Переплыть реку на каком-нибудь плавсредстве не представлялось возможным. Осветительные ракеты улетали в черное небо с немецкой пунктуальностью практически без длительных пауз. Оставалось уповать лишь на то, что участок реки, на который пал выбор полковника Северилова, не находится под таким пристальным присмотром немецких постов, как выше или ниже по течению.
Вся хитрость заключалась в береге. Его нельзя было ни войскам штурмовать с ходу, потому что он был скалист и крут, ни разведчики не могли преодолеть подъем без больших затрат энергии и сил. Кроме того, никто не знал, что там творится наверху. Поэтому ни одна разведгруппа не рискнула пройти по этой неведомой дорожке, что, по мнению Северилова, давало хороший шанс Маркелову и его команде. Ведь длительное бездействие притупляет и усыпляет бдительность в войсковых частях. В особенности эта аксиома касается часовых…
Реку преодолели вплавь, раздевшись до исподнего. Свою одежду и оружие каждый из разведчиков переправлял на крохотном плотике, утыканном ветками, – для маскировки. А на головах у всех были венки, очень похожие на птичьи гнезда.
Обычно речной плес в любое время дня и ночи полнился разным мусором, особенно во время проливных дождей. Что только не плыло вниз по течению! Доски и бревна от разрушенных бомбардировками мостов, снарядные ящики, срезанные осколками ветки деревьев и кустов, куски дерна из разрушенного водными потоками берега, различная домашняя утварь…
Но больше всего было трупов. Казалось, что их извергает сама преисподняя, где уже не осталось места для жертв кровавой войны, потому что, по здравому размышлению, не могло гибнуть столько людей за день. И тем не менее, вздувшиеся от газов полуразложившиеся мертвецы все плыли, и плыли, и плыли…
Крутой берег вынырнул из темноты неожиданно. На узком каменном выступе старшего лейтенанта Маркелова уже ждали – подхватили под руки и помогли забраться наверх. Оказавшись на берегу, Маркелов невольно сказал:
– Слава тебе, Господи…
Он не был верующим, но иногда ему казалось, что его поступками движет какая-то внешняя сила. Особенно это было заметно во время серьезных испытаний, когда до смерти оставался даже не шаг, а неизмеримо меньшая величина.
Одевались быстро и без слов; сержант Кучмин с автоматом наготове охранял остальных. Вниз по течению шли около получаса, пока Пригода, который был впереди, не заметил узкую расщелину.
Первым полез ефрейтор Ласкин. Он был гибкий, будто виноградная лоза, цепкий, как белка, и юркий, словно тот зверек, от которого ему досталась фамилия, поэтому ефрейтору и выпала миссия первопроходца. За ним начал подниматься и старшина Татарчук – для страховки.
Время тянулось мучительно долго. Маркелов с тревогой поглядывал на восток, где уже появилась светло-серая полоска утренней зари. Наконец прозвучал условный сигнал, и разведчики начали по очереди втискиваться между шершавыми стенками расщелины…
Наверху обрыва дул легкий ветерок. Когда Маркелов присоединился к разведчикам, Степан Кучмин уже ловко орудовал ножницами, делая проход в проволочных заграждениях.
– Понатыкал фашист, сволочь недобитая, «колючек» аж три ряда, – зло шептал Кучмин Ласкину, который помогал ему, придерживая обрезанные концы колючей проволоки. – Да еще и запутал. Думают, что застрянем. А хрен вам с прибором… Стоп!
Кучмин замер. «Мина!» – подумал Ласкин, цепенея от страха. По натуре он был человеком совсем не робкого десятка, но мин почему-то боялся панически.
– Сигнальная проволока, – шепнул Кучмин.
Страх прошел, но от этого легче не стало. Ласкин знал, что эта проклятая «сигналка» – туго натянутая проволока с понавешанными на ней пустыми консервными банками, металлическими пластинками и крохотными рыбацкими звонками – преграда почти непреодолимая.
Достаточно рукам хоть чуть-чуть дрогнуть – и ты уже кандидат в покойники. Задребезжат банки-жестянки, затренькают звонки, и вслед за этим «концертом» вступят в дело пулеметы, которые свой сектор обстрела прочесывают с истинно немецким прилежанием и методичностью. И тогда от них полетят только пух и перья.
– Что будем делать, Степа? – с невольной дрожью в голосе спросил Ласкин.
– Что делать, что делать… Маму их фашистскую… Назад пути уже нет. Так что будем резать. Передай, пусть приготовятся. Режь…
Уперев локти в землю, Кучмин зажал в ладонях коварную проволоку. «Удержать, удержать во что-бы-то ни стало…» От страшного напряжения даже заломило в висках.
– Давай… – не шепнул, выдохнул он Ласкину.
Ножницы мягко щелкнули. Невесомая до этого проволока вдруг налилась тяжестью и потянула руки в стороны. Медленно, по миллиметру, Кучмин начал разводить их, постепенно опуская обрезанные концы вниз; у самой земли один конец перехватил Ласкин.
– Степа, наша взяла! – радостно прошептал Ласкин на ухо Кучмину.
– Хух… мать его… – ответил тот и облизал мгновенно пересохшие губы.
– Последний ряд остался, Степа…
– Погодь чуток… – молвил Кучмин, с трудом отрывая занемевшие руки от земли.
Его измазанные ржавчиной широкие мозолистые ладони были в крови, которая сочилась из-под ногтей…
Утро выдалось туманным, сырым. Где-то вдалеке шла гроза, и сильный ветер, прилетевший с рассветом, зло трепал верхушки деревьев, рассыпая по земле редкие дождинки.
Разведчики в основном бежали, лишь изредка – чтобы немного отдохнуть – переходя на шаг. Они хотели как можно быстрее оказаться в глубоком тылу противника, чтобы уменьшить до минимума возможность встречи с заградительными группами немецкой контрразведки.
Первый привал разведчики устроили в заброшенной мазанке, построенной во времена царя Гороха. Она притаилась в небольшой ложбинке и казалась тихим и безопасным приютом в неведомой земле, которая никогда не знала войны.
Дикий виноград оплел саманные стены мазанки густой сетью и через проломы в сгнившей соломенной крыше протянул свои гибкие плети внутрь. Позади рос старый заброшенный сад, заросший диким кустарником и высокой травой в пояс, а из дверей мазанки открывался великолепный вид на туманные луга и дальние горы, покрытые лесами.
– Кучмин, время, – посмотрел на часы Маркелов.
Степан быстро забросил антенну на дерево, настроил рацию и послал первое сообщение в разведуправление штаба фронта. Тем временем Пригода расположился на широкой лежанке и, постелив кусок чистой фланели, начал торопливо выкладывать на него из вещмешка съестные припасы. Он резал сало на порции с таким прилежанием, что даже высунул кончик языка от напряжения.
– Кое-кто в своей стихии… – Татарчук и здесь не удержался, чтобы не позубоскалить. – Где сало, там и наш Петро.
– А можэ ты нэ хочэш? Ну, то твое дило… – Пригода, который было протянул старшине его порцию, отдернул руку.
– Э-э, Петро! Ты что, шуток не понимаешь?
– От и жуй свои шуткы…
Кучмин и Ласкин, посмеиваясь над обоими, быстро работали челюстями, заканчивая завтракать. Старший лейтенант, усердно пережевывая тугое сало, уточнял на карте маршрут, сверяясь с компасом. На душе было легко и радостно – первый и, пожалуй, самый опасный этап поиска позади, на связь вышли вовремя.
Вдруг Ласкин насторожился и выскочил из мазанки. За ним поспешил и Пригода; Маркелов, старшина и Кучмин приготовили оружие.
– Собаки, командир… – сказал Ласкин; вытянув шею, он медленно ворочал головой.
Теперь уже все услышали приглушенный расстоянием собачий лай, который приближался со стороны Днестра.
– Идут по следу. По лаю слышно… – Ласкин тяжело вздохнул и вопрошающе посмотрел на старшего лейтенанта.
– Эх, махорочки бы им подсыпать нашей, чтобы дым у этих псин пошел из ушей… – Татарчук вытащил из кармана вышитый гладью кисет с ядреным самосадом, задумчиво взвесил его в руках и сунул обратно. – Но им тут и мешка не хватит. Оравой прут…
– Уходим! – приказал Маркелов.
Спустя минуту мазанка опустела. Примятая сапогами трава постепенно выпрямлялась; где-то встревоженно прокричала сорока и тут же умолкла…
– Не могу, командир… – Татарчук со стоном опустился на землю. – Спина, будь она неладна… Осколками в сорок первом…
Старшина, серея лицом, закрыл глаза. Разведчики, потные, запыхавшиеся – бежали уже около получаса, – столпились вокруг.
– Аптечку! – Маркелов упал на колени возле старшины. – Быстрее!
Старший лейтенант намочил ватку в нашатыре и сунул под нос Татарчуку; старшина сморщился, закрутил головой и виновато взглянул на Маркелова.
– Вот незадача… – Он попытался встать, но тут же завалился обратно. – Ноги не держат. Уходите. Я их попридержу тут маленько. Все равно кому-то нужно…
– Нет! – Маркелов в отчаянии рванул ворот гимнастерки – перехватило дыхание. – Мы понесем тебя!
– Командир, уходите! Я задержу их.
– Старшина Татарчук! Здесь я командую! Внимание всем – несем по очереди. Я – первый…
Темп движения замедлился. С прежней скоростью бежали только тогда, когда Татарчука нес Пригода, но его тоже надолго не хватало. Все-таки бегать с грузом – не ходить, пусть даже по болотистой местности.
Сзади настигали. Судя по лаю ищеек, их охватывали полукольцом; к счастью, деревья пока скрывали разведчиков от преследователей.
Маркелов вспомнил Северилова. Метод полковника Дитриха – круглосуточное патрулирование передовой с использованием специально обученных собак. Если разведгруппе удавалось преодолеть передовое охранение, по ее следу пускали целую свору хорошо натасканных на поиск людей собак.
Но почему тогда ищейки подают голос? Ведь полковник Северилов утверждал, что псы спецкоманды кинологов Дитриха натренированы на бесшумный поиск.
Странно…
Старший лейтенант на мгновение остановился, вытащил карту, всмотрелся. Где-то рядом, впереди, должна быть небольшая речушка… Есть! Вот она, тоненька ниточка, едва просматривается на карте. Туда!
– Быстрее, быстрее, вперед! – скомандовал он. – За мной, не отставать!
И помчался так, будто у него выросли крылья за спиной.
– Хех, хех, хех… – Ласкин дышал, как загнанный конь.
«Начальник, сука буду – помру… Пару минуток бы отдохнуть…» – подумал он. Но ничего не сказал, лишь зубами скрипнул от натуги. Его совсем недавно выписали из госпиталя, и былая выносливость у ефрейтора только начала восстанавливаться.
– Петро, давай груз! – на ходу крикнул Кучмин.
Пригода как раз нес Татарчука, и видно было, что он уже начал выдыхаться.
– Та я нэ втомывся… – буркнул Пригода.
– Давай, кому говорю! – рявкнул на него Кучмин.
К берегу речушки скатились кубарем, по мелководью побежали против течения. Маркелов с надеждой поглядывал вверх, где клубились густые тучи, – как сейчас нужен дождь. Он сбил бы с толку ищеек, унес бы с собой все запахи…
Разведчики переправились вброд на другой берег речушки. Дальше их путь лежал через луг, за которым щетинились деревьями невысокие холмы.
На лугу паслось стало коров. Пастушок, которому едва минуло двенадцать-тринадцать лет, сидя в тени под вербой, что-то тихо наигрывал на свирели. При виде бегущих солдат, он вскочил на ноги и испуганно прижался спиной к дереву. Его черные глаза стали размером как две большие сливы.
Разведчики оказались в трех шагах от мальчика. Замыкающий Ласкин, пробегая мимо, приветливо улыбнулся пастушку и подмигнул.
Его улыбка послужила катализатором мыслительного процесса в голове остолбеневшего от неожиданности подростка. Он вдруг все понял и вскричал:
– Русськи, русськи, туда!
Разведчики, как по команде, остановились и обернулись. Мальчик указывал на едва просматривающуюся в высокой траве тропинку. Маркелов все понял и просиял. Одно дело, бежать по целине, пусть даже равнине, где пропасть разных коварных ямок и холмиков, а совсем другое – по тропинке.
– Спасибо, малыш! – поблагодарил старший лейтенант. – Ходу, орлы, ходу!
Разведчики побежали по тропинке с удвоенной энергией…
Их настигли на вершине холма. Тучи так и не пролились на землю дождем, уползли за горизонт; в небе засияло солнце, которое уже начало клониться к закату. Татарчук шел, опираясь на плечо Пригоды; боль прошла, и только ноги пока плохо слушались.
– Будем драться, – сокрушенно вздохнув, решил Маркелов; силы были совсем на исходе.
Быстро рассредоточились и стали ждать. Нужно было во что бы то ни стало продержаться до темноты…
Три десятка эсэсовцев медленно ползли по склону. Рыжий гауптштурмфюрер[19] снял фуражку, расстегнул мундир и часто вытирал лицо носовым платком. «С него и начну, – подумал старший лейтенант. – Хорошо бы не промахнуться… – И он нажал на спусковой крючок.
Прицельный автоматный огонь с близкого расстояния на какое-то время ошеломил преследователей. Некоторые успели спрятаться за стволы деревьев, кое-кто побежал вниз, а часть, и среди них гауптштурм-фюрер, остались лежать, сраженные наповал.
Две овчарки злобно скалили внушительные клыки и рвались с поводков, пытаясь сдвинуть с места своих мертвых хозяев; третья, оборвав поводок, бросилась на Пригоду. Она неслась к нему стремительная и беззвучная, как сама смерть.
– Жаль цуцыка… – Петро прицелился. – А шо поробыш?..
Подождав, пока овчарка приблизится на расстояние последнего прыжка, он недрогнувшей рукой всадил в нее пулю.
– Гарна собачка, – жалостливо покривился Пригода. – Та от бида – в погани рукы попалась…
Некоторое время у подножья холма царило затишье. Видимо, гитлеровцы (как и надеялся Маркелов), дезорганизованные гибелью командира и удачными действиями разведчиков, пытались разобраться в обстановке. Пользуясь этим, разведчики сменили позиции.
Наконец заговорили и автоматы эсэсовцев. Плотный огонь прижал разведчиков к земле. «Обходят… – понял Маркелов, на секунду высунув голову из укрытия. – Чтоб им!..»
Эсэсовцы, которыми командовал рослый ротен-фюрер[20], уже забрались на холм с правой стороны и, тщательно укрываясь за деревьями, сокращали дистанцию мелкими перебежками.
«Забросают гранатами – и все дела… – с тревогой подумал старший лейтенант и дал очередь в сторону немцев. – До темноты мы здесь не продержимся. Это как пить дать. Больно хорошо обучены, сволочи. Похоже, какое-то спецподразделение. Стреляют чересчур метко…»
Словно в подтверждение слов Маркелова, пуля сорвала древесную кору как раз на уровне глаз – ровно в том месте, где только что торчала его голова.
«Ух ты! – Старший лейтенант инстинктивно отпрянул назад. – Пронесло… Уж не снайпер ли? Нет, нужно отходить…»
Разведчики, отстреливаясь и прячась за гребнем перевала, уходили к долине. Удивительно, но эсэсовцы почему-то не предпринимали активных действий, хотя вполне могли бы. Разведчики тоже не шли на обострение противостояния. Пассивность немцев была им на руку.
Они ждали темноты…
А оранжевое солнце словно приклеилось к розовому небосводу. Оно стояло на одном месте уже битый час; так по крайней мере представлялось уставшим донельзя разведчикам. Казалось, что вечер 29 июля 1944 года никогда не наступит.
29 июля 1944 года. Из сообщений Совинформбюро. «Севернее города Даугавпилс (Двинск) наши войска с боями заняли более 350 населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты Тилжа, Кристинки, Дзиляри, Дрицени, Виланы, Видсмуйжа, Рибены, Прейли, Дубенцы и железнодорожные станции Сакстагала, Ладзукалнс, Стружани, Тайгала, Дрицени, Куграс, Бурзава, Виланы, Пуполи, Салмене, Презма, Край, Сергунта.
К югу от города Даугавпилс (Двинск) наши войска заняли более 60 населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты Нидеркуни, Грива, Юдовка, Яновка, Таржеки, Турмонт, Кщава и железнодорожные станции Грива, Курцумс, Земгале, Турмантас.
К северу и югу от города Шауляй наши войска заняли более 150 населенных пунктов, в том числе город Ионишкис, крупные населенные пункты Векшняны, Гитары, Аукштельки, Покопи, Сидоры, Цитовяны, Шавкоты, Гринкишки и железнодорожные станции Ионишкис, Талиоци, Яновицишки, Дворники, Сидоры.
Войска 1-го Белорусского фронта в результате умелого обходного маневра и атаки с фронта овладели областным центром Белоруссии городом и крепостью Брест (Брест-Литовск) – оперативно важным железнодорожным узлом и мощным укрепленным районом обороны немцев на Варшавском направлении, а также с боями заняли более 60 других населенных пунктов, среди которых районный центр Брестской области город Высокое, город Тересполь, крупные населенные пункты Клюковичи, Бордзевка, Булька, Зажече, Ставы, Шумаки, Пугачево, Гершоны, Мокраны, Рокитно и железнодорожные станции Высоко-Литовск, Тересполь.
Наши войска окружили группировку противника в составе трех дивизий западнее города Брест, прижали ее к реке Западный Буг и вели бои по ее уничтожению. Северо-западнее и западнее города Люблин наши войска с боями заняли более 300 населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты Сточек, Лятович, Цеглув, Сенница, Колбель, Казимеж, Камень и железнодорожные станции Пилява, Жичин, Вонвольница, Неджвица.
Войска 1-го Украинского фронта, форсировав реку Сан, прорвали оборону противника и в результате обходного маневра танков, конницы и пехоты овладели крупными железнодорожными узлами и важными опорными пунктами обороны немцев – городом и крепостью Перемышль и городом Ярослав.
Западнее и юго-западнее города Станислав наши войска овладели районными центрами Станиславской области городом Перегинско, городом Солотвин, а также с боями заняли более 50 других населенных пунктов, в числе которых крупные населенные пункты Добровляны, Новица, Рувня, Красна, Пороги, Кричка, Манява и железнодорожная станция Перегинско.
На других участках фронта – без существенных изменений».