В статье: «Воспоминания о Николае Мартьяновиче Сипягине», помещенной в Московском Альманахе на 1829 год, издаваемым Сергеем Глинкою (М., в тип. Августа Семена, в16 д.л. 1829 г.), на стр. 77, сказано: «Н.М. Сипягин родился в Костромской губернии и по обычаю того времени был записан в военную службу сержантом лейб-гвардии в Измайловский полк… 1790 года Сипягин для окончания наук, поступил в Морской Корпус». Из этих слов можно бы заключить, что Николай Мартьянович был записан сержантом при самом рождении или очень скоро после него, но в «Некрологии», помещенной в Северной Пчеле 1828 года (№ № 147–148) и в биографии: «Н.М. Сипягин», напечатанной в издании Император Александр I и Его сподвижники в 1842, 1843, 1844 и 1845 годах (выпуск 55) отнесено это зачисление сержантом к 1790, а определение в Морской Кадетский Корпус – к 1795 году. Нами приняты последния показания, как, по нашему мнению, наиболее вероятныя.
В «Воспоминаниях» Московскаго Альманаха (стр 77–78) сказано: «Следственно, чего не мог тогда приобрести в военном гвардейском училище, то он не только заимствовал в новом храме воспитания, но и обогатил свой ум такими познаниями, которые не относятся непосредственно к сухопутной службе. 1796 года в том же чине, но с новым бытием нравственным, котораго ничто не может заменить, возвратился он в Измайловский полк». Подобныя фразы непонятны: какое могли дать воспитание, – и еще специальное и даже нравственное, – Измайловский полк или, – как назвал его Глинка, – военное гвардейское училище и Морской Кадетской Корпус, когда Сипягин находился в них младенцем и отроком и оставил окончательно, едва достигнув 10-ти лет от роду?
Говоря об этом оставлении гвардии, – тогда общем для множества дворян, – «Воспоминания» опять ставят Николая Мартьяновича на ходули. «Стремление к наукам и к просвещению было господствующею страстью Синягина, – напечатано в Московском Альманахе (стр. 78), – а потому, желая почерпнуть сведения необходимыя на поприще государственном, 1798 года перешел он в Коллегию Иностранных Дел».
«Воспоминания» (там же) поступление Синягина в третий раз в гвардию снова объясняют: «желанием Николая Мартьяновича удовлетворить страсти своей к разнообразным сведениям».
С этого времени начинаются показания Формулярнаго о службе Сипягина списка за 1826 год, которым мы руководствовались; вся же предыдущая его служба в этот список не внесена.
По свидетельству «Воспоминаний» (стр. 80–81).
Формулярный список. По «Некрологии» Северной Пчелы он произведен 22-го марта, а по биографии в издании Император Александр I, в апреле.
По Формулярному списку. В печатных источниках, которыми мы пользовались об этом назначении не упоминается.
По Формулярному списку; а по «Некрологии» Северной Пчелы и по биографии в издании Император Александр I, 3-го ноября.
О таком убеждении Сипягина говорят все печатные биографии его, которыми мы имели случай пользоваться. Особенно сильно сказано об этом в «Воспоминаниях», помещенных в Московском Альманахе (стр. 82–83).
Биография в издании Император Александр 1. По «Воспоминаниям», помещенным в Московском Альманахе (стр. 83): «Кутузов, привыкнувши судить о людях по личным их достоинствам, отправил туда Сипягина с особенными распоряжениями своими».
По Формулярному списку. Московский Альманах показывает, что это назначение последовало чрез два дня по производстве Сипягина в полковники.
Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском Штабе, 1817, книжка 1, стр. 32–33.
Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском штабе, 1817, книжка 11, стр. 38–39.
Этим Высочайшим рескриптом Милорадович назначен состоять при Государе.
Глинка, Письма Русского офицера, ч. II, стр. 82.
Там же, стр. 106–107.
Военный Журнал, 1817, № VIII, стр. 37.
Биография, помещенная в издании Император Александр I. В Формулярном о службе его списке также не упоминается об его участии в Люценском сражении. Поэтому несправедливы показания: «Некрологии» Северной Пчелы, «Воспоминаний» Московскаго Альманаха и биографии в Справочном Энциклопедическом Словаре. В первой помещено: «В сражении при Люцене храброму, но малочисленному авангарду союзной армии, под начальством генерала Милорадовича предписано было удержать натиск шестидесятитысячнаго французского корпуса. Здесь-то Сипягин отличился примерною храбростию и воинскими скусством. Каждый шаг был защищаем с упорством и удивительным хладнокровием». Во вторых напечатано (стр. 91–92): «Но блистательнейшая слава (т. е. чем при Глогау и при проходе чрез Саксонию) ожидала его при Люцене». Наконец, в третьей сказано (т. IX, ч. II, стр 4-39): «В сражении при Люцене, Сипягин находился в малочисленном авангарде союзной армии, под начальством Милорадовича, который с успехом удерживал натиск 60,000 французского корпуса».
Глинка, Письма Русскаго офицера, ч. Ш, стр. 53.
Военн. Журн., 1818, книжка III, стр. 37–38.
Военн. Журн., 1818, книжка III, стр. 41.
Там же, книжка II, стр. 24.
Там же, книжка III, стр. 41.
Там же, книжка II, стр. 24.
Глинка, Письма Русского офицера, III, 71.
Ф. Глинка на этот случай написал следующее стихотворение, помещенное в Славянине, 1828 года (II, 74):
Подвиг Сипягина.
Кто сей и в правилах и в праве твердый.
Холодный за пером, запальчивый в войне,
Летит в огонь и дым горящей Бишефсверды
Под буркой, на Донском коне?..
Узка дорога, две колонны Французския стоят,
И смельчака, без обороны,
Схватить живьем хотят…
Но, он, перекрестясь, с огнем отваги,
Сквозь град картечь, сквозь пулей дождь
Махнул – и невредим!..
Кто ж он, сей вождь?..
Он, по пословице, своей храбрее шпаги.
Я узнаю тебя – Сипягин.
Глинка, Письма Русского офицера, III, 95.
Глинка, Письма Русского офицера, III, 115–116.
«Воспоминания» (стр. 94) несправедливо говорят, что Сипягин произведен в генерал-майоры в Париже.
«Воспоминания» (стр. 94) опять несправедливо относят это назначение ко времени пребывания наших войск в Париже.
При нынешнем направлении занятий офицеров и при вновь возникшей прекрасной деетельности Гвардейского Штаба, будет нелишним привести здесь несколько строк из «Отчета Военной Библиотеки» за первый год ее существования, написанного г. Грибовским и помещеннаго в Военном Журнале 1817 г. № IX. Этот отчет был представлен первому ежегодному собранию Общества Военных Людей, происходившему 23-го ноября 1817 года. Смеем думать, что мысли, высказанные в отчете, представляют взгляд Сипягина:
«После шума военного, после трудов и подвигов бранных, – говорит этот отчет, – предлежит воинам нашим другое поле занятий. Дальнейшие концы Вселенной наполнились уже славою имени Русского; пали под грозным мечом могущественных сынов Севера многочисленные враги; и Славянин, бесстрашный на поле ратном, кроткий в мире и тишине, возвратясь в землю родную, в дом отчий, в круг ближних, вложил в ножны меч свой, повесил его вместе со шлемом, обвитым лаврами и с непроницаемою бронею. Но не с тем отложил он доспехи ратные, чтобы предаться праздности; нет, среди настоящего спокойствия, среди благословенной тишины, он мыслит о пользе отечества. Из повествований знает он, что один меч, одна храбрость недостаточны для обороны государства; он видел в описаниях, что падали сильные от противников слабейших, но обративших на пользу себе искусство; и вследствие того решился достигнуть большаго совершенства, решился соединить храбрость с искусством. Но дабы успеть в сем, необходимо учение, необходимы книги. Не каждый может иметь их, и для того учреждено сие книгохранилище. Оно отверсто каждому воину Русскому, дабы он, читая деения лет протекших, поучался из подвигов отцов своих, из наставлений мудрых вождей, быть истинным воином Русским, истинным воином Александра.
Угодно было Монарху обратить внимание на сие заведение и удостоить, как сказали мы, 23-го ноября протекшего года высоким Своим посещением. Прияв вместе с тем жизнь, привлекло оно на себя внимание общее. Их Императорские Высочества Государи Великие Князья, Его Королевское Высочество принц прусский Вильгельм, некоторые иностранные министры и знатнейшие особы, военные и гражданские, удостоили Библиотеку посещением; а Русские воины, в часы свободы, приходили искать здесь пищи своему стремлению достигнуть совершенства в Искусстве Военном».
В этом же годовом собрании было читано «Рассуждение о необходимости деетельной жизни, ученых упражнений и чтения книг; а равно и о пользе и настоящем положении учрежденного при Гвардейском Штабе, для военных читателей, Книгохранилища», написанное Ф. Н. Глинкою и изданное отдельною книжкою (СПб. 1818). Место, к сожалению, не дозволяет вам сделать из него несколько извлечений, которые могли бы быть, как любопытны, так и поучительны.
Но, мы приведем здесь «Стихи на 23-е ноября», сочиненныя Ф.Н. Глинкою и петые пред посетителями в этот торжественный день (Военный Журнал 1817 г., № IX, стр. 62–63), как выражения тогдашных чувств общества гвардейских офицеров, одним из достойнейших руководителей, которых был Сипягин. Вот они:
«Примите, гости знамениты!
Усердных воинов привет!
Здесь встретят вас сердца открыты;
Одна здесь искренность живет!
Служа в полях, под знамем чести,
Не знает Русской воин лести
Железный свод, доспехи ратны,
Лучи на шлемах и мечах*
Да мысли вам дадут приятны
О тех грозою полных днях,
Когда врагов несметны силы
Пришли искать у нас – могилы.
Ковали цепи вам народы;
Но цепи в прах, и нет врагов!
И Росс, Московским шлемом, воды
Из Сенских черпал берегов!
И сон лишь было – горе ваше;
Встает Москва из пепла краше.
*Это относится к украшенному доспехами и оружием арсеналу – который посетители с особенным удовольствием обозревали.
Велик ваш Бог!.. велик избранный
К бессмертным подвигам Монарх!
Он рек – и гром умолкнул бранный,
И мир на суше и морях!
Император Александр Павлович удостоил Библиотеку Своим посещением 23-го ноября 1816 года и объявил Обществу Военных Людей Свое Высочайшее покровительство.
Члены Общества Военных Людей, под руководством Сипягина, занимались сочинениями и переводами замечательных книг и статей*. Последние преимущественно помещались в
О Царь! наш вождь, надежда наша!
Тебе сия заздравна чаша!
Мы выпьем так, как пили деды,
За край родимый, за Цари,
Как пили сами – в дни победы,
Когда кровавая заря
Над полем битвы в тучах рдела
И смерть на всех равно глядела!..
Для всех равно гремели громы,
И сам наш Царь на брань летел;
Но Вышним к славе Он ведомый
На жатве смерти – уцелел!..
Его стрегла небесна сила
И смерть – с почтеньем обходила!
Вам кубок, гости дорогие!
Да будут (мы желаем вам):
Дни вашей жизни, дни златые!..
Поверьте искренним сердцам:
«Служа в полях, под знамем чести,
Не знает Русской воин лести.
* В течение первого года существования общества были отдельно изданы книги: а) «Краткое начертание Военного Журнала» и
б) «Общие правила Военного Искуства». Последняя есть переводс французского сочинения Жомини.
Кроме того были переведены:
1) «Правила Стратегии и употребления оных на избранном месте» – сочинение эрцгерцога Карла.
2) «Описание похода в Португалию».
3) «История похода соединенной армии англичан, ганноверцев, голландцев и брауншвейцев, под предводительством герцога Веллингтона, и прусской армии, под начальством князя Блюхера, в 1815 году» – сочинение Мюфлинга;
и 4) «Описание похода Буонапарте, оконченного сражением при Мон-Сен-Жане». Сверх того члены занимались переводами:
1) Творений Жомини.
2) Сочинения Матье-Дюма: «Обозрение военных действий с 1799 по 1814 год».
3) «Исторической картины войн Французской революции».
и 4) Сочинения барона Ройнья; «Рассмотрение Военного Искусства». Наконец, составлялись:
1) «Словарь знаменитых сражений и осад, отечественных и иностранных».
и 2) «Словарь технических слов, употребительных в Военном Искусстве».
Военный Журнал 1817 г., № IX, стр. 59–60. Стр. 30–31.
* Вот это разделение:
1) От занятия, в декабре 1812 года Вильны до перехода войск наших за границу.
2) От перехода войск наших за границу до занятия г. Варшавы.
3) От занятия г. Варшавы до вступления войск наших в Силезию и союза с Пруссиею.
4) От вступления войск в Силезию, переправы чрез Эльбу и сражение при Люцене.
5) Арриергардные дела от Люцена до Бауцена.
6) Бауценское сражение, последовавшие за оным дела, перемирие и союз с Австриею.
7) От перемирия до Дрезденского сражения.
8) Сражение при Кульме.
9) От Кульмского сражения до сражения при Лейпциге.
и 10) Сражение при Лейпциге и приближение войск к Рейну.
Московский Альманах на 1829 год, стр. 96.
Училище открыто 7-го января 1819 года. В него поступило до 300 унтер-офицеров и рядовых, присланных из всех полков корпуса. Успехи их, – говорит современное известие (Сын Отечества, 1819, № 3, стр. 140–141), – в самое короткое время, превзошли всякое ожидание: в пять дней сто человек, не знавших ни одной буквы, выучились читать и писать всю Русскую азбуку во всех ее начертаниях (т.с. буквы прописные и строчные, уставные и скорописные) и на шестой день были переведены в следующий класс, где занимались чтением п письмом слогов в две буквы, а места их в первом классе заняты другими, вновь прибывшими в училище. При этом не было употреблено ни букваря, ни пера, ни карандаша, ни лоскутка бумаги: учение производилось по таблицам и на столах, усыпанных песком. Должность учителей отправляли грамотные унтер-офицеры и рядовые. Училище помещалось в казармах лейб-гвардии Павловского полка. Устройством и красотою наружности, конечно, превосходило оно все прочие заведения этого рода в Европе. Залы его украшались изображениями Императора и знаменитейших наших Государей и полководцев. Училище состояло в непосредственном ведении Н. М. Сипягина и управлялось гвардейского штаба штабс-капитаном И. Г. Бурцовым. Издатель Сына Отечества, участвовавший в учреждении училища и в управлении им, и, – как сам говорил, – почитавший особеннымдля себя счастием, что мог споспешествовать трудам почтенных патриотов в деле столь общеполезном, обещал сообщать читателям своим известия об этом заведении, о правилах его и об успехах учащихся; но, к сожалению, мы не встречали этих известий, а в настоящую минуту, – когда, по воле возлюбленного Монарха, доблестные его телохранители горячо принялись за грамоту, – такие данные были бы в высшей степени поучительны. В начале этого же года Высочайше было утверждено «С.-Петербургское Общество учреждения училищ по методе взаимного обучения», – в первое заседание которого, 10-го февраля 1819 года, Сипягин избран почетным членом.
Военн. Журн., 1818, книжка IX, стр. 50–51.
Это «Наставление», написанное в вопросах и ответах, заключает в себе четыре главы: 1) «О егере или застрельщике», 2) «О ружье», 3) «О цельной стрельбе» и 4) «О действии застрельщика вообще».
Ныне, когда все внимание устремлено на меткую стрельбу, любопытны следующие вопросы и ответы:
Вопр. Нужен ли он (егерь или застрельщик) для Армии?
Отв. Для Армии он необходимо нужен, потому что цельными выстрелами, нанося вред неприятелю, дает возможность успешно оной действовать.
Вопр. Что нужно знать егерю или застрельщику?
Отв. Если он хорошо стреляет, то имеят большое превосходство пред неприятелем; а сия самая уверенность доставляет нам победу.
Вопр. Как он должен поступать в действии против неприятеля?
Отв. При всех действиях он должен быть хладнокровен, оставить дурную пословицу и думать, что пуля виноватого найдет, и помнить, что в бегстве несравненно более гибнет людей, чем в самой отважной атаке.
Вопр. Должен ли застрельщик при стрелянии торопиться?
Отв. Нет; а напротив того огонь, в котором выстрелы почти считать можно, есть самый смертоносный для неприятеля, и показывает храбрость и хладнокровие застрельщиков и егерей. Великий Суворов сказал, что «надо стрелять редко, да метко».
Вопр. Нужно ли беречь патроны?
Отв. Необходимо, и отнюдь при вынимании оных не выбрасывать, за чем иметь строгое наблюдение гг. офицерам, находящимся в цепи. Выбрасывать патроны означает трусость в застрельщиках, а в Русской Армии трусов нет.
Вот несколько официальных подробностей об этом замечательном Высочайшем смотре, заимствованных нами из С.-Петербургских Ведомостей, 1824 г., № 79.
Тифл. Вед., 1828, № 12.
Тифл. Вед., 1828, № I; переп. в Северной Пчеле,1828, № 92.
Тифл Вед., 1828, № 12, переп. в Северной Пчеле,1828, № 123.
Тифл. Вед., 1828, № 12.
Северная Пчела, 1827, № 135.
С. Н. Глинка напечатал в изданном им МосковскомАльманахе, на 1828 год. Истории, Словесности и Нравственности, следующее «Послание к Его Превосходительству И. М. Сипягину, по случаю празднества, данного им в Тифлисе 14-го октября 1827 года»:
«Герой по славе, по делам;
Герой, умеющий устав давать сердцам; —
И за Кавказскою страною
Ты всех очаровал собою.
Народы разные сердцами сопряглись,
И братиями быть – душами поклялись.
Любовь все оживляет,
Пределы дальные закон любви сближает.
Когда меч Россиян строптивость поражал. —
На праздник благости страдальцев ты сзывал
В день Ангела Марии,
Дела, творимыя Царицею в России,
Представил жителям ты Азиатских стран;
Во имя Ангела пир милосердья дан.
Царице лучшее сей праздник приношенье;
Вся жизнь Ее благотворенье.
Блажен, кто милует печальных вдов, сирот,
Кто жизнь им новую дает,
Кто, позабыв себя, – себя им посвящает,
И мрак дней горестных любовью осветляет!..
В стране, где ты теперь, не редко гром гремел;
Там Македонскаго Кавказ героя зрел,
Там Римские орлы парили.
Нет Македонию, Помпею позабыли:
Пальмиры – виден только прах;
Но подвиги добра осталися в сердцах.
Там помнить, кто струи в колодезях прохладных
В степях палящих предложил, —
И жажду странника сим даром утолил.
В напоминаньих сих отрадных,
Любовь к любви зовет,
И человечеству отраду подает.
В век новый Николая
Любовь со славою союз свой заключая,
Народам возвестит:
«Наш Царь любовию одной желает жить».
Северная Пчела, 1828, № 1.
Северная Пчела, 1828, № 19.
Там же, № 36.
Северная Пчела, 1828, № 148.
В Незабудочке, Московском Альманахе, на 1827 год, изданном Сергеем Глинкою (М., Тип. Унив., 1826), на стр. 197, помещено было следующее стихотворение:
Детям его прев. Н. М. Сипягина.
Хотите отыскать путь в души и сердца, —
Идите по следам отца.
Что снова повторил усердным здесь пером,
Давно то в сердце заключаю.
А вам лишь одного желаю:
Сравняйтесь, милыя! сравняйтеся с отцом.
В Московском Альманахе на 1829 год, автор «Воспоминаний» (С.Н. Глинка) говорит, что однажды в довольно многочисленном обществе, когда речь зашла о Сипягине, один из гостей сказал: «Вот человек, на счет котораго и злоречие ничего не может выдумать предосудительнаго», и все в том согласились, прибавляет этот почтенный автор.
Северная Пчела, 1828, № 148.
Известия из Грузии, помещенные в Русском Инвалиде, 1827 год, № 115.
Как же скоро отряд генерала Бенкендорфа снял осаду, тотчас сардарь приказал в бешенстве вырубить все деревья в саду, чтобы во второй раз не подвергнуться подобной опасности, а вслед за тем и сам убрался в Персию, оставив управление своему брату – Гассан-хану, при котором пала эта знаменитая твердыня, слывшая неприступным оплотом Азии.
Войска еще не были укомплектованы рекрутами и потому состав этого отряда по необходимости не мог быть многочисленным. Донской казачий полк, Леонова, а равно и конная карталинская милиция хотя должны были, по прежнему назначению, находиться в составе передового отряда Бурцова; но впоследствии недостаток продовольствия в Боржомском ущельи, принудил откомандировать с авангардом только небольшую часть этой кавалерии, прочим же казакам и милиции велено было присоединиться к колонне генерала Муравьева. Под рукою на тот раз более войск не оставалось.