Открыв окно в спальне, Гарри не спускал глаз с удаляющегося графа. Но когда Генри Перси скрылся в тумане, старик закрыл окно.
– Уехал… – прошептал он с сокрушением.
Он подошел к шкафу и начал разбирать дорогое оружие. Нужно сказать, что за этим приятным делом Гарри забыл даже на время об отсутствии Перси; но когда все было приведено в порядок, когда он прикрыл окованные медью плотные дверцы шкафа и запер их на ключ, им овладело прежнее неутешное горе.
– Уехал, – повторил он с той же глубокой грустью, – и в такую ненастную погоду!
Он собрал так же тщательно и остальные вещи, разбросанные по комнате, поставил на буфет початую бутылку испанского вина, собрал до клочка все бумаги, валявшиеся на письменном столе, и, когда спальня графа приняла прежний вид, старый Гарри приблизился к погасшему камину и прошептал тоскливо:
– Он уже теперь далеко! Да хранит его Бог!
Он поспешил уйти из опустевшей комнаты и хотел, очевидно, вернуться в свою уютную каморку, но потом передумал и пошел быстро, как только мог, по длинной галерее в очень большой зал, который назывался с незапамятных времен зал Совета. В давно минувшие времена, когда шотландцы очень часто совершали набеги на английские владения, английские бароны, проживавшие ближе к северной границе королевства, съезжались в замок Перси и обсуждали именно в этом большом зале, какие меры принять против непрошеных гостей.
На обоях этого огромного помещения были изображены сцены из жизни Александра и его полководцев – Антипатра, Лизимаха, Пармениона и прочих, – при помощи которых он покорил Персию, Индию и Грецию. Мрачные картины разрушения, большие города, объятые пожаром, и равнины, покрытые трупами воинов, заполняли стены зала. Надписи у бордюров объясняли подробно сюжеты этих печальных сцен.
На небольшом пространстве той же комнаты была запечатлена сцена далеко не такого зловещего характера: надменная Юнона отказывалась покориться могуществу великого Юпитера; богиня восседала на золотом павлине среди зелени плодов и цветов. В центре зала стоял огромный стол, покрытый дорогой старомодной тканью: на ней были изображены исторический конь, под защитой которого греки проникли в Трою, и ее разрушение; со стен валились раскаленные камни и тяжелые бревна, охваченные пламенем; Андромаха стояла на большой башне, обливаясь слезами, а главная причина всей этой катастрофы, Прекрасная Елена, готовилась вернуться в самом недалеком будущем к разлученному с ней несчастному супругу. Нетрудно догадаться, что спартанский царь должен был неминуемо найти на лице жены следы времени, так как акт похищения прекрасной королевы совершился, к несчастью, двадцать лет назад! Гениальный Гомер счел за лучшее не касаться этого обстоятельства, предоставив прозаикам свободу трактовать его, как им будет угодно.
Тот, кто создавал древнюю ткань, покрывавшую стол, последовал примеру великого поэта и не изобразил спартанскую царицу; ее место занял убитый горем знаменитый Приам, а сбоку от него шла мудрая Гекуба с целой группой троянок, призывающих мщение всех богов и богинь на предателей греков.
На столе стояла железная, позолоченная, массивная чернильница, но чернила в ней высохли и паук давно заткал паутиной ее отверстие; вокруг нее лежали реестры в толстых папках с железными застежками; в крепких дубовых ящиках громадного стола хранились, как сокровища, плохо выполненные карты северной части Англии и шотландских границ. Кроме различных хартий, контрактов и вообще всевозможных бумаг, касающихся управления и владения обширными родовыми поместьями знатной фамилии Перси, в зале еще хранились описания осад, выдержанных их замком, и битв с шотландцами; из них образовались объемные рукописи в массивных переплетах. Этот труд взяли на себя монахи из аббатства Витби, основанного графом Уильямом Перси, соратником и другом Вильгельма Завоевателя.
Одна из этих рукописей отличалась особенно изящным оформлением, и переплет из слоновой кости поражал тонкостью резьбы, выполненной художником с изумительным совершенством. Фолиант хранился в малиновом чехле, обшитом превосходной золотой бахромой, а на белой подкладке его, затканной серебром, были вышиты шелком фамильные гербы непобедимых Перси.
Гарри медленно обошел зал Совета, присел к столу и бережно снял с рукописи малиновый чехол.
Он очень долго смотрел на переплет, восхищаясь, по-видимому, фестончатым бордюром, не уступавшим по прозрачности и нежности кружевам, а потом открыл книгу.
Составленное из разноцветных букв своеобразной формы, покрывавших плотный, голубоватый титульный лист, заглавие свидетельствовало о том, что рукопись посвящена родословной знаменитого влиятельного в Англии древнего дома Перси.
– Жаль, что я не могу добраться до колдуньи Шевиотской вершины, – рассуждал старый Гарри. – Это недалеко… а про нее рассказывают диковинные вещи… и у меня есть деньги!..
Он скрестил на груди руки, покрытые глубокими морщинами, и крепко задумался; его седые брови сдвигались все плотнее, и видно было, что он пытается отогнать какую-то неотвязную мысль.
– А дьявол-то, пожалуй, хитрее, чем мы думаем! – воскликнул он внезапно. – И ведьма, чего доброго, рассказала бы мне, увижу ли я моего господина… и женится ли он? Ведь они прибегают к различным заклинаниям! Там, говорят, летают злые черные кошки с зелеными глазами, ведьма чертит в воздухе какие-то круги, и они начинают гореть, как огонь; она сжигает всевозможные ядовитые зелья, и человеку достаточно посмотреть в ее зеркало, чтобы узнать, что с ним будет. Все это, может быть, только пустые россказни, и аббат говорит, что всякое гадание – непростительный грех! Он даже читал нам по этому поводу очень длинную проповедь! А все же знать заранее все, что случится, чрезвычайно приятно!
Гарри развернул книгу, и внимание его всецело переключилось на переплет.
– Жаль, что я не могу прочесть это сокровище! – прошептал он со вздохом. – Я никак не пойму эти мудреные знаки. Все они на вид как будто одинаковые и стоят рядами! Одни только писцы разбирают их сразу.
Старик второй раз в жизни осознал, как плохо быть неграмотным, – он печально опустил свою седую голову.
– Придется обратиться к Олену, – проворчал он сквозь зубы. – А об этом узнают! Ведь когда моя Алиса подарила мне образ Пресвятой Богородицы, все узнали, что написано на задней части рамки… Я дам ему два пенса, и он не проболтается. Олен – славный мальчишка! Мне жаль, что его учат только грамоте… Я уже не раз говорил милорду, что из него мог бы выйти расторопный солдат, даже отважный воин, а при таком раскладе он не сможет, пожалуй, перевязать как следует и раненого осла!
Старый Гарри прошел на другой конец зала и отодвинул крепкие железные засовы на двери, выходившей прямо на вал. Этот вал представлял собой причудливое зрелище: на нем стояли группы языческих богов и вооруженных воинов: Геркулес со своей страшной смертоносной палицей и Аполлон с колчаном, наполненным стрелами; неподвижные витязи как будто угрожали с высоты осаждающим, а несколько поодаль толпа слуг волокла тяжеловесный камень с очевидным намерением подтащить его к краю и столкнуть вниз на неприятеля.
Гарри спокойно прошел мимо этих озлобленных и неподвижных воинов и, спустившись по лестнице, находившейся в башне, вошел в светлую комнатку, где мальчик прилежно чертил цифры на аспидной доске.
На голове его была легкая шапочка, а платье было сшито из тонкого сукна пурпурного цвета, подобного цвету кардинальских мантий. Когда дверь открылась, он быстро поднял голову и устремил на Гарри прекрасные глаза, сверкавшие умом.
В комнатке находилось всего только два стула; на одном из них сидел Олен, а на другом лежала целая груда нот, тетрадей и бумаг. Тут же стоял орган очень грубой работы, а за ним находилась маленькая кровать; в изголовье ее, на пуховой подушке, покоился внушительных размеров латинский словарь, труд Роберта Эстиенна, который Генри Перси подарил любознательному и смышленому мальчику.
Олен в одно мгновение освободил стул, заставленный бумагами, и подал его Гарри.
Выполняя обязанности вежливого хозяина, ребенок задавался в то же время вопросом, чем вызвано это посещение.
Хотя Олен и Гарри были, каждый по-своему, влиятельными персонами среди челяди, состоящей при графе, но им не приходилось еще ни разу в жизни оставаться с глазу на глаз.
Олен был сиротой, и Генри Перси взял его под свое покровительство; он снабжал мальчика всем необходимым и, заметив его отличные способности, помогал ему заняться образованием. Прислуга постоянно обращалась к Олену, когда было нужно подсчитать издержки или написать родным. Познания в арифметике, грамматике, а больше всего в музыке сделали мальчика весьма популярным не только в замке Перси, но и в его окрестностях. Он даже удостаивался чести в случае нездоровья старого капеллана читать на сон грядущий графу Нортумберленду разные эпизоды из Старого и Нового Завета.
Все эти обстоятельства, а еще того более убеждение, что у Олена нет воинственных наклонностей, восстановили Гарри против бедного мальчика, и он не упускал случая отозваться о нем как о глупом ребенке, на которого не следует обращать внимания. Олен понял, что только какое-то исключительное обстоятельство могло побудить Гарри заглянуть в его комнатку.
Старый слуга, казалось, был не менее Олена удивлен своей выходкой. Он уселся на стул, не говоря ни слова.
Мальчик тоже молчал и вопросительно смотрел на старика.
– Что ты писал, Олен, на аспидной доске? – спросил наконец Гарри.
– Я делал расчеты.
– А! – промычал старик. – Скажи же мне теперь: ты умеешь читать?
– Пожалуй, да! – отвечал мальчуган с плутоватой улыбкой. – Я должен, вероятно, прочитать вам письмо?
– Нет, я зашел к тебе совсем не для того.
– Так вы, видно, желаете продиктовать письмо?
– Мне некому писать.
– Вам угодно, быть может, чтобы я что-нибудь подсчитал?
– Нет! Какое сложение!
– Так что же я должен сделать?
– Ничего, – отвечал отрывисто старик, – пока ты мне не скажешь, такой же ли ты болтун, как и все мальчуганы?
– Вы знаете, господин Гарри, – возразил очень кротко, но серьезно Олен, – что я делаю все, что от меня зависит, чтобы не вызвать вашего недовольства, хотя и замечаю, что вы меня не любите!
«Он действительно добрый и послушный мальчик!» – подумал старый слуга, но спросил тем не менее с напускной суровостью.
– Так я могу рассчитывать на то, что ты не проболтаешься?
– Разумеется! – отвечал уверенно Олен.
– Ну, так тебе придется прочесть мне одну рукопись, там… в зале наверху, но не смей говорить об этом никому! – продолжал он торжественным и таинственным тоном, наклоняясь к уху мальчика. – Мне захотелось прочитать родословную нашего господина, хотя я ее знаю…
– Ну так в чем же дело? Идемте! Я готов! – перебил его мальчик.
Обрадованный случаем увидеть дорогие рукописи, к которым он не смел прикоснуться, Олен взбежал легко и проворно, как кошка, по лестнице на вал.
– Эй! Тише, мальчуган! – крикнул старик, шагая вслед за ним по крутым ступеням.
Гарри был еще на полпути, а Олен уже успел обежать раза три бессменный гарнизон, столетия стоявший на крепостном валу.
Минуты через две ребенок и старик сидели у круглого стола в большом зале Совета.
Олен торопливо взял драгоценную рукопись и любовался ею, а Гарри положил перед собой на стол клочок чистой бумаги, на которую намеревался накалывать кресты концом острой иглы, чтобы вспомнить по ним самые интересные места из родословной.
Олен приступил к чтению.
В начале родословной говорилось о том, как Менеррой, от которого происходили Перси, прибыл с герцогом Роллоном из Дании в Нормандию, как преемники его славы, Уильям и Серло, переселились в Англию с Вильгельмом Завоевателем и как Уильям, любимец этого государя, получил от него после битвы в 1067 году тридцать два поместья и, отправившись на поклонение гробу Господню, умер в Иерусалиме.
Гарри наколол крест и сказал с умилением:
– Кончить жизнь у гроба Иисуса Христа… благодатная смерть!.. Я бы тоже желал умереть таким образом!.. Читай дальше, Олен!
И мальчик продолжал с тем же воодушевлением:
– «Сын Уильяма, Олен, наследовал ему; он подарил немало земельных угодий аббатству Витби, основанному отцом его, и был в нем погребен, оставив после себя пятерых сыновей от брака с Эммой Гентской.
Его сын, Уильям, построил очень много обителей и храмов и был в свою очередь похоронен в Витби.
Ричард, его наследник, основал в 1133 году аббатство Кимблтон.
Его наследник Уильям вел страшную войну с мятежными шотландцами и овеял себя славой. Он женился на дочери короля Генриха и часто одаривал храмы. Одна из дочерей его была выдана замуж за графа Варвикского, другая обвенчалась с Гослином Лорренским, братом Аделидисы, английской королевы, и сыном Годфрида, герцога Брабантского. Четыре сына Уильяма умерли, не оставив потомства, и Агнесса, жена Гослина Лорренского, пожелала, чтобы дети носили ее девичью фамилию и соединили бы фамильные гербы Перси и Брабанта.
Агнесса была тоже погребена в Витби.
Ричард, ее наследник, имел много земель и богатых поместий; он был одним из двадцати пяти влиятельных баронов, которые защищали великую хартию свободы от всех покушений Иоанна Безземельного; он принимал участие в возмущении, вызванном жестокостью последнего, и всеми силами помогал Людовику Французскому, призванному баронами управлять государством вместо Иоанна.
После его кончины младший брат его, Генри, увеличил число их родовых поместий и получил вдобавок и замок Ликинфилд, вблизи от Веверлея.
У сына его Уильяма было более тридцати ленных угодий, не считая его наследственных владений, и король Генрих III выдал ему концессию на учреждение рынков. Он передал много земель госпиталю Сандоу и аббатству Салли, вменив им в обязанность молиться за него, и был похоронен в этом самом аббатстве.
Его сын и наследник уплатил королю девятьсот фунтов стерлингов за право вступить в брак по собственному выбору. Король взял с него слово участвовать в войне, которую он вздумал начать против Шотландии, но Генри встал на сторону непокорных баронов. Это не помешало ему на следующий год вернуть себе милость своего повелителя: он прославился многими блистательными подвигами и женился на дочери графа Сюррейского. И он был, как и отец его, похоронен в Салли.
Старший сын его, Генри, был назначен правителем Голловея в Шотландии; он участвовал в знаменитом сражении при Думбаре и во многих других и получил в награду за верность и за храбрость обширные поместья Ингельрама Баллиота, умершего бездетным. Он приобрел впоследствии у епископа Дургемского живописное и богатое поместье Альнвик».
– Да, это тот самый замок, в котором мы живем! – перебил его Гарри.
– Я знаю! – отвечал торопливо Олен. – Это произошло в третье лето царствования короля Эдуарда, приблизительно в тысяча триста десятом году.
– Да, это было чудесное время! – воскликнул ветеран с пылким воодушевлением. – Представь себе, Олен, картину этих битв, эту доблесть и славу! Лестно даже служить у подобных господ!..
Но мальчик не промолвил ни слова и продолжал читать:
– «Он перестроил замок, приобрел вслед за тем поместье Корбридж и получил по воле короля Эдуарда знаменитое графство Каррик со всеми находившимися в нем имениями и замками Роберта Брюса. Он ревностно заботился об украшении храмов, строил часовню и был похоронен под алтарем известного аббатства де Фунтен.
Его наследник, Генри, был сделан губернатором нескольких городов за услуги, оказанные им в то время королю и давшие последнему возможность сокрушить обоих смелых Спенсеров. Ему была доверена и охрана границ со стороны Шотландии. Король нуждался в нем и в его присутствии даже в мирное время и в награду за эту непрерывную службу отдал ему все замки сэра Джона Клеверинга; он отправлял его и в качестве посланника к шотландскому двору, а шотландский король дал ему в свою очередь богатое поместье со значительным доходом. Этот Перси участвовал несколько раз в войне с Шотландией и Францией; он присутствовал и при осаде Нанта.
Когда шотландцы, пользуясь присутствием короля при осаде Кале, снова внезапно напали на Англию, Перси разбил их наголову и взял при этом в плен их короля Давида…»
– Ну, признайся, Олен, – перебил снова Гарри, – может ли самый доблестный и благородный род сравниться с родом Перси? Разве не приятнее защищать свою родину, одерживать победы и брать в плен королей, а не выводить каракули на аспидной доске, как это делаешь ты?
Мальчуган улыбнулся.
– Ведь я не дворянин, – сказал он добродушно.
– Знаю, дерзкий мальчишка! – крикнул старик. – Но ты мог бы по милости нашего господина сделаться пажом, воином и следовать примеру порядочных людей!
– Мне не нравятся шум и бряцание оружия, – сказал кротко Олен. – Я люблю мирный труд, люблю мирную жизнь. Бог не вложил мне в душу воинственных наклонностей, и не могу же я переделать себя!
– Ну да, ты происходишь от овечьей породы, но хитер, как лиса: я давно это понял. Продолжай же читать! Тебя не вразумишь, не придашь тебе храбрости!..
Старик начал с досадой колоть иглой бумагу, а Олен продолжал:
– «Генри Перси скончался вскоре после возвращения из похода во Францию и был похоронен в Альнвикском прибратстве.
Его сын, тоже Генри, сопровождавший его во всех походах и бывший в знаменитом сражении при Кресси, наследовал поместья и должности отца и приумножил славу знатной фамилии Перси.
Его сын и наследник снарядил на свой счет и отправил в Пуату до тысячи стрелков и три сотни отлично вооруженных солдат; его личная стража состояла из сотни конных стрелков, сорока семи конюхов и двенадцати рыцарей. Возведенный в достоинство маршала Англии, он был следом затем назначен губернатором Кале и его фортов. Он получил титул графа Нортумберлендского во время коронации Ричарда III. Он сражался с шотландцами и взял город Бервик; он был несколько раз посланником при разных иностранных дворах и сопровождал короля, когда тот отправился во Францию для личного свидания с Карлом VI. Сын Перси отличался такой дерзкой храбростью, что шотландцы, которым он не давал покоя, присоединили к имени его прозвище Готспур. Король Ричард, узнав, что этот Готспур, как и отец его, отзывались о нем не с должной почтительностью, приказал им немедленно явиться ко двору и, когда граф ослушался этого приказа, осудил его на изгнание из Англии. Перси был возмущен подобным приговором и, пользуясь своим богатством и влиянием, взял Ричарда в плен, а герцог Ланкастер без труда завладел английской короной. Новый король, именовавшийся Генрихом IV, возвел Нортумберленда в звание коннетабля, подарил ему остров Мэн и вообще окружил его всевозможными почестями. Но волею судьбы он не смог воспользоваться выгодами такого положения. Почти сразу же после этого Готспур, негодовавший неизвестно за что на Генриха IV, восстал против него и пришел с целым войском к городу Шрюсбери; король встретил его во главе своей армии и предложил ему полнейшее прощение, но Готспур не воспользовался его великодушием. Закипел жаркий бой, и Готспур был убит. Узнав о смерти сына, граф Перси удалился в Веркуртское поместье, но был вызван оттуда предписанием парламента как соучастник сына. Он был оправдан лордами, но отрешен от всех своих почетных должностей приказом короля; он пробовал бороться, но напрасно – и умер в изгнании.
После смерти Готспура его единственный малолетний сын Генри бы вывезен дедом в дальнее поместье. Генрих V, вступив на английский престол, приказал лордам Грею и Джону Невиллу съездить за ним и привезти его в Лондон. Он вернул ему все владения деда, а впоследствии даже все должности. Желая защитить Альнвикское поместье от набегов шотландцев, Генри обнес его высокими стенами. Он был предан всем сердцем династии Ланкастеров и погиб в Сент-Олбенской кровопролитной битве.
Его сын оказал много важных услуг королю и отечеству и сражался с шотландцами, как и все его предки. Ему были дарованы все земли и все замки сэра Роберта Огля, лишенного всех прав специальным законом. Генри Перси участвовал в кровопролитных войнах Алой и Белой розы и был убит в Йоркшире».
Родословная, из которой здесь приведены исключительно главные факты, чтобы показать читателю богатство и могущество английского дворянства в ту далекую пору, была почти прочитана. Олен хотел перейти к следующему параграфу, он даже произнес: «Его сын и наследник…» – когда Гарри схватил его неожиданно за руку.
– Довольно! – сказал он. – Неужели ты думаешь, что я не знаю о жизни и блестящих подвигах моего господина, за которым следовал во всех его походах и который способствовал восшествию на престол отца нашего, нынешнего английского монарха! Нет, милый, мне известны малейшие подробности!.. Ты читаешь отлично… Остается узнать, что бы тебе хотелось получить за свой труд?
– Вы действительно хотите вознаградить меня? – спросил Олен, прищурив лукаво-прекрасные глаза, сверкающие умом.
– Да, – отвечал старик нерешительно.
– И вы серьезно думаете оплатить этот труд? – спросил опять Олен.
Мальчик знал о скупости Гарри, который тем не менее сочувствовал нуждам всего человечества.
– Серьезно, разумеется! Я не люблю болтать! – проворчал старик не без досады.
– В таком случае, – сказал мальчик, – позвольте мне хоть изредка приходить сюда и читать эти чудесные рукописи.
– Как? – воскликнул с испугом ошеломленный Гарри. – И ты дерзнул подумать, что я доверю ключ от зала Совета такому сорванцу, ключ, который я чищу почти каждый день и берегу как зеницу ока? Нет, милый, ты затеял невозможное дело! Если бы ты, например, пожелал получить от меня медовую лепешку или банку варенья, то я бы с удовольствием исполнил твою просьбу.
– Я, к несчастью, не лакомка, – сказал Олен.
– Тем хуже, милый мой! Дети должны любить всякого рода сладости, и я не виноват в том, что ты исключение из общего правила.
И Гарри, продолжая развивать свою мысль, вывел из зала мальчика, задвинул массивные железные засовы и запер дверь на ключ.