, так сказать, мой негласный кодекс. Я понимал, что, по моему мнению, годы службы сказались на моей военной подготовке, и могу защитить не только свою семью, но обычных жителей оазиса. Такого мнения был и мой друг – Сохеб, который жил недалеко в Крокодилополе, в городе, поклоняющемся богу-защитнику людей и богов.
Вооружив себя как подобает наемному воину, я пошел в атаку. Но не успел я подойти к забору, как из помещения дома, ведущего во внутренний двор, ворвался еще один человек в похожем одеянии. Я мог лишь рассмотреть его глаза черные-черные, словно канал Юсуф, глаза в ночи. И тут я увидел краем глаза, как Наима с Иду на руках вылезает в окно. Сухие пальмовые листья, служившие нам занавесками для окон, пошли против своих хозяев. Человек в черном услышал шелест занавески и увидел женщину, у которой в руках находился старый кинжал. Я не мог поверить своим глазам. Моя жена с оружием в руках направилась на незваного гостя. Во взгляде ее читался гнев, но не такой суровый, а как будто ей испортили настроение. Удивленный, я не терял ни секунды. Воспользовавшись отвлеченным вниманием врага, я ринулся в бой. Прошло всего несколько минут, как мы услышали крики соседей. И за эти минуты разыгралась настоящая битва. Первый удар мой противник отразил с легкостью. И не удивительно (по мою душу стоит отправлять только лучших или это были всего лишь мои лестные мысли?). Стоило мне сделать пару шагов для удержания дистанции, как противник сделал выпад вперед и резко вернулся обратно. Таких выпадов противник сделал несколько, и все я отразил. Незваный гость решил нанести серьезный удар с разворота, чтобы оглушить меня. Но у него ничего не вышло. Я ударил его щитом еще до того, как тот успел развернуться. Удар плоской стороной щита пришелся ему в горло. Мой противник попятился и упал плашмя. Такой удар стоил ему жизни. Его шею пересекала глубокая кровавая линия. Он лежал без дыхания. Небольшая лужа крови окрасила песчаный пол.
Достаточно было всего мгновения, как те двое снизу успели залезть на песчаник и оказаться во внешнем дворе. Я взглядом сказал Наиме, чтобы она собирала вещи и уезжала вместе с Иду как можно дальше. Если бы противники забрались во внутренний двор немного раньше, все бы могло завершиться здесь. Двое вооруженных мечами с изогнутыми лезвиями людей в черном направились в мою сторону. Увидев своего мертвого товарища, они даже бровью не повели. Их темные глаза так и оставались холодными, не отражая ничего кроме пустоты.
По внешнему виду они напоминали небольшой отряд, который в недалеком прошлом, еще во время службы в царской гвардии, мы с Сохебом и отрядом сдержали у Синайского полуострова. Темная кожа, черные вьющиеся волосы, торчащие из-под шарфа, окутывающего лицо, и черные глаза. Внешность, словно божественные львы.
Персы. Персидские наемники, отправившиеся уничтожить меня. Но за что? Просто так наемники убивать не будут – ими двигают либо хорошее вознаграждение, либо личная месть. За что именно они пытаются убить меня? Разумного объяснения я этому не нашел. Ясно одно – они хотят меня убить, и не только меня, но и мою семью, они пытались убить и чуть не убили Семифая. Что же такое Семифай успел натворили, раз львы Персии пришли разобраться с нами? Однако в данный момент меня это не волновало, меня занимало спасение семьи и сохранение безмятежности оазиса.
Я помнил, что тогда, когда смотрел вниз, я различил три фигуры. А сейчас передо мной двое. Значит, один пошел в обход, и когда представится момент он непременно начнет атаковать меня сзади. Но меня больше волновал не он, а то, где сейчас находятся Наима и мой сын. Они исчезли, после того как появился первый наемник.
Как я и предполагал, перс обежавший дом, появился у меня за спиной. Они поступили разумно. Сражаться на два фронта крайне сложно, тем более с такими противниками – обученными, безжалостными.
Я не стал мешкать и рванул на крышу сарая, стоявшего рядом с домом. Залезая на крышу, я попутно отразил несколько ударов наемников. Однако одному все же удалось ранить меня. Удар пришелся чуть выше колена и оставил на коже неглубокую, но длинную рану. Кровь полилась по ноге, и рана стала причинять дискомфорт. Сильной боли я не чувствовал, но чаша весов склонилась в сторону персов. С раненой ногой у персов были все шансы быстрее меня убить. Но выгодное положение, которое я успел занять на крыше, уравняло чашу весов. Сарай, место у которого было нашим излюбленным, располагался почти на краю песчаной ступени, так что атаковать персы смогут меня только с одной стороны. Это место было удобно для обороны, но неудобно для атакующих действий. Малая площадь крыши не позволит выполнять сложные выпады и пируэты. Так я перешел из атаки в защиту. Меч я убрал за пояс и принял боевую стойку с щитом в руке. Двое персов поспешили вслед за мной. Третий остался стоять внизу, скрестив руки на груди, и смотрел на то, как его товарищи пытались разделаться со мной. И тут я увидел Наиму с копьем в руках, прятавшуюся за сараем. Она меня заметила. Ее глаза были полны решимости и готовности к атаке. Но, качнув головой, я дал понять, что не стоит вмешиваться в бой.
До сих пор я был в неведении о местонахождении своего сына, пока не увидел, как он потихоньку спускается со ступенчатой скалы, все также полностью закутанный в ткань. Меня поразило то, как скрытно он двигается в ночном оазисе, почти незаметен для глаз жителей. Перс, стоявший внизу и наблюдавший за битвой, обратил внимание на меня и затем перевел взгляд. Теперь он смотрел прямо на Наиму, прячущуюся за сараем и выжидающую удобный момент для атаки.
Выпад персов застал меня врасплох. Я слишком долго наблюдал за сыном и поплатился за это. Один удар я смог отразить, но второй пришелся мне по предплечью. Теплая кровь потекла по руке, капая на потолок сарая. Щит стал скользить у меня в руках из-за липкой крови. Звук ударов мечей о щит разносился в ночном Фаюме и скорее всего разбудил немало жителей. Персидские наемники все ближе и ближе вытесняли меня к краю сарая. Многочисленные раны и глубокие порезы, нанесенные ими в ходе битвы, дали о себе знать. И тут я понял – если бы они хотели меня убить, давно бы это сделали. Они пытались лишить меня сил. Но для чего? Не успев подумать об этом, я почувствовал удар эфесом меча в живот. Я попятился и чуть не свалился с крыши. Из-за того, что на крыше было мало места, наемники стояли почти по краям сарая. Недолго думая, я метнул щит в одного из них. Удар пришелся тому в ноги. Подбежав, я ударил его по ногам. С грохотом персидский наемник повалился с крыши на твердый песчаник, полетев вниз со скалы. Я мог лишь догадываться что с ним произошло, потому что тот, кто стоял внизу и наблюдал за моей женой, в несколько рывков залез на сарай и вырубил меня ударом деревянной палки. Я упал вниз, скинутый с крыши сарая на песчаник рядом с Семифаем, которого не тронули наемники. Он все также лежал без сознания.
Последнее, что я помню, так это то, что меня поволокли куда-то вниз. И сразу же мои мысли обратились к семье – я не знал, что персы сделали с моей женой. Также я ничего не знал о Иду. Смог ли он сбежать или же его поймали? Я задавался вопросами о персидских наемниках. В чем был смысл их появления? Зачем они не стали убивать меня? И почему наемники исчезли, ничего не сделав? Все это было очень странно. Однако я начал понимать, что рано или поздно появление наемников сбросит пелену тайны и обнажит свое истинное значение. Но сейчас я мог лишь снова погрузиться в свои мысли.
После того случая на роднике
Через несколько дней пути я наткнулся на небольшую прибрежную деревушку близ Фив. Она лежала в нескольких днях пути от Южного города. Часть селения располагалась вдали от Нила, другая часть больше походила на рыбацкую деревню, часть домов которой представляли из себя лодки для занятия их основным ремеслом. Местные «изобретатели» провели небольшой канал от реки к другому краю деревни для выращивания нута. С окрестностей деревни можно было заметить главный дом (видимо, жилище управляющего), расположенный ближе всех к центральной дороге, где росли фиговые и финиковые пальмы, укрывая небольшое пространство от жаркого солнца.
С Хасимом мы расстались около Рабиана. Я ссылался на то, что мой путь лежит не в город, а к правому берегу Великой реки. Обременять себя охраной одного из торгашей мне не хотелось, поэтому как можно мягче я отказал старику в сопровождении.
Окраина деревушки представляла собой небольшой загон, где отдыхали вьючные животные. Небольшой забор служил оградой и защитой этих работяг. По виду же можно было сказать о его негодности в подобном деле. Большая часть забора разрушена, и любое буйство пасущихся в нем животных может окончательно разрушить его. В дальнем углу загона располагался небольшой деревянный хлев. Его украшала сделанная на авось соломенная крыша, грозившая хозяину скота в любой момент рухнуть или чего хуже – загореться. Тем самым оставив животных на съедение палящим лучам солнца.
Подъехав поближе, я увидел, как из небольшого домика, пристроем которого служил этот хлев, вышел молодой парень (видимо, он следил за скотом) с большим ведром в руках. Тяжесть ведра заставляла парнишку перекоситься на левую сторону. Он медленно шел до загона, почти не расплескав воду. Делал он это так часто, что умел аккуратно носить большие ведра, не уронив ни капли жидкости.
Приближаясь к пастбищу, я заметил так хорошо мне знакомую повозку и насторожился. Я понял, что Хасим вместе со своими спутниками остановились здесь. Но зачем? Они без труда смогли бы доехать до Фив без остановок.
Подъехав ближе, я расспросил парня, не видел ли он здесь троих людей с повозкой.
– Они были здесь. Оставили свою повозку возле загона и направились к реке. Потом двое, видимо охрана, в спешке забрали своих лошадей и ускакали обратно, откуда приехали.
– Долго ли они были у реки? – поинтересовался я.
– Около получаса, дед с охапкой ткани остался здесь, а другие, как я уже говорил, отправились туда.
Парень показывал в сторону, откуда я приехал.
Юноша, пока наливал в поилку воду, рассказал мне все, о чем я хотел знать. Пастух вел себя спокойно и четко отвечал на мои вопросы. Обычно во встречающихся на пути деревнях жители ведут себя более настороженно перед незнакомыми людьми. Видимо, торговцы и другие гости часто останавливаются здесь перед заключительным рывком, ведущих усталых людей в великий город.
Также молодой пастух, представившись мне Кабу, сказал, что к реке они понесли большой сверток ткани. И после их прибытия вдали от деревни видел всадника, держащего путь на север.
Я поблагодарил Кабу за информацию и спросил, куда именно направились гости. После этого я спешился, попросил парня присмотреть за Мирахом и направился в сторону реки.
Путь от окраины до рыбацкой деревушки занял у меня несколько минут. Я шел вдоль проведенного потока воды, обеспечивающего плодородие земли этой деревне. По пути я не встретил ни одного жителя – все были заняты ловлей рыбы и работой в поле. Я смотрел вперед, не обращая внимания на то, что творится у меня под ногами. Через несколько минут, когда до Нила оставалась какая-то пара шагов, на песке я заметил багровые точки – это были капли крови. Меня сразу же посетили мысли о торговце и его маленькой внучке. Я почувствовал тяжесть медальона, отданного мне Хасимом несколько недель назад возле Рабиана. Осознание того, что я мог навлечь на них беду, разгорелось во мне вспышкой гнева. Я насторожился и глядя в оба направился по кровавому следу. Пройдя еще пару шагов, я замер. На берегу Нила, в десятке шагов от рыбацкой хижины я увидел испачканный кровью платок. Я стиснул зубы, ожидая увидеть бездыханные тела, однако этого не произошло. Вместо этого я увидел разбросанную на берегу ткань и следы борьбы на песке. Подойдя поближе, я заметил след – на мокром песке красовались отпечатки обуви и след волочения, иногда испачканный кровью. Отметины вели дальше вдоль берега. Это были следы нападавшего. Я совладал с наступающими чувствами и сосредоточился.
Он рядом – один из персидских наемников, посланный сюда теми, кто напал на меня и мою семью той ночью, чтоб убить меня. Осознание приближающейся битвы сделало меня возбужденным, но все это я оставил глубоко в себе. Нужно сосредоточиться и не давать волю чувствам. Меня ждал бой.
Я предполагал, что перс не будет нападать на меня в людном месте. Был ли он в деревне или где-то неподалеку, устроив мне засаду? Этого я не знал. Лошадей и других животных, подходящих для путешествия, я не видел. Может, тот всадник, упомянутый Кабу, и был тем наемником? И на этот вопрос у меня не было ответа. В голове я продумывал план действий – возможные ловушки и западни, места, где может произойти столкновение. Мои мысли были сосредоточены только на персе. Я даже позволил себе представить его бездыханное тело, лежащее у моих ног. Но до этого мне стоило быть осторожнее. Однако не только персидский наемник сидел в моей голове – я не мог отделаться от мысли, что старого торговца с внучкой могли убить из-за меня. И куда поспешили его охранники? Хотя никаких следов я не видел при подъезде к деревушке, даже ничего на них похожего. Возможно, песок скрыл их приезд и скорый отъезд.
Я и не заметил, как рыбаки и земледельцы уже возвращались домой после рабочего дня. Мне стоило быть внимательнее.
Дома, сделанные из древесины, слабо удерживали прохладу и хорошо пропускали жаркий дневной зной. Поэтому многие (даже рыбаки и так все время находившиеся вблизи воды) спешили погрузиться в прохладные воды величественной реки.
Главная улица постепенно наполнялась голосами жителей – в тот момент можно было услышать голоса всех поколений, начиная с детей и заканчивая стариками. Я удивился, что по пути не поймал на себе ни одного косого взгляда или не услышал перешептываний в мою сторону. Я был словно одним из них. Некоторые дети даже поприветствовали меня и побежали дальше наслаждаться заходящим солнцем. Взрослые же не обращали на меня внимания до поры до времени.
Немного погодя я отправился на главную улицу, расширяющуюся возле центрального дома, образуя подобие главной площади. В центре площади был построен фонтан – искусственно вырытый родник, орошающий местный садик и соединяющийся с вырытым рвом. Мой путь лежал к месту, скрытому под тенью финиковых и фиговых пальм. Там сидели, как я понял, старейшина деревни и несколько взрослых людей – две женщины и мужчина. Они о чем-то негромко говорили, скорее всего, обсуждая дела насущные.
Как только я оказался в зоне видимости, на меня обратили внимание люди, стоявшие рядом со старейшиной. Он, как мне показалось, до последнего не хотел обращать на меня внимания. Мое утверждение оказалось ложно. Оказывается, как только я появился на площади, он стал наблюдать за мной. Скорее всего, даже платок, закрывавший наполовину лицо, не смог скрыть моего удивления столь незаметной слежки.
Подойдя на расстояние вытянутой руки, я взглянул на одежды жителей. Они оказались очень приятными на вид. Моя туника хоть и была высокого качества, все же сильно отличалась от одежды местных – как-никак кочевая жизнь в пустыне дает о себе знать. Переведя взгляд на женщину, стоящую по правую сторону от меня, я обратил внимание на ее совсем новенькую тунику – эта ткань была мне знакома. Молодая женщина застеснялась, ощутив на себе мой взгляд. Однако меня она не интересовала, мое внимание привлекла одежда, которую она носила. Видимо, Хасим успел продать товар, перед тем как на него напали. От этого мне вновь стало не по себе. Я хотел бы поскорее разузнать о нем и убедиться, что с ним и его внучкой все в порядке. Хотя знал, что это не так. Или же мое чрезмерное беспокойство не имело серьезного основания? Одно лишь приходило на ум – перс не станет сразу убивать Хасима и воспользуется им в качестве приманки, чтобы заманить и покончить со мной. Я ведь принес персидским наемникам немало хлопот. Не считая причиненных мною им неудобств, они понимали, что рано или поздно я доберусь до них и разрушу их планы окончательно.
После небольшой паузы во время моего обращения к мыслям старейшина наконец обратился ко мне:
– Приветствуем тебя кем бы ты ни был, незнакомец.
Его первые слова были довольно резкими. Я посмотрел на него. Скорее всего, сделал это я слишком серьезно, хотя старался не произвести дурного впечатления на него – я ведь был их гостем. Затем я увидел суженные глаза старика, смотрящие на меня из-под широкой шляпы. Я постарался смягчить взгляд и снял с лица платок. Что значит его «кем бы ты ни был»? Неужто перс опередил и Хасима, ожидая его уже здесь.
– Меня зовут Рамас. Я здешний старейшина. Прожил в этой деревне всю свою сознательную жизнь. И повидал много странников вроде тебя, – Рамас скривил губы в улыбку.
«Таких как я ты навряд ли видел», – дополнил я мысленного его слова.
– Как звать тебя, незнакомец? – поинтересовался старейшина, поправляя свою шляпу.
Лицо Рамаса показалось мне на удивление знакомым. Не мог ли я видеть его раньше, когда служил в царской армии? Спустя пару секунд я ответил:
– Я – Маджет из Фаюма. Держу путь на север.
Лицо старика приняло задумчивый вид.
– Видимо, твои родители уважали древние традиции, раз дали тебе такое имя, – произнес Рамас.
Рамас показал мне жестом сесть. Понимая, что навлекаю угрозу на каждого, с кем веду беседу, я присел рядом со старейшиной возле весьма красивой молодой женщины, недавно ведущей беседу с Рамасом и которую несколько секунд назад я окинул взглядом. Она сделала несколько шагов назад, пропуская меня к Рамасу, и присела рядом со мной. Тоже самое сделали и мужчины, присев по правую руку от старейшины. По их взгляду можно было догадаться – они не питали ко мне симпатии и частенько поглядывали на меня и молодую женщину, сидящую рядом со мной. Я догадывался, о чем они думают, и хотел было намекнуть им о несостоятельности их суждений, но воздержался от этой затеи.
Я отправился в это путешествие только ради одного – убить персидских наемников.
Рамас долго сидел и вглядывался в меня, пытая взглядом. Он хотел, чтоб я заговорил первым, но мои мысли были сосредоточены только на персе. Я не замечал присутствия местных, несмотря на все их попытки разговорить меня. Я лишь вглядывался в дрожащий горизонт, который с каждой секундой становился все четче.
Наконец старейшина незаметно махнул рукой, и люди, недавно сидевшие рядом, ушли по своим делам. Рамас повернулся ко мне, улыбнулся и сказал:
– Ты ведь этого ждал?
Несмотря на вполне дружелюбный вид, голос старейшины ему не соответствовал. Говорил он серьезно с некой жесткостью.
– Твое поведение выдает тебя. Пока я наблюдал за тобой, ты вечно смотрел по сторонам, расправлял тунику, чтоб скрыть эфес меча. Тебе стоит относиться внимательнее к таким деталям, если не хочешь выдать себя.
– Судя по твоей наблюдательности, ты уже догадался, зачем я прибыл сюда? – я старался отвечать также как он – твердо и серьезно.
– Конечно. Кабу рассказывает про всех гостей, которых видит. А гости у нас бывают часто. Он у нас вроде часового. Хороший парень.
– Если ты знаешь всех, кто посещает деревню, то, скорее всего, знаешь и о людях с повозкой, приехавших сюда недавно.
– И не только про них.
Я сосредоточился. Скорее всего, он знал и о персидском наемнике, приехавшим сюда вслед за Хасимом.
– А о ком же еще идет речь? – спросил я, хотя и так знал ответ.
– Сам знаешь, о ком я, – он сменил тон. – Недавно к нам приехал персидский наемник, попросив переночевать у нас. Он остановился в старом рыбацком домике на берегу.
Я понял, Рамас скрытно помогал мне.
– Будь осторожнее, фаюмский воин.
После этих слов он встал, и я смог рассмотреть его во весь рост. На мое удивление он был неплохо сложен, сух и высок, но с всегда уставшими глазами, смотрящими на все сквозь призму правды. Его широкая шляпа скрывала седые волосы, а лицо напоминало давно странствующего путника, нашедшего свое место. Он быстро догадался о моей истинной причине визита в его деревню. Но зачем он помогает мне? Может, он работает вместе с персами? Мне стоило относиться к Рамасу осторожнее. Мало ли что – вдруг он сейчас направится к наемнику и все расскажет.
Пока улицы деревушки еще были наполнены голосами, я решил прогуляться до хлева с загоном, где оставил своего верблюда и лук со стрелами. Я встал и направился в окраине, не забывая поглядывать по сторонам. После слов старейшины я не стал воротить головой, идя вдоль улицы (хотя тогда на главной улице движение моей головы мог уловить лишь опытный воин или наемник), а лишь слегка опустил голову и двигал только глазами. Солнце еще не скрылось за горизонтом. Не ожидая нападения, я спокойным шагом направлялся за своим оружием.
Зайдя в хлев и увидев множество следов, я понял – лук и стрелы исчезли. Ситуация была, мягко говоря, паршивая. Перс имел явное преимущество, он мог покончить со мной в любой момент, не появляясь мне на глаза, со спокойной душой и преисполненный гордостью скрыться отсюда. Я пытался искать хоть какую-нибудь альтернативу стрелам. Такой не находилось. Лишь два метательных ножа, которые уступали стрелам во всем. Я сжал кулаки. Из-за своей беспечности и невнимательности я лишился явного преимущества. Я устроился в хлеву и стал думать. Ничего толкового в голову не приходило. Я стал было думать, не привлечь ли мне местных. Это было недопустимо, это был только мой бой. Я не мог подвергать простых людей опасности. Расплачиваться за мою беспечность только мне.
В голове крутилось множество мыслей, и почти все они были мне недоступны. Солнце все ближе приближалось к горизонту, усыпая Нил золотым свечением. Во тут-то мне и пришла идея! Довольно безрассудная, но, как мне казалось, единственно правильная в данной ситуации. Закат поможет мне скрыться от стрел персидского наемника. Однако мне нужна была помощь. Я стал претворять свой план в реальность.
Как можно осторожнее, накинув на себя купленную у Хасима ткань, я поплелся меж деревянных домиков, покрытых яркой тканью. Мой путь лежал к центральному дому. В хлеву я взял сверток сена и взвалил на себя, подражая деревенским растениеводам. Думаю, перс примет меня за местного, при этом не стоило терять настороженности и никогда нельзя недооценивать своего противника. Излишняя самоуверенность чуть не стоила мне собственной жизни.
Осторожно бродя меж домами и стараясь не появляться в местах, доступных глазу наемника, я приближался к дому Рамаса – он-то мне и был нужен.
Солнце все ближе и ближе приближалось к горизонту. Человек в пестрой ткани с шарфом на лице вышел из своего дома и направился к великой реке. В его руках была удочка и рыболовная сеть. Красный шарф на голове в закатном свете стал еще ярче. Песок и водная гладь, отражающая лучи заходящего солнца, слепили глаза, из-за этого приходилось жмуриться или прикрывать глаза рукой. Густые брови рыбака высовывались из-под обмотанного вокруг головы шарфа. Он плелся, наслаждаясь вечером.
С каждой минутой блеск заходящего солнца на Ниле становился все тусклее. Усевшись на деревянный пирс, рыбак стал ждать клева. Прошло немало времени с тех пор, как началась первая поклевка. Но рыбак как будто не чувствовал этого, а лишь смотрел куда-то вдаль. Вскоре его голова упала на грудь – он задремал.
Рыбака разбудила просвистевшая в нескольких шагах от него стрела. Она плюхнулась в воду. Опешив от резкого пробуждения, рыболов, не поняв, что происходит, снова принялся заниматься своими делами.
Сперва я не понял, откуда прилетела стрела. Но потом я заметил движение на крыше дома, где жил Рамас.
Перс был не один. Одного я узнал – он был из тех, кто напал на меня в Фаюме. Второго узнать не смог, все его лицо было обмотано шарфом в отличие от второго, полностью открывшего лицо.
Меня они не видели, поэтому преимущество было на моей стороне.
Ко времени поклевки я успел занять засадное место и оттуда увидел персидских наемников. Стараясь не выдать свое положение, которое находилось на берегу Нила в зарослях тиса, я пополз в направлении ближайшего дома, не издавая ни единого звука, и засел за углом так, что дом Рамаса находился по правое плечо от меня.
Вскоре еще одна стрела просвистела около уха рыбака, на что тот никак не отреагировал – так он будет внимателен и к своему клеву.
Персы решили сменить тактику и сползли в другое место на крыше. Я видел их каждое движение, как и замечал их переговоры. Через несколько минут точно близ самого рыбака в деревянный пирс вонзилась еще одна стрела. На мое удивление звук прилетевшей стрелы не смог пробудить ото сна рыбака, отчего я сделал вывод, что рыбак находится в сговоре с персидскими наемниками. «Рамас предал меня», – пролетело у меня в голове. Значит, я могу рассчитывать только на себя. Перехитрить персов не составит труда, но и попасться на глаза Рамасу мне тоже не следует. Поэтому я решил пойти в обход через амбар, где работает Кабу.
Персидские наемники все еще ждали и переговаривались на крыше, но долгое ожидание начало их раздражать. Я видел каждое их движение и старался не терять их из виду. Добравшись до амбара на краю деревни, я понял одну вещь – персидских наемников не было в поле моего зрения. На крыше дома Рамаса остался лишь песок, оседающий после их перемещения. Я потерял свое преимущество, теперь я мог положиться на свои чувства и найти своих врагов по приметам. Персы тоже не знают, где я нахожусь, раз я еще дышу, или же знают, выжидая удобного момента. Но в таких делах ожидание может сыграть не тебе на руку, тем более в столь неблагоприятном месте, как прибрежная деревня с мирными жителями. Просто высунуть голову из амбара я не могу, как и перейти в другое место, не привлекая к себе внимания, это грозит мне простреленной головой или же жертвой невиновного человека.
На улицах деревушки почти никого не осталось, и я решил пойти окольным путем. На краю рыбацкой деревни, недалеко от самого дальнего дома, есть крутой бархан, словно естественный барьер, отделяющий рыбацкую деревню от основного поселения, оттуда я и буду вести наблюдения. Добравшись туда и осмотрев окружающие крыши домов, я не увидел присутствия персидских наемников или же не заметил. Такая невнимательность может стоить мне жизни.
Через несколько минут наблюдений я предпринял рискованный шаг и запустил стрелу в то же место, где ранее персидские наемники оставили свои. Рыбак по-прежнему не подал виду на вонзившуюся рядом с ним стрелу. Этот маневр взбудоражил не переместившегося, а оставшегося на крыше дома Рамаса перса. Я увидел его высовывавшуюся голову и взгляд, смотрящий куда-то вдаль, в то место, где находился пирс. Теперь-то я догадался – один остался на прежнем месте, а другой поменял свое место засады – теперь оно находилось ближе к Великой реке, так, чтобы слепить глаза каждого туда смотрящего. Они применили маневр, который предназначался для моего преимущества перед ними. Тогда я решил рискнуть и ринулся к дому Рамаса, но тут заметил одну деталь – второй перс находился точно за рыбаком, прикрываясь его телом и блеском воды, отражающей солнечные лучи. Я пустил еще одну стрелу наудачу и тогда мои догадки подтвердились, перс действительно находился на пирсе.
В этот момент никто не догадывался что может произойти дальше, даже я. Резким движением своей самодельной удочки рыбак, за маской которого скрывался Рамас, он ударил молодого персидского наемника со всей силы по лицу. Я резко свернул маршрут и побежал к нему. Тут-то и сыграли свою роль отражающиеся от водной глади лучи – несколько стрел, выпущенных персом, находившимся на крыше дома Рамаса, пролетели мимо меня. Достигнув берега за мгновение, я развернулся и натянул тетиву с вложенной стрелой, готовый покончить со вторым наемным персом. О первом я могу не беспокоиться, Рамас уже вырубил и повязал его. Рядом со мной пролетело еще несколько стрел, и звук упавшего на деревянный навес персидского наемника разнесся по всей деревне. Я пустил стрелу, но та лишь чиркнула перса по правому плечу. Не успев вложить следующую стрелу, возле моего уха со свистом пролетела еще одна стрела. Увидев место, откуда стреляет перс-наемник и сообразив, как его выманить, я сместился чуть левее, попав ему в левое плечо, торчащее из-за угла. Он был крупнее, чем я ожидал и его явно не беспокоила торчащая из плеча стрела. Персидскому наемнику явно надоело прятаться и двинулся на меня, обнажив свой меч. Махнул Рамасу, чтоб не вмешивался в открытый бой, а сам пошел навстречу персу.
От одного удара я понял, что он фанатично предан своему хозяину и не собирался возвращаться к нему без трофея в виде моей головы. Каждый мой удар он парировал без проблем, в нем чувствовалась ярость. Через несколько ударов я понял, что силой его не победить – перс, помимо того, что был крупнее меня, еще был явно сильнее.
После неудачной парированной атаки он выбил меч у меня из рук, так что я остался без средств обороны. Тогда мне осталось лишь уворачиваться от его сильных, но предсказуемых атак. Набрав в ладонь песка и запустив ему в лицо, я дезориентировал наемника, и у меня появилась попытка заколоть перса. Но его махания руками внесли в мой план исправления. Хаотичные выпады и удары могли ненароком нанести мне вред. Тогда я достал лук из-за спины и приготовился стрелять. Но не успел – персидский наемник схватился за наконечник стрелы, сломал его и ударил меня лбом в нос. Слегка качнувшись, но быстро собравшись с мыслями, я быстрым движением накинул на его шею лук и натянул тетиву. Жила под напряжением врезалась персу прямо в шею, чуть выше кадыка, и из его рта полетели брызги слюны, быстрым движением перевернул лук и ударил в лоб перса коленом так, что он получил удар еще и от рукояти лука.
Персидский наемник повалился на песок без сознания, а я тем временем поспешил к Рамасу, не забыв подобрать выбитый из рук меч.
– Как это понимать? – грозно спросил я, на что старик указал на пришедшего в себя уже убегающего перса.
Мысленно выругавшись, я поспешил догонять убегающего наемника. Разобраться с Рамасом можно потом, сейчас главной задачей было не упустить перса.
Со всех ног я добрался до края основной части деревни, возле амбара, где хозяйничал Кабу. Перс оказался достаточно выносливым и смог быстро восстановиться после серьезного удара. Я видел, как он добежал до амбара и нырнул в него, но я еще не успел добраться до него. Затем послышалось ржание лошади и треск ломающейся древесины. Из амбара верхом выскочил наемник и помчался прочь от деревни. Не могу снова его упустить. В колчане еще оставалось пару стрел, я решил покончить с ним выстрелом из лука.
Солнце почти скрылось за горизонтом, и дневное марево уступало место вечерней прохладе. Я вложил стрелу в тетиву и выстрелил. Успев отдалиться еще на приличное расстояние, персидский наемник выпал с седла. Не остановившаяся лошадь пронесла всадника по песку. Стрела попала наемнику в шею и прошла насквозь.
Ничего примечательного на теле убитого персидского наемника я не увидел. Разве что небольшой амулет в форме льва с тиснением на персидском языке. Его я оставил на теле убитого, забрал его лошадь и вернулся в деревню.
– Как это понимать? – с нетерпением спросил я у Рамаса.
Старик одарил меня легкой улыбкой, но не ответил. Догадавшись о его обманном действе, успокоившись и выровняв дыхание, я сказал:
– Это был рискованный маневр.
Стараясь говорить мягче и понимая, что его хитрость помогла мне одолеть двух, точнее одного, наемника, вторгшихся в мирное поселение.
– Да, рискованный. Но действенный.
– Мог бы меня и предупредить об этом. Я мог ненароком пристрелить тебя, – начал было спорить я.
– Это было бы слишком опасно для нас обоих.
– То есть ты хочешь сказать, что, не сказав мне об этом, ты повысил наши шансы на выживание? – раздражение снова постепенно подступало ко мне.
– Именно это я и хочу сказать. Я бы без труда смог вычислить и завалить второго. Тем более что он был в пределах досягаемости. Но твоя самодельная удочка оказалась быстрее моих стрел.
– Такой трюк мог стоить нам жизни, – не переставал ругать действия старика.
– Но все обошлось, как видишь.
Рамас говорил медленно и спокойно – это еще больше раздражало меня.
– Нельзя полагаться только на удачу. У меня был такой урок, который я усвоил, – раздражение постепенно сменялось гневом.
– Персидские наемники, как и многие другие, любят наблюдать последние секунды жизни своих жертв. Именно на этом основывался мой план. Я тебе помог, и поэтому ты мой должник.
– Должник? – ухмыльнулся я.
– Да, но долг ты свой уже отплатил. Избавим меня от лишних проблем с незваными гостями из дальних земель.
– Благодари богов за успешный маневр, – не унимался я.
Лицо Рамаса украсила улыбка. Я понимал, что именно благодаря ему мое сердце все еще бьется. Но раздражение все равно наполняло меня.
Постепенно, успокоившись, я поглядел на раны, полученные в бою на мечах с персидским здоровяком. Несколько из них были глубокими, так что стоило зашить их, иначе заживали бы они долго. А это непозволительная роскошь.
– Они пришли раньше и стали расспрашивать про еще не добравшегося до моей деревни человека, который охотится на них, – начал рассказывать старик. – Я догадался, что рано или поздно тот, кого ожидают увидеть наемники, явится по их душу, каким бы он ни был. Но как только ты появился в пределах зрения Кабу и далее заговорил с ним, я понял, кто из вас троих представляет угрозу для деревни. Ты рассказал мне немного, но и этого хватило, чтобы догадаться, кто враг – не могут персидские воины убегать от египтянина на нашей земле.
– Ты обладаешь опытом и ведением скрытого боя, – похвалил я старика.
Но он продолжил:
– Они заключили со мной сделку, если кто-то чужой с оружием на поясе появится в деревне, то я обязуюсь сообщить им и помочь обезвредить тебя. Убить. Но, видя твои намерения, я, сам того не осознавая, заключил еще одну договоренность, но уже с тобой. Рискуя жителями деревни, я помогал двум наемникам, чье противостояние переместилось на мою землю.
Старик резко изменил тон.
– Как видишь, мой многолетний опыт в рядах войска царя помогает мне до сих пор.
– Ты служил нынешнему царю? – поинтересовался я.
– Нет. Его отцу – Птолемею Эвергету. Великому человеку, сделавшему многое для Та-Кемета, не только внутренние действа, но и внешние. Говорят, он смог бы завоевать Персию и Мидию. Но это всего лишь мечтания молодых воинов.
Я посмотрел в глаза Рамасу и увидел в них мальчишеские мечтания. Было видно, как он дорожил воспоминаниями, оставшимися у него после окончания службы. В отличие от меня. Я бы все отдал, чтобы забыть о своей службе в наемных войсках нынешнего царя.
Мои мысли прервал голос Рамаса:
– А где служил ты, фаюмский воин?
В голосе старика чувствовался неподдельных интерес.
– Так сражаться врукопашную могут только хорошо подготовленные воины.
– Наемное войско, в котором я служил, было послано на два года к границам Вавилонии, Мидии и Персии, смотреть за тем, чтобы восставшие сатрапы не приближались к границам наших земель. Но вмешательства не потребовалось, мы как последние скарабеи покрывались песком в ожидании наступления неприятельских войск. Даже когда отряды сатрапов сталкивались с войсками Антиоха, мы стояли в стороне. Оттуда я и переманивал опыт ведения боя. Можно сказать, благодаря этому я научился качественно сражаться и стрелять с высокой скоростью, превращая руку в колчан.
Старик ненадолго задумался, обратил свой взгляд куда-то вдаль, затем после недолгого молчания спросил:
– Я участвовал в битве при Рафии и не видел ни одного наемного воина во время битвы, – начал Рамас. – Где же было твое войско в это время?
Поначалу я не понимал, к чему клонит глава деревни, но, к своему стыду, догадался, о чем идет речь. Перед тем как ответить, я вздохнул:
– Ты знаешь о бесчинстве наемных войск на границах с Селевкидами? Наше войско было разделено на несколько отрядов и направлено в разные пограничные области. Мой отряд был отправлен к границе Та-Кемета, что находится близ Синайских гор, где через Чермное море переправляли рабов для царя и номархов. В основном это молодые девушки и юноши, представлявшие для старых похотливых заказчиков наибольший интерес. Мы должны были их защищать от любителей поживиться купленными человеческими жизнями. Но, прочуяв о неподобающем поведении верховных властей, тем более царя, один из военачальников решил сделать на этом состояние, шантажируя этим тех, к кому должны попасть рабы. Но Филопатор поступил куда мудрее и приказал развеять подозрения нашим командирам. Вот тогда, по приказам командиров, мы и бесчинствовали.
Рамас долго молчал и не задавал вопросов, не смотрел мне в глаза. Затем набрал воздуха и спросил:
– И какой же урок ты можешь вынести из этого?
Его взгляд был томный и уставший.
– Я был молод и думал, что поступаю правильно. Думал, что тем самым заполняю место в иб для суда Осириса. Но уже после мирной жизни в родном доме, каждую ночь вспоминая о тех делах, что были совершены моими руками, я боюсь. Не за себя, а за родных, которые не знают моего прошлого и которые, если бы узнали, точно не стали ли бы связываться со мной узами. После этого, делая вид, что не знал об этом, Филопатор принял решение распустить наемные войска, служащие на границах Та-Кемета. Я вернулся домой и стал жить новой жизнью, пытаясь забыть о прошлом.
На меня нахлынули воспоминания, которые наполняли мою голову, а чувства от них слышались в каждом произнесенном слове. Рамас вспоминал прошлые годы службы с удовольствием и необратимым чувством прошедших дней, а я с горечью и злостью за свои поступки.
Мои слова не слышал никто кроме Рамаса, я старался говорить только то, что считаю нужным, не вдаваясь в подробности. Хотя, судя по военной службе, старик и так знал, какие именно бесчинства совершали наемные войска, в рядах которых я служил.
Весь этот разговор происходил в доме главы деревни. Он жил один, но с частыми визитами его подопечных. За молодым персидским солдатом дело не стало, он оказался крепок душой и не обронил слов, которые могли мне помочь. Его не стало через несколько часов после смерти его старшего товарища.
Помимо персов в этой деревушке меня ждало еще одно важное дело – торговец Хасим и его внучка. С этим я тянуть не стал, зная о том, что время может обернуться против них.
– До меня в твою деревню должна прибыть повозка с новыми тканями, – начал я.
Рамас задумался.
– Она прибыла незадолго до моего появления, я видел, как несколько женщин из твоего окружения были одеты в новые одежды, сделанные из этих самых тканей. Не знаешь ли ты, куда делись ее хозяева?
Старик резко ответил:
– Знаю.
Его взгляд устремился в землю.
– Не буду ходить вокруг да около – торговец и двое его охранников были убиты, а маленькая девочка, спрятавшись в густых зарослях тиса, долго ждала, пока все не прекратится. Она видела своими глазами смерть этих людей.
– Старика звали Хасим, он являлся ее дедом, а двое охранников – Сик и Фавор – племянники Хасима. Где же девочка?
– Она сказала, ее зовут Зана и за ней должен прийти незнакомец из пустыни, – озадаченно произнес глава деревни.
– Хм. Лишь раз я спас ее и ее родных. Возможно, она думала, что далекий путник, размазанный утренним маревом, будет спасать ее всегда, как только она будет попадать в неприятности.
– Сам понимаешь, она осталась одна, а я уже не очень гожусь в отцы, – Рамас снова задумался, на этот раз больше чем обычно и продолжил: – Раз ты ее спас один раз, то спасешь и другой и возьмешь под свою опеку. Моя деревня не станет ей хорошим домом. А твой родной оазис и ты сам, можешь обеспечить ей благополучную жизнь.
Я не стал отвечать на такие слова. Я не мог согласиться взять под свою опеку маленькую девочку, которую вижу впервые, но… я был повинен в смерти тех, кого она считала своей семьей. Было бы весьма честно возместить ей потерянную семью, как бы безнравственно это ни звучало.
После той ночи, когда персидские наемники впервые напали на меня в Фаюме, каждый день после моей клятвы отомстить за дерзкий визит, я был окружен опасностями, которые преодолевал без особых усилий, и были времена, когда я ощущал себя на полпути в Дуат. Но, несмотря на смертоносную пустыню, я пережил испытания, посланные мне богами. С каждым днем я набирался сил, которые укрепляли навыки, полученные во время службы в наемных войсках, сделав из меня достойного противника для врага, обладающего любым уровнем подготовки.
– Мне нужно время подумать, – ответил я Рамасу, на что тот лишь кивнул.
Солнце почти уже скрылось за горизонтом, а в моей голове все еще не сложились мысли – ответы на слова Рамаса о взятии с собой Заны. Передо мной вновь всплывали картинки того момента нападения, испуганные лица моей семьи и безжалостных персидских львов, нагло нарушивших покой оазиса. От мыслей меня отвлек подходящий глава деревни.
– Если желаешь, можешь отужинать с моей семьей. Зана находится в моем доме.
Было ясно, в каком направлении желает говорить старик, но я предотвратил попытку главы деревни начать незаконченный нами разговор.
Рамас сел рядом со мной на деревянный пирс, где несколько часов назад торчали стрелы персидских наемников. Легкий ветерок от Великой реки и зной, сменяющийся ночной прохладой, создавали приятную обстановку для подобных диалогов. Вдруг резко для самого себя я ответил на слова старика:
– Она останется здесь на время моих поисков, – строго сказал я. – Когда все закончится, я вернусь и заберу Зану в свою семью.
– А как долго будут длиться твои странствия? – не унимался старик.
– Такое чувство, что тебе представляет сложность присмотреть за малолетней девочкой, тем более у тебя есть помощница в лице твоей старшей дочери, достаточно приглядной, – сказал я и улыбнулся.
Рамас не отреагировал на мою шутку и ответил:
– Моей дочери скоро будет не до этой девочки. Вскоре она сама обзаведется ребенком, ей не будет хватать времени следить и воспитывать не свою дочь.
Слова старика показались мне странными и несвойственными для человека, много лет отдавшего служению.
– У меня тоже есть семья, которую обязан защищать. И не только семья, оазис тоже находится под моей защитой. Но из своих принципов я возьму девочку под свою опеку. Тогда почему тебе не сделать то же самое? – раздраженно спросил я и ждал объяснения от главы деревни.
Рамас явно прочитал на моем лице небольшое раздражение, которое я испытывал после его слов.
– Не пойми меня неправильно, я не хотел так выразиться, – оправдался глава деревни.
Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь заходящим солнцем и доносящимся запахом готовившегося ужина.
– Твоя дочь готовит? – я нарушил молчание.
Тихим и незаметным это место не назовешь – огни домов могли быть видны издалека, дым валил, поднимаясь высоко над деревней, а с главной улицы доносились голоса и звуки бурлящей воды в фонтане.
– Да, моя младшая. Очень вкусное блюдо из рыбы, поэтому тебя и пригласил, – улыбнулся старик.
– Иди, я скоро подойду, – согласился я.
Песок, несмотря на уже зашедшее солнце, был еще теплым, и я решил привести себя в порядок перед ужином.
За проведенное время в пустыне и поисками персидских наемников я практически забыл, когда последний раз видел свое отражение. В этой спокойной деревушке старожил, которой помог мне разобраться с некоторыми из нападавших, мне наконец представилось лицо, потрепанное проведенными в пустыне годами. Волосы и борода отросли настолько, что мне приходилось скручивать волосы в хвосты или косички, в то время как борода крупными клочками выбивалась из-под шарфа. Во время жизни в пустыне мне было некогда следить за внешним видом. Благодаря Хасиму я обновил некоторые вещи из моего одеяния, основная же туника, в которой я отправился из фаюмского оазиса, осталась прежней – на ней все еще виднелись не отстиранные, выцветшие под пустынным солнцем багровые пятна крови. Я старался соблюдать хоть малейшие нормы гигиены, но жизнь в пустыне способна наложить определенные ограничения на прежний образ жизни.
Теплые воды небольшой заводи, вырытой жителями рыбацкой деревушки, служили своего рода местом для умывания – сюда приходили жители деревни и совершали водные процедуры. Накопившуюся грязную воду жители прочищали течением от Великой реки. Судя по ее нынешнему состоянию, сегодня побывал я здесь не первый, но, сделав небольшой ров, я пустил воды Нила, которые быстрым потоком смыли накопившуюся за день грязь.
Легкий ветерок слабо качал постиранное белье жителей этой деревни. Стараясь не злоупотреблять гостеприимством Рамаса и его семьи, я позволил себе воспользоваться одной из натянутых веревок для сушки вещей – шарф и платок за несколько дней пути от Рабиана успели напитаться песком, тем самым затрудняя дыхание при передвижении. Не успел я повесить мокрое белье, как единственное дуновение ветра покрыло шарф и платок тонким слоем золотистого песка. Отряхнув только что постиранное белье и направившись к дому, я резко почувствовал запах свежеприготовленного главного источника доходов деревушки – рыбы.
Я зашел в просторный дом главы деревни. Это сооружение было видно издалека, оно выделялось среди остальных своей высотой, а изнутри оно казалось еще больше. Просторный зал вмещал в себя практически все предметы быта, в том числе и большую двуместную кровать, на которой, скорее всего, располагается сам Рамас. Вся семья главы деревни сидела за столом – сам Рамас и три его дочери. Возле старшей дочери старика, на вид которой было лет двадцать-тридцать, сидела маленькая девочка, потихоньку уплетавшая копченую рыбу. Хоть на ней и не было ничего такого, по чему ее можно было запомнить, я сразу понял, что это за гостья. Рамас говорил правду – старшая дочь главы деревни сидела чуть дальше от стола чем все остальные, девушке мешал ее круглый от беременности живот, который она прикрывала сканью, купленной у деда Заны. Возле девушки, положив одну руку на ее живот, сидел, по видимости, ее муж, который в первый день нашей встречи смотрел на меня с недоверием.
Как только моя нога ступила за порог дома, Рамас тут же распростерся вежливостью:
– О! Вот и ты, дорогой наш гость! – его руки потянулись ко мне. – Садись, чувствуй себя как дома и угощайся нашей едой, приготовленной моими младшими дочерями по особому рецепту.
Девушки засмущались от хвальбы отца, и Рамас сделал акцент:
– Специально для тебя, дорогой.
От чрезмерной любезности я скривил лицо в улыбке, отчего одна из младших дочерей при виде моего лица издала тихий смешок.
– Садись, дорогой гость, – старик указал на место рядом с собой.
Мы с Рамасом сидели по одну сторону стола, против нас сидела старшая дочь, ее муж и Зана, по бокам стола сидели его младшие дочери.
– Познакомься с моей семьей, – Рамас раскинул руки так, что вся его семья попадала в объятия.
– Это Темира и ее муж Панахази. Темира моя старшая дочь.
Панахази встал и протянул мне руку. Я протянул свою в ответ и пожал.
Рамас продолжил знакомить меня со своей семьей:
– Это Саба, моя средняя дочь. Ей мы обязаны сегодняшним ужином.
Саба застеснялась и опустила глаза. Я видел, как она изо всех сил пыталась не смотреть на меня. Но любопытство брало верх, и вскоре я каждую минуту ощущал на себе ее взгляд. Она обладала от рождения красивыми темными глазами, которым придавала еще более выразительный вид при помощи туши. Однако так может показаться лишь на первый взгляд. На самом деле такой густой слой туши служил совсем для другого.
Ее темные волосы служили хорошим дополнением к ее глазам. Они были заплетены в тугую косу и падали вниз, чуть ниже пояса. Она ела спокойно, маленькими глотками запивая еду и держалась от соблазна посмотреть на меня.
– Шерити, младшая из моих дочерей.
На ее лице виднелся шрам, тянущийся от левого глаза вниз, к подбородку. Кожа шрама была темнее, чем кожа лица, придавая ему контраст и большую заметность. Спрашивать об обстоятельствах его появления я не стал, не хотел показаться грубым.
Все три дочери были похожи на своего отца лишь отчасти. Но, смотря на лица трех девушек, в моей голове сложилось впечатление о том, как могла выглядеть жена Рамаса и мать трех сестер.
У всей семьи была загорелая от длительного пребывания под палящими лучами дневного солнца кожа, однако мое многолетнее пребывание в пустыне оставило свои следы – я был заметно темнее, чем пригласившая меня на ужин семья. Ели мы в практически абсолютной тишине. Изредка слышались разговоры, проходящих мимо жителей, звук падающей воды в фонтане и завывание ветра, попадавшего в соседние дома.
Муж Темиры часто смотрел на меня исподлобья, мое присутствие настораживало Панахази, его недоверчивое отношение ко мне он показал еще во время нашей первой встречи. Он поступал правильно, за что заслуживал уважения, но дело дальше его «суровых» взглядов не пойдет. В отличие от тестя Рамаса средняя дочь главы деревни испытывала ко мне неподдельный интерес. С чем это могло быть связано – неизвестно. Либо Саба испытывала ко мне романтические чувства, либо впервые видела чужака в деревне. Второй вариант не имел твердого основания – много путешественников и торговцев могли останавливаться в этой деревне для дальнейшего продолжения пути. Поэтому единственно возможный вариант – я понравился Сабе.
Вдруг резко заговорила старшая дочь Рамаса – Темира:
– А как зовут вас, дорогой гость и откуда вы будете?
Ее слова повторяли слова Рамаса. Из ее уст «дорогой гость» звучало куда естественнее, чем у ее отца. Спокойный, но звонкий голос девушки разнесся по всему помещению и, казалось, вышел за пределы дома.
За меня ответил Рамас.
– Это воин из Фаюма, – произнес старик.
– Надеюсь, воин не принес войну в нашу спокойную деревушку, – продолжила дочь Рамаса, делая акцент на слово «спокойную».
– О нет, дорогая! Что ты! Этот добрый человек спас наш покой от нагло ворвавшихся персидских наемников. Благодаря ему мы сейчас трапезничаем столь прекрасным ужином.
Старик уронил взгляд на Сабу, ожидая от нее ответа, но дочь явно не заметила похвалы отца. Ее мысли были сосредоточены на мне. Вернувшись в реальный мир, девушка ответила:
– Спасибо, отец.
Ее голос был мягче и тише сестры и веял мечтательными образами.
Но на мое удивление в разговор вмешался Панахази:
– Возможно, визит гостя и спровоцировал нападение персов, – обращаясь больше к тестю чем ко мне.
Мне стоило раньше вмешаться в разговор.
– Меня зовут Маджет, я из Фаюма и давно забыл, как звонок лязг мечей во время битвы.
Мое резкое вмешательство удивило всех, в том числе тихо сидевшую Зану.
– Я выслеживал этих наемников с юга, и их следы привели меня к вашему дому. С ними покончено, поэтому после ужина я удалюсь, и вы навсегда забудете обо мне.
«Ни за что не забудем» читалось в глазах средней дочери Рамаса.
– Прошу прощение за грубость, – извинилась Темира, – мы и правда должны вас благодарить.
Девушка поклонилась. Едва заметно бросился в глаза жест, показанный ее мужем, – он легонько ударил жену по ноге, словно говоря – «ты не обязана перед ним извиняться». Панахази не заметил, что его жест бросился мне в глаза, и продолжил уплетать ужин.
Младшая дочь главы деревни не вмешивалась в наш разговор, но изредка спрашивала о чем-то Зану. Та лишь качала или мотала головой в ответ.
Несмотря на весьма напряженный разговор, последующая часть ужина прошла в спокойной обстановке. Рамас рассказывал о его приключениях во время службы в войске Птолемея Эвергета, а мы с удовольствием поглощали его наполненные интересом истории. Зажженные свечи служили единственным источником света в доме, их было так много, что в помещении создавалось впечатление предрассветных сумерек, когда солнце находилось еще за горизонтом.
За время ужина солнце полностью скрылось за песчаными дюнами и на небе россыпью появились звезды, а Великий Нил отражал серебристое скопление на небе. Большинство жителей давно погасили свет в домах. Огоньки мелькали в единичных постройках, но вскоре резко гасли, словно факел в песчаной буре.
Отужинав и отблагодарив хозяина и хозяек дома, я начал собираться в путь. Шарф и платок не успели высохнуть за время ужина. Оно и к лучшему, песчинки не будут проникать сквозь ткань и затруднять дыхание, захлестывая меня приступом кашля. Мои мысли и взор вновь обратились к родному дому (его можно легко найти, если есть крупные ориентиры, таким являлся Нил). Воспоминания о задорном смехе Иду и нежной коже Наимы перенесли меня в беззаботные деньки, которые я проводил вместе с семьей. «С ними все хорошо», – успокаивал я себя. Так оно и было, я чувствовал душой.
Я услышал шаги, прервавшие мои воспоминания о доме и семье. Обернувшись, я увидел ковыляющую ко мне Темиру. В руках она несла грязную посуду. Поняв, куда она направляется, я решил ей помочь. Она с радостью приняла мое предложение.
– Знаете, мой отец давно так не чувствовал себя хорошо. Вы напомнили ему о прошедших днях, отчего он буквально загорелся.
Жестикуляция дочери Рамаса придавала ее словам чувственности. В ее наряде произошли изменения – девушка расслабила ткани, покрывающие живот, тем самым наполовину обнажив его.
– Я рада, что вы разобрались с этими персидскими воинами. В нашей деревне мало интересного и не происходит ничего примечательного. Только если за дело не берется мой муж, он любит впутываться в неприятности.
Говоря о своем муже, девушка улыбалась.
– Моя заслуга в этом наполовину. Твой отец помог мне в нужный момент, и за это я ему благодарен.
Девушка вела себя по-другому, не так как во время ужина. Муж имел на нее влияние, и это отражалось на ней.
– Из каких войск вы будете? – продолжала задавать вопросы девушка, а я на них любезно отвечал.
– На границе с дружественными Та-Кемету государствами.
– Стало быть рядом с Персией?
– И не только.
– Я видела, как вы сражаетесь. Это впечатляет. Быстрые и четкие движения настигали перса врасплох.
– Признаюсь, этот наемник был сильнее меня, поэтому я и применил некие трюки, чтобы его одолеть.
Темира резко переменила тему разговора:
– У вас есть семья, Маджет? – с интересом спросила девушка.
Ответ последовал сразу:
– Да.
Любопытствовать девушка дальше не стала, слыша тон, с которым я ответил на вопрос.
– Вашей семье повезло с таким защитником, – улыбнулась Темира.
– А вашей с такими дочерями, – отвечая на ее комплимент, произнес я.
Девушка засмущалась и добавила:
– Простите мою младшую сестру за столь неприличное поведение в вашу сторону. Смотреть на вас и не скрывать это выглядело некрасиво.
В ответ я качнул головой.
Прочистив течением заводь от успевшей накопиться грязи, мы вместе с Темирой промыли от ужина посуду. Она еще что-то хотела сказать, но не стала говорить. Я догадывался, что разговор о семье проявлялся не только интересом со стороны девушки, но и решение насчет дальнейшей жизни Заны. Не дожидаясь ожидаемого вопроса, впервые за время разговора повернул голову в сторону девушки и произнес:
– Зана обретет семью, которой теперь для нее будет являться моя. Но для начала я покончу со всем, что может представлять опасность для ее будущей семьи. Но пока тебе придется позаботиться о ней. Я понимаю, что скоро ты сама стаешь матерью, о ней кто-то должен позаботиться, потому что взять девочку с собой будет ошибкой. Один раз я уже допустил подобное и оставил ее без семьи и не могу допустить и ее смерти.
Темира понимающе кивнула, взялась за помытую посуду и таким же ковыляющим шагом направилась на льющийся из дома свет. Не успела она отойти от меня, как добавила:
– Отец предлагает вам ночлег. А завтра продолжите свой путь. И еще, можете ехать сразу как покажутся первые лучи солнца, я поговорю с девочкой.
Ее слова были быстры, отчего девушка не дождалась ответа, настаивая на предложении ее отца.
Недолго думая, я решил принять любезное приглашение главы деревни. Рамас разрешил переночевать у себя и даже выделил мне отдельное место в своем, отличавшемся ото всех здешних строений, доме.
Старик снова пригласил меня за стол, и мы вместе испили вина (я уже и забыл о сладковатом привкусе этого напитка). После этого я направился на место ночлежки, где меня ждала мягкая подстилка (хоть что-то после ночей, проведенных в пустыне).
Ночное небо дарило бесчисленное множество ярких звезд, рассыпанных по темному пространству. Великий Нил окрасился беловатым цветом. Все это я замечал сквозь полузакрытые глаза – усталость давала о себе знать, мне необходим крепкий сон, но с таковым я расстался уже очень давно, и ночь зачастую проходила, как сменяющие друг друга картинки сна и яви. На месте моего ночлега расположился добрый слой сена и ткань, призванная служить мне покрывалом, и… две небольшие чашки. Взяв одну из них и поднеся поближе, я почувствовал слабый винный запах и улыбнулся. В это время ко мне подошел Рамас с бутылкой в руках. Я догадался о содержимом этой бутылки.
Место, где мы с Рамасом устроились, служило небольшим балконом, заставленным большим количеством пустых бочек. О их назначении было несложно догадаться, учитывая нескрываемое пристрастие Рамаса к вину. Бочки стояли таким образом, что образовывали небольшой коридор, где мы спокойно сидели, свесив ноги за пределы балкона.
Семья Рамаса уже спала, поэтому мы старались говорить вполголоса. Иногда на кухне слышались шаги, но они сразу растворялись в ночной тиши.
Первые две чашки вина мы выпили, не произнеся ни слова, лишь иногда переводя взгляд с рук, державших опустошенные чаши, на пустыню, остывающую после жаркого дня. Наливая третью, Рамас первый прервал молчание:
– Долго ты живешь, словно пустынный обитатель?
Рамас уже во время ужина был довольно хмельной, а сейчас, добив себя еще двумя порциями вина, окончательно стал пьян.
– Около двух лет, – ответил я, отодвигая от себя недопитую чашу.
Прежде чем ответить, старик залпом опустошил налитую до краев чашку и отставил от себя почти пустую бутылку. На глаза мне бросилась надпись, служившая своеобразным украшением. Прищурившись, я заметил, что на ней была нанесена гравировка, изображавшая имя Рамаса. Она подчеркивала принадлежность созданного вина ему самому. Авторская надпись, дающая понять любому – «это вино было сделано мной, и я этим горжусь». Только нигде в деревне я больше не видел бутылок с подобной надписью.
– Два года срок немалый. И сколько же еще продлятся твои скитания? – старик приподнял бровь, ставя доказательства правильности моей мести персидским воинам в факт юношеского необузданного пыла.
Прежде чем ответить, я подумал, и мне на глаза попался загон с животными, за которыми приглядывал Кабу.
В самом центре загона на длинной привязи, пытаясь порвать сдерживающую его веревку, бродил здоровый бык. Старался он плохо, ведь одного хорошего рывка такой силы хватило бы переломить и палку, к которой был привязан. С каждым новым рывком бык обходил вокруг колышка, постепенно обматывая привязь вокруг него. Медленно, обдумывая каждый шаг, животное в конечном счете обмотало колышек на столько, что едва хватало места пошевелить головой. Понимая безвыходность ситуации, бык начал трясти головой, стараясь порвать, взявшую в плен веревку. Но безрезультатно. Животное не могло понять, что иного выхода нет, и продолжало тупо бороться с крепким противником, хотя выход был на поверхности – обойти колышек в противоположную сторону и освободиться. Я поставил себя на его место. Может, я тоже слепо следую за местью, загоняя себя в угол и направляя себя к моменту, когда я накрепко себя свяжу, не в силах изменить исход моих стараний? Хотел бы, чтобы это оказалось неправдой.
– Знаешь, некоторые проблемы не решаются так просто, фаюмец. Если твоя цель следствие, то следует искать причину и покончить с ней, иначе ты стремишься к замкнутому кругу, словно загон для скота. И поверь словам старика, отдавшего свою жизнь служению великому царю, – персидские наемники отнюдь не причина всех бед. Я верю, точнее знаю, ты вспомнишь мои слова в будущем.
Возможно, Рамас говорил правду, но раз так, то кто стоит за кознями персидских львов? Раз кому-то понадобилась помощь иностранных наемников, значит, весьма серьезные люди стоят за этим. Пусть так и будет. Я покончу со всеми, но не без помощи моих старых друзей. Именно поэтому рано утром я отправлюсь в великие Фивы, чтобы разыскать старого друга, с которым мы вместе служили в наемных войсках. В отличие от меня он не оборвал связи с бывшими командирами и за свои заслуги во время службы на границе мог получать важную информацию. Надеюсь, он поможет мне разобраться во всем этом. Только бы все эти годы оказались ненапрасными.
Рамас сидел рядом, его веки резко дергались при случайном звуке. Я не стал его мучить разговорами о прошлом и помог встать, направляя вниз. Но его неуемный хмельной рот продолжал выдавать вопросы ответом на которые были «да» или «нет», не нагружая его старую голову. После таких коротких вопросов и еще более коротких ответов, я переменил тему и заговорил о более важных делах, решение которых необходимо принять до того, как я покину деревушку.
– Зана будет находиться под опекой Темиры и ее мужа во время моего отсутствия. Твоя дочь сказала, что поговорит с ней. Она не должна привязываться ко мне до тех пор, пока не заберу ее в свою семью.
Старик качнул головой и направился вниз по лестнице.
– Фаюмец, муж Темиры не так прост, как кажется. Не зря его косой взгляд вечно падал на тебя.
– Этот человек не представляет опасности для меня.
– Это так, но его дурной характер способен подставить простых людей для достижения своих корыстных планов. Будь осторожен.
Слова старика имели смысл, глаза Панахази выдавали скверный характер шелудивого человека.
Проводив в спальню Рамаса и направившись в предоставленные «апартаменты», я сохранил недопитую бутылку вина, завернув ее в тонкую клетчатую ткань, а сам, расположившись на мягком подстиле, закрыл глаза в ожидании недолгого, но полноценного сна.
Он ушел. Человек, спасший меня в пустыне, оставил меня одну в незнакомом месте с людьми, которых я ни разу не видела. Не знаю о них ничего – добры ли они ко мне или настроены враждебно, как те люди в пустыне.
Он ушел. Я потеряла свих близких, долгое время опекавших меня после смерти родителей. И он был тем человеком, кому я могла доверять. Он спас меня и после спасения был доброжелателен ко мне. Его глаза выдавали его намерения и внутренний мир, хотя он тщательно пытался скрыть их за замазанными кайялом глазами, никогда не пересекавшимися с моими.
Он ушел. Я молила богов, чтобы он вернулся, пусть не сейчас и не сегодня, но вернулся за мной. Нужна ли я ему? Может быть, и нет. Но он нужен был мне. Я даже не знаю его имени, происхождения, места, которое он мог называть своим домом. Как не знала, есть ли у него семья, которая ждет его возвращения домой. Возможно, я питала иллюзии и ложные чувства к этому странствующему человеку. Одно я знала наверняка – он единственный человек, повстречавшийся мне, которому не чужды нежность и доброта, несмотря на грозный вид египетского воина.
Он ушел. Его следы медленно заметались песком, скрывая его уход. Я побежала вслед за ним, но сразу остановилась, понимая, что вернуть его не в моих силах. Я снова молила богов о его возвращении. Каждый день его отсутствия. Часы складывались в дни, дни в месяцы. Он так и не вернулся за мной, и тогда я впала в отчаяние, но потом смирилась с этим и приняла это как должное.
Я сидела на берегу Великой реки. Мои слезы, капавшие с прикрытых руками глаз, ударялись о песок, оставляя на них мокрые точки. Но сквозь заплывшие от слез глаза я наконец увидела то, о чем молила каждый день и с чем почти смирилась. Он вернулся! Мутная картинка перед глазами от слез стала проясняться. Я увидела его, едущего верхом на своем верблюде, уставшего, с обросшим лицом и усталыми глазами.
Он вернулся. Еще никогда я так не была счастлива.
Фивы – великий город, некогда бывший столицей не менее великого государства. Город, который не теряет свою былую славу. Это Вечный город, раскинувшийся по обе стороны Великого Нила – месте, где делали свой первый вдох фараоны и откуда в конце земной жизни душа их покидала тело и уходила в Дуат, на поля Иалу, дабы обрести вечный покой. Прогуливаясь по улицам города, невольно удивляешься – орнамент был свеж, словно был нанесен совсем недавно мастерами прошлого. Но время дает о себе знать. За свежестью орнаментов скрывается история этого Великого города. Я поднял голову к таким же испещренным колоннам, некогда служившими опорой для храмов, и с удивлением раскрыл глаза, прослеживая каждый узор.
Вечерело. Солнце, дарующее тепло и освещающее Древний Та-Кемет, постепенно сгорало для этого дня, уступая место прохладной ночи. В свете бледной луны песок не казался таким золотым, как в солнечных лучах, а настенные факелы отбрасывали длинные темные тени на орнаменты стен дворцовых построек. Я находился в главном храме города Фивы. Под ногами расползалась нагретая мраморная плитка. Из главного зала доносились радостные крики приглашенных на пир гостей, которым сопутствовала музыка, вселявшая в душу чувство гармонии с миром и с самим собой. Так было здесь, в Фивах. Но обратная сторона монеты скрывалась далеко в Александрии, городе, сменившим Фивы в качестве столицы. Вакханалии стали главным пороком великого города, стоящего на берегу Средиземного моря. Жемчужина среди песков превратилась из столицы государства в обитель пороков. И все из-за слабовольного царя и его приспешников, любивших праздный образ жизни.
В Фивы я прибыл в конце дня спустя несколько дней после того, как покинул рыбацкую деревушку. Весь путь меня не покидало чувство неуемного слежения, но, добравшись до города, я понял о его несостоятельности.
Дома из песчаника располагались по обе стороны дорог, идущих от главной улицы. Не отказавшись от удовольствия лицезреть прекрасный город, я решил провести несколько часов за прогулкой по шумным улицам и знакомством со здешними культурными ценностями.
На прилавках торговцев лежали разнообразные товары, которые, со слов самих торгашей, привезены со всех уголков Египта. Большая часть торговцев были из соседних государств – Греции, Вавилона, Персии и многих других. Торговля товарами, привезенными с других земель, пользовалась большим спросом и местные богачи, жившие ближе всех к центральной площади, могли позволить их себе. Не только богачи, но и люди, чьим основным доходом служило сельское хозяйство, стояли толпами возле лавок, толкая друг друга и обливая всеми возможными словами. Делали все, чтобы заграничный товар достался им. Некоторые проходящие умудрялись красть товар прямо из-под носа, в такой суматохе и крупную пропажу найти будет нелегко, не говоря уже о паре недоспелых яблок или холодной лепешке. Я не стал и близко подходить к лавкам с товаром, опасаясь зоркого взгляда торговцев, сразу же начинавших хвалить свой товар и буквально умолявших купить какую-нибудь безделушку или горстку фиников. От последнего было отказаться тяжело, поэтому вскоре, идя по главной улице, я уплетал сладковатые финики, а косточки складывал к себе.
Мираха я оставил в конюшне на краю города, специально построенной для торговцев или людей, ненадолго остановившихся здесь. Заплатив за стойло, я как раз и направился к центральной площади. Мирах был спокоен даже здесь, в незнакомом месте, за это я его и любил – в любой ситуации, неважно, чем она может закончиться, мой верблюд испытывал легкое чувство спокойствия. Мирах появился в нашей семье незадолго до приезда домой, после роспуска наемных приграничных войск. Купил его еще верблюжонком у торговца, недалеко от Гизы, он стал членом нашей семьи. На нем тренировался Иду, и было заметно, как они оба растут. После нападения персов Мирах стал мне верным другом, с которым мы последние несколько лет провели в пустыне. Он мог слушать часами мои мысли, бушевавшие ураганом, и даже отвечать на мои вопросы (последнее было лишь представлениями моей головы, которую каждый день атаковали палящие лучи солнца). Однако мне нравилось представлять Мираха, отвечавшим на мои вопросы, хоть как-то разбавляя пустынную жизнь.
Отдалившись от шумных торговых рядов и уединившись на небольшой лавочке возле протекающего в центре города Нила, я наслаждался протекающей водой и оставшимися финиками в мешочке. С довольно большого расстояния от торговых рядов все еще были слышны крики и ругань торговцев с покупателями.
Спустя некоторое время моего наслаждения городом и едой за углами зданий начали поблескивать чьи-то любопытные глаза. Как только мой взгляд касался тех глаз, как они с невероятной скоростью исчезали за укрытием и снова появлялись в другом месте. Детские глаза распознать не так и сложно. Около четырех детей неутомимо наблюдали за моей трапезой, словно хищник наблюдает за своей жертвой и ждет удобного момента, чтобы напасть. Такую атаку отбить будет несложно. С каждым разом глаза приближались все ближе и ближе, пока не появились на расстоянии вытянутой руки. Мальчик лет пяти-шести с осторожностью подсел ко мне, притворяясь уставшим. Я знал, что он сидит рядом со мной, но делал вид, что не замечаю его. Несколько раз мальчик сменил позу, в которой сидел, ожидая удобного момента для кражи. Положив мешочек с финиками между собой и сорванцом, я продолжал делать вид, что занят своими делами. Действия мальчишки ждать себя не заставили, быстрым движением он схватил мешочек и ринулся к своим друзьям. Произнесенный мной смешок растворился в звуках улицы, словно песок в бурлящей реке. Моя реакция без труда смогла бы обеспечить поимку воришки еще на лавочке, но я решил поиграть с ними.
Найти детей-воришек не составило труда. Их мелькавшие одежды то и дело появлялись и исчезали в общем цвете одеяний горожан. В конце концов след привел меня в небольшой закуток, уходящий в пригородную область. Выглянув из угла и свистнув, я скрылся, ожидая реакции детей, коей не последовало. Их головы были заняты радостью от новой добычи, украденной у приезжего ничего не подозревающего человека. Я свистнул еще раз. На этот раз воришки спрятали украденное за пазуху и сделали вид, что заняты разговором. Резко выскочив из угла и увидев их напуганные лица, я улыбнулся и произнес:
– За воровство следует серьезное наказание.
С лица детей не спадало удивление вперемешку с испугом.
На моей руке, протянутой для возвращение украденного, сразу появился тот самый мешочек с финиками. Решив раскрыть обман, придуманный специально для них, я развязал мешочек и высыпал содержимое. На землю упала горстка еще мокрых финиковых косточек.
На лицах детей появилась недовольная гримаса, но она сменилась горечью от обиды.
– Зачем своровали? – снова спросил я.
Ответа не последовало.
Судя по внешнему виду и пристрастию к воровству, родителей у этих сорванцов не было или были, но до собственных детей им дела не было.
Так и не дождавшись ответа от маленьких воришек, я достал из сумки, спрятанной за полами туники, лепешку, которую прикупил вместе с мешочком фиников. Как только лепешка появилась в моих руках, глаза детей загорелись, и шайка сорванцов забрала съестное и скрылась за углом. Мне показалось это странным, учитывая их постоянно голодное положение. Будь я на их месте, то разделил бы на каждого поровну, но не мне судить их действия.
Вернувшись на лавку лицезреть закат, я услышал за спиной шум. Он не был похож на тот шум, которые разносился от торговых рядов. Пытаясь удовлетворить любопытство, я развернулся и увидел несколько солдат, грубо обращавшихся с торговцами. Они орали и приказывали владельцам ларьков собирать свои и товары и проваливать. Отталкивая не успевших уйти с дороги горожан, солдаты прошлись по всем торговым лавкам. Часть товара солдаты собирали с собой, часть оставляли для последующей торговли. В основном часть товара представляла собой дорогостоящие всякого рода напитки и всевозможные закуски, запах от которых разносился на большое расстояние по городу. Такое отношение к торгашам и местным жителям удивило меня, но еще более странным мне показался призыв этих же самых солдат к тому, чтобы площадь оставалась пуста до следующего дня. Никогда такого в крупных городах не было. Но раз так происходит, где же Алексион? Глупо было бы полагать, что никто так и не стал противиться такому отношению. Раз мой старый друг ничего не предпринял, значит, на это есть свои причины. Не став больше тратить время впустую на прогулки по городу, я решил разыскать дом Алексиона. Если мне не изменяет память, его жилище находится на ответвлении от главной улицы, ведущей к противоположному берегу. Найдя поблизости мост и перейдя на другой берег, мои глаза лицезрели ту же самую картину – все лавки были закрыты, а на улице царила пустота. Иногда можно заметить спешивших в свои дома граждан и солдат, шнырявших по улицам и смотрящих за соблюдением их требований. Фивы словно преобразились – из кипящего жизнью великого города в словно опустошенную чумой забытую деревню. Весь город замер, кроме, конечно же, праздника, происходившего в главном храме города. Огни, валившие из прихрамового сада, виднелись даже здесь. Шум, доносившийся до меня, был предвестником нескорого окончания веселья.
Стараясь двигаться незаметно, я пытался найти дом Алексиона, пока не заметил все тех же сорванцов, укравших у меня мешочек с финиковыми косточками. Они двигались быстро и явно двигались целенаправленно. Вскоре шум праздника утих, на его смену пришли разговоры, доносившиеся из домов. Я не смог разобрать невнятную речь горожан, да и не пытался этого сделать, мне нужно было только одно – разыскать старого друга.
Главную цель моего визита в город постепенно затмевал интерес к маленьким воришкам. Мне хотелось узнать, почему они сразу не поделили лепешку и куда так стремительно держали путь. Перемещались они быстро, но я легко преследовал их, соблюдая дистанцию, чтобы их зоркий взгляд не заметил меня. Мы были уже далеко от центра города и через несколько уличных пролетов оказались в пригородном месте. Несколько стоящих близко друг к другу домов образовывали полукруглую стену, в центре которой находилось небольшое пространство. Несмотря на малость области в центре пространства стоял небольшой стол и пару лавочек. «Обособленное место для пьянок», – подумал я. Солдат еще на подходе к пригороду стало появляться все меньше и меньше, тут же не услышишь ни единого шороха. Один из домов, образующий полукруглую стену, стоящий ближе всех к центру, больше походил на таверну, чем на дом. Веранда, занимающая почти весь первый этаж, выдавалась дальше второго этажа, ограничиваемая старым деревянным забором. Пока я осматривал новое место, возле стола появились те самые сорванцы и сели по одну сторону от него, положив замызганную лепешку на середину стола. На мое удивление из дома, похожего на таверну, послышались голоса и на веранде появились двое мужчин – оба были похожи друг на друга, отличались лишь телосложением. Подойдя к хлипкому забору, они увидели детей. Издалека я не слышал, о чем они говорят, но по жестикуляции и кривому от гнева лицу догадывался. Воровали они не для себя, а для них!
Спустившись с веранды и направившись к лавочкам, двое мужчин сели с противоположного конца стола. Пивной живот одного из мужчин еле пролез в зазор между столом и лавочкой, заставляя его сесть дальше от стола. Слова приобрели разборчивый характер, и я услышал тему разговора детей и мужчин, приблизившись к таверне.
Второй, с толстым пузом, возмущался все больше по поводу одной-единственной принесенной лепешки. Но у другого тема для волнений отличалась обычным недовольством, который испытывал жирдяй. Он вечно потирал руки и оглядывался на второй этаж таверны. Подойдя еще ближе и укрывшись в придомовом закутке, я четко слышал разговор:
– Да пес с этой лепешкой! У нас есть дела поважнее, увалень. Тебе лишь бы пожрать. Сколько лет не знал о тебе, а потом свалился на мою голову! – ругался худощавый.
– А вы что подслушиваете, мерзотня? Если из-за вас эти люди с нас шкуру спустят, то во всем обвиню вас!
«Что за люди, которые должны спустить с них шкуру?» – подумал я про себя.
В закутке, ставшим моим укрытием, лежало много мешков, видимо, предназначенных для продажи, а на заборчике стояли горшки с растениями, которые скрывали мое присутствие. Однако скрывая меня, они открывали отличный вид для наблюдения за разговором, который привлек мое внимание и финал которого я хотел бы услышать.
– Так говорите вы видели его? – спросил жирдяй.
Из опущенной головы послышался тихий детский голос:
– Ага.
Но потом последовали слова, полные недовольства:
– Он обманул нас! Подсунул нам косточки.
– Ах вы глупцы! Он с вами играл, а вы… Эх, надо было давно с вами покончить, толку от вас никакого!
Изо рта другого вылетали слюни, брызгая в разные стороны, и рука замахнулась, чтобы ударить говорившего воришку. Но его руку остановил кто-то другой, тихо подойдя сзади и заговорив с акцентом.
– От детей толку больше чем от вас. Они смогли его найти, а вы и слова не смогли выдавить из конюха.
На мое огорчение, я сразу понял, кто говорит. За спиной стоял один из персидских наемников, атаковавших мой дом. Перс был одним из последних, кого я намеревался отправить в загробный мир.
Я стиснул кулаки до побелевших косточек. Мне хотелось вонзить стрелу меж его глаз, но не знал один ли он здесь. Рисковать я не мог, тем более подвергать опасности детей было бы весьма жестоко, и продолжил наблюдать дальше. Теперь перс обратился напрямую к детям, отодвинув мужчин и облокотившись на стол:
– Завтра вы должны привести его сюда, в любое время, я буду сидеть и ждать его.
Я знал, кем был тот, кого будет ждать перс. Его цель сидела рядом с ним в придомовом закутке и подслушивала разговор.
На этом и закончился разговор. Перс скрылся на втором этаже таверны, двое пьяниц остались за столом, а дети, оставшиеся голодными, поплелись по узкой улочке, ведущей к центру города.
Оставлять в живых персидского наемника я не собирался, как и оставлять детей под тиранией двух пьяниц.
В этом пригородном месте в отличие от центра города чувствовалась ночная жизнь. Солдаты словно никогда здесь и не были. Жители спокойно продолжали заниматься своими делами, не боясь быть избитыми смотрящими в оба солдатами. Убить перса было моей первоначальной задачей, но для этого мне необходима помощь Алексиона, знавшего этот город как свои пять пальцев. Если не ошибаюсь, то дом моего старого друга находился в другой стороне. Не привлекая внимания уже полностью пьяных людей за столом, я выбрался из придомового закутка и направился искать по памяти дом друга.
По своему происхождению Алексион был родом из Сивы, оазиса намного западнее Александрии. Небольшой остров жизни, окруженный пустыней Сахарой. Отдаленное и прекрасное место, дальше всех находящееся от Великого Нила и располагающееся на старом караванном пути. Находящийся посреди безжизненной пустыни оазис служил конечной остановкой не только для караванов, но и для любителей разжиться драгоценностями. Многие стремящиеся в оазис гибнут в безжалостной пустыне, не проходя и половины пути. Их трупы остаются там и засыпаются песком, унося последние следы их существования. А те, кто все же решаются отправиться туда ради наживы, встречаются с теми, кто уже давно глубоко зарыт под песком. Пустыня умеет убивать не хуже лезвия. Надеюсь, направляющиеся туда солдаты никогда не достигнут границ Сивы и не станут строить из себя фараонов, как это происходит здесь.
Когда я встретился с Алексионом во время службы, нам было чуть больше двадцати лет, и с тех пор мы были практически неразлучны. Однако он, как и я, был молод и подчинялся приказам командиров, не раздумывая о правильности и честности поступков. Со временем он стал осознавать это и покинул войска, перед тем как исполнить последний приказ перед роспуском. Он перебрался в Фивы, чтобы не смотреть в глаза своей семье, зная, какая тяжесть лежит на его душе.
Ночь я переждал, укрывшись в одном из ларьков, стоящих в торговых рядах. Меня разбудил приближавшийся торговец, один из первых явившихся сюда. Он вел верблюда, нагруженного товаром. В основном это были сушеные фрукты и бобовые культуры. От удивления, увидев на своем месте спящего человека, торговец попятился назад. Его рот исказился от неожиданности, а его веки захлопали чаще, чем обычно. Жестом показал ему, чтоб он был тих и не поднимал панику. Хотя, видя сколько людей употребляют крепкие напитки в пригородных местах, для жителей города не редкость увидеть спящих на улицах еще не отрезвевших людей. Кивнув ему, я помог разложить товар на прилавок. Купил у него пару мешочков нута и бобов и спросил о том, как давно солдаты бушуют на улицах, торговец поначалу не проявлял желания отвечать мне. Тогда для стимула я приподнял полу туники и указал на эфес меча. Не знаю, напугался он или понял, что я могу помочь городу, торговец рассказал мне все, что могло представлять для меня ценность. Из его рассказа я узнал, что их новый номарх ввел войска, лагерь которых находился на том берегу, близ разрушенного храма. По его словам, возле лагеря можно встретить палатки кочевых племен, остановленных солдатами и не дававшими въехать в Фивы. Живут фиванцы в таком строгом порядке несколько месяцев, с тех пор как новых номарх прибыл в город. По словам нового представителя фараона, такие действия необходимы для поддержания порядка и обеспечении безопасности горожанам, в чем я очень сомневаюсь.
Покинув торговую площадь до ажиотажа, я снова принялся искать дом Алексиона. И тут на глаза попалась телега, доверху груженная стульями, аккуратно стоящими друг на друге. Было легко догадаться, кто ее ведет. Но тут мое чутье меня подвело – на телеге сидел сухой мужчина, держа в руках вожжи и легонько подгоняя лошадей. Поспешив к телеге, которая скрылась в переулке, я потерял ее из виду. Но, забежав в угол, тут же ее обнаружил. Мужичок слез с телеги и вручил стул, выглянувшей из дома женщине – он развозил заказы, сделанные жителями. Подбежав к нему, я не стал ходить вокруг да около и сразу спросил об Алексионе.
– Не подскажешь, как найти хозяина этого стула? – спросил его я.
– Конечно подскажу, вот хозяйка стула, – он указал на женщину.