Кухню было особенно трудно постичь, потому что многие ее элементы поминутно начинали взаимодействовать по-новому. Я оценила теперь то, как тщательно Администратор – безусловно, проявляя заботу о нас – следила в магазине, чтобы все предметы, даже такие маленькие, как браслеты и коробочка с серебряными сережками, все время находились на своих местах. А в доме Джози, и особенно на кухне, Помощница Мелания постоянно перемещала предметы, заставляя меня учиться заново. Однажды утром, например, Помощница Мелания четыре раза за четыре минуты меняла положение своего пищевого блендера. Но, когда я осознала важность Островка, дела пошли намного легче.
Островок располагался в центре кухни, и, может быть, чтобы подчеркнуть его неподвижность, его облицевали светло-коричневыми плитками, которые имитировали кирпичи здания. В его поверхность посередине вдавалась блестящая раковина, а вдоль длинной стороны стояли три высокие табуретки, на которых могли сидеть домашние. В те ранние дни, когда у Джози еще было много сил, она часто сидела у Островка, занимаясь с преподавателем через экран дощечки или просто отдыхая с карандашом и альбомом. Первое время мне было трудно сидеть на высокой табуретке у Островка, потому что ноги не доставали до пола, а если я пыталась ими покачивать, мешала перекладина между ножками табуретки. Но потом я переняла у Джози ее манеру и стала прочно упирать локти в поверхность Островка, и тогда пришло ощущение большей надежности – хотя Помощница Мелания в любой момент могла неожиданно возникнуть у меня за спиной, потянуться к кранам и пустить воду с большой силой. Когда это произошло в первый раз, я от неожиданности почти потеряла равновесие, но Джози подле меня едва шевельнулась, и вскоре мне стало ясно, что несколько водяных брызг никакой опасности в себе не несут.
Кухня давала Солнцу чудесную возможность в нее заглядывать. Там были большие окна, а в них широкое небо, и почти никакого транспорта и прохожих снаружи. Стоя у больших окон, можно было видеть дорогу, поднимающуюся на холм мимо дальних деревьев. Кухню часто наполняло наилучшее Солнечное питание, там, кроме больших окон, в высоком потолке был световой фонарь, который открывался и закрывался пультом. Вначале меня беспокоило, что Помощница Мелания часто задвигает под фонарем штору как раз в то время, когда Солнце шлет Свое питание. Но потом я увидела, как легко Джози делается слишком тепло, и научилась сама использовать пульт, когда Солнечная фигура на ней чересчур усиливалась.
Первое время мне было странно не только из-за того, что нет транспорта и прохожих, но и из-за отсутствия других ИД и ИП. Конечно, я и не ожидала, что они будут в доме, и видела много хорошего в том, что я единственная, потому что могла благодаря этому все внимание сосредоточить на Джози. Но я понимала, до чего я привыкла наблюдать за ИД и ИП вокруг меня и давать всевозможные оценки, и в этом отношении мне тоже надо было перестроиться. В те ранние дни случались, и нередко, минуты, когда я смотрела на шоссе, идущее по холму, или на поля, на которые открывался вид в заднее окно спальни, искала взглядом фигуру ИД или ИП вдали и только потом вспоминала, где нахожусь и до чего это маловероятно так далеко от города и других зданий.
В свои самые первые дни в доме я по глупости считала Помощницу Меланию кем-то вроде Администратора, и это повело к некоторым недоразумениям. Например, я подумала, что она, наверное, обязана познакомить меня с разными сторонами моей новой жизни, и понятно, что Помощницу Меланию мое слишком частое пребывание около нее и озадачивало, и раздражало. Когда она в конце концов со злостью повернулась ко мне и закричала: «Хватит за мной, ИП, отвяжись ты, ну!» – я удивилась, но вскоре поняла, что ее роль в доме совсем не та, что у Администратора в магазине, и что я сама виновата.
Однако, даже делая скидку на эти недоразумения по моей вине, трудно отрицать, что Помощница Мелания с самого начала была против моего присутствия. Хотя я неизменно была с ней вежлива и, особенно в первые дни, старалась в мелочах ей угождать, она никогда не улыбалась в ответ на мои улыбки, и, кроме распоряжений и упреков, я ничего в свой адрес от нее не слышала. Сегодня, когда я собираю эти воспоминания воедино, мне очевидно, что ее враждебность была связана с ее общими страхами по поводу того, что могло происходить вокруг Джози. Но в то время мне нелегко было объяснить себе ее холодность. Часто казалось, что она хочет сократить время, которое я провожу с Джози – это, конечно, шло вразрез с моими обязанностями, – и вначале она даже пыталась помешать тому, чтобы я входила в кухню, когда Мама пьет свою чашечку кофе, а Джози завтракает. Только после настойчивых требований Джози – и решения Мамы в мою пользу – мне в конце концов позволили быть на кухне в эти ключевые моменты каждого утра. Но даже тогда Помощница Мелания пыталась настаивать, чтобы, пока Джози и Мама сидят у Островка, я стояла у холодильника, и только после новых протестов Джози мне разрешили к ним присоединяться.
Чашечка кофе, которую пила Мама, была, как я сказала, важным ежеутренним моментом, и одной из моих обязанностей было будить Джози, чтобы она успела прийти на кухню к этому времени. Часто, несмотря на мои неоднократные попытки, Джози вставала только в самую последнюю минуту, и тогда она кричала мне из туалета, совмещенного с ванной: «Поскорей, Клара! Мы опоздаем!» – хотя я уже стояла на лестничной площадке и напряженно ждала.
Мы спускались на кухню, где Мама сидела у Островка, глядела на экран своей дощечки и пила свой кофе, а Помощница Мелания держалась поблизости, готовая налить ей кофе еще раз. Времени на то, чтобы Джози с Мамой поговорили, чаще всего было немного, но вскоре я поняла, как важно тем не менее для Джози, чтобы она могла посидеть с Мамой во время этой чашечки. Однажды, когда из-за болезни она большую часть ночи провела беспокойно, я позволила Джози снова заснуть после того, как разбудила ее: думала, правильнее будет дать ей еще немного отдохнуть. Когда она проснулась, она стала кричать мне злые слова и, несмотря на слабость, заторопилась, чтобы успеть на кухню вовремя. Но, когда она выходила из туалета, мы услышали Мамину машину на рассыпанных камешках внизу, поспешили к переднему окну и успели увидеть, как машина удаляется в сторону холма. Кричать на меня снова Джози не стала, но, когда мы спустились на кухню, она не улыбалась за завтраком. Я поняла тогда, что, если она опаздывает к Маминому кофе, то есть опасность, что в ее день закрадется одиночество, какими бы другими событиями он ни был наполнен.
Случались, однако, утра, когда Маме не надо было спешить – когда, хотя она была в своей офисной одежде хорошего уровня и ее сумка была прислонена к холодильнику, она пила свой кофе медленно, даже вставала с высокой табуретки и ходила по кухне с блюдцем и чашечкой в руках. Иногда, стоя перед большими окнами, где на нее ложилась утренняя Солнечная фигура, говорила что-нибудь, например, такое:
– Ты знаешь, Джози, у меня впечатление, что ты зря забросила цветные карандаши. Мне очень нравятся твои черно-белые вещи. Но все-таки скучно без твоих цветных.
– Я решила, мама, что мои цветные – сущий позор.
– Позор? Ну что ты!
– Мама. Я рисую в цвете – это все равно что ты играешь на своей виолончели. Нет, хуже.
От этих слов Джози Мамино лицо преобразилось в улыбке. Мама нечасто улыбалась, но, когда это происходило, ее улыбка была удивительно похожа на улыбку Джози: все лицо, казалось, заливала доброта, и те самые складки, что обычно придавали лицу такое напряженное выражение, становились, меняя форму, складками мягкой шутливости.
– Готова признать. Моя виолончель даже в минуты вдохновения говорила голосом бабушки графа Дракулы. Но твои цветные работы – это совсем другое, это скорее, ну, пруд летним вечером. Что-то вроде. Ты прекрасные вещи делаешь в цвете, Джози. Неповторимые.
– Мама. Родителям рисунки детей всегда такими кажутся. Это эволюционный процесс, биологическое что-то.
– Знаешь, что я думаю? Я думаю, все это оттого, что ты очень хорошую листовочку, которую нарисовала, принесла на ту встречу. На предпоследнюю. И эта девочка, эта Ричардс, сказала что-то чуть-чуть ироническое. Я уже тебе про нее говорила, знаю, но тут опять то же самое. Эта юная особа позавидовала твоему таланту. Потому и сказала то, что сказала.
– Ладно. Если, мама, ты и правда так считаешь, я, может быть, даже вернусь к цветным карандашам. А ты, со своей стороны, может быть, опять возьмешься за виолончель.
– О нет. Это пройденный этап. Разве только кому-нибудь отчаянно понадобится саундтрек для домашнего фильма про зомби.
Но бывали и другие утра, когда Мама не улыбалась и оставалась напряжена, пусть даже с кофе можно было не торопиться. Если, например, Джози что-то говорила про кого-нибудь из педагогов, учивших ее через экран дощечки, и старалась вовсю, чтобы звучало как можно забавнее, Мама в такое утро слушала ее с серьезным лицом, а потом перебивала:
– Мы можем поменять. Если он тебе не нравится, всегда можно поменять.
– Мама, я тебя умоляю. Я болтаю просто, понимаешь? На самом деле он намного лучше, чем тот, предыдущий. И смешной к тому же.
– Это хорошо. – Мама кивала, лицо по-прежнему было серьезным. – Ты всегда хочешь дать человеку полноценный шанс. Это хорошая черта.
В те дни, когда со здоровьем у Джози все было в порядке, ей нравилось повременить с вечерней едой до возвращения Мамы с работы. Поэтому мы часто поднимались к Джози в спальню подождать Маминого приезда – и посмотреть, как Солнце отправляется на отдых.
Как Джози обещала, из заднего окна спальни открывался ясный вид через поля до самого горизонта, позволявший нам наблюдать, как Солнце в конце Своего дня опускается в землю. Хотя Джози всегда говорила «поле», на самом деле там было три поля, одно за другим, и, если приглядеться, можно было увидеть столбы, которые их разделяли. Трава на всех трех полях была высокая, и, когда дул ветер, она двигалась так, будто сквозь нее спешили невидимые прохожие.
Небо за этим задним окном спальни было гораздо обширней, чем небесный промежуток, который я видела из магазина, – и способно к удивительным переменам. Иногда оно было цвета лимона во фруктовой миске, а потом могло сделаться серым, как разделочная доска из сланца. Когда Джози была нездорова, оно могло иметь цвет ее рвоты или бледно окрашенного стула, порой на нем даже могла прожилками выступить кровь. Бывало так, что небо делилось на квадраты, у каждого – свой оттенок пурпурного.
У заднего окна спальни стоял мягкий, кремового цвета диван, который я про себя назвала Диваном С Пуговками. Хотя он смотрел в комнату, мы с Джози любили стоять на нем на коленях, положив руки на пухлую спинку, и глядеть в окно на небо и поля. Джози с большим уважением относилась к тому, как меня радовала последняя часть дневного пути Солнца, и мы старались не упускать возможности побыть в эти минуты на Диване С Пуговками. Однажды Мама вернулась с работы раньше обычного, и они с Джози разговаривали, сидя на табуретках у Островка, а я, чтобы дать уединение, отошла к холодильнику. Мама в тот вечер была в приподнятом настроении, говорила быстро, рассказывала забавное про людей в ее офисе, то и дело сама прерывала себя взрывами смеха и порой долго не могла его унять, чуть ли не задыхалась. Посреди этого разговора, когда показалось, что Мама вот-вот опять расхохочется, Джози перебила ее:
– Мама, все это замечательно. Но ты не против, если мы с Кларой на минутку поднимемся ко мне? Клара очень любит смотреть на закат, и если мы не пойдем сейчас, то пропустим.
Когда она это сказала, я оглянулась и увидела, что кухню наполнил вечерний свет Солнца. Мама смотрела на Джози во все глаза, и я подумала, что она сейчас рассердится. Но затем ее лицо смягчилось, появилась ее добрая улыбка, и она сказала:
– Ну конечно, дружочек. Иди. Смотри свой закат. А потом поужинаем.
Кроме полей и неба из заднего окна спальни было видно еще кое-что, любопытное для меня: темное, по очертаниям похожее на коробку, в конце самого дальнего поля. Оно не двигалось, когда вокруг шевелилась трава, и, когда Солнце опускалось так низко, что почти касалось травы, темный силуэт оставался перед Его сиянием. В тот самый вечер, когда Джози ради меня пошла на риск и готова была рассердить Маму, я показала ей на этот силуэт. Она тогда поднялась повыше на Диване С Пуговками и поднесла ладони к глазам, чтобы дать им тень.
– А, ты про сарай мистера Макбейна.
– Сарай?
– Может быть, не совсем сарай, потому что он открыт с двух сторон. Скорее навес, мне кажется. Мистер Макбейн хранит там всякое разное. Я ходила туда однажды с Риком.
– Удивительно, что Солнце опускается на отдых в такое место.
– Ну да, еще бы, – сказала Джози. – Если подумать, Солнцу дворец нужен как минимум. Может быть, мистер Макбейн, с тех пор как я там была, устроил там все по-дворцовому.
– Мне хотелось бы узнать, когда Джози туда ходила.
– О, давно уже. Мы с Риком совсем еще маленькие были. До того, как я заболела.
– Там было что-нибудь необычное поблизости? Ворота? Или, может быть, ступени спускались в землю?
– Не-а. Ничего такого. Просто сарай. А мы и сараю были рады, потому что были маленькие и очень устали, пока туда шли. Это было, заметь, не на закате, а днем. Если там и есть вход во дворец, то он скрыт. Может быть, двери отворяются, только когда Солнце уже совсем близко? Я видела в одном фильме что-то вроде этого: там у всех плохих главное убежище внутри вулкана, и то, что там наверху можно принять за озеро лавы, на самом деле крыша, она отодвинулась для них, когда они спустились на вертолетах. Может быть, дворец Солнца так же устроен. Но мы-то с Риком его не искали. Мы просто так туда отправились, а там нам жарко стало, и мы захотели в тень. Поэтому посидели немного в сарае мистера Макбейна, а потом пошли обратно. – Она мягко дотронулась до моей руки. – Мы правда ничего такого не увидели, жаль, но что поделаешь.
Солнце между тем стало коротенькой линией, сияющей сквозь траву.
– Уходит, – сказала Джози. – Будем надеяться, хорошо выспится.
– Мне хотелось бы узнать, кто был этот мальчик. Этот Рик.
– Рик? Мой лучший друг, только и всего.
– А… Понимаю.
– Слушай, Клара, я что-то не так сказала?
– Нет. Но… теперь моя обязанность быть лучшей подругой Джози.
– Ты моя ИП. Это другое. А Рик – ну, мы собираемся быть вместе всю жизнь.
От Солнца теперь осталась только розовая метка в траве.
– Рик ради меня что угодно готов сделать, – сказала она. – Но он слишком много беспокоится. Вечно беспокоится из-за всякого, что может нам помешать.
– Из-за чего он беспокоится?
– Ну, как тебе объяснить. Разные там любовно-романтические вещи. И, догадываюсь, есть еще кое-что.
– Еще кое-что?
– Но он зря беспокоится. Потому что у нас с ним все давным-давно решено. И перемениться не может.
– А где сейчас этот Рик? Он живет поблизости?
– Совсем рядом. Я вас познакомлю. Мне не терпится, чтобы вы встретились!
Я познакомилась с Риком на следующей неделе – в тот день я впервые увидела дом Джози снаружи.
Мы с Джози много раз дружески спорили о том, как взаимно расположены разные части дома. Она не соглашалась, например, что чулан для пылесоса находится прямо под большой ванной. Потом однажды утром, после очередного такого дружеского спора, Джози сказала:
– Клара, ты меня сводишь этим с ума. Как только закончу с профессором Хельмом, выведу тебя наружу. Посмотрим на все оттуда.
Этот план меня взволновал. Но вначале у Джози был урок, и я увидела, как она раскладывает на Островке свои бумаги и включает дощечку.
Чтобы дать ей уединение, я села не на соседнюю табуретку, а через одну. Вскоре стало понятно, что занятие идет негладко: голос преподавателя, вылетавший из-под наушников Джози, часто звучал укоризненно, она царапала что-то бессмысленно на своих рабочих листах, иногда отодвигала их подальше, так что они едва не падали в раковину. В какой-то момент я заметила, что она полностью отвлеклась из-за чего-то за большими окнами и совсем не слушает своего профессора. Чуть позже она сердито проговорила в экран:
– Да сделала же я это. Правда сделала. Почему вы мне не верите? Да, в точности так, как вы сказали!
Урок продлился дольше обычного, но в конце концов Джози сказала:
– Хорошо, профессор Хельм. Спасибо. Да. Конечно, сделаю. До свидания. Благодарю вас за сегодняшнее занятие.
Она со вздохом выключила дощечку и сняла наушники. Затем, увидев меня, мгновенно просветлела.
– Нет, Клара, я не забыла. Мы идем наружу, так? Дай только приду в нормальное состояние. Этот профессор Хельм, чтоб его, как я рада, что уже не надо на него пялиться! Живет где-то в жарком месте, это легко понять. Видно, как он потеет. – Она сошла с высокой табуретки и потянулась. – Мама сказала, если мы выходим наружу, надо всегда сообщать Мелании. Сходи скажи ей, пожалуйста, пока я одеваюсь.
Мне было видно, что Джози тоже взволнована, но ее волнение, я догадывалась, относилось к тому, что она увидела в большие окна во время урока. Как бы то ни было, я отправилась в Открытую Планировку искать Помощницу Меланию.
Открытая Планировка – это была самая большая комната в доме. В ней стояли два дивана и несколько мягких прямоугольных сидений; еще были подушки, лампы, растения и угловой письменный стол. Когда я открыла в тот день скользящую дверь, обстановка за ней была сцеплением решеток, фигура Помощницы Мелании в этом сложном рисунке едва различалась. Но все-таки я разглядела ее – она сидела с прямой спиной на краю мягкого прямоугольника и усердно что-то делала на своей дощечке. Она посмотрела на меня недружелюбно, но, когда я сказала ей, что Джози хочет выйти наружу, она оттолкнула дощечку в сторону и прошагала из комнаты мимо меня.
Джози я нашла в прихожей, она надевала свою любимую коричневую стеганую куртку, в которой иногда ходила и дома, когда ей нездоровилось.
– Ну что, Клара. Даже не верится, что ты столько у нас прожила и ни разу не выходила.
– Да, я никогда не была снаружи.
Джози посмотрела на меня секунду-другую, потом спросила:
– Ты хочешь сказать, что никогда вообще снаружи не была? Не только здесь, но совсем нигде?
– Да, это так. Я была в магазине. Теперь я здесь.
– Ого. Значит, для тебя это будет событие! Бояться там нечего, поняла меня? Никаких диких животных, ничего такого. Ну, пошли.
Когда Помощница Мелания открыла входную дверь, я почувствовала, как в прихожую вливается новый воздух – и Солнечное питание. Джози улыбнулась мне, ее лицо наполнила доброта, но затем между нами втиснулась Помощница Мелания, и я не успела ничего сообразить, как она взяла руку Джози и засунула ее под свою руку. Джози тоже была удивлена, но не воспротивилась, и я согласилась мысленно: снаружи для меня все ново, и Помощница Мелания не зря сомневается, что я смогу там надежно оберегать Джози. Так что они вдвоем пошли впереди, а я следом.
Мы вступили на рассыпанные камешки – я предположила, что их нарочно разбросали для шершавости, ради машины. Ветер был мягкий и приятный, и я удивилась, что высокие деревья на холме даже сейчас гнут ветки и машут ими под его натиском. Но вскоре мне пришлось сосредоточиться на ходьбе, потому что среди рассыпанных камешков было много углублений, видимо, от колес машины.
Вид передо мной был мне знаком: он открывался из переднего окна спальни. Следуя за Джози и Помощницей Меланией, я вышла на дорогу, она была гладкая и твердая, как самый настоящий пол, мы двигались по ней некоторое время до и после того, как по обе стороны возникла стриженая трава. Мне хотелось оглянуться на дом – увидеть его так, как увидел бы прохожий, и подтвердить свои оценки, – но Джози и Помощница Мелания все шли и шли, их руки были по-прежнему сцеплены, и я не решалась приостановиться.
С какого-то момента мне уже не нужно было такое внимание обращать на ходьбу, я подняла глаза и увидела слева травянистый склон, а на нем, у самого верха, движущуюся фигуру подростка. По моей оценке, ему было пятнадцать, но я не могла быть уверена, потому что видела только силуэт на фоне бледного неба. Джози направилась к склону, и Помощница Мелания что-то сказала – в помещении я, наверное, расслышала бы, но снаружи звук ведет себя иначе. Как бы то ни было, я поняла, что возникло несогласие. Я услышала, как Джози сказала:
– Но я хочу познакомить с ним Клару.
Были еще какие-то слова, которых я не разобрала, а затем Помощница Мелания сказала: «Ладно, недолго только» – и отпустила руку Джози.
– Пойдем, Клара, – сказала Джози, обернувшись ко мне. – Поднимемся к Рику.
Когда мы поднимались по зеленому склону, у Джози сбилось дыхание, и она плотно прижалась ко мне. Поэтому назад я смогла бросить только короткий взгляд, но успела заметить, что позади нас не только дом Джози, но и еще один дом, стоящий чуть подальше в полях, – соседний дом, которого нельзя было увидеть от Джози ни из какого окна. Мне не терпелось изучить внешний вид обоих домов, но надо было сосредоточиться на том, чтобы с Джози не случилось ничего неприятного. На вершине холма она остановилась отдышаться, но подросток не поздоровался с нами и даже не посмотрел в нашу сторону. Он держал в руках какое-то круглое устройство и смотрел на небо между двумя домами, где несколько птиц летели стаей, и я быстро сообразила, что это механические птицы. Он не сводил с них глаз, и, когда он дотронулся до своего пульта, птицы перестроились в небе.
– Ух ты, красота какая, – сказала Джози, все еще тяжело дыша. – Новые?
Рик не отвел от птиц взгляда, но ответил:
– Последняя пара – новые. Они отличаются, это заметно.
Птицы по дуге устремились к нам, и теперь они парили прямо над нашими головами.
– Да, но ведь настоящие птицы тоже не все одинаковые, – сказала Джози.
– Это верно. По крайней мере я теперь добился, чтобы команду воспринимала вся группа. Вот, Джози, смотри.
Механические птицы начали спускаться и одна за другой садились на траву перед нами. Но две остались в воздухе, и Рик, нахмурившись, еще раз нажал на пульт.
– Черт. Все-таки непорядок.
– Ну что ты, Рикки, они так здорово летают.
Джози стояла на удивление близко к Рику, она не касалась его, но ее поднятые ладони лишь чуть-чуть отстояли от его спины и левого плеча.
– Этой паре нужна полная перенастройка.
– Не волнуйся, ты все сможешь наладить. Слушай, Рикки, ты не забыл про вторник?
– Не забыл. Но, Джози, я же не сказал, что приду.
– Да ладно! Ты согласился!
– Черта с два я согласился. Так или иначе, не думаю, что твои гости будут очень мне рады.
– Я хозяйка и приглашаю кого хочу. Мама будет страшно довольна. Ну что ты, Рик, мы же все это обсудили вдоль и поперек. У нас есть наш план, и если мы серьезно настроены, то обязаны проходить через такое вместе. Тебе надо так же хорошо это уметь, как я. И с какой стати я должна встречать всю эту толпу одна?
– Ты не одна будешь. У тебя теперь есть ИП.
Последние две птицы опустились на траву. Он коснулся пульта, и все они перешли в спящий режим у его ног.
– Господи, а я вас даже еще не познакомила! Рик, это Клара.
Рик не сводил глаз с пульта и не смотрел в мою сторону.
– Ты говорила, что никогда не заведешь себе ИП, – сказал он.
– Это давным-давно было.
– Говорила – никогда не заведешь.
– А теперь передумала, ну и что? Кроме того, Клара – не простая ИП. Клара, скажи что-нибудь Рику.
– Говорила – никогда.
– Да хватит тебе, Рик! Мало ли что мы говорим, когда мы маленькие. Почему мне нельзя иметь ИП?
Обе ее ладони уже лежали на левом плече Рика, она оперлась на него, как будто хотела уменьшить его рост, сделаться с ним вровень. А Рик, похоже, не имел ничего против ее прикосновения – оно было для него, видимо, чем-то нормальным, – и мне подумалось, что, может быть, на свой лад этот мальчик так же важен для Джози, как Мама; и что его цели, возможно, в чем-то близки к моим и я должна внимательно к нему присмотреться, чтобы понять его место в жизненном рисунке Джози.
– Я очень рада знакомству с Риком, – сказала я. – Мне хочется узнать, живет ли он в том соседнем доме. Странно, но я не замечала этот дом раньше.
– Угу, – сказал он, по-прежнему не глядя на меня прямо. – Да, я там живу. Мы с мамой.
Мы все теперь повернулись к домам, и в первый раз я смогла по-настоящему рассмотреть дом Джози снаружи. Он оказался чуть меньше, чем я думала, углы крыши немного острее, но в остальном все более или менее отвечало моим оценкам изнутри. Стены были составлены из аккуратно перекрывающихся досок, все они были выкрашены в почти белый цвет. Дом представлял собой три отдельные коробки, которые создавали единую сложную пространственную фигуру. Дом Рика был меньше, и не только потому, что отстоял дальше. Он тоже был из деревянных досок, но проще по структуре: одна коробка, в высоту больше, чем в ширину, посреди травы.
– Рик и Джози, наверное, росли бок о бок, – сказала я Рику. – Так же как стоят ваши дома.
Он пожал плечами.
– Угу. Бок о бок.
– Мне думается, у Рика британский выговор.
– Да, наверное, есть немного.
– Я рада, что у Джози такой хороший друг. Надеюсь, что мое присутствие никогда не будет мешать этой прекрасной дружбе.
– И я надеюсь. Но дружбе разное может помешать.
– Так, ну все, хватит! – донесся от подножия холма крик Помощницы Мелании.
– Иду! – крикнула Джози в ответ. Потом сказала Рику:
– Слушай, Рикки, я от этой встречи не больше удовольствия получу, чем ты. Мне надо, чтобы ты был. Приходи обязательно.
Рик был опять сосредоточен на своем пульте; птицы дружно поднялись в воздух. Джози смотрела на них, не снимая ладоней с его плеча, так что она и Рик образовывали единую фигуру на фоне неба.
– Так, а ну пошла мне назад! – скомандовала Помощница Мелания. – Ветер какой! Помереть думала, да?
– Иду, иду! – А Рику Джози тихо сказала: – Во вторник к ланчу, хорошо?
– Хорошо.
– Умница, Рикки. Значит, обещал. А Клара свидетельница.
Убрав ладони с его плеча, она отошла. Затем, держась за мою руку, повела меня вниз.
Мы спускались не по тому склону, по какому поднимались, и этот спуск, я увидела, должен был привести нас прямо ко входу в дом Джози. Тут было круче, и внизу Помощница Мелания начала было протестовать, но потом сдалась и заторопилась вокруг холма, чтобы встретить нас. Когда мы шли вниз по стриженой траве, я обернулась и увидела фигуру Рика, опять силуэт на фоне неба. Он смотрел не на нас, а вверх – туда, где в сером воздухе парили его птицы.
Когда мы вернулись в дом и Джози повесила свою стеганую куртку, Помощница Мелания сделала ей йогуртовое питье, и мы вдвоем, пока Джози пила его через соломинку, сидели у Островка.
– Не верится, что ты первый раз была снаружи, – сказала она. – Ну и как тебе?
– Мне очень понравилось. Ветер, другая акустика, все было так интересно. – Потом я добавила: – И само собой, чудесно было познакомиться с Риком.
Джози щипала свою соломинку чуть выше того места, где она выходила из питья.
– Вряд ли он такое уж сильное впечатление произвел. Он иногда стесняется. Но он замечательный. Когда я болею и стараюсь думать о хорошем, я думаю про все, что мы собираемся делать вместе. Он точно придет на эту встречу.
В тот вечер, как они часто делали во время ужина, они погасили все лампы, кроме тех, что светили на сам Островок. Я тоже была на кухне, как обычно, потому что Джози так нравилось, но, давая уединение, стояла в полутьме лицом к холодильнику. Несколько минут я слушала, как Джози с Мамой ведут легкую беседу во время еды. Затем, все тем же легким тоном, Джози спросила:
– Мама, раз у меня такие хорошие оценки, мне правда она нужна – эта встреча у нас дома, эта социализация?
– Конечно, дружочек. Умной быть недостаточно. Надо уметь общаться, ладить с другими.
– Мама, я умею ладить. Но только не с этими.
– Это твоя группа по возрасту и уровню. А в колледже тебе с кем только не придется иметь дело. У меня, когда я поступала в колледж, позади были годы и годы, когда я общалась со сверстниками каждый день. Но для тебя, для твоего поколения все будет очень непросто, если не приложить усилий сейчас. Плохо получается в колледже обычно у тех, у кого было мало встреч.
– До колледжа еще далеко, мама.
– Не так далеко, как тебе кажется. – Потом, более мягко, Мама сказала: – Не упрямься, дружочек. Ты можешь познакомить Клару со своими друзьями. Им будет с ней очень приятно и весело.
– Не друзья они мне, мама. И раз я хозяйка, я хочу, чтобы пришел Рик.
Несколько секунд позади меня было тихо. Потом Мама сказала:
– Хорошо. Мы, конечно, можем его позвать.
– Но ты думаешь, что это плохая идея, так ведь?
– Нет. Вовсе нет. Рик очень хороший. И он наш сосед.
– Значит, он приходит, так?
– Только если хочет прийти. Это должно быть его решение.
– Ты думаешь, другие будут обращаться с ним грубо?
После еще одной паузы Мама сказала:
– Не вижу для этого никаких оснований. Если кто-то поведет себя неподобающе, то покажет этим только свою недоразвитость.
– Значит, нет причины, чтобы Рик не приходил.
– Причина, Джози, может быть только одна: если он сам не хочет.
Потом в спальне, когда мы были только вдвоем и Джози уже лежала в постели, она тихо сказала:
– Надеюсь, Рик придет на эту жуткую встречу.
Несмотря на позднее время, я была рада, что она заговорила про социализацию, потому что многое в ней было мне неясно.
– Да, и я тоже надеюсь, – сказала я. – Молодые люди придут со своими ИД и ИП?
– Не-а. Не принято. Но ИД или ИП из дома, где все происходит, обычно присутствует. Особенно если недавно купили, как тебя. Они все пожелают тебя изучить.
– Значит, Джози хочет, чтобы я присутствовала.
– Конечно, хочу. Но большого удовольствия не жди. Эти собрания – дрянь, точно тебе говорю.
Утром в день социализации Джози была полна беспокойства. После завтрака вернулась в спальню, стала примерять разную одежду, и, даже когда мы услышали первых гостей и Помощница Мелания позвала ее в третий раз, она все еще причесывалась. Наконец под звук многих голосов, доносившихся снизу, я сказала ей:
– Мне кажется, нам с Джози пора спуститься к ее гостям.
Только теперь она уронила щетку для волос на туалетный столик и поднялась.
– Ты права. Куда деваться, пошли.
Спускаясь по лестнице, я увидела, что прихожая полна незнакомых людей, они разговаривали шутливыми голосами. Это были сопровождающие взрослые – все женщины. Более молодые голоса долетали из Открытой Планировки, но скользящая дверь была задвинута, поэтому гости Джози пока еще не были нам видны.
Джози остановилась передо мной на лестнице за четыре ступеньки до пола. Может быть, даже повернула бы назад, если бы одна из взрослых не обратилась к ней:
– Привет, Джози! Как дела?
Джози подняла руку, и тут Мама, двигаясь через скопление взрослых в прихожей, сделала жест в сторону Открытой Планировки.
– Туда, туда иди! – громко сказала она. – Твои друзья тебя ждут.
Мне подумалось, что Мама еще что-нибудь скажет в подкрепление этому, но ее окружили другие взрослые с разговорами и улыбками, и ей пришлось отвернуться от нас. Джози – теперь, похоже, осмелев – спустилась по оставшимся ступенькам в толпу. Я шла следом, ожидая, что она направится к Открытой Планировке, но вместо этого она стала протискиваться мимо взрослых ко входной двери, которая была открыта и впускала свежий воздух. Джози двигалась так, словно у нее была ясная цель, и постороннему могло бы показаться, что у нее какое-то важное поручение от гостей. Как бы то ни было, никто ее не задерживал, а я, следуя за ней, слышала вокруг много голосов. Кто-то говорил: «Да, профессор Кван прекрасно учит наших детей математической физике. Но это не дает ему права быть с нами невежливым». Другой голос произнес: «Европа. Лучшие домработницы по-прежнему из Европы». Кое-кто приветственно обращался к Джози, когда она шла мимо, и вот мы стоим у входной двери, осязая наружный воздух.
Джози выглянула, поставив одну ногу на порог, и крикнула наружу:
– Иди сюда! Что ты там делаешь?
Потом схватилась за косяк двери и высунулась под углом.
– Да скорее же! Все уже здесь!
Рик появился в дверном проеме, и Джози, взяв его за локоть, потянула его в прихожую.
Одет он был, как тогда на травянистом холме, в обычные джинсы и свитер, но взрослые, судя по всему, мгновенно обратили на него внимание. Их голоса не умолкли, но сделались тише. Потом сквозь толпу подошла Мама.
– Здравствуй, Рик! Добро пожаловать! Входи, входи. – Она завела ладонь ему за спину, побуждая идти вперед, ко взрослым гостям. – Внимание, это Рик. Наш добрый друг и сосед. Некоторые из вас уже с ним знакомы.
– Здравствуй, Рик, как дела? – сказала женщина поблизости. – Молодец, что выбрался.
Взрослые начали наперебой здороваться с Риком, говорили ему добрые слова, но в их голосах мне слышалась странная осторожность. Мама, говоря громче всех, спросила:
– Рик, послушай. Как твоя мама? Она давно к нам не заходила.
– Все хорошо, спасибо, миссис Артур.
Когда Рик ей отвечал, все утихли. Высокая женщина позади меня спросила:
– Я правильно поняла, что ты живешь поблизости, Рик?
Рик переводил взгляд с лица на лицо, чтобы понять, кто задал вопрос.
– Да, мэм. По правде говоря, наш дом единственный, какой можно увидеть, если выйти наружу. – Он издал маленький смешок и добавил: – Помимо этого дома, конечно.
Все громко засмеялись, услышав это добавление, а Джози, стоявшая с ним рядом, нервно улыбнулась, как будто сделала это замечание сама. Другой голос произнес:
– Тут столько чистого воздуха. Отличное место, чтобы расти и взрослеть.
– Тут очень хорошо, благодарю вас, – сказал Рик. – Если только не нужна быстрая доставка пиццы.
Все рассмеялись еще громче, на этот раз включая Джози, которая сияла от радости.
– Ну так вперед, Джози, – сказала Мама. – Веди Рика к гостям. Ты сегодня хозяйка для всей компании. Иди же, иди.
Взрослые посторонились, и Джози, по-прежнему держа Рика за локоть, повела его к Открытой Планировке. Ни она, ни он не смотрели на меня, и я сомневалась, идти мне следом или нет. Они отдалились, взрослые опять заполнили прихожую, а я все еще стояла у входной двери. Прозвучал новый голос поблизости:
– Приятный мальчик. Сказал, живет по соседству? Я не расслышала.
– Да, Рик наш сосед, – сказала Мама. – Они с Джози дружат с незапамятных времен.
– Чудесно.
Потом крупная женщина, похожая по очертаниям на кухонный блендер, сказала:
– И такой умница, судя по всему. Страшно жаль, что такому мальчику ничего не светит.
– Я бы и не подумала даже, – произнес еще один голос. – Он так хорошо себя подает. Британский выговор у него, да?
– Очень важно, – сказала женщина-блендер, – чтобы это поколение училось находить общий язык с кем угодно. Питер постоянно это повторяет. – Затем, когда еще не утих одобрительный гул других голосов, она спросила Маму: – Его родители что… просто подумали и решили отказаться? Испугались?
Добрая улыбка сошла с лица Мамы, и все, кто слышал, замолчали. И сама женщина-блендер застыла в ужасе. Потом протянула к Маме руку.
– Ох, Крисси. Что я несу? Я не хотела…
– Все хорошо, – сказала Мама. – Не бери в голову.
– Ох, Крисси, прости меня ради бога. Я такая дура иногда. Я только хотела сказать…
– Это наш самый большой страх, – раздался рядом более твердый голос. – Каждой из нас, присутствующих здесь.
– Все хорошо, – сказала Мама. – Давайте это оставим.
– Крисси, – промолвила женщина-блендер. – Я только хотела сказать, что такой приятный мальчик…
– Кому-то из нас повезло, кому-то нет.
Сказавшая это чернокожая женщина шагнула вперед и нежно дотронулась до Маминого плеча.
– Но Джози здорова сейчас, да? – спросил другой голос. – Она выглядит намного лучше.
– У нее бывают хорошие дни, бывают плохие, – сказала Мама.
– Выглядит она гораздо лучше.
Женщина-блендер сказала:
– У нее все будет хорошо, я уверена. Ты так храбро поступила после всего, через что прошла. Джози когда-нибудь скажет тебе огромное спасибо.
– Пам, пошли. – Чернокожая женщина протянула руку и повела было женщину-блендер в сторону. Но Мама, глядя на женщину-блендер, тихо сказала:
– А Сал, по-твоему, сказала бы мне спасибо?
Услышав это, женщина-блендер расплакалась.
– Ну прости же меня, прости ради бога. Я такая дура, стоит мне только открыть рот, как… – Она громко всхлипнула и во весь голос продолжила: – Видите теперь все, видите, что глупее меня никого на свете нет? Просто мальчик такой приятный, и так несправедливо… Крисси, прости меня.
– Очень тебя прошу, не бери в голову. – Мама, делая теперь большее усилие, потянулась к женщине-блендеру и слегка ее обняла. Та мигом обняла ее в ответ и плакала дальше, положив подбородок на Мамино плечо.
Стояла неловкая тишина, потом чернокожая женщина бодро сказала:
– А у них там, кажется, все идет неплохо. Если бы они там все передрались, мы бы слышали.
Раздался дружный смех, а потом Мама промолвила новым голосом:
– Ну что же мы тут стоим? Прошу всех на кухню. Мелания опять испекла свои чудесные национальные пирожные.
Прозвучал чей-то притворный шепот:
– По-моему, мы для того все тут медлим… чтобы подслушивать!
Это вызвало еще один взрыв смеха, и Мама вновь заулыбалась.
– Если мы им понадобимся, – сказала она, – то услышим об этом. Пойдемте, милости прошу.
Когда взрослые двинулись на кухню, мне лучше стали слышны голоса из Открытой Планировки, но слов я разобрать не могла. Одна взрослая, проходя мимо меня, сказала:
– Наша Дженни была так расстроена после той последней встречи. Мы целый уик-энд потратили на то, чтобы объяснить ей, как она неверно все интерпретировала.
– Клара. Ты еще здесь.
Передо мной стояла Мама.
– Да.
– А почему не там? Не с Джози?
– Но… она меня туда не повела.
– Иди. Ты ей там нужна. И другие хотят с тобой познакомиться.
– Да, конечно. Тогда, разрешите, я пойду.
Солнце, заметив такое обилие мальчиков и девочек в одной комнате, вливало Свое питание через широкие окна Открытой Планировки. Два дивана, мягкие прямоугольные сиденья, низкие столики, растения в горшках, фотоальбомы – с этим хитросплетением я в предыдущие дни долго и трудно осваивалась, а теперь все так преобразилось, что комнату было не узнать. Подростки были повсюду, их сумки, курточки, дощечки лежали по всему полу и на других поверхностях. Вдобавок все пространство комнаты вплоть до дальней стены разделилось на двадцать четыре прямоугольные секции, расположенные в два яруса. Из-за этого разбиения получить общую картину того, что передо мной, было нелегко, но постепенно я разобралась. Джози разговаривала с тремя гостьями в середине комнаты. Их головы почти соприкасались, и стояли они так, что верхние части лиц, включая глаза, оказались в секции верхнего яруса, а рты и подбородки были втиснуты в нижнюю секцию. Большинство подростков были на ногах, некоторые перемещались между секциями. У дальней стены трое мальчиков расположились на модульном диване, и хотя они сидели врозь, головы находились в одной и той же секции, в то время как вытянутая нога сидевшего ближе к окну пересекала всю соседнюю секцию и заканчивалась в следующей. У трех секций с мальчиками на диване был неприятный цветовой оттенок – нездоровая желтизна, – и мне на короткое время сделалось тревожно. Потом этих мальчиков, двигаясь по комнате, начали заслонять другие гости, и я переключилась на звучавшие вокруг голоса.
Хотя какая-то из девочек, когда я вошла, сказала: «Ой, вот новая ИП, до чего же она милая!» – почти все голоса, что я слышала, обсуждали Рика. Джози, похоже, совсем недавно стояла около него, но разговор с гостьями вынудил ее повернуться к нему спиной, и он теперь был один и ни с кем не разговаривал.
– Он друг Джози. Живет рядом, – сказала девочка позади меня.
– Надо с ним поласковей, – сказала другая. – Ему, наверное, тут с нами не по себе.
– Зачем Джози его позвала? Ему, конечно, не по себе сейчас.
– Давай что-нибудь ему предложим. Чтобы почувствовал, что ему рады.
Девочка – она была худая и с необычно длинными руками – взяла металлическое блюдо с шоколадками и направилась к Рику. Я тоже вдвинулась подальше в комнату и услышала, как она говорит ему:
– Прости, пожалуйста. Хочешь конфетку?
Рик до этого смотрел на Джози, говорившую с тремя гостьями, но теперь повернулся к девочке с длинными руками.
– Бери, – сказала она, поднимая блюдо повыше. – Они хорошие.
– Спасибо большое. – Он поглядел на блюдо и выбрал шоколадку, завернутую в блестящую зеленую бумагу.
Хотя голоса продолжали звучать по всей комнате, я поняла, что вдруг каждый – и Джози тоже, как и ее собеседницы, – стал смотреть на Рика.
– Нам всем очень приятно, что ты пришел, – сказала длиннорукая девочка. – Сосед Джози, да?
– Да, я ее сосед. Первый же дом отсюда.
– Первый же дом? Классно пошутил! Только твой дом и этот, больше никаких домов вокруг неизвестно на сколько миль!
Три девочки, с которыми беседовала Джози, теперь присоединились к длиннорукой, беспрерывно улыбаясь Рику. Джози, однако, оставалась, где была, и ее глаза смотрели беспокойно.
– Это правда, – с быстрым смехом отозвался Рик. – Но дом-то все равно первый, он же и последний.
– Ну еще бы! Тебе наверняка тут нравится жить. Тихо так, мирно.
– Очень мирно. Все замечательно, пока в кино не захочется пойти.
Рик, я знала, надеялся, что все, кто слушает, рассмеются, как взрослые, когда он сказал про доставку пиццы. Но четыре девочки просто продолжали смотреть на него участливыми глазами.
– А ты что же, на своем ди-эс кино не смотришь? – спросила в конце концов одна из них.
– Иногда смотрю. Но мне нравится ходить в настоящее кино. Большой экран, мороженое. Мы это любим с мамой. Беда в том, что так долго ехать.
– У нас кинотеатр в конце квартала, – сказала длиннорукая. – Но мы редко ходим.
– Ух ты! Он кино любит!
– Мисси, ну что ты. Прошу прощения за свою сестрицу. Значит, тебе нравится кино. Расслабляться помогает, да?
– Уверена, что ты любишь боевики, – сказала девочка по имени Мисси.
Рик посмотрел на нее. Потом улыбнулся:
– Иногда они ничего. Но мы с мамой любим старые фильмы. Все так по-другому было тогда. Смотришь эти фильмы и видишь, какие были рестораны. Как люди одевались.
– Но боевики ты любишь, верно? – сказала длиннорукая. – Погони на машинах и тому подобное.
– Слушайте, – сказала еще одна девочка за моей спиной. – Он говорит, он ходит в кино с мамой. До чего же мило.
– Твоей маме не хочется, чтобы ты ходил с друзьями?
– Нет, не совсем так. Просто… нам с мамой нравится ходить вместе.
– А ты видел «Золотой стандарт»?
– Его маме такое не понравилось бы точно!
Джози теперь подошла и встала перед Риком.
– Ну что с тобой, Рик. – В ее голосе была злость. – Расскажи им, что ты любишь смотреть. Вот и все, о чем они просят. Что ты любишь смотреть?
Еще несколько гостей собрались теперь вокруг Рика и частично заслонили его от меня. Но я увидела, как что-то в нем изменилось в этот момент.
– Что я люблю смотреть? – Он обращался не к Джози, а ко всем остальным. – Я люблю фильмы, где происходят разные ужасы. Насекомые вылезают у людей изо рта, всякое такое.