У нас есть котёнок. Его зовут Барсик. Однажды к нам в гости прискакал на лошадке мальчик Стасик и сказал:
– Хорошее имя у вашего котёнка! Оно не дразнительное.
– Как это – не дразнительное? – спросили мы.
– А вот так, – ответил Стасик. – Например, Дружок – дразнительное имя. Можно дразнить: Дружок-пирожок! Дружок-рожок! И Пушок тоже дразнительное имя: Пушок-Дружок! И у Шарика есть куча дразнилок: Шарик-комарик! Шарик-сухарик! Шарик-фонарик! И Мурзик – дразнительное имя: Мурзик-Тузик! И Тузик – дразнительное имя! Тузик-Мурзик! А к Барсику ничего не придумаешь.
– А мы возьмём и придумаем Барсику дразнилку! Почему это у всех есть, а у него нет! – сказали мы и стали думать.
Думали-думали-думали. И ничего не придумали. Ну не придумывается Барсику дразнилка, и всё тут!
– Я же говорил, что Барсик – не дразнительное имя! – ликовал Стасик.
– Да-а… – вздохнули мы. – Ты был прав. Нет у нашего Барсика дразнилки!
– Ну вы не горюйте, – сказал тогда добрый Стасик. – Иногда Барсика можно дразнить Барсик-Стасик!
И Стасик ускакал на лошадке.
А мы перестали горевать.
А Барсик спал в своей корзинке и сладко потягивался во сне. И ему было совершенно всё равно, дразнительное у него имя или нет.
В нашем доме живёт одна девочка. Не просто девочка Даша, а девочка наоборот!
Например, скажешь ей: «Даша, спляши, пожалуйста!» И она сразу начинает… петь! «Ля-ля-ля!»
А если ей скажешь: «Даша, спой, пожалуйста!» Она, представьте, тут же начинает… плясать! И подпрыгивает, и ножкой машет, как балерина, и кружится!
Такая вот удивительная девочка.
Однажды мама её попросила:
– Дашенька! Убери, пожалуйста, свои игрушки. И вытри пыль.
И Даша немедленно начала энергично расшвыривать свои игрушки по всей комнате! И пылить!
Тогда мама сказала:
– Дашенька! Очень тебя прошу! Ни в коем случае НЕ убирай игрушки! И ещё я тебя просто умоляю: НЕ вытирай пыль. Ни за что! Никогда!
И Даше пришлось начинать уборку. Положить на место все свои игрушки и вытереть пыль. Хотя ей этого очень-преочень не хотелось.
Но что поделаешь! Всё должно быть по-честному.
Ведь она девочка наоборот…
Стасик пил кисель с булочкой, а папа рассказывал:
– Давненько это было. Взял я в магазине пакет томатного сока, протягиваю кассирше деньги, а она строго так говорит:
«Молодой человек, а за кефир кто будет расплачиваться? Пушкин?»
«Я не брал кефир!» – растерялся я.
«Отпираться бесполезно! – Кассирша вытащила из кармана зеркальце. – Полюбуйтесь на себя! У вас на лице написано, что вы пили кефир! Так что платите!»
Глянул я в зеркальце – и сразу всё понял. На моём лице красовались роскошные кефирные «усы».
«Да это же я дома пил кефир, а не в магазине! – воскликнул я. – Честное слово!»
Но переубедить не в меру наблюдательную кассиршу оказалось невозможно. Заладила своё «платите!», и всё тут. «А то, – грозит, – милицию вызову!»
Пришлось заплатить.
На следующий день я пришёл в магазин за кефиром. Взял пакет, протягиваю кассирше деньги, а она опять:
«Молодой человек, а за томатный сок кто будет платить? Пушкин?» – и суёт мне под нос уже знакомое зеркальце.
Посмотрел я на себя… Так и есть. Теперь меня подвели пышные томатные «усы».
«Да это я дома пил томатный сок! У вас вчера его покупал!» – попытался я объяснить.
Но остроглазая кассирша была всё так же неумолима.
«Платите! – сурово сдвинула брови она. – А то милицию вызову!»
Снова мне пришлось выкладывать денежки.
«Хватит платить за „усы!“ Так ведь и разориться можно!» – рассердился в конце концов я на себя. И стал с тех пор тщательно следить, чтобы моё лицо всегда было чистым. Чего и тебе советую.
Папа подмигнул Стасику. И Стасик поскорее вытер салфеткой свои кисельные «усы». Папа одобрительно улыбнулся и лихо закрутил свои бравые усы, за которые если и надо платить, то только в парикмахерской.
Жила-была одна пренеприятнейшая парочка – Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка. И на всех эта парочка старалась побольше начихать и накашлять. Особенно любили Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка нападать на детей. Внезапно. И это им очень ловко удавалось, ведь они были невидимые и неслышимые. Как нападут на ребёнка, он сразу начинал кашлять и чихать. Чихать и кашлять. То есть болеть. А Сопель Чихалыч с тёткой Кашлёткой давай веселиться и хохотать! И хлопать друг друга по плечу! Ребёнок чихает, а они знай приплясывают и поют: «Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз!» И чем сильнее болел ребёнок и, соответственно, грустнее становилась его мама, тем больше веселились Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка. А когда ребёнок прогонял болезнь и выздоравливал и мама переставала грустить, Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка так расстраивались, что сами начинали слабеть и чахнуть. И срочно мчались в другие места, где опять напускали на детей болезни и веселились.
Такая ужасная была парочка.
И вот однажды Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка решили напасть на мальчика Федю. Худенький такой с виду мальчик, бледненький. Только подкрались к нему, а Федя – р-раз! – и залез на турник. Только они изловчились и прыгнули на него, а Федя – р-раз, р-раз! – как начал кувыркаться! Да так ногами задрыгал, что никак за него не ухватишься! Одни синяки да ушибы!
А Федя покувыркался-покувыркался и спрыгнул с турника. И конечно, даже не догадался, что раскидал незваных гостей в разные стороны.
А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка отряхнулись, встрепенулись и опять стали к Феде подкрадываться. Уже совсем близко подкрались, вот-вот прыгнут, а Федя – р-раз! – и включил душ в ванной. Он всегда после зарядки под душ залезал. Сильная струя ка-а-ак ударит по Сопелю Чихалычу и тётке Кашлётке! Ка-а-ак ошарашит их и оглушит! И снова разлетелись они в разные стороны. Опять не удалось на Федю напасть!
– Ничего, тётушка, – прогнусавил Сопель Чихалыч, выжимая мокрую Кашлётку, – мы ещё ему покажем! Уж мы этого мальчишку проучим! Не будь я Сопелем Чихалычем!
А Федя позавтракал и пошёл гулять. И встретил во дворе своего друга. И стали они с другом бороться. Понарошку, конечно, по-дружески. Сначала Федя положил своего друга на обе лопатки. Потом друг положил Федю на обе лопатки. Тоже, конечно, по-дружески. И так Феде понравилось лежать на своих обеих лопатках, что он решил немного поваляться и вообще передохнуть.
Тут-то и накинулись на него Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка! И напустили на Федю простуду. Встал Федя, пришёл домой и как начал кашлять и чихать! И температура поднялась. Заболел Федя. А мама сразу стала грустной. Ведь мамы всегда становятся грустными, когда болеют дети…
А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка – ну веселиться! Ну плясать! И конечно, хлопать друг друга по плечу и петь: «Эх, раз! Ещё раз! Ещё много-много раз!»
А Федя, хоть и заболел, не очень-то расстроился. Если честно, он даже обрадовался, что мама не пошла на работу и осталась дома.
Мама читала ему книжки и поила чаем с малиновым вареньем и какими-то целебными травами. А вечером мама посадила Федю на колени, крепко обняла его и сказала:
– Эх, лучше бы твоя болезнь перескочила ко мне, а тебя оставила в покое! Уж я бы с ней быстренько разделалась! А ты бы сразу выздоровел!
А Федя ответил:
– Что ты! Я не хочу, чтобы ты болела! Не отдам я тебе мою болезнь! Ни за что! Ты, мамочка, не грусти. Я скоро поправлюсь!
Тётка Кашлётка и Сопель Чихалыч прямо-таки обалдели от Фединых слов.
– Вот нахал! – возмущённо прокашляла Кашлётка. – Откуда он знает, что скоро поправится?! Уж мы ему не позволим!
А Сопель Чихалыч прогундосил:
– Что-то очень он весёлый, хоть и больной. Не нравится мне это, дорогая тётушка! Может, он какой секрет знает против нас?
А Федя и мама решили прогнать болезнь как можно скорей. Они стали парить Феде ноги. Но просто так сидеть и парить ноги очень скучно. И Федя начал сочинять стихи:
Наконец-то, слава богу,
Я сижу и парю ногу!
Мама улыбнулась:
– Отлично! Давай дальше!
А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка от возмущения задёргались и стали нервно грызть ногти. Ведь для них самое приятное было, когда мама грустит, а ребёнок болеет и хнычет! А тут – на́ тебе! Ребёнок сочиняет стихи, а мама улыбается! Безобразие!
А Федя продолжал:
Парится моя нога.
Я сижу, смеюсь слегка!
– Ты слышишь, этот негодник ещё и смеётся! – толкнул в бок тётку Кашлётку Сопель Чихалыч.
– Ничего, Сопелюшка, хорошо, что хоть только слегка смеётся, – успокаивала Кашлётка. Но уже не очень уверенно.
Действительно, это было слабое утешение. Оба чувствовали, что всё идёт не так, как надо.
А Федя подумал-подумал и бодро сказал маме:
Веселись, не унывай!
Кипяточек подливай!
И они расхохотались. И совсем уже не слегка, а громко и с удовольствием.
Тут Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка не выдержали.
– Бежим скорей из этого ужасного дома! – крикнул Сопель Чихалыч. – Здесь вместо того, чтобы болеть, плакать и отчаиваться, только подливают кипяточек и хохочут!
– Сопель, бежим скорей! – подхватила тётка Кашлётка. – А то мы сами заболеем и захиреем от такой опасной веселящей экологической обстановки!
Они схватились за руки, выскочили в окно и помчались, не разбирая дороги, туда, где экологическая обстановка была для них в самый раз…
А Федя ещё разочек чихнул, кашлянул и вдруг почувствовал, что всё у него прошло.
– Мамочка! Я выздоровел! – воскликнул он.
– Правда?! Как я рада!.. – счастливо вздохнула мама.
Первоклассник Стасик учился на «отлично». То есть в дневнике у него стояли сплошные пятёрки. Это было, конечно, здо́рово! Но однажды Стасик полистал свой дневник и заскучал: «На каждой странице – одно и то же! Никакого разнообразия! Вот у Гошки Заглушкина каких только отметок нет! А у меня всё пятёрки да пятёрки!» И поставил зелёным фломастером на свободное место несколько троек.
Тройки выглядели, прямо скажем, не слишком привлекательно – кого они, вообще, могут порадовать! – но своим изумрудно-ярким цветом, несомненно, оживили страничку.
Стасик довольно хмыкнул и щедро добавил сине-голубых четвёрок, оранжевых двоек, бордовых и розовых «колов».
Страничка весело запестрела, как цветущая лужайка. Красота! Стасик прямо залюбовался. И вдруг услышал возмущённый голос:
– Ты что с дневником сделал?! – Перед Стасиком стоял папа.
– Это для разнообразия, – объяснил Стасик.
– Двоечником, значит, захотелось побыть? А ты знаешь, что двоечников наказывают? – Папа поставил Стасика в угол и строго пообещал: – Сегодня никаких мультиков! Для разнообразия.
Время тянулось бесконечной жвачкой. Стасик задумчиво расковыривал обои в углу и вздыхал: «Оказывается, не всякое разнообразие – штука хорошая».
Минут через двадцать, показавшихся самодельному двоечнику двадцатью часами, папа участливо поинтересовался:
– Как дела в углу? Может, теперь хочешь побыть забиякой, попавшим в милицию? – Папа сделал страшное лицо.
– Нет! – засмеялся Стасик. – Я снова хочу быть отличником и твоим любимым сыном. Без разнообразия! – И кинулся к папе.
– Ну-с, рассказывай, кто приходил к тебе в гости? Сколько человек обедало? – Папа кивнул на раковину, полную грязной посуды.
– Угадай! – хихикнул Стасик.
– Что ж, попробую. – Папа подкрутил усы в точности как знаменитый сыщик Эркю́ль Пуаро́, герой их со Стасиком любимого сериала, и постучал пальцем по лбу. – Серые клеточки мне помогут!
Именно так говорил Пуаро, расследуя всякие заковыристые преступления. И в конце концов распутывал их настолько ловко, что инспектор Джепп из того же сериала лишь глаза вытаращивал.
– Итак, здесь хорошо просматриваются две глубокие тарелки, – начал папа. – Следовательно, можно предположить, что обедали два человека. Но в то же время я вижу три мелкие тарелки. Поэтому не исключено, что обедавших было трое. Просто один из них съел только второе, а от супа отказался. Но при этом в раковине четыре чашки. Значит, был ещё один, четвёртый! Который ничего не ел, а только пил компот! Но, что самое удивительное, – папа недоумевающее пожал плечами, – тут всего две ложки и одна вилка! Неужели некоторые гости ели руками? Мои серые клеточки в величайшем смятении от такой ужасной догадки! – Папа схватился за голову. – В общем, обедали четыре человека. Причём двое из них не знают, что нужно пользоваться ложкой и вилкой. Всё! – Папа строго посмотрел на Стасика. – Теперь ты, сын, отвечай, кто эти невоспитанные люди? Откуда они взялись? Как их зовут, наконец?
– Они все – это я, воспитанный Стасик! – захохотал Стасик. – Я один тут ел! Ложкой и вилкой.
– Ты был один?! – Папа вытаращил глаза в точности как инспектор Джепп. – Невероятно! Разве одному мальчику требуется для обеда столько тарелок и чашек?
– Да они накопились ещё и от завтрака, и от двух перекусов, – объяснил Стасик.
– Ну, знаешь ли, такое накопление никто не смог бы угадать! – воскликнул папа. – Вымой-ка поскорее, сынок, посуду и в дальнейшем всегда проделывай это сразу после еды. А я пойду вздремну. Мои серые клеточки должны отдохнуть.
Папа улыбнулся в усы и снова стал похож на знаменитого сыщика Эркюля Пуаро.
Стасик сидел за компьютером, когда мама пришла с работы.
– Как дела, сынок? – Мама ласково потрепала Стасика за вихры. – Не скучал один?
– Ни капельки! – бодро ответил Стасик. – Я радовался, что могу играть на компьютере сколько душе угодно!
– Всё ясно, – покачала головой мама. – Тогда, наверное, ты огорчился моему приходу: я же не разрешаю тебе часами сидеть у компьютера!
– Нет, я опять очень рад! Я уже по тебе соскучился! – Стасик решительно выключил компьютер. – Да и поужинать очень хочется. Ты ведь принесла что-нибудь вкусненькое?
– Молодец! – засмеялась мама. – Ты настоящий оптимист!
– Кто-кто?
– Оп-ти-мист, – по слогам повторила мама. – Это человек, который во всём находит хорошее, никогда не унывает.
– А тот, кто унывает?
– Того называют пессимистом. Например, если отключили горячую воду и дома стало холодно, пессимист ноет: «О-о-ох, я простужу-у-усь!» А оптимист говорит: «Отлично! Самое время зарядку сделать!» – и – р-раз! р-раз! – помашет руками, поотжимается и согреется.
– А если слишком жарко?
– Пессимист стонет: «Ох, как плохо!» А оптимист: «Ах, как приятно залезть под холодный душ! Самое время закаляться! – Мама на секунду задумалась. – Или размораживать холодильник».
– А если они оба заболели? – продолжал допытываться Стасик.
– Пессимист, ясное дело, причитает: «Бедный я, несчастный!» А оптимист себя подбадривает: «Скоро выздоровею! Начну заниматься спортом и не буду болеть. А пока посижу дома, книжек побольше почитаю». И выздоравливает быстрее пессимиста!
– Здо́рово! – захлопал в ладоши Стасик. – А ты, мамочка, оптимист?
– Конечно, – улыбнулась мама. – Я стараюсь никогда не унывать.
– Правильно! – обрадовался Стасик. – Значит, ты не очень огорчишься, что я сегодня двойку получил? Я ведь её обязательно на пятёрку исправлю!
Утром мама объявила Павлику:
– Поеду за Кирюшей! Хватит ему гостить у дедушки с бабушкой! Готовься, сынок, встречать брата!
– Чего-о-о? Кирюша? Сегодня?! – Павлик подскочил как ужаленный и бросился со всех ног в детскую комнату.
Ух, сколько всего нужно успеть! И карандаши с фломастерами убрать, а то Кирюша закатит куда-нибудь, потом ищи-свищи! И альбомы лучше спрятать, чтобы в них не запрыгали Кирюшкины хвостатые абракадабры, – пусть в своей тетрадке малюет! И книжки придётся в шкаф запихнуть, ведь Кирюшка наверняка начнёт их вертеть-крутить – вдруг порвёт! В общем, дел невпроворот!
Подготовка к встрече дорогого гостя шла полным ходом, как вдруг раздалось звонкое:
– Привет! Салют! Мы снова тут!
Кирюша! Павлик даже не слышал, как он вошёл. А Кирюша вприпрыжку направился к тумбочке, напевая:
– За рулём, за рулём! Мы поедем за рулём!
«За рулём»! У Павлика перехватило дыхание. Как же он забыл спрятать любимую игру! А там батарейки вот-вот сядут! Самому поиграть еле удаётся!
– Кирюша! – Павлик схватил брата за руку. – Зачем тебе «За рулём»? Я тебе лучше сказочку расскажу: «Жил-был серый волк. И была у него синяя борода и красная шапочка…»
– Это у тебя синяя борода и красная шапочка! – вырвался Кирюша. – Хочу «За рулём»!
– Подожди ты! – снова поймал его Павлик. – Прицепляйся ко мне паровозиком! Поедем за… кудыкины горы!
– А ты знаешь, где это? – вытаращил глаза Кирюша.
– Конечно! – уверенно ответил Павлик.
Хотя насчёт местоположения этих загадочных гор ему было ясно только то, что находятся они обязательно за дверью, как можно дальше от злополучной тумбочки.
– Ту-ту-у-у! – прогудел Павлик-паровоз.
– Чух-чух-чух! – простодушно отозвался Кирюша-вагончик.
И поезд тронулся.
Павлик ликовал. Игра «За рулём» спасена! Когда выезжали из комнаты, он на радостях так прокричал «ту-ту-ту-у-у!», что кошка Мушка в ужасе шарахнулась в сторону и мгновенно взлетела по шторе к самому потолку. Кирюша хохотал и тоже изо всех сил выкрикивал: «Чух-чух-чух!»
Паровозик направился в кухню, откуда тянуло чем-то вкусным и где радио щебетало по-птичьему и рычало по-звериному, потому что шла передача «Мы из зоопарка».
– Как вы славно играете! – улыбнулась мама, вытирая руки о передник. – Какие у меня замечательные тигрятки! Ой, то есть ребятки! Скоро будут готовы пирожки!
– Ура! – одновременно запрыгали «паровозик» и «вагончик». И радостно закружили по кухне.
Кудыкины горы больше никого не манили. Игра и подавно была забыта. Всё складывалось чудеснейшим образом.
Но вдруг радио перестало щебетать и рычать и объявило вполне человеческим голосом: «Реклама! Корейско-американская фирма „Драндулет“ предлагает автолюбителям особо прочные фары китайского производства! Почувствуйте себя уверенно за рулём!»
– «За рулём»! – опомнился Кирюша.
Он оттолкнул Павлика и бросился назад, в комнату.
– Стой! – Павлик отчаянно ринулся за ним и еле успел перехватить Кирюшу почти у самой тумбочки. – Мы с тобой ещё в… жмурки не играли! Давай, а?
– Давай, – озадаченно согласился Кирюша. Давненько старший брат так не уговаривал его поиграть!
– Ты – во́да! – Павлик поспешно завязал платком Кирюше глаза и отскочил в сторону. – Лови меня! Ку-ку!
– Где ты? – Кирюша вытянул руки вперёд и неуверенно направился на Павликов голос.
А Павлик тихонечко, на цыпочках, подбежал к тумбочке и осторожно взял игру. «Спрячу в коридоре, за вешалкой», – решил он и начал бесшумно пробираться с драгоценной ношей к дверям.
И тут случилась совершенно непредвиденная вещь. Вдруг – р-раз! – распахнулся шкаф, и прямо под ноги Павлику вывалилось всё его добро, второпях спрятанное от Кирюши.
Бабах! Павлик с грохотом растянулся на полу.
– Ой! – вскрикнул Кирюша. Он сорвал повязку и кинулся к брату. – «За рулём»!
Игра «За рулём» валялась рядом. Руль отдельно, шоссейная дорога отдельно. А сам автомобиль вообще куда-то закатился.
– Слома-а-алась! – заревел Кирюша. – Слома-а-алась!
– Чего орёшь! И так вижу, что сломалась. Из-за тебя всё! – пробурчал Павлик и стал собирать обломки игры. – Ну и ладно. Всё равно там батарейки сели.
Это было, конечно, очень слабое, но хоть какое-то утешение.
– Вот новые батарейки, – растерянно заморгал Кирюша и вытащил из кармана блестящие цилиндрики.
Павлику показалось, что на него опрокинули ушат ледяной воды.
– Откуда? – только и выдохнул он.
– Дедушка дал!
Первого апреля Павлик начал шутить прямо с утра. Смял бумажку в комочек и позвал кошку Мушку:
– Мушечка! Иди ко мне! Дам кое-что вкусненькое!
Мушка подбежала и замяукала – мол, давай скорее, если вкусненькое.
– С первым апреля! – расхохотался Павлик и бросил кошке бумажку.
Мушка понюхала, отвернулась и пошла прочь. Даже поиграть не захотела: обиделась.
– Глупая! Шуток не понимает, – возмутился Павлик. – Буду шутить с Кирюшей. Кирюша всё-таки человек – должен понимать. Кирюша!
– Я здесь! – пропищал из-за дивана братишка.
– Вот и сиди пока там! – сказал Павлик. Он срочно съел конфету и завернул в нарядную обёртку корочку хлеба. – Кирюша! Вылезай! Вот, это тебе! – Павлик торжественно протянул «конфету».
Кирюша живо схватил её, развернул – в руках оказалась чёрная сухая корочка. Кирюша ничего не мог понять и на всякий случай разревелся.
Павлик испугался:
– Ты чего?! Ты смеяться должен! Это шутка – первое апреля!
Но Кирюша ревел и ревел. Остановился только тогда, когда Павлик выдал ему настоящую конфету.
Павлик растерялся: никто не понимает его шуток! И кошки не понимают, и люди не понимают. И почему так получается?
Когда мама вернулась из магазина, Павлик выложил ей все свои огорчения.
– От твоих шуток, – сказала мама, – и у Мушки, и у Кирюшки сплошные разочарования. Ожидали приятного, а вышло наоборот! Нужно, чтобы шутка шла в другую сторону – от неприятного к приятному. Вот тогда все будут веселы и довольны!
Как хорошо мама умеет объяснять! Теперь Павлику всё стало ясно.
Вскоре пришли гости. Тётя Люся и дядя Юра. Весёлые, с цветами. И сейчас же начались шутки. Ведь первое апреля на дворе!
– У тебя пуговица оторвалась, – сказал дядя Юра.
Но Павлика не проведёшь! Он закричал:
– Первое апреля – никому не верю! А у вас рожки на голове!
Дядя Юра сделал большие глаза и возмущённо спросил жену:
– Говори честно, есть у меня рожки? Тётя Люся засмеялась:
– Конечно, есть, ведь сегодня праздник – первое апреля!
И все засмеялись. А Павлик был особенно доволен: его шутка удалась. Она оказалась как раз такой, как нужно. С переходом от неприятного к приятному. Чего уж тут приятного для дяди Юры – ходить как чучело, с рожками! А то, что их не оказалось, приятная неожиданность.
За столом веселились, шутили. Чувствовали себя замечательно. И тут Павлику захотелось отколоть такую шутку, та-а-акую! Чтобы все вообще закачались! И сказали про него: «Во даёт! Ну шутник!»
В самый разгар веселья он вылез из-за стола и пробрался в детскую. Встал посередине комнаты. Да как завопит истошным голосом:
– А-а-а-а-а-а!!! Помогите! А-а-а-а!
Загрохотали стулья, в коридоре рухнул со стены велосипед. И в комнату влетели все – родители и гости, бледные и красные.
– Боже мой! – воскликнула мама. – Что случилось?
– С первым апреля! – весело прокричал Павлик.
– Ты с ума сошёл! Разве можно так шутить? У меня чуть сердце не разорвалось. – Мама без сил опустилась на стул.
– Во даёт! Ну и шутник… – только и вымолвили тётя Люся и дядя Юра.
А папа молча, без всяких шуток отшлёпал Павлика.
Опять получилось не совсем удачно, в другую сторону – от приятного к неприятному. Оказывается, сложное это дело – правильно шутить.
А я знаю, что делать, если на меня нападёт тигр, крокодил или вообще какой-нибудь хищник! Я скажу: «Мы с тобой одной крови – ты и я!» И любой зверь сразу станет добрым, приветливым и будет со мной дружить. Или уж, во всяком случае, не съест. Читали про Маугли? То-то же!
Для начала я попробовал проверить это на Барсике. Он ведь с тигром из одного семейства – кошачьих.
– Барсик! – говорю. – Мы с тобой одной крови – ты и я!
Котёнок мигом подбежал и ласково потёрся о мою ногу.
Ура! Подействовало! Хотя, правда, Барсик и без заклинания всегда ласкается.
Тогда я решил присмотреть подходящего хищника во дворе. Но, кроме соседского пуделя Эдуарда, мне никто не встретился. А Эдуард сразу, как обычно, сердито залаял. Тут я ка-а-ак гаркну изо всех сил:
– Мы с тобой одной кр-р-рови, Эдуар-р-рд!
А Барсик ка-ак изогнёт спину и ка-ак зашипит! Пудель поджал хвост и с визгом бросился прочь. Почему-то он не стал ко мне ласкаться, но хоть лаять прекратил! Значит, всё-таки действует заклинание!
– А теперь, Барсик, давай поищем хищника посвирепее, – предложил я, – и приручим его!
«Давай!» – одобрительно мяукнул Барсик.
И тут во двор вышла моя бабушка.
– Почему ты до сих пор не купил хлеба? – напустилась на меня бабушка. – Скоро в магазине перерыв начнётся!
– Бабушка, – говорю, – мы с тобой одной крови! Ты и я!
– Крови-то одной, это верно… – почему-то вздохнула бабушка. – Но ты мне зубы не заговаривай! Марш в магазин!
«На всех действует заклинание, а на бабушку – нет. Странно!» – подумал я и отправился за хлебом.
А потом мне на нос сел комар. Я специально решил его не прогонять и внушаю: «Мы с тобой одной крови – ты и я!»
А комар – ноль внимания. И ка-а-ак вопьётся в мой нос своим жалом!
Я даже возмутился:
– Что ты делаешь, дурак?! Слушай внимательно: мы с тобой одной крови!
Никакого впечатления.
Нос у меня ужасно зачесался. Но я всё равно терплю – может, совесть проснётся у этого нахала! Должен же он знать, в конце концов, законы джунглей!
Я скосил глаза и изо всех сил гипнотизирую, повторяя медленно, чтобы до него лучше доходило: «Мы с тобой одной крови…»
А комар стал под моим гипнотизирующим взглядом толстый и тяжёлый и только тогда снялся с носа и не спеша полетел прочь. И тут мне показалось, что он пропищал на прощание, поглаживая своё брюхо:
«Вот теперь мы с тобой одной крови – ты и я»!
Вовка неторопливо собирался в школу, напевая песню группы «Летящие»:
Отправляюсь в дальние полёты,
Сборы набирают обороты…
– На таких оборотах, как у тебя, в школу и к вечеру не попадёшь, – заметила мама. – Поживей пошевеливайся!
Вовка запел энергичнее:
Ждут меня лихие повороты,
Сборы набирают обороты!
Пришла из кухни бабушка.
– Ты на часы смотри, а не песни пой! Уже восемь! – Бабушка для пущей убедительности постучала по кастрюле поварёшкой: дон-дон-дон! – Слышишь, куранты бьют?
На бой «курантов» выглянул в коридор дедушка и, как заправская кукушка из часов, прокричал восемь раз ку-ку.
А мама схватилась за голову:
– Ну нельзя же так поздно в школу приходить!
– «Лучше поздно, чем никогда»! – весело напомнил Вовка любимую пословицу и выскочил наконец из дома.
Примчался Вовка в школу и тут же наткнулся на завуча Михаила Яковлевича.
– Где сменная обувь? – грозно сверкнул глазами Михаил Яковлевич.
– Дома забыл, – промямлил Вовка.
– Давай дневник!
И завуч написал замечание: «Нет сменной обуви». Немного подумал и добавил: «Явился в школу крайне взмыленный и взлохмоченный». Потом взглянул на часы и ещё записал: «Опоздал на занятия». И только после этого отпустил Вовку.
Вовка – скорей в класс. А там контрольная работа уже началась.
– Почему опоздал? – Алевтина Васильевна спросила так строго, будто и не знала, что «поздно» лучше, чем «никогда». И, не дожидаясь ответа, тоже написала замечание: «Опоздал на контрольную работу».
В общем, совсем унылый вид стал у дневника. Как, впрочем, и у его хозяина. И это за каких-то десять минут!
На следующий день Вовка вскочил ни свет ни заря. И как начал носиться по квартире: то в ванную забежит, то на кухню, то в комнату. Мигом собрался в школу! Бабушка и не вспомнила про свои «куранты». А дедушка-«кукушка» вообще ещё не проснулся!
– Вот это сборы! Вот это обороты! – похвалила Вовку мама. – Только куда ты в такую рань? Подожди часок!
Кто придёт порою ранней,
Не получит замечаний! —
с ходу сочинил пословицу Вовка и, схватив сменку, выскочил на улицу.
Подбежал Вовка к школе, а двери-то закрыты! И никого, даже охранника, не видно. Только воробьи да синицы весело прыгают по школьному двору. Действительно, оказалось слишком рано.
«Ничего, подожду, – сказал себе Вовка. – Перед занятиями очень полезна спортивная ходьба».
Он походил вокруг школы спортивным шагом, потом обычным, затем сел на лавочку и придумал вот такое стихотворение:
Больше проверять не стану:
Лучше поздно или рано?
День начнётся хорошо,
Если вовремя пришёл!
Вовка записал стихи в блокнот, посмотрел на часы – и бегом в школу! Чуть не опоздал!
На уроке музыки Глафира Петровна строго сказала:
– Дети! Сегодня я вам продиктую новую песню. А вы записывайте всё очень тщательно, не пропуская ни единого словечка! Итак, начали! «Цып, цып, мои цыплятки…»
А в это время Петька Редькин решил пощекотать Владика Гусева. Владик взвизгнул и подпрыгнул. А Петька захихикал.
– Как вы себя ведёте? Безобразники! – рассердилась Глафира Петровна. – Вы у меня дождётесь! – И продолжала: – «Цып, цып, мои касатки, вы – пушистые комочки…»
А в это время Владик Гусев решил дать сдачи Петьке Редькину. И тоже его пощекотал. И теперь уже Петька взвизгнул и подпрыгнул.
Глафира Петровна рассердилась ещё больше и крикнула:
– Совсем обнаглели! Распустились! Если не исправитесь, то ничего хорошего из вас не получится! Только хулиганы и бандиты! Срочно подумайте над своим поведением!
И стала дальше диктовать про цыплят.
А Петька Редькин подумал-подумал над своим поведением и решил его исправить. То есть перестал щекотать Владика и просто выдернул у него из-под носа тетрадку. Они начали тянуть несчастную тетрадку каждый к себе, и она в конце концов разорвалась. А Петька и Владик с грохотом свалились со стульев.
Тут терпение Глафиры Петровны лопнуло.
– Вон отсюда! Негодники! – закричала она страшным голосом. – И чтоб завтра же привели родителей!
Петька с Владиком чинно удалились. Глафире Петровне больше никто не мешал. Но она уже не могла успокоиться и всё повторяла:
– Накажу! Ух, накажу негодников! Надолго запомнят!
Наконец мы дописали песню, и Глафира Петровна сказала:
– Вот Ручкин сегодня хорошо себя ведёт. И слова, наверное, все записал.
Она взяла мою тетрадь. И стала вслух читать. И лицо у неё постепенно вытягивалось, а глаза округлялись.
– «Цып, цып, мои цыплятки, я вас накажу, вы у меня дождётесь! Цып, цып, мои касатки! Безобразники, как вы себя ведёте? Вы, пушистые комочки, совсем обнаглели! Мои будущие квочки! Из таких, как вы, вырастают бандиты и хулиганы! Подойдите же напиться и подумайте над своим поведением! Дам вам зёрен и водицы, и чтоб завтра же привели родителей! Ух, накажу этих негодников! Надолго запомнят!»
Класс захлёбывался и всхлипывал от смеха.
Но Глафира Петровна и не улыбнулась.
– Та-ак, Ручкин, – произнесла она металлическим голосом. – И ты чтоб без родителей в школу не являлся. А за урок тебе – двойка.
Ну за что, спрашивается, двойка? За что родителей в школу? Я же записал всё, как просила Глафира Петровна! Ни словечка не пропустил!
На переменке Петька Редькин предложил Владику Гусеву:
– Давай с тобой заключимся на «сижу»!
– Это как? – спросил Владик.
– А очень просто. Ты всегда, когда будешь садиться на стул, стол, подоконник, в общем, всё равно куда, хоть на потолок, должен говорить: «Сижу». Если не скажешь, я начинаю считать: раз, два, три… до тех пор, пока ты не скажешь «сижу». Сколько я успею насчитать, столько ты должен будешь исполнить моих желаний. Ну а ты тоже смотри за мной и считай, если я не скажу «сижу». И я буду исполнять твои желания. Это очень интересно!
– Ну ладно, давай, – согласился Владик.
И они потрясли друг друга за мизинчики со словами:
Скажу, скажу, скажу:
«Сижу», «сижу», «сижу»,
Не скажешь мне «сижу» —
Исполнишь, что скажу!
– Ну всё, – провозгласил Петька, – заключились!
Прозвенел звонок, ребята побежали в класс. Владик уселся на своё место, начал доставать тетради и учебники. И вдруг до него донёсся быстрый шёпот: «…десять, одиннадцать…» Он тут же вспомнил, что не сказал заветное слово, и как закричит Петьке: «Сижу!»
Все удивлённо посмотрели на Владика. Некоторые ребята даже покрутили пальцем у виска. Хорошо, что учительница ещё не вошла в класс.
– А я уже насчитал тебе двенадцать желаний! – ехидно захихикал Петька. – Так что готовься.
Когда урок закончился, Петька, фыркнув, заявил Владику:
– Вот, значит, моё первое желание. Подойди к Катьке Плюшкиной и пропой приятным голосом, с чувством:
Свет мой, Плюшечка, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
– Да ты что, Петька! – ужаснулся Владик. – Меня же засмеют все! Не стану я это делать! Придумай лучше другое желание!
– Нет уж, – настаивал Петька, – такое моё желание. Выполняй! А то получится нечестно!
Владик понял, что влип в дурацкую историю. Как он себя ругал, что попался на удочку с этим «сижу»! Но теперь ничего не поделаешь – слово есть слово. Владик старался сдерживать своё слово и поступать честно.
Он собрался с духом, подошёл к Плюшкиной и пробурчал:
Свет мой, Плюшечка, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
Плюшкина взглянула на бледного хлипкого Владика и прыснула со смеху.
– Ты на свете всех дурее! – еле выговорила она. – Совсем рехнулся!
Ребята вокруг тоже захохотали и спросили Владика:
– Ты чего это, Владька? Правда, рехнулся?
– Да не рехнулся я! – оправдывался Владик. – Это я Петькино желание выполнял! Я ему проиграл.
А Петька, приплясывая от восторга, кричал ребятам:
– Ещё одиннадцать желаний! Вот умора-то! Вот повеселимся! Ха-ха-ха!
Прозвенел звонок. Владик сел за парту и тут же подскочил как ужаленный и завопил: «Сижу!»
– А я тебе ещё одно желание насчитал, – ткнул Петька Владика ручкой в спину. – Так что опять двенадцать! Хи-хи-хи! А сейчас сделай вот что.
И Петька зашептал Владику своё задан ие…