Зарина благополучно приобрела все необходимое и устроилась в обычную парикмахерскую ученицей, стричь старичков и школьников, чтобы получить опыт. Через некоторое время она посчитала, что уже способна работать самостоятельно, и арендовала место в салоне среднего класса. Стригла она все еще не очень быстро, но всегда подкупала клиентов личным обаянием. Ей нравилось общаться и даже просто находиться в компании людей. Рано или поздно у клиенток заканчивались истории, и тогда Зара с радостью делилась какими-нибудь байками из своего эстрадно-циркового прошлого, в то время, как ее коллеги отмалчивались в углу с кислым видом, считая личную жизнь делом священным и не подлежащим разглашению. Не все собеседницы, конечно, могли теперь представить Зарину под светом софитов, сходу встающую на «мостик» или моментально садящаюся на шпагат. Разве что ее великолепная осанка и непринужденная грациозность выдавали прошлое, связанное с многочисленными упражнениями или танцами. Правда, плавность и эстетичность движений, например, при ходьбе на каблуках, придавали женщине немного комичный и наигранный вид благодаря аппетитным округлым формам и моментально накачавшимся за время работы парикмахером мощным икрам.
Почти год минул с того дня, как произошла злая и комичная ситуация с продажей кольца. Матушка, разумеется, об этом факте узнать никак не могла. Но, что было очень странно, практически с того самого момента Клавдия, несколько лет не вспоминавшая о существовании украшения, словно что-то почувствовав, начала периодически спрашивать дочь в письмах про фамильную драгоценность. Один раз даже расщедрилась на СМС-сообщение.
Слезные просьбы выслать реликвию, так как Клава не хотела выглядеть перед семьей мужа безродной русской батрачкой, не доставляли сестрам ничего, кроме беспокойства. Что они станут делать, если мать вознамерится приехать за золотым изделием лично или, еще хуже, пришлет какого-нибудь ловкого человека без стыда и совести? Ничего хорошего они от родительницы уже не ждали, а жалости не испытывали, как и каких-либо родственных чувств. Единственное, что они знали – сейчас их семье удается встать на ноги, и очень опасались, что Клавдия может начать портить их и без того такую призрачно-нестабильную налаживающуюся жизнь. А голодранкой бывшая мадам Хлюпина уже не смогла бы предстать ни перед кем при всем желании. На нее была оформлена половина разросшегося за последние годы швейного цеха, превратившегося в мини-фабрику. Ее именем называлась регулярно обновляющаяся линейка одежды, бесперебойно поставляемая в ряд европейских бутиков и магазинчиков. Покупатели настолько устали покупать небюджетные брендовые вещи, на самом деле созданные в Китае или Индии, что восприняли появление новой марки с качественными и недорогими нарядами «а-ля рюс» с большим интересом. Особенно одежда, созданная по задумке Клавы, вызывала ажиотаж у русскоязычных эмигрантов и активно рекламировалась на форумах и сайтах, где они предпочитали обитать. В угоду бывшим соотечественницам женщина разработала несколько платьев, стилизованных под популярные наряды представительниц русской аристократической интеллигенции, переселившихся во Францию и Германию после революции. Конечно, со временем она все больше посвящала себя сыну и удовольствиям безбедной жизни. Не только лекала, но и дизайн за нее теперь часто разрабатывали никому не известные модельеры и конструкторы.
Женщина от общественного признания и бесконечного общения с огромным количеством людей очерствела окончательно, и так не блеща добродетелями ранее. Она сравнивала себя с большей частью народа и понимала, что добилась очень многого, как она считала, честным тяжким трудом. На этом основании Клава дала себе моральное право не считаться ни с кем. Теперь ее раздражали все, кроме явных подхалимов, но и их она воспринимала кем-то вроде насекомых или, в лучшем случае, рабов. Женщина была уверена: на место одного обиженного человека завтра придут десять и дадут вытирать об себя ноги. Конечно, ей все же приходилось раскланиваться со своими официальными работниками и даже находить какие-то слова одобрения для ведущих разработчиков, чтобы они не сбежали к конкурентам. Но по вечерам она все время убеждала супруга как можно меньше платить сотрудникам, чтобы не разбаловать их, и вести себя с подчиненными построже, максимально ужесточив дисциплину.
Такое обращение сходило с рук только при найме нелегальных эмигрантов из развивающихся стран. Факт их работы на предприятии держался в жесточайшем секрете. Поэтому второй, более просторный цех, где они трудились, был размещен в некогда заброшенном помещении завода за городом, а официальное производство, регулярно с успехом проходившее различные проверки, обслуживало лишь меньшую часть всех заказов.
Преподнося себя наследницей древнего рода, обедневшего после прихода к власти большевиков, Клавдия говорила своим новым родственникам, что сейчас мужественно повторяет судьбу всех постреволюционных эмигрантов, хотя очень любит Россию. Но так завещали ее предки, которые просто не успели уехать в нужный момент. О полунищей швее, какой она была, когда в удачный момент зашла в кабинет директора, чтобы предложить несколько своих эскизов, и о встрече там с Луи, женщина вскоре после переезда в Европу вообще предпочла забыть. Но многие, очень многие обеспеченные дамы, выслушав ее, начинали мечтательно ахать, восхищаться и умолять показать фотографии великих предков и фамильные украшения.
В такие моменты Клава говорила, что оставила все двум дочерям, слишком любившим Россию, чтобы уехать из нее навсегда. Потом она обычно доверительно наклонялась к очередной собеседнице и нашептывала той на ухо, что на самом деле она уже бабушка, что у старшенькой на Родине подрастают сын с дочерью. Они живут счастливо большой семьей, приняв туда младшую, Аню, успешно работают, поэтому о переселении не может быть и речи. Русский муж против, и он, конечно же, не отпустит старшую, Зарину, одну, так как любит ее без памяти. Да и младшая уже почти на выданье. После этого она охотно доставала несколько снимков дочек и внуков, которые, ничего им не говоря, скачала в социальной сети, и распечатав, всегда носила в бумажнике. На тех, кто уехал не так давно, вид российских пейзажей и узнаваемых интерьеров, наряду с улыбающимися детскими лицами, действовал гипнотизирующее, заставляя сделать то, что было выгодно бывшей мадам Хлюпиной или просто вызывая к ней расположение. Получив, таким образом, определенный статус в приличном обществе и создав себе имя благородной матери семейства, женщина мечтала хотя бы о какой-то маленькой безделушке, вроде фамильной табакерки с гербом, демонстрация которой моментально могла бы закрыть рот кому угодно. Но она не решалась ни составить за немалые деньги фальшивую родословную, ни купить целый набор реликвий, даже слетав за ними в Москву. Сразу не додумалась, не до того было, а потом просто боялась. В век цифровых технологий ее ложь можно было изобличить в мгновение ока. Кроме того, все возможные знакомые в ее небольшом городке уже были поставлены в известность о том, что все ценности оставлены дочерям. И все же мысль о кольце не давала Клавдии (все чаще представлявшейся как «Клаудиа») покоя.
Апофигеозом семейного терроризма в сторону сестер стали несколько звонков Луи по видеосвязи с помощью специальной программы для общения. Совладелец одного легального швейного цеха и одного нелегального, но приносившего стабильную прибыль, никак не мог допустить, чтобы к его состоянию не прибавилась побрякушка из России, так как был расчетлив и жаден не меньше жены. Он даже выступил с величественной речью о том, что в их ныне общей семье есть наследник. Это его с их матерю общий сын. Он даже потыкал в камеру орущим сопротивляющимся мальчуганом, который начал капризничать на буржуйском языке. Мужчина заявил, что его род тоже довольно знатен (возможно, он часто говорил это раньше и супруге, чем спровоцировал ее комплекс «голубой крови»), и он как потенциальный дворянин уверен: все фамильные ценности должны перейти к наследнику-мальчику. Так было принято на протяжении веков, и точка. Зара возразила, что у нее тоже есть сын, и что «сокровище» уже перешло к нему. На это Луи не нашел, что ответить, однако моральные атаки продолжались. На историю об истовом желании Клавдии снять драгоценность в своем влоге, а потом обязательно прислать обратно, ее дочери никак не отреагировали. Когда же отчим позвонил с известием о том, что за перстнем в скором времени прилетит управляющий Клавы, Аня не выдержала и сказала, что в этом кольце они похоронили бабушку, просто не хотели раньше сообщать такую информацию. На предложение приехать и выкопать драгоценность собственноручно, потому что совсем уж посторонним людям нельзя это очень личное дело доверять, мужчина покрутил носом и больше падчериц не донимал.
Не считая эксцесса с перстнем, дела у Зарины шли хорошо. Она без труда заработала средства, чтобы стать еще и дипломированным мастером ногтевого сервиса. Перечень работ, которые она могла выполнять, расширился, а вместе с тем выросли и доходы. Анна спокойно училась в академии, параллельно продолжая заниматься своим любимым делом – танцами. А в прошлом году сестра подарила ей на Новый год «Айфон», с помощью которого девушка смогла создавать более-менее пригодные для просмотра снимки, запечатлявшие ее в разных позах в спортзале.
Правда вот с личной жизнью у младшенькой не складывалось. Она в детстве столько слышала о гнусных историях с мужчинами от мамы и бабушки, да и на сестру свою, мать-одиночку, иногда ревевшую по ночам в подушку, насмотрелась достаточно. Так что, если к ней начинал приставать какой-либо парень, насколько угодно приличного вида, он получал жесткий отпор, а, в лучшем случае, его обливали волной ледяного презрения либо просто игнорировали. Если же попытки «взять телефончик» продолжались, то навязчивой особи мужского пола попеременно демонстрировались баллончик и электрошокер. Как правило, после этого смелого самца сдувало. В целом, девизом Анны было «не для тебя мать дочку растила». Правда, для кого – она и сама не знала, попеременно влюбляясь во всех киногероев в более-менее романтических образах. А с недавних пор девушку заинтересовала андеграундная субкультура. Увлекшись готикой, она случайно обнаружила записи и фотографии певца Фердинанда и тут же переключила свое внимание на него, быстро сделавшись просто одержимой.
***
– Кара, ты все поняла?
– Я Сара.
– Прости, Лара. Я спросила, ясно ли тебе то, что я сейчас сказала?
– В принципе, да, – девушка поправила на носу очки.
Администратор «Клуба» не без самолюбования заметила, что юная волшебница подобрала точь-в-точь какую же оправу, как у нее. Откуда же малолетка могла знать, что опытная ведьма нашла те очки в ящике стола и даже не представляла, кому они принадлежали. Благо, что подошли по диоптриям. Однако попытка лести была засчитана. Впрочем, юная Сарочка вызывала у ведьмы ничем не обоснованное гаденькое чувство. Была какая-то недосказанность в каждом ее учтивом слове, в каждом предусмотрительном жесте, в каждом заискивающем взгляде.
Конечно, Жанна понимала, что просто так, по доброте душевной, никто ничего хорошего людям делать и даже говорить не будет. Разумеется, молодая поросль желала, чтобы ее заметили. И кто заметил! Правая рука шефа. Чтобы продвигали по службе, не обижали, доверяли секреты. Но женщина не собиралась за красивые глаза и пару льстивых слов осыпать агента-стажера привилегиями. Ей самой пришлось съесть гораздо больше, чем пуд, и далеко не соли, а чего похуже, прежде чем она была замечена Майклом.
***
Способности у администратора «Клуба» начали проявляться незадолго до совершеннолетия. Время от времени она стала подмечать, что при сильном волнении может выводить из строя технику, любые приборы и простые чувствительные механизмы, вроде часов. Прочитав несколько книг о паранормальных явлениях и случайно побеседовав с людьми, уже сталкивавшимися с магией в обычной жизни, юная Жанночка сделала однозначный вывод: она – ведьма. Расспросы членов семьи ни к чему хорошему не привели, ей просто устроили взбучку. Но желание наблюдать за собой и последствиями своих эмоциональных выбросов стало только расти. По натуре она была довольно спокойной и даже доброжелательной девушкой, поэтому ей даже в голову не пришло пробовать ставить эксперименты на людях и животных. Конечно, пару раз в старших классах учителя, к чьим контрольным или экзаменационным работам Жанна не была готова, внезапно не приходили на занятия из-за неожиданно навалившихся болезней, но ведьма старалась тогда даже не думать о какой-либо связи этих случаев с ней.
Однако в один не слишком прекрасный день ей все же пришлось ощутить настоящую ярость и увидеть прямые последствия от ее применения на живом человеке. Началось все невинно – одна из подруг, коих у девушки в юности было множество, пригласила ее отметить свой день рождения. Дома у знакомой Жанна впервые осталась наедине с нетрезвой молодежной компанией без всякого присмотра взрослых. Разумеется, имея много увлечений, она была очень контактным человеком и бывала в гостях сотни раз. Но до этого ее подружки собирались только в девичьем кругу, и, даже если кому-то удавалось пронести бутылочку шампанского или пригласить мальчиков, все знали – за стеной настороженно смотрят телевизор или отмечают праздник дочери во взрослом кругу родители. В небольшой же квартире одногруппницы, кроме ее приятельниц, собрались молодые люди, судя по возрасту, скорее всего, студенты старших курсов. Ведьме тогда сразу же стало не по себе, едва она увидела пьяные улыбающиеся лица. Прежде, чем подруга буквально впихнула ее на свободное место между двумя парнями и начала наливать в ее бокал неизвестно откуда взявшийся коньяк, сдабривая его зачем-то игристым вином, девушка подумала о том, зачем, собственно, почти взрослые люди решили снизойти до «мелюзги». Ведь в институте старшие соученики относились к младшекурсникам, как к детям, коими те и оставались еще на протяжении нескольких лет. Удивило ее и обилие хорошей и очень редкой в то время закуски на столе. Такие продукты, которые были разложены на простеньких тарелках с отколотыми краями, многие видели только на Новый год.
Отпив немного из своего бокала, чтобы не обижать хозяйку, Жанна начала искать на столе воду. Она надеялась посидеть ради приличия полчасика и улизнуть, потому что, как выяснилось уже на месте, «предки» подружки уехали на дачу, а взгляды гостей мужского пола, которых было больше, чем перешептывающихся и хихикавших уже порядком пьяненьких девочек, становились все более странными. Когда прозвучал тост за здоровье именинницы, сосед заново намешал что-то в стакане ведьмы и буквально заставил ее опрокинуть в себя «коктейль». Краем глаза она увидела, как одна из приглашенных девчонок попыталась улизнуть под шумок и устроила истерику, когда ей не позволили этого сделать. Но Жанна на это никак не смогла отреагировать. Потому что у нее перед глазами все поплыло, после чего девушка поняла, откуда на столе небогатой Оксаны, вечно занимавшей у всех деньги на булочку в столовой, появились коньяк с балыком, и чем она собиралась за них расплачиваться. Точнее – кем. Видя брожение в массах и намерение этих масс удрать за дверь, не отработав деликатесы, гости не стали ждать, когда студентки дойдут до кондиции бревен, а решили немного ускорить этот процесс. Танцы при выключенном свете в мерцании вонючих свечей из самого низкокачественного парафина были устроены лишь для отвода глаз. Почти ничего не соображавшую Жанночку неожиданно схватили в темноте сильные мужские руки. Ей зажали рот, и, видимо, для надежности, перекрыли возможность дышать носом. У девушки моментально закружилась голова, и она потеряла сознание. Очнулась она от холода, потому что на ней не было никакой одежды. В распахнутую форточку дул прохладный весенний ветерок. Ведьма огляделась: расписание пар на стене, старые открытки со школьниками, несущими желтые листья, уродливые мягкие игрушки в углу и маленькая швейная машинка на допотопном столе – она находилась сейчас в детской, то есть в комнате Оксанки, на ее кровати. Над Жанной склонился парень в расстегнутых брюках. Он несколько раз ударил ее по щекам, едва связно выговорив, что не желает совокупляться с бездыханным телом, и пожелал, чтобы жертва быстрее приходила в себя и начинала с ним «веселиться». Вероятно, форточку заботливый насильник открыл, чтобы привести ее в чувство.
– Сейчас здесь будут мои родители, – прохрипела девушка, чувствуя тошноту, и попыталась сесть. – Я отпросилась всего на полчаса и сказала, к кому иду.
В это время в комнату заглянул еще один парень. Ведьма было рванулась к нему, чтобы просить о помощи, но гость Оксаны только изрыгнул:
– Быстрее давай, я следующий, – и снова захлопнул дверь.
Только тогда до девушки дошел весь смысл сегодняшнего вечера. А также то, что подобные сборища, скорее всего, устраивались одногруппницей не в первый раз. У некоторых девочек в параллели появлялись, словно по волшебству, вещи. Цепочки, кулончики, блески для губ, которым на фоне всеобщей бедности просто неоткуда было взяться. Никто из них не подрабатывал. А теперь получается, что они вполне себе работали. На дому, так сказать.
– Эй! Эй! – она начала говорить громко и четко, чтобы достучаться до пьяного. – Послушайте! Я не знаю, что вам Оксанка наплела, но я не из таких, как она. Я ничего у вас не брала и платить телом мне не за что. Алкоголь вы мне сами наливали, я не просила.
Парень молча подошел к ней, сверля совершенно ничего не выражающим взглядом. Он сжимал в руке что-то, показавшееся девушке похожим на свернутый медицинский напальчник, только почему-то розовый.
– Первый раз, значит? Все вы врете, – начал он невпопад и загоготал басом.
Его мощные руки с широкими ладонями легли на плечи Жанны. Он явно знал, что делает. Не смотря на мерзость момента, совершенно новые ощущения на секунду затмили все. К ней впервые прикасался мужчина, и этот мужчина хотел ее. По телу все еще разливалась теплая алкогольная нега. Ну какая же девушка не представляет, как «это» будет происходить в первый раз? Ведьма мысленно дала себе пощечину и поклялась прекратить этот театр абсурда. Ее первый раз точно не будет против ее собственной воли, по пьяни и с незнакомым омерзительным типом, воняющим перегаром и потом.
Она попыталась вырваться из неприятных объятий, а, когда маневр не удался, ударила обидчика головой в лицо. Это действие произошло неожиданно, само собой, но эффект возымело мощный. Нос негодяя покраснел и выбросил на подбородок бардовую струйку, начавшую сползать к шее.
– Если вы еще раз меня хоть пальцем тронете… – зашипела она, вставая на ноги, однако тут же получила удар такой силы, что с криком полетела на пол.
На ее лице теперь тоже была кровь. Ее собственная кровь. А еще двадцать минут назад она сидела в своем нарядом платье за прилично накрытым столом и поздравляла именинницу – свою приятельницу. Почему же сейчас ее раздели и пытаются грубо поиметь? Она не понимала. По какому праву незнакомый мужчина бьет ее и добивается интима? От нее, девственницы? Ощутив во рту сладковатый, ни на что не похожий вкус с металлическим оттенком, она вдруг почувствовала, как что-то начало происходить. Кровь, пульсировавшая в ее жилах, вдруг превратилась в жидкий огонь. Ее руки налились неизвестно откуда взявшейся силой. Глазами она готова была испепелять. Ловко увернувшись от снова замахнувшегося насильника, она толкнула его так, что тот ударился лицом о стоявший неподалеку стул. Если после встречи с головой Жанны у носа парня еще был хоть какой-то шанс, то теперь подлец упал на колени и с диким визгом, демонстрирующим наличие серьезной травмы, прижимал свои мощные ладони к красному разбитому лицу.
– Что вы тут орете? Напугаете всех! – шикнула забежавшая в спальню Оксана.
Жанна, только что судорожно натянувшая платье на голое тело, чтобы, наконец, избавиться от гнетущего ощущения стыда и беззащитности, словно потеряла над собой контроль. Она, увидев главную причину своих сегодняшних злоключений, издав дикий крик, бросилась на нее и, сама не понимая зачем, просто сжала ее руки в своих, глядя в упор в глаза.
– Я не знала, что так будет. Они сказали, что просто посидят с девчонками, – совершенно без капли раскаянья спокойно начала хозяйка вечеринки с раздеванием.
Но, почувствовав на себе прожигающий взгляд одногруппницы и стальную хватку ее рук, залепетала совсем по-другому:
– Я не хотела, меня заставили!
Жанна вытащила Оксану в большую комнату, где своим ходом продолжалась вечеринка. Видимо, безобразничать члены компании собирались строго по очереди и только в детской. Ногти девушки, хоть и не были очень длинными, оставляли достаточно ощутимые следы, впиваясь все глубже в руки подружки.
– У тебя кровь! Что случилось? – одна из девочек, обнимавшаяся с гостем, хоть и была под шефе, но пришла в настоящий ужас при виде ведьмы. – Да что ты в Оксанку вцепилась? Вы подрались? Из-за мальчика? Почему ты молчишь?
Еще одна из приглашенных, оттолкнув назойливого соседа по дивану, пошатываясь, побрела в спальню хозяйки.
– Убили! Убили!!! – заорала она, как резанная. – Ой, мамочки! Ой! Мне домой пора! Меня здесь не было.
Началась паника. С кухни прибежала растрепанная студентка в порванной блузке и начала со скоростью спринтера собираться домой. Рванувшийся следом за «очевидицей преступления» гость обнаружил своего товарища лежащим с окровавленным лицом на полу в детской. Признаков жизни он не подавал. Бросившись к нему, парень, первым делом, проверил пульс и дыхание и, довольный, вышел в гостиную, оглашая:
– Успокойтесь, дамы! Мой друг откушал коньяка и спит. Правда, засыпая, он упал на пол и, по дороге туда, разбил себе лицо.
Жанна не слышала его речей. А на них с Оксаной больше никто не обращал внимания. Пользуясь этим, ведьма оттеснила юную сводницу в темную прихожую и все крепче сжимала руки девушки, впиваясь в плоть. Ее что-то сжигало изнутри, распирало. Ей так хотелось поделиться этим своим чувством. Было просто необходимо дать ощутить хозяйке праздника всю боль, обиду и унижение, которым ведьма незаслуженно подверглась без всякой вины. Девушка понимала, что, если не выплеснет свои эмоции, сгустившиеся в области сердца и, казалось, превратившиеся в осязаемый комок, то просто умрет. Или серьезно заболеет.
«Но я не знаю, как!» – мысленно завопила она и тут же почувствовала, как на ее ладонях лопается кожа.
Она закусила и без того пострадавшую губу, чтобы не заорать от ужаса всего происходящего. Это было покруче изнасилования пьяным студентом в качестве оплаты за напитки. Жанна ощутила, как внутри нее, причиняя дикую боль, прорастают энергетические каналы, словно новые сосуды. В них пульсировала обжигающая субстанция, которая была готова вырваться из новообразовавшихся отверстий в ладонях. В области сердца она почувствовала камень – сгусток негативной энергии, и пожелала изо всех сил поделиться им с Оксаной. Повинуясь ее команде, черная масса начала разжижаться и по только что открывшимся каналам поступать в ладони. А дальше началось невообразимое. Как только ведьма вступила в энергообмен с хозяйкой квартиры, по телу той побежали судороги.
– Пусти! – дернулась она, чем только разозлила Жанну.
Теперь конвульсии хозяйки стали все более резкими, а тело невероятно нагрелось.
– Пожалуйста… Я клянусь, я не сама. Меня заставили. Они!
– Скажи девочкам правду и дай уйти, – цыкнула ведьма, отпуская подружку.
– Х-хорошо… – Оксана, постанывая, двинулась в комнату, где пострадавшего уже привели в чувства и усадили в кресло, дав прижать к носу пакет мороженых грибов.
Юная стервочка сначала хотела спрятаться за спину одного из своих старших «друзей» и попросить у парней задать одногруппнице хорошую трепку. Но тело ее не слушалось. Оно чувствовало незримую связь с ведьмой и не хотело повторения пыток. Выключив музыку, Оксана встала на середину комнаты и громко сказала:
– Девочки, кхм… Простите меня. Я… – она схватилась за горло, чувствуя удушение, и обернулась – Жанну не устраивал темп ее речи, и она решила подогнать девушку. – Я заманила вас сюда, чтобы они… Чтобы они…
Неожиданно для себя самой студентка разревелась.
Довольная эффектом, ведьма прокралась в спальню, забрав свое белье и колготки, потихоньку вернулась в прихожую, сложила вещи в сумку и начала обуваться, послав подруге файербол, который она тогда назвала для себя «искрой».
– А почему только я? – взвизгнула, как ужаленная, хозяйка. – Мы в кафе с вами вместе ходили, помнишь, Галя? А отрабатывать предложили мне одной. Да они вообще сказали, что меня по кругу пустят, если я им девок не найду.
– Какие мы тебе девки? – блондинка Маша недоуменно подняла брови. – Что ты несешь вообще? В зеркало на себя посмотри, для начала!
– Они хотели вас… Изнасиловать. Варька вот поняла, и сбежала. Жанка тоже. А Галя и так все знала.
– Не надо валить с больной головы на здоровую, – крупная девушка с темными волосами нехотя оставила двух одновременно гладивших ее по коленкам парней. – Ты нас сюда заманила, ты и отдувайся. Девочки, пойдемте отсюда!
– Может, она не отвечает сейчас за свои слова? Посмотрите на нее, ей нехорошо! – подала голос Маша.
– Очень мне хорошо, – рявкнула девушка и, подбежав к столу, разом вылила в себя треть бутылки водки.
Она удовлетворенно улыбнулась, демонстрируя полное безразличие к собственному поступку и всему происходящему, но тут краем глаза заметила собственное отражение в зеркальной стенке серванта. Что-то показалось ей необычным. Подойдя поближе, она огласила квартиру таким визгом, что стоявшие на полочках стеклянные бокалы тоненько задребезжали – девушка увидела, что белки ее глаз стали черно-синими, как при обильном кровоизлиянии.
После этого вечера Оксану положили в больницу, а вскоре выяснилось, что она беременна. Родители заставили ее сохранить ребенка и не замедлили переехать в другой населенный пункт. Их следы бы потерялись в безвестности, если бы мать одногруппницы раньше не общалась близко с родителями Жанны. Бедная женщина, вынужденная всем рассказывать, что второй ребенок в семье также рожден ею, и перешедшая на неполный день, выполняя тяжелую неквалифицированную работу, находила чуть ли не единственную отдушину в еженедельных звонках матери ведьмы. Девушка очень любила эти моменты. Она обычно устраивалась неподалеку от входа на кухню, где стоял аппарат, и впитывала в себя разговоры, как губка, готовясь сообщить всем в группе горячие новости. Например, о том, что глаза у Оксаны не выздоровели полностью, и она теперь везде-везде ходит в уродливых очках местного пошиба с затемненными стеклами.