Ей нужно было побеседовать с Балахоновым, но тот никак не находился. Вика заглянула в кабинет, прочесала отделение – пусто. В операционной его тоже не было. Наконец Леша обнаружился в приемном покое. Лариса поила его чаем, сама же пила какую-то жуткую смесь противоестественно зеленого цвета.
«Ах, она же на диете!» – вспомнила Вика. Несколько месяцев назад к ним по недосмотру проник торговый агент с чудо-системой для снижения веса. И поветрие питаться адскими коктейлями овладело умами большинства медсестер. По системе разрешалось есть овощи один раз в день, а в промежутках утолять голод, разводя порошок из баночки. Стоило удовольствие три с половиной тысячи на две недели. Вика была убеждена, что, если питаться овощами, и так похудеешь, а коктейли несут чисто психологическую нагрузку. Три с половиной тысячи, вырванные из скудного медсестринского бюджета, – железный довод не нарушать диету. Рука сама отдернется от пирожного, как только вспомнишь о потраченных деньгах. Но сестры так истово поверили в систему, что только очень жестокий человек разоблачил бы это мошенничество.
– Как же ты похудела! – восхитилась Вика.
Лариса расцвела:
– Правда?
– Точно! – подтвердил Балахонов, увлеченно жуя пирог с мясом. – Ты давай поосторожнее. А то скоро достигнешь отрицательной массы тела и начнешь сворачивать вокруг себя пространство.
Довольно хихикнув, Лариса приготовила Вике чай, и они с Алексеем вернулись к обсуждению коварного плана – удалить Ларисиному мужу липому и во время операции тайно вшить таблетку от пьянства. Самым главным препятствием к осуществлению этого плана было то, что муж о нем догадался и расставаться с липомой, а заодно и с вредной привычкой отказывался наотрез. В общем, Ларисе просто хотелось излить душу и получить порцию сочувствия.
«А ведь ее муж считается еще не самым плохим, – рассеянно подумала Вика сквозь злость, что не может прервать задушевную беседу и вытащить Лешу для разговора тет-а-тет. – Он по крайней мере работает и приносит Лариске хотя бы те остатки, которые не пропивает. Иногда даже что-то делает по дому. Не играет и не бегает по бабам. И не бьет ее, наоборот, ему самому случается получить от Лариски. Их браку почти двадцать лет, двое детей… Почти образцовая семья, но какая же на самом деле беспросветная и убогая жизнь!»
Вика задумалась о том, что на свете существуют совсем другие формы семейных отношений, нежели те, к которым она привыкла. Сколько жен имеют рядом с собой отвратительный, ненужный балласт! Даже не балласт, а паразитов, высасывающих из них жизненные соки! Но терпят ради брендов «замужняя женщина» и «полная семья». А за вывеской «полная семья» скрывается не единство душ, не общий, в конце концов, бизнес с ответственными партнерами, а лишь тупое сожительство.
Что имеют эти женщины? Тело, валяющееся либо на диване, либо на полу, в зависимости от количества принятого алкоголя. Ни уверенности в завтрашнем дне, которую дает материальный достаток, ни мелких радостей от всяких пустячков, которые хороший муж должен дарить жене, ни душевного подъема, когда рядом с тобой близкий духовно и заботливый человек. Да и радостей плоти они, наверное, тоже не испытывают, ибо человек, не заботящийся о благополучии жены, вряд ли станет беспокоиться об ее сексуальном удовлетворении.
В этом мрачном, унылом существовании остается одна отдушина: работа. Только там женщина может почувствовать себя человеком, обрести самоуважение.
О, чертова эмансипация! В идее равноправия, изначально порочной, мужчины уловили только один момент – женщины могут сами о себе позаботиться. И развили тему: «А раз они такие умные, пусть заботятся и о нас. С них не убудет».
Что дало это равноправие человечеству? Софью Ковалевскую, Марию Кюри, Маргарет Тэтчер. Ну, может быть, Валентину Терешкову еще. Хотя кто из женщин гордится своими выдающимися… Тут мысли Вики застопорились в поисках нужного слова. «Коллегами» не годится… «Однополчанками», что ли?
Любую спроси, что Ковалевская сделала в математике, – не знает. А вот то, что, увлекшись наукой, не смогла устроить личную жизнь, – знают и презирают ее за это. И про Марию Кюри бытует такое же мнение: мол, неудачный брак, хотя она была вполне счастлива с мужем, пока трагически не овдовела. Скажи сейчас той же Лариске, что Мария Кюри до сих пор является единственным в мире дважды лауреатом Нобелевской премии, она только фыркнет: «Зато твоя Кюри не умела готовить».
Может, это и есть правильный взгляд на проблему? Пусть равноправие подарило миру несколько талантов, зато отобрало у женщин больше хороших мужчин, чем Вторая мировая война.
Вздохнув, Вика подмигнула Лариске. Та улыбнулась, как заговорщица: мол, все по плану, в пятницу приду. Она ни разу еще не подводила Вику, хоть больная, хоть после тяжелой смены заступала на трудовую вахту в Викином доме. Вика только удивлялась, как человек может быть так весело неутомим и находить радость в отвратительнейших занятиях типа мытья полов. Бедняга, обремененная одним-единственным моральным принципом «Мои дети должны быть сыты», она столько лет тащит на своих плечах мужа-алкаша и двоих детей.
При этом успевает следить за собой, даже те дешевые тряпочки, которые ей по карману, подбирает со вкусом.
Всегда веселая, энергичная. Жуткая вымогательница – если человек придет без полиса, оберет его до нитки, но странным образом оставит по себе приятное впечатление.
«Я, наверное, была бы такой же. Если бы стала мадам Дайнега. Молотила бы как бешеная, пока Серега рыбам в задницу заглядывал. Правда, я и сейчас работаю на пределе… Но разница есть! Сейчас у меня нет комплекса „единственного добытчика“, я уверена: если что, Андрей меня прокормит».
Описывая похождения своего муженька, Лариса уже перешла на фрагменты древних заклинаний, которыми, если верить филологам, славяне вызывали злых духов. Коснулась дальнейших жизненных перспектив супруга – где ему следует находиться и чем там заняться.
«Скоро конец», – с облегчением поняла Вика.
Балахонов сочувственно кивал.
«В сущности, с кем еще она может поделиться, как не с нами? Молодые девчонки ее просто не поймут, они не верят в эволюционный вектор: прекрасный принц – алкоголик. Одинокие бабы хотели бы сами иметь ее проблемы, а такие же несчастные тетки, как она, только позлорадствуют, что Лариска живет ничем не лучше их. Остаемся только мы – Леша, мужик добрый и понимающий, да я. Лариска инстинктивно понимает, что я совершенно другое дело и брак у меня заоблачного для нее уровня. Она о таком даже не мечтала, поэтому ей и не зазорно жаловаться мне на судьбу».
Наконец, облегчив душу, Лариса вышла.
– Ты что хотела? – недовольно спросил Алексей.
– Тут больная поступила с венами… – Вика назвала фамилию. – Кто такая, не знаешь?
Он энергично помотал головой:
– Первый раз слышу.
– Точно не твоя знакомая? И никто тебя за нее не просил?
– Не-а. – Алексей задумался. – Точно нет. Железяка.
– И со мной она не договаривалась. Откуда же она взялась, интересно?
– А направление кто дал?
– Светка дала. Я ей уже позвонила. Тетка – директор школы, сказала, что обо всем со мной договорилась, Светка проверять не стала. Сам знаешь, у нее по пятьдесят человек каждый день на приеме. Я думала, может, она из твоих протеже, а раз нет… мы имеем дело с беспрецедентным случаем наглости. Что ж, накажем.
– Может, все-таки сделаешь? От тебя не убудет, а тетку эту я на обходе видел. Лучше не связываться.
– Вредная?
– Ужас!
Вика не сомневалась в Лешиной оценке. Профессия врача, помимо всего прочего, учит разбираться в людях. Опытный доктор может на основании первого впечатления не только предположить правильный диагноз, но и определить, хороший перед ним человек или не очень. Нередки случаи, когда дежурный врач, отчитываясь на утренней конференции о поступивших больных, добавляет к паспортным данным и диагнозу: хороший человек. И это именно то и значит. Не то, что пациент занимает какую-то высокую должность или заплатил доктору за операцию, а просто произвел хорошее, приятное впечатление. Медработники, привыкшие видеть не самые привлекательные стороны человеческой натуры, таких больных ценят.
– Я к ней даже не подойду.
– Вика, тут проще дать, чем отказать.
– С одной стороны, да, но нужно смотреть на проблему в целом. Сейчас все в нашем городе знают: чтобы сделать вены, нужно договориться со мной. Это так же естественно и неизбежно, как восход солнца. Город у нас маленький, информация распространяется быстро… Через неделю все будут убеждены – достаточно взять направление в поликлинике и добрая Виктория Александровна сделает операцию. Поэтому то, что ты предлагаешь, просто невозможно. Моя торговая марка будет уничтожена.
– Но ты вроде как должна…
– Самый лучший ответ на эту фразу я услышала на днях в гастрономе, когда попросила отрезать мне двести грамм колбасы. Продавщица не хотела резать батон, а когда я сказала ей – вы вроде как должны, она отрезала: «Я должна папе с мамой за то, что меня родили, а вам я ничего не должна». Так-то, Леша.
– Это точно! – вдруг разгорячился Балахонов. – Каждый из нас знает, как «Отче наш», чего он не должен делать! Вот любую медсестру, любого доктора разбуди ночью, он тут же без запинки скажет, чего он делать не обязан. Выучил назубок, ничего не упустил. Никаких с этим проблем! А вот когда дело доходит до того, что он все-таки должен делать… тут начинаются сложности. В нашей стране большинство служащих твердо убеждены, что за свою зарплату они должны только прийти на работу и занять рабочее место. Все остальное – гигантское личное одолжение.
– Леша, но я действительно не должна… Я консультант у тебя в штатном расписании, а не «оперант». Хочешь – делай сам, никто не запрещает.
– Ты прекрасно знаешь, я вены не делаю.
Вика опустила глаза. Балахонов был неплохим хирургом, но ему недоставало того артистизма, шика, который необходим для подобных операций. Сделал бы все по книжке и оставил бы грубые рубцы.
– Да, я тебя заставить не могу, это верно. Даже не знаю, как еще тебя убедить… Ну, вспомни хотя бы нашу Конституцию, в которой закреплено право граждан на здоровье.
– Леша, если я реализую исполнение Конституции, у меня должен быть статус госслужащего. С соответствующей зарплатой, льготами и пенсией. А пока этого статуса у меня нет, я к Конституции даже прикасаться не собираюсь.
– Хорошо. Если тебя так беспокоит имидж, скажи ей, что операция платная, и отправь в кассу. И репутацию сохранишь, и придраться не к чему.
– В кассу! Еще чего! Да я лучше уж бесплатно сделаю, чем дам администрации нажиться на моем труде. Сколько мы на руки получим?
– Двадцать один процент на всю бригаду, – без запинки ответил Балахонов.
– Вот именно.
– Ты, Вика, строго говоря, нарушаешь закон. Не говоря уже о вымогательстве, за которое тебя можно привлечь к ответственности, ты еще не платишь налоги со своих гонораров. К тому же ты оперируешь в больничной операционной, пользуешься больничными препаратами и инструментами…
– Ты за государство и нашу администрацию не волнуйся! Они с нас с тобой имеют доход, так как платят нам процентов тридцать от того, что мы реально должны получать. А с той нищенской ставки, что они мне установили, я честно плачу подоходный налог. Леша, если бы наша шобла, которую по недоразумению называют администрацией, честно платила бы тебе по системе ОМС, ты жил бы припеваючи. Я знаю, ты постоянно с ними борешься и скандалишь, а я не скандальный человек. Если вы не хотите оплачивать мой труд, я решаю проблему сама.
– Ладно, хватит философий. Лучше скажи, что мне с этой бабой делать?
– Ты как маленький, ей-богу! Мало ли гуманных способов… Скажи, что ЭКГ плохая, покажи терапевту, придерись к анализам… Сам знаешь, плановая операция делается только на фоне полного здоровья или хотя бы санации патологических очагов. Сделай скорбное лицо, скажи, что при данном фоне оперативное вмешательство представляет страшный риск, нужно подлечиться, попить таблетки, а через месяц… После повторного обследования – милости просим.
– Да она здоровая как лошадь!
– Это кажущееся впечатление! И ты, опытный врач, не должен идти на поводу у обманчивого благополучия. А если уж все так серьезно… Дай-ка ты ей направление в Питер! А что? Сложные вены, если хирург не уверен в себе, врачебный долг требует, чтобы он передал больную более опытному товарищу. И пусть она едет! Там ее поставят в очередь на две тысячи неизвестно какой год, а чтобы побыстрее, запросят такую сумму, что вернется она тихая-тихая, смирная-смирная. И главное, на все согласная.
– А если там работают порядочные люди?
– Ее счастье.
– Хорошо. Заставить тебя оперировать я не могу. Но ты хоть проконсультируй.
– Это без проблем.
Леша грустно взглянул на пустую тарелку. Пирог кончился.
– Я, Вика, устал уже тебя воспитывать. Только одно еще хочу тебе сказать: человек, ставящий деньги во главу угла, изначально не может победить. Он всегда побежденный.
– Это почему, интересно? – оскорбилась Вика, числившая на своем счету множество побед.
– Да потому, что он дает своим врагам понять, какое оружие против него самое эффективное.
Вика фыркнула. Деньги – это абсолютное оружие. И побеждает тот, у кого их больше.
– Не смейся. Почему, ты думаешь, наша верхушка так оголтело, так бесстыдно, можно сказать, гомерически ворует? Казалось бы, миллион, ну два, сколько еще нужно? Провернул выгодную сделку – и живи спокойно.
– Аппетит приходит во время еды. И ты меня с ними не сравнивай. Я не ворую.
– Я сейчас о другом. Дело не в аппетите. Просто, продав совесть и честь, человек получает за это деньги и думает: и это все? Этого же мало! Нужно гораздо больше, чтобы заткнуть черную дыру, которая образовалась в душе. Но ее ничем не заткнешь – ни замками, ни яхтами, ни футбольными клубами.
Позвонил Андрей. Смущенно предупредил, что на выходные не приедет.
– Почему? – удивилась Вика.
– Любимая, в пятницу у меня конференция стоматологов.
Вика фыркнула:
– И что вы будете делать? Мазать яйца зубной пастой и опускать в серную кислоту?
– Зачем такой сарказм, любимая? Можно подумать, ты никогда не ходила на конференции флебологов.
– Ходила. Мне там впаривали рекламные проспекты всяких дорогущих препаратов и компрессионных чулок. Надеялись, что за отвратительный кофе с засохшими бутербродами я, в свою очередь, стану впаривать эту дрянь своим пациентам.
Она услышала в трубке его смех. Вике всегда очень нравилось, как Андрей смеется. Негромко, но от души. Не то что басовитый гогот Дайнеги. Да сколько можно вспоминать! Сергей, наверное, уже давно перестал ржать как конь…
– Любимая, фармацевтические фирмы всего лишь продвигают на рынок новые лекарства. Что в этом плохого?
– А то, что этим должны заниматься совсем другие учреждения, не заинтересованные в прибыли. Иначе народ будет получать не тот препарат, что полезнее, а тот, у изготовителя которого бутерброды лучше. Но мы отклонились от темы. Что тебе мешает приехать после конференции?
– Ты как маленькая, Вика. Мне придется зажигать там допоздна, и, прости уж, я буду просто обязан выпить. Хочу заключить пару выгодных контрактов.
– Выспись и приезжай в субботу.
– А в субботу я иду на вечеринку в Дом кино. Точно не знаю, что там намечается, но будет много журналистов. Хочу договориться насчет рекламы, ты знаешь, она у меня сейчас совершенно завалена.
– Ну давай тогда я приеду, вместе пойдем.
– Любимая, это не совсем удобно.
– ?!
– Дело в том, что я иду с Ирой. Собственно, это она меня ведет. – Оправдываясь, Андрей заговорил быстрее: – Пойми, пиар для меня сейчас – ключевая задача!
Видимо, для Иры тоже, желчно подумала Вика, если приходится тащить на суаре чужого мужа.
– Значит, идти с родной женой неудобно, а с посторонней бабой – пожалуйста? – холодно уточнила она.
– Не сердись, любимая! Ты же знаешь, как я тебя обожаю. Ревновать меня к Ире – просто смешно!
– Я смеюсь, – заметила Вика угрюмо.
– Мы же с ней дружим с пеленок и никогда ни о чем таком не думали. Да, наши родители хотели нас поженить, но давным-давно отказались от этой затеи. Ты прекрасно знаешь это семейное предание.
– Наслышана.
Вика вышла на балкон. Звонок Андрея застал ее на втором этаже, по которому она бродила, прикидывая будущую отделку комнат. Она, разумеется, не сердилась на Андрея всерьез и не ревновала к Ире, но мужа нужно держать в тонусе! Иначе в один прекрасный день он безмятежно заявит, что идет в ресторан с какой-нибудь Олей или Люсей.
Ира Крымова была дочерью давнего друга Николая Петровича. Оба трудились инженерами, но с началом перестройки пути их разошлись. Николай Петрович ударился в политику, а Ирин отец – в коммерцию. Что не мешало, впрочем, свекру при случае проворачивать выгодные сделки, а Ириному отцу публично высказываться о судьбах Родины. Обоим сопутствовал успех, и мужчины никогда не теряли друг друга из виду, ведя, по сути, общий бизнес. Кажется, это называется протекционизм? Вика точно знала, что стоматологическая клиника Андрея – откат Ириного отца за выигранный тендер на поставки рентгеновской пленки. Брак детей был бы достойным способом легализации этого тайного союза. Какое счастье, что Ира не пожелала стать женой Андрея! Иначе…
Вика задумалась.
– Что же ты молчишь? Обиделась? Я даже не подумал, что тебе это может быть неприятно… Ну хочешь, я не пойду?
– Хочу, – буркнула Вика.
До этой минуты она относилась к Ире вполне доброжелательно. Та, кажется, платила Вике той же монетой. Внешне Ира была гораздо эффектнее, одевалась на порядок лучше Вики. Но она никогда не была влюблена в Андрея. Он сам рассказывал Вике, что, повинуясь указаниям отца, пытался когда-то за ней ухаживать и был решительно отвергнут. Журналистка по образованию, Ира была умна и могла бы сделать блестящую карьеру, но Вике казалось, что она сознательно избегает любой работы. Ее отец проплатил дочкину карьеру и на телевидении, и в нескольких солидных журналах, с таким стартом она могла бы быстро «дотянуться до звезд», но не прилагала к этому ни малейших усилий. Колумнистка, обозревательница – все эти слова, по мнению Вики, представляли собой корректные варианты слова «бездельница». У Иры было несколько романов с известными людьми, которые завершились пшиком, но расставания прошли без скандалов, поэтому она пользовалась репутацией порядочной женщины и завидной невесты.
Наверное, на данный момент у нее нет поклонника, и она бестрепетно приглашает чужого мужа!
– Любимая, если ты категорически против, я, конечно, не пойду. Но подумай: с одной стороны, прекрасные рекламные возможности, а с другой – ревность, не имеющая под собой никаких оснований. Да и как я буду выглядеть перед Ирой? Она же меня пригласила из любезности, чтобы дать мне нужные контакты. Уверен, ей было с кем пойти. Я согласился, а теперь вдруг откажусь!
– Вы с Ирой позиционируете себя как представители бомонда, – отчеканила Вика. – А в хорошем обществе не принято, чтобы женщина появлялась в публичном месте с чужим мужем.
– Да какое публичное место, побойся бога! Сборище борзописцев!
– Которые тут же настрочат в глянцевые журналы, что известная журналистка и телеведущая Ирина Крымова появилась на пафосной вечеринке в компании не менее известного владельца супермегастоматологической клиники Андрея Воротникова. На вопрос, что их связывает, пара смущенно потупилась и сообщила, что они просто друзья. Однако весь вечер молодые люди держались за руки и обменивались нежными знаками внимания. Не значит ли это, что вскоре нам предстоит побывать на свадьбе телеведущей? Особо продвинутые добавят, что платье звезды было свободного покроя. Уж не для того ли, чтобы скрыть беременность?
– Да ну тебя, любимая! Кому я интересен? Да и Ира… Чтобы попасть на страницы журналов, ей нужно выкинуть что-нибудь более эпатажное, чем появиться на людях с мужиком. Любимая, ну отпусти меня… Это же наш с тобой общий бизнес, от того, как он пойдет, будет зависеть наше благополучие. А к тебе я приеду в понедельник, хорошо?
Забыв, что Андрей ее не видит, Вика кивнула.
– Любимая, ау!
– Да хорошо, хорошо. Андрей, я тут подумала… Не переехать ли тебе ко мне насовсем? Руководить бизнесом можно и дистанционно.
– Дистанционно руководить – это утопия! – засмеялся ее муж. – Ты же сама все прекрасно понимаешь. Хотя… в другом ты права, пора нам жить, как все нормальные люди. Сокращу свой прием, это я могу себе позволить. Да, любимая, это определенно прекрасная идея.
– Ты серьезно? – Вика удивилась столь быстрому согласию.
– Абсолютно. В понедельник соберу вещички и – к тебе на ПМЖ. Не прогонишь?
Тут Вика спохватилась: у нее же по плану отделка второго этажа! Понравится ли Андрею находиться в эпицентре хаоса? Жизнь не подготовила его к таким испытаниям…
В результате договорились, что Вика посвятит выходные покупке отделочных материалов, за неделю бригада все сделает, а в пятницу состоится торжественный въезд Андрея в готовые апартаменты.
С покупками она управилась быстро. Мастер, желающий угодить авторитетному хирургу, объездил с ней строительные магазины, и Вика в один прием купила все необходимое. Таким образом, воскресенье оказалось свободным. Она не помнила, когда последний раз проводила целый день в одиночестве, и решила пригласить Балахонова с семьей.
Вика привезла Тосю с дочками на своей машине – из-за хромоты Лешиной жене было трудно добираться до Викиного дома. Глядя, как Тося неловко ковыляет по лужайке, Вика в который раз подивилась стойкости духа этой маленькой женщины. А заодно и порядочности Леши, ведь он взял ее замуж уже такой. Тося попала под машину и сломала бедро, когда Балахонов только начал ухаживать за ней. Неудачная операция привела к разрушению тазобедренного сустава, Леша знал, что получает в спутницы жизни инвалида. Новобрачные не унывали, ведь сейчас протезирование тазобедренного сустава – рутинная операция. Но пока выжидали положенный срок, Тося забеременела и операцию отложили на «после родов». Увы, после родов новая беременность не заставила себя ждать. В результате дети съели все невеликие заначки. Кроме того, в семействе произошло еще одно незапланированное прибавление – под предлогом ухода за детьми из Петербурга прикатила мама Балахонова, которая вскоре обернулась немощной старушкой, требующей непрерывной заботы. Причем не только немощной, но и неимущей. Однажды Леша намекнул маме, что она получает пенсию, а в ответ услышал – такую маленькую, что об этом не стоит даже говорить. «Очевидно, – предположил Леша, – существует специальный указ президента, чтобы моей маме не повышать пенсию никогда». Ни при каких обстоятельствах сдавать питерскую квартиру старушка не желала: «Как это, в моем родовом гнезде будут жить чужие люди?» А еще время от времени начинала вздыхать и жаловаться, что ее сын женился на инвалидке и как теперь все из-за этого мучаются.
Между тем на ее сберкнижке наверняка скопилось достаточно пенсий, чтобы оплатить Тосе операцию и дать сыну то, о чем она так для него мечтала, – здоровую жену.
«Бедняга Тося, – подумала Вика, со всей возможной деликатностью устраивая молодую женщину в шезлонге. – Еле ходит, а обслуживает семью из пяти человек, да еще на работу рвется. Правда, безуспешно – никому не нужен инвалид с двумя маленькими детьми и незаконченным высшим».
Вот и сейчас Тося первым делом заговорила о работе:
– Вика, вам в клинику администратор не нужен?
– К сожалению, нет.
– А ты не можешь поспрашивать?
– Хорошо, Тосенька, обязательно.
«Ну и сволочь Леша! Ладно, жена была бы неизлечимо больна, так нет! От полноценной жизни ее отделяет всего лишь некоторая сумма денег, которую Балахонов вполне способен заработать. А он прекраснодушничает. Нечего было жениться с такими моральными устоями! Да, в общем, и занимать место заведующего тоже ни к чему». Бескомпромиссный Алексей не участвовал ни в каких аферах больничной администрации, и это отражалось на распределении премий: хирургическому отделению не доставалось даже крошек от пирога. И пусть любая санитарка была уверена, что Балахонов горой за нее стоит, что толку? В финансовом выражении его забота о подчиненных равнялась нулю. Будь он более гибким, отделение получало бы хоть что-то, а так… Леша своей непробиваемой честностью срывал выгодные сделки – начальство мстило экономической блокадой.
«Господи, как же все у нас устроено! „Нужно думать о подчиненных, – понимает самый честный молодой руководитель. – Я обязан заботиться о вверенных мне людях“. Одна уступка начальству, другая… Он пока еще ничего не взял себе, пока честный, но уже вовлечен в порочный круг, „замазан“. А потом ему говорят: „Возьми, это твое. Заработал“. Он берет и окончательно становится „своим“. Теперь можно двигать его по карьерной лестнице. И пряник ему пришелся по вкусу, и кнут на него есть – лежит в уголочке на всякий случай.
Может быть, Балахонов и прав… Он свободен, никому ничем не обязан и может принимать те решения, которые считает нужными».
Как хорошо, что сама Вика отказалась от карьеры чиновника, стала отличным специалистом и теперь честно зарабатывает свой хлеб!
Тося вывела ее из раздумий:
– Меня любая зарплата устроит.
– Зачем тебе любая? – Вика оглянулась, думая, чем бы занять детей. В ее хозяйстве не было ничего для них интересного – ни собаки, ни кошки, ни игрушек. Заскучав, девочки начнут теребить мать, а Вике хотелось, чтобы Тося отдохнула.
– Сейчас, подожди минуту! – Она убежала в дом и вернулась с коробкой бижутерии.
В юности Вика любила украсить себя всякой ерундой, потом перешла на золото. Если девочки и заиграют какой-нибудь браслет, не жалко.
– Так зачем тебе любая зарплата, Тося? Извини, что касаюсь этой темы, но тебе вредно напрягаться. Из-за хромоты у тебя страдает весь скелет, могут начаться проблемы с позвоночником. Дождись уж операции, а потом спокойно устраивайся на нормальную работу.
– Я не надеюсь, – улыбнулась Тося. – В нашей семье деньги тают, как айсберги в Гольфстриме. Леша пашет на две ставки, я его дома почти не вижу, а поди ж ты… Только отожмешь тысячу, обрадуешься, сразу извольте – поборы в садике. Или мамаша сходила к врачу, а он прописал ей дорогое лекарство. Да еще и убедил, что без этого препарата она буквально не дотянет до утра. А стоит Леше заикнуться, что лекарство – дрянь, сразу шоу с помирашками.
Вика сочувственно кивнула.
– Достает она тебя?
– Не то слово! Формально у нас мир, но это такой мир, как у Америки с каким-нибудь, я не знаю… Гондурасом, что ли. Мы уважаем вашу свободу и независимость, но если вы не будете делать, как мы хотим, сразу вас ядерными ракетами закидаем.
– До боли знакомо, – фыркнула Вика. – Увы, свекровь всегда Америка, а невестка – Гондурас. Неужели мы такими же станем в старости?
Она вдруг подумала об Андрее. Вряд ли его решение переехать нашло сочувствие в сердце Эльвиры. Та ведь привыкла, что сын при ней, а противная невестка не путается под ногами.
Вика вдруг разволновалась. Почему она сразу не подумала о реакции свекрови? А вдруг она так надавит на Андрея, что тот даст задний ход? «Ведь это будет значить… это будет значить, – сообразила Вика, – что я ему вроде как и не жена!»
Она быстро набрала номер Андрея:
– Не разбудила?
Ответом ей был сладкий зевок. Вика приободрилась. Так безмятежно зевать может только человек с чистой совестью.
– Оттянулся вчера?
– Не то слово!
– Серьезно?
– Да ну, ты что! Тупо выгулял Ирку.
– А как с рекламой?
– А так, что пока всей шайке зубы не вылечу, скидок не дождусь. Потерянный день, любимая.
– Милый, а ты сказал родителям о нашем решении?
– Сказал.
– И?
– Что – и? Разрешили ли они мне жить с собственной женой? Я их об этом не спрашивал. Просто сообщил.
– И мама не возражала?
– Ты маму не знаешь? Конечно, возражала!
– Корвалол?
– Стаканами!
– Валидол?
– Горстями!
– А ты?
– Я сказал, если она так плохо себя чувствует, ей нужен не сын, а доктор. Я же не бросаю ее одну, с ней отец, домработница. А если ей требуется именно мое постоянное присутствие, хорошо, я останусь и приведу в дом жену, причем на правах хозяйки. Ведь тяжелобольному человеку не под силу управлять домом.
Вика присвистнула. Вот что делает с человеком собственный бизнес! Интеллигентный мальчик преображается в решительного и самостоятельного мужчину. Кажется, Гондурас заручился поддержкой другой ядерной сверхдержавы, и дела его пошли на лад.
– Не слишком ли жестоко ты говорил с мамой? – спросила она, как снисходительная победительница.
– Может быть… Только сил нет больше! Сколько себя помню, вечно у нее больное сердце! «Ах, сыночек, как же ты пойдешь в клуб, мама будет волноваться, а ей нельзя, у нее больное сердце! Не дружи с Мишей, он плохой мальчик, мама так переживает, что он тебя втянет в дурную компанию, а у нее…» – и далее по тексту. Конечно, ей нельзя волноваться. Если взволнуется, мало не покажется никому. Я бы уже сегодня перебрался, только это будет похоже на бегство. А я хочу, чтобы мы разъехались мирно.
– Бедный ты мой!
– Не переживай, любимая. Родители рано или поздно смирятся с нашим решением.
Отсоединившись, Вика довольно ухмыльнулась. Андрей вполне может проводить мастер-класс «Как ставить на место зарвавшихся родителей». Балахонову есть чему у него поучиться. А вот, кстати, и он. Долговязая фигура от калитки помахала Вике рукой и устремилась к жене. Леша устроился прямо на траве возле Тосиного шезлонга. Он очень любил жену, но сейчас его нежный взгляд, обращенный к Тосе, вызвал у Вики не обычное умиление, а раздражение. «Тебя бы не любил бы я так сильно, когда превыше не любил бы честь!» – знаем, знаем. Пафосная отмазка. Если любишь – укради, убей, но не позволяй жене мучиться!
– Как дежурство? Оперировал что-нибудь?
– Не-а. Одни битые рожи. С винцом в груди и жаждой мести. – Леша со вкусом потянулся. – Я бы даже поспал, но в третьем часу заявилась Лариска. Такой фонарь под глаз муж ей навесил, это что-то! Не фонарь, а прожектор перестройки.
– Да ты что? – Вика искренне расстроилась.
– Ужас. Она, конечно, в шоке. Собирается разводиться. Причем, как я понял, не из-за фонаря, а потому, что муж разнес ее любимый комод. Пришлось до утра ее утешать, но чем тут утешишь? Вся жизнь потрачена на идиота, а теперь ему еще половину имущества отдай. Оно же юридически совместно нажитое, хотя всем известно, что добытчиком в семье была только Лариска. Но попробуй, докажи это суду.
Сочувственно поцокав языком, Вика принялась накрывать на стол. Балахонов намекал на шашлыки, но мангала у Вики не было, а устраивать кострище на своем прекрасном участке она не собиралась. Готовая пицца и салаты на свежем воздухе пойдут ничем не хуже. Из кухни она позвонила Ларисе, пригласила приехать, развеяться и залить горе. Та отказалась, наверное, стеснялась своего вида. Вика уговаривать не стала – наоборот, вздохнула с облегчением. Тратить день на утешения не очень-то хотелось. Она, конечно, переживала за Ларису, сочувствовала Тосе, но их неурядицы лишь подчеркивали личное Викино счастье. Так человек особенно ценит уют и тепло дома, когда за окном бушует вьюга или льет проливной дождь.