Утром меня разбудили громкие звуки. Ничего толком спросонья не понимая, я босиком подбежал к окну. Звуки неслись с улицы. Большой духовой оркестр старательно наяривал громкий похоронный марш. Перед оркестром медленно двигалась траурная процессия, несущая полированный гроб с медными ручками и отделкой тоже из меди. Все это двигалось от нашего дома по направлению к видневшемуся вдали кладбищу. Оркестр играл от души. Звуки труб надрывали сердце.
– Эй! – влетел я в спальню родителей. – А вы говорили, что здесь не хоронят. Смотрите!
Впрочем, призыв мой был излишен. Предки уже и так стояли возле своего окна и смотрели, а также слушали.
– Не понимаю, чему ты, милый мой, радуешься, – сказал мне отец.
Я немного смутился.
– Да, вообще-то, конечно, чего уж тут радоваться, когда кто-то там умер.
– Дело совсем в другом, – оборвал меня предок. – Понимаешь, нас обманули. Нахально обманули. Если тут каждый день будут продолжаться похороны в сопровождении духового оркестра, то нам придется срочно отсюда съезжать.
Отец еще хотел к этому что-то добавить, но тамбурмажор подал оркестру энергичную команду. Тарелки, трубы и барабаны оглушительно грянули, захлестнув своей скорбной волной все остальные звуки, в числе которых был голос моего предка.
– О господи! – схватилась за голову мать. – Нет, это действительно невыносимо!
– Совсем обнаглели, – поддержал отец.
Оркестр тем временем перешел с бурного форте на траурное пиано. Жизнь стала немного легче, но не скажу, чтобы веселее. Теперь, когда траурный марш звучал тише, стали слышны скорбные всхлипы толпы.
– Я только одного не понимаю, – продолжал возмущаться отец. – Посмотрите, какой у них катафалк тут стоит, – он указал на блестевшую черным лаком машину, которую почему-то оставили возле нашего дома. – Неужели этого, в гробу, не могли до самой могилы довезти?
– Игорь, – перебила мать. – Откуда ты знаешь, что в гробу «этот», а не, например, «эта»?
– Мне так кажется, – отмахнулся отец, – но, вообще-то, мне без разницы. Важен сам факт. И этот факт мне лично не нравится.
В тот момент, когда мы, немного очухавшись, сели завтракать, с улицы раздалась громкая стрельба. Отец вылетел на лоджию. Мы последовали за ним. Оказалось, что палят в воздух возле могилы.
– Похоже на воинские почести, – сказал отец.
Стрельба прекратилась. Оркестр заиграл российский гимн.
– И впрямь почести, – уверился в своих предположениях предок.
– Видно, какой-то важный государственный деятель, – предположила мать.
– Важных государственных на такое кладбище не повезут, – возразил отец.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – сказала мать.
– Понятно лишь то, что нас обманули, – снова завел свое предок. – Надо же так влипнуть. Из центра Москвы попали прямо на кладбище.
– Погоди, Игорь, – вмешалась мать. – По-моему, это все-таки недоразумение. Мы с тобой на эту квартиру столько раз приезжали – и ни одних похорон.
Мы вернулись на кухню к прерванному завтраку. Папа сосредоточенно молчал. Меня вдруг осенило:
– Надо у Жанны спросить. Они ведь сюда уже месяц назад переехали. И ее окна на эту сторону выходят. Вот я после завтрака схожу и выясню, хоронят тут или нет.
– А вещи разбирать? – строго взглянули на меня оба родителя.
Я ответил, что большую часть уже раскидал по шкафам вчера, а остальное доразберу вечером.
– Ладно, – сдался отец. – Беги к своей Жанне. Только чтобы к обеду вернулся.
Быстренько собравшись, я позвонил к соседям. За дверью послышался звонкий лай. Затем щелкнул замок. Из дверей вылетело нечто маленькое и черное. Оно завертелось волчком.
– Пирс, фу! – выбежала из квартиры Жанна. – Ко мне!
Существо замерло и оказалось лохматым, усатым и бородатым песиком.
– Это твой? – посмотрел я на Жанну.
– Естественно, мой, – усмехнулась она. – А ты думаешь, одолжили?
– Да нет. Не думаю, – смутился я. – А какой он породы?
– Двортерьер, – ответила Жанна. – Метис. Нам с мамой хозяева его матери, – перевела она взгляд на Пирса, – сказали, что он помесь скотчтерьера и блускайтерьера. Но, возможно, у него были еще какие-то родственники. Других, так сказать, пород.
– Неважно, – заявил я. – Все равно он очень симпатичный.
Никогда раньше не думал, что собакам настолько нравятся комплименты. Едва услышав мои слова, Пирс взвился в воздух, лизнул мою щеку и снова приземлился на все четыре лапы.
– Ну и прыгун, – с удивлением произнес я.
– Что имеем, то при нас, – кивнула Жанна. – Ты явно Пирсу понравился. Обычно он чужих не облизывает. Пирсик! Пирсик! Ко мне!
Пес тут же прыгнул хозяйке на руки.
– Ну, заходи, раз пришел, – позвала меня в квартиру Жанна. – Ты, кстати, вовремя. Потому что мы с Пирсом только что с прогулки вернулись.
– Значит, ты больше уже не пойдешь?
Видимо, у меня сделалось очень разочарованное лицо. Потому что Жанна торопливо проговорила:
– С чего ты взял? Да мы вчера договорились погулять.
Мы вошли в переднюю. Жанна захлопнула дверь. Из кухни немедленно показалась худая темноволосая женщина в маленьких круглых очках и с дымящейся сигаретой во рту.
– Мама! – строго воскликнула Жанна. – Опять ты куришь на кухне. Мы же договорились.
– Я курила на балконе, – виновато ответила Жаннина мать. – А потом услышала, что к нам кто-то пришел. Имею я право посмотреть?
– Здравствуйте, – выдавил из себя я.
– Здравствуй, – кивнула она. – Ты, наверное, учишься с Жанночкой?
– Во-первых, перестань сюсюкать и называть меня Жанночкой, – топнула ногой дочь. – Во-вторых, он еще со мной не учится. А в-третьих, это Федя из соседней квартиры. Я же тебе рассказывала. Они только вчера переехали, и мы с ним в лифте застряли.
– Замечательно! Очень приятно! Будем знакомы! Меня зовут Юлия Павловна!
Она энергично тряхнула головой, и пепел с ее сигареты упал на пол.
– Мама! – заорала Жанна. – Я только вчера пылесосила!
– Прости, Жанночка, сейчас подмету, – пролепетала мать.
– Мама! – последовал новый возглас дочери.
Я понял, из-за чего она обозлилась. Юлия Павловна вновь назвала ее Жанночкой. Стремясь разрядить обстановку, я очень вежливо произнес:
– Мне тоже очень приятно, Федя.
Наверное, выглядело это ужасно глупо. Жанна прыснула в кулак и отвернулась. Потом, по-прежнему не глядя на нас, сдавленным голосом сказала:
– Ладно, ма. Мы с Федей пойдем погуляем.
– Идите, – разрешила Юлия Павловна.
Мне показалось, она даже рада, что ее на какое-то время оставили наедине с сигаретой. Жанна, точно поняв, о чем я подумал, крикнула:
– И чтобы дома больше мне не курить! Пирс, ко мне!
Песик немедленно подлетел к хозяйке. Та ловко нацепила на него ошейник и пристегнула поводок. Мы вышли на лестничную площадку.
Я нерешительно потоптался на месте:
– Жанна, может, на лифте попробуем?
– Ну уж нет! – решительно запротестовала она. – Пешком надежней.
Бегом спустившись на первый этаж, мы побрели вокруг дома.
– Слушай! – вспомнил наконец я, зачем, собственно, пошел к Жанне. – А такие похороны тут часто бывают? А то мои предки с утра чуть не рехнулись.
– А-а, – понимающе прыснула девочка. – Значит, на вас тоже произвело впечатление.
– Произвело, – подтвердил я. – В особенности оркестр и стрельба.
– Нам с матерью тоже понравилось, – коротко хохотнула Жанна. – Но вообще-то, такое тут в первый раз. Кладбище уже лет тридцать, как закрыли. Мать перед переездом специально узнавала.
– Предок мой тоже перед переездом узнавал, – сообщил я. – А сегодня орет, что его обманули.
– Не обманули, – покачала головой Жанна. – Ты знаешь, кого сегодня похоронили?
– Естественно, нет, – сказал я.
– Случай уникальный, – начала объяснять девочка. – Хоронили самого Князя Серебряного.
– Кого-о? – ошалело вылупился я.
– Князь Серебряный – главный местный авторитет. Здесь родился. Здесь вырос. Здесь помер, – в телеграфном стиле сообщила моя подруга. – Вернее, не совсем помер. Его это… говорят, убили.
– Как? – резко остановился я.
– Как, не знаю, – развела руками Жанна. – Но Князь Серебряный завещал похоронить себя исключительно на этом кладбище. У него там все предки лежат.
– А это-то ты откуда узнала? – удивился я. – Он чего, ваш знакомый?
– Все гораздо проще, Федя. Мне собачники во дворе рассказали. Мы с Пирсом как раз гулять вышли, когда вся эта кавалькада на «Мерседесах» и с катафалком подъехала. Народ, естественно, сбежался смотреть. А у нас тут, как в большой деревне. Всё про всех все знают. Ну и начали друг другу рассказывать про Князя Серебряного. А мы с Пирсом просто стояли и слушали. Теперь могу биографию этого Князя писать.
– А почему он Князь Серебряный?
– Ну, Князь он, потому что прадедушка у него был из настоящего княжеского рода. Еще при царе. А Серебряный – просто за цвет волос. Они были у него совсем седые. Но главное, покойник весь наш район контролировал. Видно, считал, что это его княжество.
За разговором мы обошли дом. Роскошного катафалка фирмы «Роллс-Ройс» уже не было. Часть машин как раз отъезжала, а часть еще оставалась на месте. Вереница людей в черном медленно брела с кладбища.
– Слушай, – загорелась Жанна. – А пошли посмотрим, где Князь Серебряный похоронен.
У меня по спине пробежал холодок. Не люблю я, знаете, эти кладбища. Даже днем. Но не мог же я признаться Жанне.
– А нас туда пустят? – только и спросил я.
– Не пустят, вернемся, – пожала плечами она. – Все равно ведь гуляем.
И она двинулась навстречу черной процессии. Впрочем, процессией это было назвать уже трудно. Люди шли, разбившись на группки, и оживленно беседовали.
– Видал? – ткнула меня пальцем в бок Жанна. – По-моему, они радуются.
– Чему тут можно радоваться? – не понимал я.
– Естественно, тому, что похоронили не их, – сказала Жанна.
Я ничего не ответил. Лишь глянул в сторону кладбища. Мне по-прежнему не хотелось туда идти. Я с надеждою покосился на Жанну. Может, ей тоже расхотелось? Как бы не так. Она бодро и целеустремленно шагала вперед, а мне вдруг стало не по себе.
– Слушай, – начал я. – А почему оркестр на его могиле российский гимн исполнял?
– Последняя воля покойного, – пояснила девочка. – Гимн и салют из пистолетов.
– А говоришь, его убили, – напомнил я.
– Ну и что? – посмотрела на меня Жанна.
– Не врубаешься? Если человека убили, когда же он мог оставить свою последнюю волю?
– Откуда я знаю, – ответила Жанна. – Может, Князь Серебряный не сразу помер. Или заранее составил завещание. Работа-то у авторитетов опасная.
К металлической ограде кладбища был прикреплен проволокой фанерный щит с надписью: «Памятник архитектуры XVIII века. Охраняется государством».
– Разве кладбище может считаться памятником архитектуры? – повернулся я к Жанне.
– Не может, Федя, не может, – ответила она. – Эта надпись относится к церкви. Ее сейчас восстанавливают.
Девочка указала на возвышавшуюся за кладбищем колокольню. Ее окружали строительные леса. Мы прошли в распахнутые ворота. Территория старого кладбища густо поросла кустарником и деревьями. Листва уже пожелтела, но еще не осыпалась и, когда налетал ветерок, сухо шуршала. Казалось, души умерших тихонько перешептываются о чем-то своем.
Я украдкою покосился на Жанну. Неужели ей нравится тут? Лицо ее не выражало ничего особенного. Пирс тоже радостно натягивал поводок и рвался вперед. Новое место прогулки ему явно пришлось по душе. Думаю, он просто не понимал, где находится.
– Слушай, а ты хоть раз сюда ходила? – поинтересовался я.
– Нет. Раньше как-то не получалось.
По ее тону я, кажется, понял, в чем дело. Ей давно хотелось пойти, но было не с кем. А одна она не отваживалась. На мой взгляд, хуже варианта не придумаешь. До сих пор я надеялся, что мы быстренько поглядим на могилу Князя Серебряного, а потом уйдем, но теперь мне стало ясно: Жанну отсюда скоро не вытащишь. А мне почему-то тут нравилось все меньше и меньше.
Дорожки между старыми могилами с покосившимися оградами были густо усыпаны листвой. Многие памятники тоже покосились, а за иными оградами вообще не было ничего, кроме пожухших сорняков. Видно, у этих несчастных покойников не осталось в живых никого из родни. Или они умерли так давно, что потомки даже не подозревали о существовании их могил. Это настроило меня на совсем мрачный лад, и я подумал: «Вот так, живешь, живешь, а потом умрешь, и о тебе все забудут. Как будто тебя вообще никогда тут и не было».
– Ты, Федя, чего умолк? – отвлекла меня от философских раздумий Жанна. – Куда пойдем?
– Мне-то откуда знать, – откликнулся я. – Твоя идея. Я думал, тебе во дворе сказали, где могила Князя Серебряного.
– Не могила, а склеп, – уточнила Жанна.
– Тогда пошли искать склеп. Наверняка возле него кто-то остался.
– А по-моему, они уже все уехали.
– С чего ты решила? – не понял я.
– Потому что нам давно уже никто не попадался навстречу.
Я начал оглядываться. И впрямь никого. Полное впечатление, что мы тут одни.
– А ты не заметила, откуда процессия возвращалась? – спросил я.
– Кажется, вот оттуда, – махнула рукой в сторону Жанна.
Пирс, похоже, разделял мнение хозяйки, ибо немедленно потянул в сторону, куда она указывала. Может, ему было виднее, во всяком случае, несколько минут спустя мы подошли к высокому куполообразному склепу из некогда белого, но теперь пожелтевшего камня. Монументальное это сооружение увенчивал каменный крест. Вид у склепа был крайне запущенный, неухоженный. Похоже, при жизни Князь Серебряный не сильно заботился о последнем, так сказать, пристанище своих предков. А может, только недавно его обнаружил и еще не успел позаботиться.
Однако, невзирая на неприглядный вид склепа, мы мигом поняли, что пришли туда, куда надо. Ибо слева и справа от железной двери, ведущей внутрь, стояли многочисленные венки. Мы посмотрели на ленты и немедленно убедились, что Князь Серебряный был личностью масштабной. Венки от префектуры, двух известных певцов, трех крупных банков, благотворительного фонда «Раритет» и даже от одной воинской части.
Знакомство с погребальными лентами имело и некоторое познавательное значение: мы с Жанной выяснили, что Князя Серебряного на самом деле звали Ильей Сергеевичем Голлановым.
– Выходит, он князь Голланов? – шепотом спросил я свою спутницу.
– Кто его знает, – пожала плечами она. – Может, и так. А может, он князь не по отцовской линии, а по материнской. Тогда у тех, кто тут, – простерла она руку к склепу, – совсем другая фамилия.
– А тут разве нигде не написано? – начал я оглядывать монументальное сооружение.
– Вроде нигде, – откликнулась Жанна. – И вообще, какая разница? Князя Серебряного-то уже нет.
– Князь, князь… Какой он князь?! – вдруг послышался у меня за спиной дребезжащий старческий голос.
Я обернулся. Откуда ни возьмись, на дорожке стояла сгорбленная старушенция вся в черном. Длинное черное пальто до пят, черный платок. Даже трость, на которую она оперлась, блестела черным лаком.
– Что вы сказали? – переспросил я.
Пирс, дотоле весело крутившийся возле наших ног, вдруг застыл в напряженной стойке.
– Никакой он не князь, – снова раздался скрипучий голос старухи.
– Откуда вы знаете? – спросила Жанна.
В ответ старуха хрипло расхохоталась. У меня от этого смеха душа ушла в пятки. Тут я заметил, что солнце, светившее с самого утра, скрылось за тучами. По кладбищу, вздымая опавшие листья, пронесся порыв холодного ветра. Пирс жалобно заскулил. Я поглядел на него. Он прижал уши к голове, поджал хвост и весь трясся.
Бабка тоже уставилась на Пирса и, указав на него своей лакированной черной тростью, проскрипела:
– Умный песик. Все понимает.
– Что он понимает? – задала новый вопрос Жанна.
Над нашими головами раздался оглушительный треск. Мы инстинктивно отскочили в сторону. В следующее мгновение прямо на склеп Князя Серебряного обрушилась часть большого старого дерева. Каменный крест откололся и грохнулся оземь.
Жанна вцепилась в мою руку. Оба мы, словно завороженные, смотрели на упавшее дерево. Пирс разразился истошным лаем. Наверное, именно это и привело нас в чувство. Я поглядел туда, где только что стояла старуха. Ее там не было. И вообще нигде не было, сколько я ни озирался вокруг.
– Пропала, – растерянно посмотрел я на Жанну.
– Кто? – не поняла она.
– Да бабка та, бабка с тростью.
– А-а, – протянула Жанна и тоже принялась оглядываться. – Как же она так быстро исчезла? Очень странно.
Мне тоже все это было странно. Старуха как сквозь землю провалилась. По кладбищу вновь со свистом пронесся порыв ледяного ветра.
– Пошли отсюда, – решительно потянула меня к выходу Жанна. – Что-то мне здесь перестало нравиться.
Мне лично и не начинало. Мы бегом припустились между могил к воротам. Несколько раз мне казалось, что где-то рядом злобно хохочет старуха. Но, наверное, это просто ветер свистел в ушах.
Наконец мы очутились за территорией. Уже на подходе к нашему дому я вдруг заметил, что солнце опять сияет, а на небе ни облачка.
– Слушай, – сказала вдруг Жанна. – А ты заметил, что дерево сбило крест со склепа?
– Еще бы.
– По-моему, это что-то значит, – продолжала Жанна.
– Правильно, – я усмехнулся. – Это значит, что на склеп упало дерево.
– Может, ты и прав, – выдохнула она. – Но мне почему-то не по себе.
Мне почему-то тоже было не по себе, но я нарочито бодро ответил:
– У страха глаза велики.
– Дурак, – сказала мне Жанна. – И вообще, ты сам на кладбище был весь зеленый.
– Черт с ним, с кладбищем, – не хотелось мне продолжать эту тему. – Лучше покажи мне нашу школу.
– Ну, если тебе так хочется…
Мы вновь оказались возле нашего подъезда и прошли мимо дома дальше по улице к целому комплексу невысоких шестиэтажных зданий. Возле центрального корпуса Жанна остановилась.
– Завтра ты, Федя, пойдешь вот сюда, – указала она на закрытую дверь. – Справа и слева раздевалки. А прямо по курсу, – перевела она взгляд на стеклянный проход, соединяющий корпуса, – здание для старшеклассников. Кстати, тебя в школу-то вообще записали?
Я покачал головой:
– Еще нет. Мы с матерью как раз завтра собирались.
– Все равно определят к нам, – и на сей раз не испытала никаких сомнений Жанна. – Как запишетесь, дуй на первый этаж нашего корпуса. Там висит расписание. Выяснишь, какой у нас урок и в каком кабинете. Ну и, как говорится, добро пожаловать.
– О! – раздался за нашими спинами оглушительный крик. – Какая встреча! Кого мы видим! Жанна д’Арк собственной персоной!
Мы одновременно обернулись и увидели двух парней с совершенно одинаковыми идиотскими ухмылками. Жанна поморщилась и процедила сквозь зубы:
– Пошли отсюда. А то эти придурки сейчас привяжутся.
– Пусть попробуют, – сжал кулаки я.
– Слушай, Федор, не строй из себя Шварценеггера, – строго посмотрела на меня Жанна. – В лоб я, между прочим, сама могу им врезать. А тебе лучше с ними раньше времени не связываться. Еще успеешь.
Но двое придурков, похоже, решили по-своему. Стоило нам сделать шаг в сторону выхода, как они, догнав нас, преградили дорогу.
– Стоп! Стоп! Стоп! – заржал один из них. – Куда это мы спешим? А нам так хотелось познакомиться.
– Уже знакомы, – огрызнулась Жанна.
– С тобой да, – сказал второй придурок и вновь ухмыльнулся. – А вот с твоим новым другом – нет.
– А вдруг он не новый, а старый, – попробовала обогнуть их Жанна.
Но придурки вновь заступили нам дорогу.
– Для тебя, может, и старый, а для нас совсем новый. – И, состроив рожу, он оглядел меня с головы до ног: – Пацан, ты чего, немой?
– Говорящий, – буркнул я.
– Незаметно, – покачал головой первый придурок.
– Да у него Жанна д’Арк пресс-секретарь, – захохотал второй.
Связываться мне с ними вообще-то не хотелось. Но и другого выхода не было. Я сурово проговорил:
– Еще одно слово, и пеняйте на себя.
– Ви-итек, – наигранно хнычущим голосом протянул первый придурок. – А па-ацан ха-амит.
– Не уважает, – мигом поддержал друга Витек. Затем чуть помолчал, будто задумавшись, и добавил: – Чего, Толян, будем делать-то?
Толян заметно посуровел. И, точно испытывая сожаление, вынес приговор:
– Придется воспитывать.
– А ну отстань, – вдруг резко толкнула его Жанна. – Тоже мне, воспитатель нашелся.
Толян от неожиданности качнулся, но на ногах устоял и даже схватил Жанну за руку. Я уже собирался врезать ему по роже, но меня опередил Пирс.
С жутким рыком взвившись в воздух, он вцепился в руку Толяна и повис на ней. Толян взвыл, Жанна вырвалась.
– Убери, убери его! – верещал Толян. – Иначе я за себя не отвечаю!
Мотая рукой из стороны в сторону, он пытался сбросить пса. Но храбрый Пирс вцепился в обидчика хозяйки мертвой хваткой.
– Пирсик! Пирсик, фу! – пыталась оторвать его Жанна.
Я поспешил ей на помощь, но Витек заехал мне по физиономии. Естественно, я в долгу не остался. В ответ на мой удар Витек сбил меня с ног. Я успел за него ухватиться, и мы полетели на мостовую вместе. Причем, он упал на асфальт, а я упал на него. Это была большая удача. Я от падения особенных неудобств не почувствовал, а Витек – наоборот. Я, естественно, своего шанса упускать не собирался, и Витек у меня заорал еще громче укушенного Толяна.
Впрочем, триумф мой был недолгим. Этот гад оказался очень выносливым, и вскоре уже орал я, а он выламывал мне правую руку. Все-таки я решил не сдаваться до последнего. Тем более что рядом слышались истошные крики Жанны и визг Пирса.
Это прибавило мне сил, и я въехал собственной головой Витьку в подбородок. Удар получился классный. У меня даже искры из глаз посыпались. Зато руку мне больше никто не выламывал. А Витек, скуля и держась за подбородок, катался по асфальту. Наверное, мне следовало испытать угрызения совести, но у меня их не было. В конце концов, Витек сам нарвался.
Я поспешил к Жанне. Пирс уже сидел у нее на руках. А Толян, закатав рукав рубашки, целиком и полностью сосредоточился на прокушенной руке. Я мигом смекнул, что ждать, пока он придет в себя, нам не надо. Схватив Жанну за руку, я потащил ее вместе с Пирсом в сторону нашего дома. На полпути до нас долетел окрик Витька:
– Ничего. Мы еще встретимся!
Мы с Жанной на всякий случай прибавили темп и вскоре укрылись в собственном подъезде.
– Федор, позволь мне тебя поздравить, – сказала она. – Ты еще не проучился у нас ни одного дня, но уже обзавелся врагами.
– А что это вообще за типы? – решил выяснить я.
– Ах, да. Я же вас не представила, – ухмыльнулась Жанна. – Это, Федя, твои будущие одноклассники.
– У вас в классе все такие?
– Тебе ведь уже говорили: разные. Есть нормальные, а есть придурки. Эти два, как ты сейчас мог убедиться, относятся к разряду средних придурков.
– Неужели есть еще хуже? – спросил я.
– Есть, – кивнула Жанна. – Придешь – сам увидишь.
Мне вновь стало жаль своей прежней школы и своего дружного класса. Конечно, ребята там тоже были разные, но таких экземпляров, как Толян с Витьком, не наблюдалось.
От невеселых мыслей меня отвлек Пирс. Подпрыгнув, он лизнул меня в щеку. Я взял его на руки.
– Молодец, песик. Ты, оказывается, не только прыгун, но и защитник.
Почувствовав, что его хвалят, Пирс гордо задрал вверх бородатую морду. Жанна засмеялась:
– Ну, вылитый Наполеон!
Мы подошли к дверям лифта.
– Может, рискнем? – предложил я.
– Давай, – наверное, Жанна устала, и ей тоже не особенно улыбалось пилить пехом на наш этаж.
Я надавил на «вызов». Двери услужливо раздвинулись. Мы вошли в кабину. Жанна нажала на кнопку с цифрой «десять». Я приготовился к самому худшему, но мы благополучно доехали до своего этажа.
– До завтра, – стала открывать ключом дверь Жанна.
У меня ключей еще не было. На мой звонок отворил отец. Даже не поглядев на меня, он с каким-то отрешенным видом произнес: «А-а, это ты. Входи», – и скрылся в большой комнате.
Взгляд мой упал на большие часы в передней. Я охнул: «Ну, ни фига себе!» Мне-то казалось, мы с Жанной гуляем от силы часа полтора. А на деле выходит, что не меньше четырех. Значит, время обеда давно прошло. Сейчас родители мне зададут. Они ведь просили не опаздывать. Может, правда, отец часы вчера повесил, а завести забыл?
Я сверился с часами у себя на руке. Все правильно. Часы в коридоре не врали. С большой опаской я заглянул в гостиную и к немалому изумлению обнаружил обоих предков перед телевизором. Разборку вещей они явно не закончили. Это было совершенно не похоже на мою мать. Усесться перед телевизором, когда столько дел!
– Чего случилось? – спросил я у предков.
– Тише, – шикнул на меня отец. – Очень интересная передача.
– Там для тебя на плите все оставлено, – добавила мать. – Наверное, еще теплое. Иди и поешь.
Я тоже уставился на экран телевизора. С моей точки зрения, там ровно ничего интересного не происходило. Вокруг стола сидело несколько средних лет дядек, которые по очереди что-то вяло вещали об экологии города. Вот уж никогда раньше не замечал, чтобы мои предки так интересовались экологией. А уж чтобы мать не проследила, как и что я съем? Нет, я положительно не узнавал ее. Может, родители меня воспитывают? Я не вернулся к обеду, а они мне устроили что-то вроде бойкота?
Я побрел мыть руки. В ванной меня ждало неприятное открытие. Левый глаз заплыл. «Завтра будет хороший фингал», – не сомневался я. Бодрости это мне не прибавило. Если предки и без того объявили мне бойкот, то что же будет, когда они обнаружат следы моего знакомства с Витьком! Тем более матери завтра вести меня записывать в школу. Воображаю, как она будет счастлива.
Я вспомнил, что есть хороший способ борьбы с фингалами. Надо приложить к больному месту лед. Я пошел на кухню и открыл холодильник. Однако льда в морозильной камере не оказалось. Зато в нижнем отсеке нашлась отцовская банка с пивом. Вполне холодная.
Я приложил ее и, придерживая одной рукой, другой стал обедать. Предки на кухне так и не появились. Зато банка с пивом вскоре нагрелась. Тогда я поменял ее на банку с майонезом и стал есть консервированный компот. Когда я уже почти с ним справился, в кухне возник отец.
– Ты чего это? – взглянул он на банку, которую я по-прежнему прижимал к глазу.
«Ну вот. Началось», – пронеслось у меня в голове. А вслух я сказал:
– Да так. Упал неудачно.
Отодвинув от моего глаза банку, отец мельком глянул на плоды деятельности Витька, равнодушно произнес: «Завтра у тебя точно синяк будет», – и полез в холодильник за пивом.
У меня просто челюсть отвисла. Теперь я почти не сомневался: это новый метод воспитания. Раньше отец непременно позвал бы мать, и они, наперебой охая и ахая, принялись бы выговаривать мне, что так нельзя… Словом, каждый из вас наверняка сам знает, что в таких случаях говорят предки. А тут – никакой реакции.
Подкравшись на цыпочках к двери гостиной, я решил подслушать, что они скажут друг другу наедине по поводу моего синяка. Но предки вообще ничего не говорили. Я заглянул в комнату. Родители с прежним интересом смотрели бесконечную дискуссию по поводу экологии. Я даже обозлился. Подумаешь, опоздал к обеду. Тоже мне, преступление. Разве можно из-за подобных пустяков так обращаться с человеком. А если у меня и впрямь что-то с глазом серьезное?
Не успел я об этом подумать, как припухшее место сильно заныло. Мне стало еще обиднее. Можно сказать, человека побили, а они в свою экологию вперились и на меня ноль внимания. Какая подлость! Ну, и пожалуйста, как вы со мной, так и я.
Войдя к себе в комнату и затворив дверь, я плюхнулся на диван, взял пульт и начал переключать телевизор с программы на программу. Количество каналов меня обрадовало. На нашем старом доме стояла какая-то допотопная антенна, едва ловившая шесть основных каналов. А здесь ловились и дециметровые, и кабельные… Класс! Особенно учитывая, что теперь у меня свой личный телек.
Кстати, я мигом выяснил, что идиотская передача, которую с таким упоением смотрели родители, шла по какому-то местному кабельному каналу. Какая скучища. Я быстро переключился на НТВ, где показывали крутой боевик. Это вам не экология. Во всяком случае, мне понравилось. Всего за каких-нибудь пять минут герой расколошматил десять хороших машин, взорвал одно большое здание и укокошил кучу плохого народа. А под конец судьба, видимо, в награду за усердие послала ему чемодан с пачками долларов. На этом боевик, конечно же, кончился. Хотя мне лично очень интересно было бы посмотреть, что он сделает со всеми этими баксами.
Я еще немного попрыгал по каналам и по ходу дела заметил, что мужики-экологи все еще нудно треплются. Я встревожился: «Может, в нашем районе произошла какая-нибудь катастрофа? Или, к примеру, выяснилось, что наш дом построен на свалке радиоактивных отходов? Тогда понятно, почему предки так плотно въехали в передачу».
Однако мужики говорили совсем не о катастрофе и не о нашем доме. Их интересовала проблема очистки Яузы. Верней, проблема неочистки. Потому что все они по очереди убедительно доказывали: еще немного – и очистить ее уже никто не сможет. Это, конечно, впечатляло, но не настолько, чтобы забыть о собственном сыне. Тем более Яуза течет совсем на другом конце города.
Я пустился в новое путешествие по каналам и через некоторое время, к полной для себя неожиданности, заснул. Проснулся я от того, что меня тряс за плечо отец.
– Ты ужинать будешь?
Но я никак не мог проснуться. Да и отец не особенно настаивал на ужине. Он сказал:
– Тогда разденься, разбери постель и ложись как следует. А то завтра рано вставать.
Я с удовольствием последовал его совету и немедленно провалился в глубокий сон.
Второй раз я проснулся глубокой ночью. За окном слышался вой. Сон мигом слетел с меня. Вой не стихал. Это на кладбище, сообразил я. Ну, естественно. Там ведь новый покойник. Князь Серебряный. А собаки часто на свежих могилах воют.
Не успел я об этом подумать, как к воющей собаке присоединилась вторая, потом еще одна и еще. И вот уже всю округу оглашал кошмарный леденящий душу хор.