Введение

Суд над Карлом I и его казнь являются самыми драматическими событиями в истории Англии. Г-жа Веджвуд представляет нам драму со всей лаконичностью, которая производит еще более сильное впечатление своей сдержанностью, и с тем редчайшим шекспировским качеством – полной справедливостью разума. Ее история читается как драма.

Кратко упомяну, что предшествовало освещаемому событию, и расскажу, что стало его следствием.

Люди, попавшие в цепь исторических сил, часто не знают, что с ними происходит. И лишь когда человек оглядывается на события, которые историк может иногда разъяснить, то получает возможность увидеть, к чему они почти неизбежно вели. С его помощью мы можем проследить, как все шло шаг за шагом, хотя почему это произошло, может оставаться для нас загадкой.

Казнь короля и захват власти пуританской армией под командованием Оливера Кромвеля – вопреки желаниям огромного большинства народа трех королевств: Англии, Шотландии и Ирландии – были наивысшей точкой в цепи событий, которые двигали происходящее вперед в течение предшествующих пятидесяти лет или даже больше.

С того времени, когда первый из шотландских Стюартов, Яков I, унаследовал английский трон в 1603 г. после смерти последней из Тюдоров, Елизаветы I, было очевидно, что власть монархии уменьшается по сравнению с властью классов, представленных в парламенте. Процесс уступки власти шел уже давно, но был отчасти скрыт за политическими победами и продолжительным правлением старой королевы.

Тем не менее под внешней оболочкой общества происходил сдвиг. Мелкопоместное дворянство и средние классы, ставшие экономически более могущественными и политически более зрелыми, чем когда-либо раньше, требовали большую долю власти. Они хотели добиться своего – а не того, чего желала корона, – и в политике, и в религии. Они хотели власти и были полны решимости ее получить. Разве они не самые сильные, самые сознательные ведущие части нации? Парламент был их политическим органом, институтом, сосредоточием и выражением их власти; и теперь он стал представителем правящих элементов в английском обществе больше, чем была королевская власть при Карле I.

Карл I оказался в ловушке этого изменившегося баланса общественных сил. Но король, будучи одновременно и упрямым, и слабым, не хотел сдаваться. Его упрямство, проистекавшее из комплекса неполноценности, выражалось в настойчивом утверждении своего божественного права на власть, как у его бабушки Марии Стюарт и его сына Якова II. Карл так и не принял условия политической власти. Когда неодолимая сила подходит к неподвижному препятствию, как в хорошо известной фразе, что-то должно сломаться. Именно так и началась гражданская война в Англии.

Книга мисс Веджвуд ограничивается судом и казнью короля, и было бы неправильно и неуместно описывать в ней борьбу за власть. То, что автор прекрасно разбирается в подоплеке конфликта, совершенно очевидно из пролога. Она пишет, что требования противников короля, чтобы он передал им контроль над армией и церковью и позволил им принимать участие в назначении министров, превратили бы парламент из совещательного органа – каким он всегда и был на практике – в руководящую власть народа, которой он всегда стремился стать. Король остался бы уважаемым номинальным руководителем, но реальную власть – гражданскую, военную и церковную – стали бы осуществлять мелкопоместное дворянство, правоведы и купцы из палаты общин, поддерживаемые богатствами и земельными интересами лордов.

Люди, попавшие в такую ловушку событий взаимосвязанных сил, в такой крутой политический оборот, идут, спотыкаясь, как только могут, но вслепую, не зная, куда их занесет. Граф Кларендон, участник этих событий, пишет в своей огромной «Истории восстания»: «Так много чудесных обстоятельств способствовали его [короля] гибели, что люди вполне могли подумать, что она была предопределена небесами, землей и звездами».

Всегда есть чувство неизбежного в тех сотрясающих землю сдвигах в обществе, известных как революции. Возьмем дело короля Карла I в начале гражданской войны (и дело Людовика XVI в начале Французской революции): никто не имел намерений свергнуть короля, не говоря уже о том, чтобы его убить. Они просто хотели отобрать власть у него и его сторонников.

Когда монархия – краеугольный камень общества – подвергается встряске, то за этим следует хаос. Достоинством предыдущих книг мисс Веджвуд об эпохе Карла I и Кромвеле «Мир короля Карла I» и «Война короля Карла I» является то, что она дает нам ощущение непосредственности происходящего: все разваливается на части, фракции, и партии вступают в борьбу друг с другом во всех уголках трех королевств, связи разорваны, конституционный и законный глава общества теряет контроль надо всем, и, в конечном счете, верх берет сила. Когда сражения закончились и армия Кромвеля победила в гражданской войне, Кромвель по-прежнему оказался лицом к лицу с королем, который и не собирался уступать. Карл I, как и все пуритане, был убежден, что Бог на его стороне: ранее люди были склонны так думать, когда на карту поставлено их raison d’etre[1].

В конце концов в лице Оливера Кромвеля Карл столкнулся с человеком настолько же энергичным, насколько он сам был упрямым. Между строк книги мисс Веджвуд можно уловить, какой политической хваткой, каким нюхом на власть обладал Кромвель. В ходе долгих и запутанных переговоров, проведенных с королем, Кромвель пришел к убеждению, что, пока король жив, никакой мир не будет надежным. Интриги Карла привели к второй гражданской войне, из которой Кромвель вышел как бесспорный военный гений, нанеся поражение шотландской армии, втрое превосходившей по численности его собственную. За решение Карла снова начать военные действия пуританская армия прозвала его «кровавым» и призвала к ответу. Сам Карл не признавал свою ответственность и не испытывал угрызений совести: разве он не монарх этих королевств по божественному праву, разве не его религиозный долг «восстанавливать любыми средствами утраченную власть»? Возможно, единственное, что оставалось Кромвелю, – отрубить королю голову.

Очевидно, Карл не понимал английский народ и, безусловно, не понимал мятежников – людей вроде Джона Пима, Джона Хэмпдена, Оливера Кромвеля, Джона Мильтона и Роберта Блейка. И в противоположность Тюдорам не разделял чувства своего народа во время кризиса, с которым народу пришлось столкнуться. Мисс Веджвуд не останавливается на этом моменте, но на самом деле у Карла было очень мало английской крови: со стороны своего отца он был франко-шотландцем, а со стороны матери – германо-датчанином. Возможно, одним из мотивов убийства его фаворита – герцога Бекингемского – было внутреннее отчуждение его от народа, которым он правил, и это можно было понять, если так оно и было. В своем наброске характера короля Кларендон проливает дополнительный свет на Карла: «Он всегда был неумеренным поклонником шотландского народа, так как не только родился в Шотландии, но и был воспитан этими людьми, и всегда был осаждаем ими, имея среди приближенных немного англичан до тех пор, пока не стал королем; и большинство его слуг все равно были шотландцами, которые, как он думал, никогда не подведут его».

После судебного процесса над Карлом и его казни Кромвель захватил власть, но лишь для того, чтобы оказаться подвергнутым во многом такому же неизбежному давлению со стороны разных сил, под каким до него находился и король. Годы своего впечатляющего и умелого правления Кромвель провел, решая неразрешимую задачу квадратуры круга, то есть он завоевал власть мечом; фундаментом его власти была армия; он хотел сделать свою власть конституционной, принятой народом, но не мог. По сути, его власть была военной диктатурой. По своей природе она могла быть только временной. В конце он правил против воли трех четвертей естественных руководящих элементов английского народа (не говоря уже о шотландцах и ирландцах) – всей роялистской партии, англиканской церкви, пресвитерианцев, парламентариев, католиков, знати и нетитулованного мелкопоместного дворянства. Вероятно, Оливеру повезло умереть в возрасте 58 лет в 1658 г. В течение двадцати месяцев монархия была восстановлена, к огромной радости народа, в лице сына Карла I – молодого Карла II.

Была ли гражданская война напрасной – все эти тысячи потерянных жизней; все это уничтожение произведений искусства в соборах и церквях; разбитые витражи и скульптурные памятники; разграбленные великолепные дворцы и особняки; утраченные и сожженные архивы; королевские картины – величайшая коллекция в Европе, – проданные на континент? Большая часть полотен Тициана в Лувре и полотен Тинторетто в Прадо перекочевали туда из дворцов Карла I; средневековые гобелены, которые висели в хорах Кентерберийского собора, сейчас находятся в Экс-ан-Прованс. Этот аспект гражданской войны недостаточно оценен. Я хотел, чтобы кто-нибудь провел такое исследование, которое отличалось бы от работ, которые сосредоточены на взаимно исключающих мнениях главных героев. Эта тема представила бы печальный интерес для бедного короля Карла, так как самое лучшее, что было в нем, – это то, что он был страстным эстетом, глубоко откликавшимся на произведения искусства, человеком изысканной и утонченной чувствительности.

Гражданская война не была совсем напрасной. Когда в 1660 г. монархия была восстановлена, стало понятно, что парламент, то есть представленные в нем классы, должны получить долю власти. Это был разумный компромисс, к которому пришли еще в 1641 г. до начала гражданской войны. Но в то время было предельно ясно, что Карл не будет придерживаться этого компромисса; парламент не мог ему доверять и вторгся в сферу его исключительных прав революционным путем, чтобы отнять у него власть. Мисс Веджвуд права, когда пишет, что «история в целом была на его стороне». Но мы можем заключить: что если прошлое было за королем, то будущее – за парламентом.

Суд над королем и его казнь были, наверное, самым драматическим противостоянием в истории Англии. Мисс Веджвуд молодец, что дала возможность этой явной драме говорить самой за себя. В этом спектакле доминирующую роль играл Карл: ничто в его жизни так не соответствовало ему, как эти последние сцены. Его роль в сложных политических процессах, которые он никогда не был в состоянии контролировать, наконец прояснилась. Будучи маленьким человеком, он, однако, всегда сохранял надменное королевское достоинство. Недаром он был большим поклонником и внимательным читателем Шекспира: король знал, как сыграть свою роль.

Кромвель тоже знал, как играть свою роль. И хотя он был движущей силой в этой трагедии, держался довольно скромно, в тени. Как сказал король, из шестидесяти или около того людей, уполномоченных судить его, он знал в лицо не более восьми. Он прекрасно опознал Кромвеля: краснолицый, ширококостный сквайр из Восточной Англии с энергичным характером, носящим оттенок религиозной истерии, и поздно обретенным талантом военного лидера. Оливер – добросердечный человек, как думал Карл – «самый жестокосердный человек на земле». В этом что-то было, так как, хотя Карл и был мягок в кругу своей семьи и добр к слугам и зависимым от него людям, он был воспитан в вере в то, что существует «божество, [которое] ограждает короля», что он выше простых смертных.

Карл I умер с этой верой, с которой жил: пройдя свой одинокий путь к эшафоту с убежденностью сомнамбулы, являясь одновременно актером, превращающим свои личные страдания в мученичество за свое дело, и тем самым подготавливая путь к окончательному возвращению монархии. Именно эту личную выдержку короля его современники не смогли забыть, которую в своих знаменитых строчках выразил поэт-республиканец Марвелл:

На тех мостках он ничего

Не сделал, что могло б его

Унизить – лишь блистали

Глаза острее стали.

Он в гневе не пенял богам,

Что гибнет без вины, и сам,

Как на постель, без страха

Возлег главой на плаху.

(перевод М.И. Фрейдкина)

А.Л. Роуз[2]

Загрузка...