Переезд и знакомство с соседями
В январе семь лет назад
Разыгрался снегопад.
Но нам вьюга не помеха —
Мы решили переехать.
Переезд был скорый, спешный
И с накладками, конечно.
Папа мне сказал: «Неси
Чемоданы до такси!»
Но такси не приезжало,
Я дрожал, сестра дрожала,
А отец давал понять,
Что во всём виновна мать…
По дороге в новый дом
Мама вспомнила о том,
Что оставила в гостиной
Пачку редких грампластинок
И французские духи.
Из-за этой чепухи
Мы поехали обратно.
Папа кашлял многократно,
Ведь не мог он вслух сказать,
В чём ещё виновна мать…
Наконец, точь-в-точь к обеду,
Одержали мы победу
Над капризами судьбы.
От усиленной ходьбы
Были мы без задних ног,
Даже папа изнемог.
А на следующий день
Обживаться стало лень,
И прошло недели три,
Пока лампы, словари,
Тапки, мыло и тахта
Оказались на местах.
Через друга я узнал —
Есть забавный ритуал
У жильцов нашего дома:
Каждый вторник в полседьмого
Все соседи обсуждают,
Мелочей не избегая,
Что там нового у Клима?
– Кто же этот Клим незримый? —
Я выспрашивал у Сани,
Когда мы тянули сани.
Саня мне ответил живо
И весьма красноречиво:
– Клим Петрович – дипломат,
Его чтит и стар и млад.
Пляшет с клюшкой баба Римма,
Если Клим проходит мимо,
Голосят коты и кошки,
Если Клим мелькнёт в окошке,
Толстый повар Забиякин
Носит Климу кулебяки,
А рыбак Селёдкин —
Щуку в сковородке,
Барышню глазастую,
В два ряда зубастую.
– За какие же заслуги
Клима знают все в округе? —
Задавался я вопросом,
Когда лопал абрикосы.
И соседка баба Римма,
Что обычно нелюдима,
Полный мне дала ответ,
Сев на шаткий табурет:
– Клим Петрович – дипломат,
У него усы торчат,
Рыжие, кустистые,
Очень неказистые.
Клим Петрович был бы рад
Видеть, как усы лежат
Аккуратно сами
Прямо над губами.
Но усы у дяди Клима
Так свободой одержимы,
Что стоят весь день торчком,
Будто чешут их смычком!
Клим приклеивал усы
На две липких полосы,
Мазал мёдом, выпрямлял —
Только время потерял.
Всё равно усы торчат,
Словно дикий виноград
Или как чертополох,
Что предательски засох.
Клим Петрович горевал,
Без конца усы трепал,
Мол, в усах совсем нет прока,
От усов – одна морока!
Позже Клим приободрился
И с усами примирился.
С той поры в жару и в стужу
Они Климу верно служат.
Всякий здесь – живой свидетель:
Клим, единственный на свете,
Превратить усы сумел
В инструмент для добрых дел!
Не врала мне баба Римма,
Что в усах – вся сила Клима…
Клим Петрович и улыбка Полины
Над моей соседкой Полей
Все подшучивали в школе.
Я дивился, ведь Полина —
Не худая, как лучина,
У неё веснушек нет,
Ну, и прочих дамских бед.
– Поля учится отлично,
Но ей это безразлично,
Так же как и школьный бал,
Куда ты её позвал.
Дело в том, что третий год
Поля, не смеясь, живёт.
Видно, кто-то по ошибке
У неё забрал улыбку, —
Рассказал мне друг Денис
И на турнике повис. —
Вместе мы должны решить,
Как нам Полю рассмешить!
Мы Полину щекотали,
На себе верхом катали,
Пели ей частушки
На лесной опушке
И шутили постоянно,
Но царевна Несмеяна
Оставалась безучастной.
– Здесь усилия напрасны, —
Заключил мой друг Денис
И кусок моркови сгрыз.
Я же воли не утратил,
Как мой ветреный приятель.
Свято верил в чудо я,
И, по-моему, не зря.
Как-то в день рожденья Поли
Было шумное застолье.
Разговаривали гости
О промышленном приросте,
О хоккее, о балете,
В общем, – обо всём на свете.
Возле жареной форели
С Полей молча мы сидели.
Было грустно нам с Полиной,
Было грустно без причины…
Тут возник из ниоткуда
Хорошо одетый сударь,
Полноватый, средних лет,
Не блондин и не брюнет,
Сам он в розовой рубашке,
А в усах его – ромашки!
Все пооткрывали рты:
– Ну и ну! В усах – цветы!
Браво, браво, милый друг,
Это грандиозный трюк!
А Полина рассмеялась
И щекой к усам прижалась.
Так цветочные усы
Удивительной красы,
Полные добра и света,
Словно бархатное лето,
Возвратили Поле смех,
Самый звонкий среди всех!
Нашу Полю исцелили
Не таинственные силы,
Не массажи, не припарки,
Не роскошные подарки,
А душевный дядя Клим,
Что был столь неотразим
С рыжиною в волосах
И ромашками в усах!
Клим Петрович и неуловимая мышь
В нашем доме жить спокойно:
Люди все благопристойны,
Мусор вовремя выносят
И не топают, как лоси,
Поздним вечером, когда
Нам с сестрою спать пора.
Но однажды среди ночи,
В два часа, если быть точным,
Стали раздаваться звуки,
Не известные науке:
То урчание, то писк,
То художественный свист,
То бодрящий звон посуды —
Грохотало всё и всюду!
Но ужаснее другое:
Представление такое
Регулярность обрело
И почти с ума свело
И меня, и бабу Римму,
И, наверно, дядю Клима.
Из жильцов не возмутился
Только повар круглолицый
(Сон и у повара хороший
После жареных картошин,
Двух тефтелей, кружки кваса
И сушёных ананасов).
Очень скоро личность эта,
Что бузила до рассвета,
Была найдена нежданно
Возле старого дивана
(Он стоял у нас в парадной,
Обветшалый и громадный).
Ранним утром в воскресенье
Мама испекла печенье
И отправилась к кузине —
То ли Маше, то ли Зине.
Мама вышла за порог
Без каких-либо тревог,
Но внезапно завопила,
В дверь ногой заколотила,
Забежала в коридор
И схватилась за топор.
– Мама, ты чего кричишь?
– Завелась в подъезде мышь!
– А зачем тебе топор?
– Прогоню её во двор!
– Топора мышь не боится,
Для неё опасней птица,
Так что положи топор,
Сам я мышке дам отпор!
Часа три, а может, пять
Я пытался мышь поймать.
Помогал советом папа:
– Надо брать её нахрапом!
Тем не менее грызун
Всё носился, как тайфун,
Без единой передышки.
У меня свело лодыжку,
Появилась боль в боку,
Пот струился по виску —
Был я выжат, как лимон,
Был я бегом изнурён.
Подошёл мой друг Денис,
По зверям специалист
(У него живут две крысы —
Дульсинея и Кларисса).
– Ни к чему весь этот кросс!
Мышку я возьму за хвост
И тихонько унесу