Фолтригг обожал, когда его сопровождали. Особый восторг он испытывал в те минуты, когда торжественно проходил через холл или спускался по ступенькам здания суда сквозь толпу журналистов с жужжащими камерами, а впереди, раздвигая всех, бежал Уолли Бокс, на манер быка на корриде, и сбоку Томас Финк или какой другой помощник, отмахивающийся от идиотских вопросов. Прокурор провел много приятных часов, просматривая видеозаписи подобных выходов. Момент он всегда выбирал самый удачный. Он усовершенствовал свою походку, научился поднимать вверх руки, терпеливым жестом показывая, что он, как человек государственной важности, и рад был бы ответить на вопросы, да времени нет. Впоследствии Уолли соберет репортеров на тщательно отрепетированную пресс-конференцию, на которую прибудет сам Рой, с трудом оторвавшийся от своей тяжелой работы, и проведет какое-то время во вспышках блицев. Небольшая библиотека в прокурорских апартаментах была превращена в комнату для пресс-конференций, оборудованную и прожекторами, и звукоусилительной системой. В запертом на ключ шкафу Рой хранил косметику.
Когда он входил в начале первого ночи в федеральное здание на главной улице Мемфиса, его сопровождал эскорт в лице Уолли, Финка и агентов ФБР Труманна и Шерффа, вот только не было толпы репортеров. По правде сказать, никто вообще его не ждал, за исключением Джейсона Мактьюна, который сидел в офисе ФБР вместе с двумя другими агентами и потягивал остывший кофе. Так что никаких торжественных встреч.
Быстро представившись, все набились в тесный офис Мактьюна. Фолтригг уселся на единственное свободное место. Мактьюн был агентом с двадцатилетним стажем, которого перевели в Мемфис против воли и который считал дни и месяцы, оставшиеся до отъезда на северо-западное побережье Тихого океана. Он устал и был раздражен из-за того, что шел уже первый час ночи. О Фолтригге он слышал, но встречаться им не доводилось. По слухам, тот был напыщенным ослом.
Агент, которого не представили и не назвали, закрыл дверь. Мактьюн уселся в свое кресло за письменным столом. Изложил основные данные: обнаружение машины, ее содержимое, пистолет, рана, время смерти и так далее.
– Мальчишку зовут Марк Свей. Он сказал полицейским, что они с братом наткнулись на тело и позвонили в полицию. Они живут неподалеку, на трейлерной стоянке. Младший мальчик в посттравматическом шоке и сейчас в больнице. Марк и его мать, Дайанна Свей, разведена, тоже там же. Отец живет здесь, в городе, и привлекался по всяким мелким делам. Пьянство, драки и так далее. Потенциальный преступник. Так или иначе, но мальчишка врет.
– Я не смог прочесть записку, – прервал Фолтригг, умиравший от желания что-нибудь сказать. – Факс никудышный. – Сказано это было таким тоном, как будто плохой факс, полученный им, Роем Фолтриггом, в машине, подтверждал несоответствие Мактьюна и всего мемфисского ФБР занимаемым должностям.
Мактьюн взглянул на Ларри Труманна и Скиппера Шерффа, прислонившихся к стене, и продолжил:
– Я немного погодя об этом скажу. Мы знаем, что мальчишка врет, потому что он говорит, что появился там уже после того, как Клиффорд застрелился. Очень сомнительно. Его отпечатки пальцев – по всей машине, внутри и снаружи. На приборной доске, дверце, бутылке виски, пистолете – всюду. Мы добыли его отпечатки пару часов назад, и наши люди тщательно поработали над машиной. Они закончат завтра, но уже сейчас совершенно очевидно, что мальчик был внутри. Что он там делал – другой вопрос. Мы также нашли его отпечатки у задних фар, как раз над выхлопной трубой. А под деревом недалеко от машины обнаружены три свежих сигаретных окурка. Мы подумали: дети есть дети, стащили сигареты у матери и отправились покурить. Они занимались своим делом, когда неожиданно появился Клиффорд. Они спрятались и стали за ним наблюдать. Там густая растительность, так что это нетрудно. Может, они подползли к машине и сняли шланг. Тут мы не совсем уверены, а ребятишки не говорят. Младший вообще пока не может говорить, а Марк, совершенно очевидно, врет. Так или иначе, шланг не сработал.
Мы пытаемся снять с него отпечатки пальцев, но это дело тяжелое. Может, ничего и не получится. Утром у меня будут фотографии, показывающие расположение шланга на момент появления полиции.
Мактьюн выудил желтый блокнот из хаоса на своем столе. Сказал, обращаясь к блокноту, а не к Фолтриггу:
– Клиффорд выстрелил по меньшей мере один раз внутри машины. Пуля прошла практически точно через центр бокового стекла, которое треснуло, но не высыпалось. Час назад закончилось вскрытие, и у Клиффорда обнаружено большое количество далмейна, кодеина и перкодана. Плюс высокое содержание алкоголя в крови. Иными словами, как заявили патологоанатомы, он был пьян как свинья. Я хочу сказать, он не только достаточно свихнулся для того, чтобы застрелиться, но еще был пьян и под кайфом, так что тут трудно что-либо определить точно. Он был не в состоянии действовать рационально.
– Понятно, – нетерпеливо кивнул Рой. Уолли Бокс застыл за ним подобно хорошо выдрессированному терьеру.
Мактьюн не обратил на это слово никакого внимания.
– Пистолет дешевенький, 38-го калибра, куплен без разрешения в лавке старьевщика здесь, в Мемфисе. Мы допрашивали хозяина, но он отказался говорить без адвоката, так что мы допросим его завтра утром, вернее, уже сегодня утром. Из квитанции ясно, что он заправлялся в Вейдене, штат Миссисипи, приблизительно в полутора часах езды отсюда. Обслуживала его девчонка, которая говорит, что, ей кажется, он останавливался около часа дня. Останавливался ли где еще, не знаем. Секретарша сообщила, что из конторы он уехал в девять утра, сказал, что ему надо выполнить поручение клиента. С той поры до нашего звонка она об адвокате ничего не слышала. Получается, что он выехал из Нового Орлеана где-то вскоре после девяти, ехал пять или шесть часов в направлении Мемфиса, однажды только остановился, чтобы заправить машину, потом заехал в город купить пистолет, двинул в лес и застрелился. Может, останавливался пообедать, может, чтобы купить виски, может, еще куча всяких вещей. Мы продолжаем искать.
– Почему Мемфис? – спросил Уолли Бокс. Фолтригг кивнул, явно одобряя вопрос.
– Он здесь родился, – торжественно промолвил Мактьюн, глядя на Фолтригга с таким видом, как будто каждый предпочитает умереть там, где родился. Ответ был не без юмора, но, поскольку Мактьюн при этом сохранил серьезное выражение лица, Фолтригг юмора не понял. Мактьюн и раньше слышал, что умом тот не блещет.
– По всей вероятности, семья переехала, когда он был еще ребенком, – объяснил он после паузы. – Клиффорд пошел в школу в Райсе и потом в юридический колледж в Тулейне.
– Мы вместе учились в юридическом колледже, – сказал Финк с гордостью.
– Это замечательно. Записка была написана от руки каким-то черным фломастером. Его не нашли ни в машине, ни в его карманах. – Мактьюн взял листок бумаги и протянул его через стол: – Вот. Это оригинал. Поосторожнее с ним.
Уолли Бокс схватил листок и передал Фолтриггу, который принялся его изучать. Мактьюн потер глаза и продолжил:
– Только распоряжения насчет похорон и указания для секретарши. Посмотрите там, снизу. Такое впечатление, что он пытался что-то приписать синей шариковой ручкой, но в ручке не было пасты.
Фолтригг поднес записку поближе:
– Тут написано: «Марк, Марк, где…» Дальше не разобрать.
– Верно. Почерк отвратительный, да и паста кончилась, но эксперты того же мнения: «Марк, Марк, где…» Они еще полагают, что, когда Клиффорд это писал, он был пьян. Ручку мы нашли в машине. Дешевенькая. Вне сомнения, та самая. У него нет ни детей, ни племянников, ни братьев, ни других родственников по имени Марк. Сейчас проверяем ближайших друзей, хотя секретарша и сказала, что таковых нет, но до сих пор не нашли никакого Марка.
– И что это значит?
– Есть один вариант. Несколько часов назад, когда Марк Свей ехал вместе с мемфисским полицейским по фамилии Харди в больницу, он обмолвился, что Роми сказал или сделал что-то. По словам секретарши Клиффорда, Роми – сокращенное от Джером. По сути дела, сказала она, многие знакомые называли его Роми, а не Джером. Откуда мальчишке это знать, если не сам Клиффорд ему об этом сказал?
Фолтригг слушал с открытым ртом.
– А вы как думаете?
– Ну, мне думается, мальчишка был в машине до того, как Клиффорд застрелился. Более того, он пробыл там довольно долго, иначе откуда столько отпечатков, и они о чем-то говорили. Затем в какой-то момент мальчик вылез из машины. Клиффорд пытается приписать что-то к записке и затем стреляет в себя. Мальчишка напуган. Его младший брат в шоке. Вот и все.
– Зачем мальчишке врать?
– Первое, повторяю, – он напуган. Второе – он еще ребенок. Третье – может, Клиффорд ему что-то такое сказал, чего он не должен был знать.
Доклад Мактьюна был предельно точным, и после драматической последней фразы в комнате воцарилась тишина. Фолтригг замер. Бокс и Финк с открытыми ртами уставились на письменный стол.
Поскольку его босс временно растерялся, Бокс агрессивно выдвинулся вперед и задал глупый вопрос:
– Почему вы так думаете?
Терпение Мактьюна в отношении прокуроров США и их приспешников истощилось двадцать лет назад. Он их много повидал за это время, научился играть в их игры и использовать в своих целях их тщеславие. Он знал, что лучший способ от них отвязаться – просто ответить.
– Из-за записки, отпечатков и вранья. Бедный парень не знает, что делать.
– Вы с мальчишкой говорили? – Фолтригг положил записку на стол и откашлялся.
– Нет. Я был в больнице два часа назад, но его не видел. С ним говорил полицейский, сержант Харди.
– А собираетесь?
– Да, через несколько часов. Думаю, в девять мы с Труманном поедем в больницу и поговорим с мальчиком и, возможно, с его матерью. Я бы также хотел побеседовать с младшим братом, но тут все зависит от врача.
– Я бы тоже хотел при этом присутствовать.
Все знали, что Фолтригг скажет именно это.
Мактьюн покачал головой:
– Неудачная мысль. Мы сами разберемся. – Голос был резким и не оставлял сомнения, кто тут старший. Тут был Мемфис, не Новый Орлеан.
– Что насчет лечащего врача? Вы с ним говорили?
– Нет еще. Сделаем это утром. Сомневаюсь, что он нам в чем-то поможет.
– Как вы думаете, дети могут рассказать доктору? – с невинным видом спросил Финк.
Повернувшись к Труманну, Мактьюн закатил глаза, как бы желая сказать: «Ну что за полудурков ты сюда привез?»
– Я не могу ответить на этот вопрос, сэр. Я не знаю, что видели дети. Я не знаю, как зовут врача. Я не знаю, говорил ли он с детьми. Я не знаю, скажут ли ему дети что-нибудь.
Фолтригг, нахмурившись, посмотрел на Финка, тот поежился. Мактьюн взглянул на часы и встал:
– Уже поздно, джентльмены. Наши люди закончат обследовать машину к полудню, и тогда мы снова встретимся.
– Мы должны знать все, что знает Марк Свей, – сказал Рой, не собираясь вставать. – Он был в машине, и Клиффорд с ним говорил.
– Я знаю.
– Да, мистер Мактьюн, но есть кое-что, чего вы не знаете. Клиффорд знал, где находится труп, и он рассказал об этом.
– Есть много вещей, которых я не знаю, мистер Фолтригг, потому что дело ведется в Новом Орлеане, а я работаю в Мемфисе, как вы сами понимаете. Я не желаю ничего больше знать о бедном мистере Бойетте и бедном мистере Клиффорде. У меня здесь своих трупов по самую задницу. Уже почти час ночи, а я все еще у себя в офисе, разговариваю с вами, отвечаю на вопросы и занимаюсь не своим делом. И я буду заниматься этим делом до полудня завтрашнего дня, а затем пусть его забирает мой приятель Ларри Труманн. С меня хватит.
– Если, разумеется, вам не позвонят из Вашингтона.
– Да, разумеется, если мне не позвонят из Вашингтона. Тогда я буду делать все, что прикажет мне мистер Войлс.
– Я разговариваю с мистером Войлсом каждую неделю.
– С чем вас и поздравляю.
– По его словам, в ФБР делу Бойетта придают первостепенное значение.
– Я слышал.
– И, я уверен, мистер Войлс по достоинству оценит ваши усилия.
– Сомневаюсь.
Рой медленно встал и воззрился на Мактьюна:
– Нам совершенно необходимо знать все, что знает Марк Свей. Поняли?
Мактьюн посмотрел ему прямо в глаза и ничего не ответил.