Туфан Миннуллин (1935–2012) Пусть весной начинается каждый наш год
Народный писатель Татарстана Туфан Миннуллин, можно сказать, – отец «Казанского альманаха». И хоть ушёл он от нас семь лет назад, ощущение такое, что Туфан-ага постоянно с нами – читает наши тексты, критикует, советует… Это потому, что мы знаем его принципы и неизменно следуем им. Жизнь продолжается, и альманах – тоже. И произведения Туфана-ага Миннуллина неизменно продолжают жить на страницах нашего издания.
Мол, откуда берутся невежи сии —
Куплетист, а решился писать рубаи…
Ты не смейся, поэт, в этом мире нескладном
Сам себе я забавы привык находить.
Мол, весна из холодной зимы к нам идёт,
Пусть весной начинается каждый наш год…
Светит солнце, ликует душа, вся пылая —
С родника раскрасавица воду несёт.
Ах, Краса, не играй же бровями, прошу!
Иль не видишь – с ума от любви я схожу?
Ну, скажи – что мне делать? Расправивши крылья,
Полететь да и броситься в бездну спешу.
Как вольготна коса на плечах у тебя!
Раб несчастный чудесной косы – это я.
Коль в конюшне лошадкой заржёшь, непременно
В стойле том я буду овсом для тебя.
Вот в глаза твои глянул… О мать ты моя!..
О сердечко, в глазах – где же дно, где края?
Если сердце моё в тот колодец сорвётся,
О Всевышний, смогу ли достать его я?!
Наконец-то нашёл своё счастье и я,
Вспыхнул в сердце влюблённом огонь у меня.
И в объятьях твоих от любви просто таю,
Будто я – на печи, что разжёг среди дня.
Кто любовь и блаженство в сей тайне познал?
Тот влюблённый смеялся, а этот – страдал…
Но известно ещё – из души у влюблённых
Свет божественный льётся, как луч – на кристалл.
Ты страшней старой ведьмы, страшнее огня,
Твой противен язык, как стерня ячменя…
Соловей мой! Не верь, ведь тебя так ругаю,
Осерчав, что не смотришь совсем на меня.
Ах, красавица! Свет мой! Умру я сейчас —
Знаю беды влюблённых теперь без прикрас.
Если в сердце влюблённом огонь снова вспыхнет,
Погашу я слезами, что льются из глаз.
Твоё имя… Могу ль к нему рифму найти?
Ну а можно – тебе посвящу рубаи?
Не отказывай мне, всё равно напишу ведь,
Не последний же парень я в жизни, пойми!
Обижаешься, что я тебя сторонюсь
И при встрече рукой до тебя не коснусь…
Если взяться за провод, ударит ведь током —
Что не знаешь – о том и грущу, и боюсь.
Вправо-влево заносам, похоже, конец,
И объятьям обещанным тоже конец.
И, ругая хозяек горячих объятий,
Я горячую печь похвалю, наконец.
А ресницы – камыш у озёр так растёт…
Познакомились – времечко встреч настаёт.
Окончание встречам в течение жизни…
«Ты – змея!», «А ты – пёс!» – состязанье идёт.
Не таясь, рассказал тебе мысли свои.
Посмеялась, ушла от объятий моих.
А теперь с сожалением смотрим, вздыхая —
Не успев пожелтеть, опадают листы.
Сколько чувств и эмоций теснится в груди:
Будто кто-то зовёт: поскорей выходи!
Вот окно отворяю – ещё не осыпав,
Лишь осина листами чуть-чуть шевелит.
В этой жизни я – гений, красавица – ты.
Восхваляя, тебе посвящал рубаи.
Но вот бартера время теперь наступило…
Понимаешь ли, сватья, намёки мои?
Взгляд на талии, пышной груди задержать —
Понимаю – по возрасту мне не под стать.
О Аллах, поддержи! То не грех – любованье,
И беспутным, развратным прошу не считать.
Протянула мне руку ты: «Здравствуй, абый!» —
Кончик пальчика в самое сердце проник…
И теперь, опасаясь – расколется сердце,
Я здороваюсь только кивком головы.
Бьёт родник, жаба квакает, светит звезда…
В эту ночь ей признался в любви навсегда.
Засмеялась – любовь доказать ещё нужно…
Покраснел как дурак, застеснялся – беда!
Бедняку вдруг богатства мешочек упал.
Уж, несчастный, смеялся и тут же рыдал…
Вот и я, моя душечка, в том положеньи —
Что с тобою мне делать? – Да если б я знал!
Ты считаешь – Туфан полюбил красоту?
Что сошёл он с ума, увидав за версту? —
Нет же, душенька, не от тебя я в восторге…
Преклоняясь, творенье Аллаха я чту.
В море памяти снова кружусь и кружусь,
О тебе вспоминая, умру – исцелюсь…
Умираю и вижу, что ты – это ангел,
Азраилом увижу, коль к жизни вернусь.
Распустился цветочек твоей красоты,
Поглядишь – и наступит восторг немоты.
О красотка, тебя об одном лишь спрошу я —
Нет ли сорокалетней такой же сестры?
Ты, начальник, прошу – не сердись всякий раз:
Мол, Туфан опоздал и подводит всех нас.
Я иду, а на улице – столько красавиц!..
Этой жизни секрет открываю сейчас.
Вот ведь как – у красавиц красивое всё:
И лицо, и глаза, зубы, грудь… – в общем, всё.
Некрасивые тоже красивыми станут,
Коль с улыбкой «Туфан-абый», – скажут ещё.
Поседели все кудри и стали редки́,
И морщинок прорезали лоб ручейки.
Надо мною смеясь и дразня то и дело,
Сами девушки стали не так уж тонки́.
Ах, как ищем любовь, как мы ищем и ждём!
В ней – вся жизнь и всё счастье, считаем притом!
А находим, изведаем – что же, что дальше?..
Словно мухи, жужжа, в паутине живём.
Может, скроемся вместе в далёком краю,
И в степи установим мы юрту свою?
Почему же смеёшься, моя дорогая?
Дядю этого мужем не видишь? Скорблю.
О несорванной вишне вздыхаю ли? – Нет.
О непойманной моли тревожусь я? – Нет.
Безмятежно хожу, наставленья читая,
Одиноким кобылам пасущимся. Эх-х!..
«Ах, любовь! Ах, огонь! – тут и там говорят. —
И игра, и объятья, и ласковый взгляд…»
Вот сказал, что люблю. «Не люблю», – отвечаешь.
Ну и где тут любовь и огни, что горят?..
Вспоминаешь ли – как мы встречались тайком,
Целовались, любуясь в печи угольком?..
Кто в печи той теперь огонёк разжигает,
Кто заслонку, всю в саже, закроет потом?..
Перестань напрягаться уже – эй, Туфан!
Про любовь не пиши уже больше, Туфан.
Даже если на яблоню с завистью смотришь,
За плодами взбираться не вздумай, Туфан.
А здоровья уж нет, по больницам хожу.
Сам в любовном огне и горю, и кружу.
В голове – Сания, Фания и другие…
Ишемия на сердце плетёт свой ажур.
Распустив хвост, уж поздно резвиться – увы!
И в грехи опуститься не выйдет – увы!
Я сегодня – как старая ива и только…
Сядет птичка на ветку такую? – Увы…
Эй, бабуля-душа, как с тобой вместе мы
Проводили, дурачясь, беспутные дни!
Что теперь? Как сказать… Ничего не добавишь —
О цветах мы вздыхаем с приходом зимы.
Копошусь в своей памяти, словно в мешке.
Что увидел в зеркальном осколке в руке? —
Вон девчонка, с которой не раз целовался,
То – старуха моя, шестьдесят – ей уже.
Я мальчишкой влюблён был в бабулю твою,
А уж парнем влюбился я в маму твою.
И тебе уж семнадцать исполнилось… Боже!
Третий раз… В мои годы… Зачем? – Не пойму.
Не влюблённым я не был, пожалуй, ни дня.
Иногда сожалею об этом, друзья.
Если я заблуждался – простите, конечно…
Лишь Аллах всем грехам моим – грозный судья.
Не танцуй предо мной, не танцуй, отдохни!
Разве можешь вернуть мои юные дни?..
Светик мой, шестьдесят уже стукнуло. Что же…
Для чего мне изгибы-наклоны твои?..
Если замысел свой завершить поспешим,
Как Тахир и Зухра пару сделать решим,
Откажусь от намеренья этого, видно —
Будет важный живот мой барьером большим.
Знаешь – дом, посиделки и ту старину?
Из мелодии нашей – хоть ноту одну?
Коль не знаешь, уйди, моя душенька, вовсе,
Пусть придёт твоя мама иль бабушка… Ну!
Если вдруг колдовством меня к жизни вернут
И годов шестьдесят мне ещё раз дадут —
Откажусь. Те девчонки, которых любил я,
Что их юность красивую пре́дал – сочтут.
Горделивый, главу не привык я склонять,
Что люблю тебя сильно, не смог я сказать.
А теперь всё ищу хоть крупинку надежды,
Что на поле пшеничном осталась лежать.
Ах ты, душечка, в сон мой сегодня пришла —
В небе ангелом нежным тихонько плыла.
Но писать, с нами утром что стало, не стану…
Лишь ответь: свои крылья кому отдала?
Я пожил и состарился, вот уж седой.
Очарован иль нет – жил своей головой.
И теперь понял я: в море литературы
Волк, коза и капуста – все в лодке одной.
Раз во сне я в век каменный чудом попал,