Две касты. Два мира. Переход невозможен.
Дождь стекал грязными струйками по мутным стеклам. Девушка практически была вжата в окно небольшого переполненного автобуса. Недовольная и раздраженная женщина-кондуктор громко кричала на пассажиров, чтобы они равномерно распределились по салону автобуса для большей вместительности, и люди на автомате старались заполнить все свободное пространство, затравленно глядя на кондуктора и вяло огрызаясь. Сквозь грязь и потоки воды глаза девушки безуспешно пытались разглядеть, где они едут, чтобы не пропустить нужную остановку. Фонари на дорогах не работали. Обнаружив, что она практически добралась, девушка стала пробираться к выходу. Это было непросто. Со всех сторон были чьи-то локти, сумки, зонты, с них капала вода и попадала за воротник. Получив пару тычков зонтами, налетев на огромную мужскую спину и ударившись о чей-то локоть, она наконец оказалась на свободе, спешно открыла зонт и побежала домой.
Была поздняя осень, и рано темнело. Девушка жила далеко от автобусной остановки, но ей это нравилось. В этом было больше свободы. Здесь домики были частные, маленькие, полуразрушенные, снимать их было дешевле, а природа была ближе. Хотя от природы почти ничего не осталось, все было отдано под заводы и дома, а остальное настолько испорчено отходами и мусором, что, казалось, все обитали в огромной помойке.
Дождь закончился, ботинки девушки легко и быстро касались земли. Обувь у нее была старой и дешевой, но зато более-менее удобной. Здесь, в ее мире, все должно было быть функциональным. Ты должен рассчитать всё: время, затраты, еду, сон, деньги, силы. Расчет помогал выжить. Существование обеспечивалось тем, насколько ты хорошо умеешь считать, контролировать себя, свои желания и потребности. Терпение и выносливость были определяющими факторами, чтобы не сломаться. Разум работал для того, чтобы рассчитать, как использовать минимальные ресурсы для продления жизни. Рассчитывать на что-то большее было бессмысленно, пытаться добиться каких-то результатов – бесполезно. Здесь не было надежд, мечтаний, стремлений. С самого начала и до самого конца твоя жизнь была подчинена выживанию, а оно в свою очередь, определялось тем, насколько ты смог выдержать тяжелые условия труда и жизни.
Где-то кто-то ругался так, что было слышно на улице, мимо Кэт прошел шатающийся пьяный человек, шлепнулся в грязную лужу, поворчал, поднялся и пошел дальше. Два ребенка играли, рисуя палочками на дороге. Женщина колотила старый половик, больше похожий на лохмотья. Кэт вжала голову в плечи и ускорила шаг. Она не любила встречать людей, в одиночестве мир их существования не так сильно бросался ей в глаза. В одиночестве можно было спрятаться и вообразить, что всё не так плохо.
Отсюда не было выхода, не существовало спасения. Нельзя было работать лучше или усерднее, чтобы вырваться. Нельзя было придумать нечто такое, что бы открыло путь к лучшей жизни. Всё было предопределено, потому что девушка принадлежала ко второй касте – категории людей, чьим предписанием было служить другим. Никто там не надеялся на лучшее будущее, ничего хорошо не ждал от жизни, не мечтал, впереди маячила лишь тьма.
Добро пожаловать в низшую касту.
В сгущавшихся сумерках девушка подошла к полуразвалившемуся домику, доставшемуся ей от мадам Крюшо. Крыша была практически съехавшей на землю, крыльцо покосившимся – казалось, он мог рухнуть в любую минуту, но, что удивительно, держался давно. Девушка достала ключ, надавила с трудом на дверь и, таким образом подтянув её, смогла открыть. Войдя, включила свет, вымыла руки холодной водой (горячей не было и в помине) и, быстро переодев рабочую одежду, пошла готовить нехитрый ужин. Старая плита слабо зашумела, и суп нагрелся, девушка не стала выключать конфорку, чтобы немного согреться, в дырки под крышей задувал пронизывающий ветер и уносил остатки тепла из старой кухоньки. Она поела и включила телевизор. Все жители второй касты могли себе позволить нехитрый набор развлечений, большинство смотрело телевизор или пользовалось интернетом, который был распространен повсеместно, часть отчаявшихся утешалась алкоголем или дешевыми самопальными наркотиками. Телевизор был доступнее, безопаснее и экономичнее. Чтобы выжить во второй касте, нужно было учитывать только рациональные вещи. Если же ты нарушал эти правила, то положение становилось шатким и не приносило ничего хорошего. Кэт усвоила это очень давно. Её некогда яркие большие зеленые глаза потускнели от постоянного чувства тоски и безысходности, но такой взгляд был почти у всех жителей второй касты, и это никого уже не беспокоило. Кэт четко знала, что все имеющиеся у нее ресурсы она должна распределить, а их было немного.
Первое – это деньги. За ежедневный труд по двенадцать часов она получала двадцать тысяч гин, монет, использующихся повсеместно в обеих кастах. Пять тысяч гин она отдавала за дом, еще две тысячи за электричество и газ. Еда стоило дорого, и, чтобы просто поддерживать силы, требовалось порядка пятнадцати тысяч гин, но Кэт тратила, как и большинство здесь живущих, лишь семь тысяч. Ежемесячные налоги составляли пять тысяч гин, хорошо хоть проезд входил в эту сумму, и больше ни на что не оставалось. Одна тысяча гин вроде как была свободной, но её ни на что не хватало. Ведь нужны были лекарства от многочисленных бродивших в трущобах вирусов и болезней. Нужно было покупать бытовые вещи и иногда откладывать на куртку или ботинки. А это означало жить впроголодь, потому что деньги на эти вещи брались из тех, что она оставляла на еду. Двадцать тысяч были порогом для большинства жителей второй касты. Больше могли получать только руководители предприятий на территории второй касты, представители закона или бандиты, что в большинстве случаев являлись одними и теми же людьми.
Второе – это время. Времени, как и денег, было немного. Двенадцать рабочих часов на фабрике, два часа на дорогу до нее и обратно. А дальше оставалось совсем немного времени, чтобы поесть, сделать домашние дела и поспать. Многие пытались найти подработку, но это было непросто. Один день в неделю был выходной, и Кэт с нетерпением его ждала. Но он пролетал моментально, и снова наступала бесконечная череда серых и выматывающих будней. В свободный день Кэт шла гулять, она знала место у заросшего пруда, где никого не было, и часто стояла там одна, смотрела на воду и небо. Кто мог отнять у нее это? И всё же отнимали каждый день и каждый час ее жизни.
Третье – это собственные ресурсы организма: сила, воля, разум. Девушка не обладала крепким здоровьем, и энергии у неё было немного, хотя она усиленно старалась не сдаваться. Кэт была умной, и она четко всё рассчитала: сколько времени тратить на еду, сон, отдых; как рассчитывать деньги, время и силы, которых не было. Она знала, что лишняя потраченная на что-то незапланированное гинея может обернуться голодными днями, что час, проведенный у телевизора, обернется недосыпанием, а все это может привести к потере работы, чего допускать было никак нельзя. Работу найти было невероятно сложно, деньги за отработанные дни выплачивались лишь спустя месяц, а накопить на черный день было нереально, поэтому лучше было не терять полученное место, не нарушать системы. Система работала как часы, люди – как роботы. Никто не считал потерь в низшей касте, это были своего рода рабы, которые верили или хотели верить в свою свободу. На самом же деле они получали ровно столько, сколько требовалось для выживания и дальнейшего функционирования. Редко кто доживал до пятидесяти лет, большинство были больны с детства. Многие умирали прямо на предприятиях или в офисах – падали замертво на выходе с работы или присаживались на лестнице завода, да так там и оставались, пока коллеги не заметят неладное. Когда люди работали, ехали в транспорте, шли по улице, многих шатало от усталости, постоянного недосыпания и недоедания. Работающие болтики огромной машины, но любой механизм изнашивается, и, если никто не собирается сокращать обороты, рано или поздно система рухнет.
Кэт услышала резкий звук будильника и застонала: девушка спала пять часов. Первой реакцией было выключить дребезжащий комочек и дальше спать, но это было равносильно добровольной голодной смерти. Она быстрым движением руки отключила будильник и вяло встала. Всё тело ныло, мышцы сопротивлялись, организм еще не отдохнул и требовал своей порции сна. Кэт умылась, поставила чайник, быстро и просто позавтракала и пошла одеваться. Внезапно ее пронзила острая боль, и девушка схватилась за щеку. В низшей касте ходило множество вирусов и болезней, один человек мог обладать целой коллекцией «болячек». Сейчас Кэт напомнила о себе ее десна. Это был особый вид бактерии, поражавший десны и зубы, девушка быстро нашла аптечку и резко впрыснула в ротовую полость лекарство. Оно было дорогое, и Кэт едва выделяла на него деньги, но это единственное, что на время спасало её от боли. Девушке нужна была дорогая и сложная операция, чтобы удалить источник бактерий, попавший к ней, но делать операцию в низшей касте также означало подписать себе смертный приговор. Даже заплатив за врачебную помощь, люди не могли рассчитывать на благополучный исход. Качественный результат во врачебной практике давно стал легендой, жаловаться на врачей официально было бесполезно, и они творили беспредел, за редким исключением профессионалов, которых почти не осталось. Когда-то именно ошибка врачей принесла ей эту инфекцию. Она решила сходить к стоматологу, но кто мог знать, что улыбающаяся женщина, заявляющая себя врачом, окажется некомпетентной дурой, больше похожей на мясника. Те врачи, кто умел лечить, все равно не могли попасть в высшую касту, а в низшей их не отделяли от основной массы и большинство либо начинало работать спустя рукава, либо спивалось. Люди избегали больниц, предпочитая терпеть до последнего. Всё равно, в большинстве своем, итог был один. И весьма плачевный.
Кэт ненадолго прижалась лбом к стене и вздохнула. Устать, выдохнуться, оказаться на пределе своих моральных и физических сил было нормой в низшей касте, здесь этим было никого не удивить. Плакать, жаловаться, надеяться было не только бесполезно, но и глупо. Поэтому девушка, постояв так пять минут, выпрямилась и стала собираться на работу дальше. Боль стала затихать, и через двадцать минут Кэт шагала на остановку. Сегодня было пасмурно, солнца видно не было, а девушке так хотелось увидеть хотя бы лучик, ощутить тепло. Её ждал долгий и утомительный рабочий день, состоящий из двенадцати часов. Кэт устроилась на стандартную работу для низшей касты – она продавала запчасти для автомобилей по телефону. (Многие из низшей касты, кто залез чуть повыше в их убогой иерархии, мог себе позволить дешевую машину.) Платили за это сущие гроши, но выбор работ в низшей касте был невелик. Все население низшей касты занималось, по сути, обслуживанием высшей касты или организацией функционирования собственной касты и собственных нужд. Люди торговали: продавалось все – от услуг до различных товаров, это был огромный сегмент работ. Часть трудилась на заводах и фабриках, как Джон, друг Кэт, часть, как Кэт и её сестра Элли, – в офисах, тоже что-нибудь продавая или предлагая. Другие обслуживали население – водители и кондукторы, парикмахеры и учителя, врачи и риелторы, уборщицы и сторожа. Но это был тяжелый, часто неинтересный труд. Даже тем, у кого призвание совпадало с перечнем допустимых профессий, приходилось несладко, из людей забирали все силы, они были винтиками в огромном механизме, роботами, машинами, и никто не жалел, если этот механизм, робот или машина вдруг ломались или выходили из строя. Болеть было равносильно голодной смерти, максимум отпускали на день-два, заболев, люди продолжали ходить на работу, заражая других. Естественно, смертность и количество самоубийств увеличивались. Понятие больничного существовало, но за него практически не платили, и им редко кто пользовался. Теоретически человек мог прийти в больницу и надеяться на помощь, но на практике всё оказывалось иначе. Люди выстаивали очередь, чтобы получить право несколько дней провести в кровати, но потом их могли уволить и денег за время больничного никто не платил. Моральные силы людей никто не учитывал, а у многих они были на грани. Те же, кто грезил о иных профессиях, не принадлежащих к низшей касте, или умел делать вещи, не входящие в список практических, обслуживающих профессий, мог навсегда забыть о своих мечтах. Всё, что оставалось для таких людей, – это бесконечные часы невыносимой нелюбимой работы, несбыточные грезы, да информация о высшей касте, транслируемая через телевидение, интернет и печатные СМИ. Людям из высшей касты принадлежали высшие посты управления, транснациональные корпорации, все творческие профессии, научная область. Проще говоря, всё, что требовало умственного, интеллектуального, творческого развития. Притом, если подобными способностями обладал кто-то из низшей касты, этот человек не имел ни единого шанса на успех, он был обречен потерять все свои способности и надежды за нелегким каждодневным трудом. В отличие от низшей, высшая каста давала своим обитателям прекрасное образование, возможность развивать и лелеять свои таланты и способности, даже когда их подчас не существовало вовсе.
Как общество пришло к кастовому строю, где границы и рамки стали непреодолимы? Деление на касты происходило постепенно. Все началось с легкой финансовой дискриминации, которая постепенно набирала обороты. Вначале правительство отрезало возможность путешествовать, если ты не имел определенного капитала. Цены на путевки стали стремительно расти.
Затем, чтобы полететь в другую страну, нужно было получить разрешение, это был некий аналог существующей визы, но для всех стран без исключения, куда бы человек ни собирался. Для разрешения нужно было иметь определенную сумму на счету, подтверждённую уровень зарплаты, недвижимость в собственности. Чем дальше, тем больше усложнялись условия. Стали ограничивать список профессий для возможности получить разрешение, необходимый уровень суммы на счетах все увеличивался. Очень скоро настало время, когда путешествие могли себе позволить лишь состоятельные люди. Отдыхать на курортах стали одни богатые и имеющие власть. Наглая дамочка-депутат заявила в прямом эфире, что возможность смотреть мир нужно оставить только привилегированным слоям. В итоге так и произошло. Спустя пару лет эту дамочку сожгли живьем на площади недовольные в масках, но ситуация не изменилась. Виновных не нашли, но тиски стали сжиматься ещё сильнее.
Следующим шагом на пути к падению до уровня каст стало образование. Всё чаще и больше специальностей можно было получить только за деньги. Бесплатные места сокращались в геометрической прогрессии. Вскоре все высшие учебные заведения стали платными, а сумма за учебный курс неподъемной. Эта ситуация возникла не только с профессиональным образованием, подобная ситуация затронула и все курсы и секции для детей. Даже если у ребенка был заметен очевидный талант, будь то невероятный музыкальный слух, восхитительный голос, тяга к изобразительному искусству или танцам, любое развитие и обучение в области искусства или спорта было очень дорого. Потянуть подобные вещи смогли немногие. Ведь нужно было на протяжении нескольких лет платить за эти курсы, покупать музыкальные инструменты или кисти и краски, спортивную экипировку. Как по волшебству, на эти товары, ранее доступные, цены взлетели.
Постепенно из второго вылилось третье ограничение – по профессиям. Всё в сфере искусства, спорта и высшего бизнеса стало недоступным. С годами эта пропасть всё более увеличивалась.
Все начиналось вполне безобидно, как всегда это и бывает. Кто-то из людей занимал определенные позиции – в бизнесе, творчестве, науке. Кто-то становился богатым и знаменитым. У этих людей рождались дети, для которых родители хотели лучшей судьбы, а у кого-то не было таких родителей. Естественно, дети богатых и знаменитых занимали их места, вне зависимости от способностей и желаний. Династии разрастались, империи создавались. В мире контроля и полного влияния монополий все сложнее было подняться выше определенной планки. И если в передаче собственного бизнеса преемнику еще была логика, то в искусстве и науке подобный подход был неприемлем. Здесь о преемственности речи быть не могло. В этих областях должны были править талант и способности. Но те, кто занял позиции, считал по-другому и уступать их не собирался.
В профессиональном плане именно сфера творчества подверглась первым изменениям – постепенно произошло закрытие свободного доступа в среду киноиндустрии, литературы, живописи и во многие другие области, близкие к искусству. Именно туда в первую очередь перестали допускать «простых смертных». За несколько десятилетий определенные люди решили, что здесь больше всего денег и возможностей, и полностью охватили сферу искусства своим контролем. Попасть в шоу-бизнес также стало невозможно. Многие оправдывали эту тенденцию тем, что, если ребенок растет в творческой семье, он получает определенное образование, автоматически впитывает эту среду. Возможно, данное утверждение и имело место, но никто никогда не впитает талант. Люди, действительно обладающие способностями, могут родиться в любой семье, в любом месте мира, но, к сожалению, в мире каст, если они не будут принадлежать к избранным, им не будет места.
В итоге люди оказались в мире, где одни прислуживают другим, подчиняются им, чувствуют себя бесправными рабами. История сделала кульбит и вернулась в темное прошлое – в царство рабовладения. Только более цивилизованное, более хитрое, с видимостью свободы выбора. Да, обитателей низшей касты нельзя было спокойно убить, как рабов в прежние времена. Но всё же при хороших адвокатах подобное деяние можно было замять. Да, нельзя было продать человека от одного хозяина к другому, но его можно было купить при определенных условиях.
Люди могли поменять одну плохую работу на другую. Жить в трущобах на севере или на юге. Решить, что им есть на ужин, исходя из минимума средств.
Быть ответственными за свою жизнь означало работать до потери сознания, чтобы просуществовать еще один безрадостный и бесцельный день своей унылой жизни, чтобы завтра наступил точно такой же. Люди умирали прямо на работе, в транспорте, на улицах и в магазинах, так как продолжали работать из последних сил до самого конца. Если же кто-то достигал преклонного возраста и не мог работать, существовали содержательные дома. Но в них долго не жили. Пенсии давно ликвидировали. Иногда стариков оставляли в общинах, как бабушку Элли, двоюродной сестры Кэт. Или они жили с детьми и родственниками. Но, если помочь было некому, государство могло просто забрать жилье в уплату за место в содержательном доме и тогда оставалось только ждать смерти. Но тех, кто доживал до такого, было немного. Низшей касте нужны были крепкие рабочие, и от слабых там быстро избавлялись.
Пока высшая каста наслаждалась красивой природой и чистым воздухом, низшая задыхалась в трущобах, обитая по соседству со свалками, где могли храниться и опасные химические отходы.
В низшей касте нет возможности стать актером, режиссером, художником, певцом, спортсменом. Им остаются профессии, обеспечивающие жизнь высшей касте. Заводы, фабрики, офисы, где ведутся бесконечные и бессмысленные продажи. Конвейеры и неотапливаемые цеха для рабочих, магазины с миллионом ограничений для продавцов. Холодные улицы для дворников и разбитые автобусы для кондукторов.
Конечно, внутри низшей касты тоже есть иерархия. Кто-то забирается повыше, часто ведя нечестную игру или тоже наследуя свой статус. Кто-то прозябает на самом дне. Вечный раб. Для всех. Всюду. Всегда.
Пока все думали, что идут к свободному обществу, мы пришли к кастовому. Мир разделился на два слоя. Первый – высшая каста: свобода, возможности, высокий уровень жизни, и второй – низшая каста: ограничения, трудности, невыносимая работа для обеспечения вольготной жизни высшей касты. Из-за кастового строя шла деградация всего общества. Высшей касте – не нужно было стараться. У низшей – не было шансов. Культура упала, превратившись в жалкое подобие убожества.
С одной стороны, формально все были свободны. С другой – эта свобода была сильно ограничена. Да, это, безусловно, лучше рабства, но это, определенно, была не та жизнь, которую стоило прожить.
Чем дальше, тем больше люди подходили к разделяющей пропасти. Высшая каста определила себе лучшие места для жизни. Все экологически чистые районы, красивые природные пейзажи, благоприятные условия сначала просто стоили дорого, но потом и вовсе стали недоступны.
Был составлен список профессией, которые можно было получить обитателям низшей касты. Все они сводились к обслуживанию, производству и продаже. Была скорректирована программа школьного обучения, сокращено количество высших учебных заведений и мест в них. Многие институты и университеты на территории низших каст были упразднены.
Театры, выставочные залы, галереи закрывались, все эти объекты переносили на территорию высших каст. Даже книги стоили очень дорого, и их было сложно достать, но в принципе времени и сил на чтение у обитателей низших каст не оставалось, да по задумке правительства и не должно было оставаться. Чтение провоцировало мышление, а нужны были рабы, беспрекословно исполняющие приказы. С телевидения по этой же причине исчезли достойные фильмы. Большую часть эфира составляли примитивные передачи, демонстрирующие жизнь высшей касты или внушающие мысль о том, как хорош, несмотря ни на что, живется людям низшей касты. Дешевые книги, дешевые фильмы. Простые истории, заезженные варианты якобы любви, продающиеся огромным количеством. Кэт всё это напоминало балаган, но не похожий на их с мадам Крюшо ярмарку, а лишь создающий злую пародию.
Телевидение было отличной задумкой, и было больно видеть его деградацию. Ведь оно было доступно всем слоям населения и можно было хоть как-то радовать или развивать жителей низших каст. Мадам Крюшо рассказывала Кэт, что когда-то по телевидению демонстрировались фильмы и киноиндустрия выпускала отличные истории, но теперь они исчезли с экранов. Вместо этого уставшие от жизни дочери и любовницы членов правления высшей касты скупали себе каналы и передачи и несли ахинею с экранов. Самое ужасное, что была толпа, которое это всё смотрела. Многие жители низшей касты действительно деградировали, превращаясь в безвольную массу и отличную аудиторию, созданную для манипуляций. Они с радостью верили во всё, что им внушали, и, словно зомби, поглощали социальную требуху.
Но деградация не обошла стороной и высшую касту. Так как все места в сфере искусства и науки были предопределены и часто фасовались, не учитывая способности и таланты, то и результат был соответствующий. Выпускались одинаково глупые фильмы, звучали примитивные песни, печатались романы, которые лучше было никогда не читать.
Вскоре никто уже не скрывал существующего неравенства, а потом стали и поощрять его. Спустя несколько поколений Земля была разделена на зоны, принадлежащие высшей и низшей касте. Переход из одной в другую был невозможен и запрещен. Каждому рожденному человеку присваивался номер, люди отслеживались, как и их передвижение.
Было время, рассматривалась возможность разделить и по языковой принадлежности, искусственно введя новые формы (как, например, сохранилось в деловой среде высшей касты: правила переписки, официальные обращения, договоры имели определенные лингвистические нюансы, о которых не знали жители низшей касты, что давало гарантию абсолютного исключения жителей низшей касты из бизнес-среды высшей), но потом было принято решение, что это слишком всё усложнит, ведь, во-первых, высшей касте всё рано пришлось бы учить язык низшей, чтобы отдавать приказы своим «рабам», а во-вторых, с тех пор, как Земля стала едина в управлении и языке, практически исчезли войны и распри, Мир стал одинаков, за исключением некоторых культурных и природных объектов наследия. К сожалению, жителям низшей касты эти объекты увидеть было не суждено. Всё, что представало перед взором человека из низшей касты, – это бесконечные трущобы и горы мусора. Высшая каста превратила территорию низшей в помойку, куда свозились всевозможные отходы, в том числе, опасные для здоровья и жизни. Люди не только болели от этого, но и умирали, но данная ситуация не заботила высшую касту, для них это был естественный отбор, чтобы регулировать численность жителей низшей касты.
Низшая каста имела свои иерархические ступени, где все, кто был хоть немного выше, пользовались теми, кто находился ниже. Уровень обслуживания и жизни был на нуле. Справедливость отсутствовала. Здесь всё решали связи, деньги, власть и сила. И все эти четыре фактора были в руках определенных людей, которые часто являлись одновременно и правовой структурой, и бандитами. В этом мире было бесполезно ждать справедливого суда или пытаться чего-то добиться, там все было четко предписано, низменно и подло.
Сильный поедал слабого, изворотливые пытались выжить за счет более наивных. Бежать было некуда, вырваться из этой тьмы невозможно.
К сожалению, большинство людей действительно превратились в безвольную толпу. И это было неудивительно. Шансов выбраться не существовало уже у нескольких поколений. Кэт тоже частенько ощущала себя частью этой толпы. Везде были одинаковые условия и механизмы управления. Жизнь текла по заведенному руслу. Она чувствовала, как глупость и безысходность проникают в её суть, хватая её душу и сердце кривыми лапами, как мозг перестает анализировать происходящее и сопротивляться наступающему безумию. Приходя на работу, она ощущала влияние толпы, одни и те же догмы, видела у многих слепое подчинение и чувствовала, что проваливается в огромную общую яму хаоса, созданного для рабского управления.
Равенство. Равные права и равные возможности. Насколько это реально? Мир никогда не был справедливым или же был, но так, как нам не понять?
Теперь этот вопрос даже не возникал. Высшей касте было невыгодно уступать свои позиции, обитателей низшей никто не спрашивал. Каждый от рождения был обречен на определенную жизнь, но это стало ошибкой. Ибо не общественный строй рисует нашу судьбу, а Бог и мы сами.
Резкий стук в дверь отвлек Кэт. Не успела она подбежать, как услышала голос Джона.
– Кэт! Открывай скорее!!! Элли пропала!
Девушка бросилась к двери и распахнула ее. Джон был запыхавшийся и обеспокоенный.
– Мне позвонила её бабушка, говорит, не может до тебя дозвониться, спрашивает, не видел ли я Элли. Мари сегодня допоздна на работе, нам с тобой ее искать. И, похоже, дело плохо, она никогда не убегала из общины. Говорят, была очень расстроена.
Кэт кивнула, накинула куртку, натянула ботинки и бросилась вслед за Джоном на улицу. Она знала, где, скорее всего, находится Элли. Было у них тайное место, где они любили гулять. Часто девушки приходили туда подумать, помечтать или просто поболтать. Времени было мало. Неизвестно, что взбрело Элли в голову, судя по словам Джона, она убежала в расстроенных чувствах.
Элли была младше Кэт на пару месяцев и приходилась ей двоюродной сестрой. Тихая и скромная от природы, а может, в силу воспитания она все время имела грустный вид, хотя Кэт и удавалось иногда рассмешить сестру. Элли была довольно милой, она была худенькой, настолько, что сильно вырисовывались ключицы и при желании можно было пересчитать все ребра девушки, среднего роста, почти высокой, но чуть ниже Кэт. Русые волосы и светло-голубые глаза в сочетании с уставшим видом и тоской на лице делали ее немного бледной, но не портили.
Элли жила с бабушкой в общине: так было дешевле. Там было несколько их родственников, но лучше бы не было. Дядя вечно находил причину отругать Элли, на нее вешали часть работ в общине, а Элли после трудового дня и так валилась с ног. Она была слабой и болезненной, такой ритм просто убивал её. Ко всему этому она постоянно получала в свой адрес оскорбительные выражения и понукания. Ей нельзя было ничего: включать телевизор, ложиться раньше или позже остальных, мыться дольше определенного времени. Дядя был руководителем их общины и следил за всем, и, хотя все сдавали деньги на оплату электричества и воды, он следил за использованием воды и выключал свет практически везде, так что все обитали в относительной темноте. Даже руки Элли мыла под присмотром. Она была в постоянном напряжении и стрессе. Ко всему прочему вся община решила, что, раз её травят собственные родные, это можно всем, и эти люди бросались на девушку, как голодные собаки на кость. Кэт несколько раз предлагала Элли переехать и жить отдельно, но одна девушка бы не потянула кормить еще и бабушку, а в общине она оставлять её не хотела. Кэт же была уверена, что старушка сможет за себя постоять, хоть за Элли она не сильно старалась заступаться. Кэт, в отличие от своей сестры, ни к кому из родственников тяги не питала, она жила всё детство и отрочество с мадам Крюшо, пока та внезапно не пропала. К этому времени Кэт была уже совершеннолетней, к тому же спустя несколько дней после исчезновения мадам Крюшо девушка обнаружила оставленные кем-то деньги, с помощью которых смогла доучиться. Она нашла работу, а жить осталась в их с мадам Крюшо домике. Обе – и Элли, и Кэт – давно были сиротами. В низшей касте это была относительно стандартная ситуация. Девочки и не помнили своих родителей, что, как ни прозвучит странно, радовало Кэт, она не хотела лишний раз испытывать страдания и боль и избегала этих ощущений всеми возможными способами. Все, за кого она переживала, – это Элли да два её старых друга – Мари и Джон. В Джона она была когда-то влюблена, но он мечтал о Мари, и Кэт с этим смирилась. В ее мироустройстве все было чётко, и эмоциям там отводилось места немного, попросту так было рациональнее, и девушке было не до них. Если бы она немного ослабила свою волю, то сейчас искать пришлось ещё бы и её.
По правде говоря, она была бы рада иногда вообще оставаться одиночкой, чтобы сердце не сжималось как сейчас, но она любила Элли и даже боялась подумать, что с ней произошло. Кэт вела Джона к их с Элли секретному месту – камням у реки, а точнее, в реке. Несколько валунов выступали из воды и образовывали мини-архипелаг. С детства сестры обожали там находится, они прыгали с камня на камень и хохотали. Позже смех ушел, а привычка ходить к воде и стоять на камнях осталась. Это было единственное место, куда можно было сбежать. Кэт сомневалась, стоит ли вести туда Джона, но она боялась, что одна может не справиться. По правде говоря, больше всего девушка боялась опоздать.
Запыхавшиеся и еле переводящие дыхание друзья добежали до реки и понеслись вдоль берега. Кэт плохо видела, но всё же различила стоящую на камнях фигуру. Джон обернулся к девушке и прошептал:
– Она там.
Кэт кивнула и так же шепотом попросила Джона уйти, объяснив, что теперь справиться сама. Джон подумал и нехотя согласился. Они договорились, что он будет неподалеку на всякий случай.
Кэт спустилась к воде и запрыгнула на ближайший валун. Элли вздрогнула.
– Привет, – сказала Кэт как ни в чем не бывало.
Элли повернулась, и Кэт замерла, боясь её реакции. Глаза у девушки были заплаканные, лицо странное и незнакомое. Взгляд скользнул по Кэт и застыл, Элли снова отвернулась и стала смотреть на воду.
– Что ты здесь делаешь? Зачем пришла? – донесся до Кэт глухой безжизненный голос сестры.
– Тебя ищу, хотела погулять, а тебя дома нет, – Кэт никогда не умела уговаривать и врать.
– Нет.
– Что нет?
– Ты говоришь неправду. Я домой не пойду, у меня нет дома, я хочу постоять здесь, побыть одна.
Кэт вздохнула, она знала, что нельзя оставлять её тут одну. Девушка догадывалась, что задумала Элли. Она никогда не убегала из дома, лишь уходила прогуляться, и никогда Кэт не видела Элли в таком состоянии. Она была очень слабой и морально, и физически, и Кэт, как это ни было странно, удивляло, как её сестра до сих пор всё терпела. Так как Кэт не умела убеждать и не имела времени на уговоры, она сразу перешла к делу, хотя и опасалась ответной реакции.
– Элли, мы можем пойти ко мне. Всё равно пора уже что-то менять, ты же знаешь. Твоя бабушка справиться и без тебя, но, если что-то случится с её внучкой, вот это она вряд ли переживет.
– А мне уже всё равно, – отозвалась тихо Элли.
– Ладно, я буду стоять здесь с тобой, – Кэт устало посмотрела на наручные часы, время шло, оно никогда не останавливается, что бы ни происходило.
– Стой, как хочешь, – вяло отозвалась Элли и посмотрела на воду, плескавшуюся у её ног.
Кэт разозлилась.
– Что ты задумала? – гневно спросила она.
– Ничего.
– Врёшь! Чем ты думаешь? Кому просто живется?!
– Я устала, отстань от меня.
У Кэт кончились аргументы и мысли, она села на камень и смотрела на воду. Небольшие волны набегали на камни одна за другой, в сумерках вода казалась темной, и было довольно холодно. «Попасть бы сюда на закате!» – мечтательно подумала Кэт. В её голове проносилось много мыслей, но они не задерживались. Стало как-то спокойно и всё равно. Интересно, что чувствует Элли? Из-за облаков показалась робкая вечерняя луна и осветила лист, упавший на воду и закружившийся на волнах в причудливом танце. Кэт улыбнулась своим воспоминаниям.
– Элли, а помнишь, раньше, когда мы учились и наступали летние каникулы, мы выбегали из дома и танцевали и пели под луной, а прошлым летом в отпуске мы гуляли, светило солнце, а по вечерам луна озаряла небо.
– Отпуск был всего неделю, а дальше мы работали в душном здании…
– Я тебя спросила, помнишь ли ты про танцы и песни, про луну, про небо?
– Нет, я больше ничего не помню! – решительно заявила Элли.
– И зря! – бросила Кэт.
Кэт знала, что сестра лжет, всё она помнила. Много лет назад танцы и песни были их любимой забавой в теплое время года. Девушки представляли, как они выступают на большой сцене и им дарят цветы, или же поют в переулках, или в старом кафе. Они бежали под лунное небо со своими проблемами, страхами, горестями и обидами и вкладывали их в строки. И все эти горести улетали куда-то далеко, вместе с их звенящими голосами, в небо. А девушки кружились и пели. Элли лучше чувствовала музыку и лучше пела. У неё был замечательный голос. Кэт же хорошо танцевала, но здесь, в низшей касте, это были бессмысленные таланты, ими можно было заниматься для души, если останется время и хватит сил.
– Ты ведь хотела прыгнуть в воду, – просто сказала Кэт.
– И как всегда струсила, – так же просто ответила Элли.
– Это не трусость, – заявила Кэт.
– А что? – сестра грустно усмехнулась. – Моя трусость загоняет меня в еще больший тупик. А в этой жизни тупиков и так хватает.
Кэт огляделась по сторонам. Совсем стемнело, там где-то Джон ждёт их. По вечерам в низшей касте было небезопасно ходить по улицам, отовсюду, как тараканы, выползали бандиты и всякие мелкие хулиганы.
– Так не создавай ещё один, Элли, пойдем домой, здесь может быть опасно. Не думаешь о себе, подумай о других.
– А я всегда только о других и думаю, уходи, я тебя не держу!
Кэт вздохнула и не шевельнулась. Элли раздраженно повела плечом и повернулась.
– Ладно, пошли, – бросила Элли и быстро зашагала в темноту.
Кэт поспешила за ней, она увидела стоявшего неподалеку за деревом Джона и махнула ему рукой. Спустя минуту он пошел за ними. Вскоре девушки свернули к домику Кэт, а Джон – к своему.
Оказавшись у Кэт дома, девушки обессилено рухнули на пол. Элли настолько была измотана морально, что могла только выть, закрывая голову руками да иногда выдавливая из себя невнятные фразы вроде: «Я так устала жить!». Кэт тоже была уставшей, но девушке приходилось держаться, иначе как же ей было вытянуть и себя, и Элли. Поэтому она поднялась и села у стола.
– Вставай, Элли! Нужно умыться, поесть и лечь спать, тебе нужно отдохнуть!
В ответ Кэт услышала лишь протяжный вой и, посмотрев на сестру, увидела, что та, обхватив себя руками, раскачивается из стороны в сторону.
Сначала Кэт хотела сказать что-то вроде: «Ну, всё, хватит!», – но потом поняла, что это будет бесполезно. Она просто встала и зажгла газ, чтобы погреть воды, поглядывая на часы и прикидывая сколько ей останется на сон. Кэт привыкла выживать, и эта привычка сказывалась в любой ситуации. Элли же сегодня чуть не сдалась.
В этом мире она была слабее всех, и Кэт видела это в её глазах. Видела, как невыносимая тоска плещется в них, как безысходность заполняет её душу. Кэт чувствовала, что будет нечто подобное.
– Вставай, Элли, давай поешь! – Кэт снова поглядела на стол и на часы.
Элли в ответ лишь снова закрывала голову руками и выла, выла. Сквозь всхлипы постоянно слышалось: «Я больше не могу! Я не могу!»
Кэт тоже казалось, что она больше не вынесет ни минуты всей этой безысходной ситуации и жизни – пустой, ненужной, несчастной. Она больше не знала, зачем жить, зачем так жить?! Бесконечная пустота, обман, глупая шутка… Как выбраться? Да никак! Если нет вздоха, нет солнца, нет неба – зачем всё? Но прекратить жить она тоже не могла. Но и утешить Элли было нечем.
– Я не могу!
– И я не могу, Элли! Слышишь! Я устала, но твой сегодняшний поступок – это не выход!
Элли подняла голову, и глаза девушки злобно сверкнули.
– Так его нет, Кэт! Это ловушка, это ад! Худшая его форма! Я ненавижу всё в этой ужасной жизни! Это ловкая изощренная пытка – бесконечный мрак, который никогда не закончится!
– Ты просто сейчас очень расстроена, не говори так. Мир не виноват! Люди бывают злые, – предпринимала попытки успокоить сестру Кэт, пораженная такой переменой в Элли.
Но все было бесполезно, девушка снова завыла.
Кэт молча сползла по стене и ждала, когда истерика Элли закончится. Она знала, что нужно предложить ей переехать к ней, иначе рано или поздно она покончит с собой. Или что-то ещё придумать. Или?
– Ты знаешь, как я живу? – выдохнула Элли. – Я встаю рано-рано, и на кухне, у умывальника уже везде люди, я теряю время, стараясь пробиться, чтобы погреть воды и немного умыться. Меня пихают и толкают в разные стороны, если же я огрызаюсь, то кто-то типа моего дяди вполне может меня ударить. Я долго еду на работу в переполненном транспорте, там двенадцать часов я пытаюсь продать никому не нужные вещи по телефону, люди отказывают мне, директор кричит и понижает зарплату, а понижать уже некуда! Ведь дядя её практически полностью отбирает! Я взялась мыть офис, чтобы мне оставалось на лекарства, так как я умудрилась где-то заразиться «костнопоражающим» вирусом, бактериями К и прочее, прочее. Я иду домой, и местные хулиганы, с которыми мы сталкивались ещё в школе, угрожают мне или толкают. Я не успеваю переступить порог дома и встречаюсь там с жителями общины и нашими, моими родственниками во главе с дядей, он орет, почему я так мало приношу денег и какая я тупая, ленивая и никчемная. Как будто от меня что-то зависит, и он не знает ситуации в низшей касте! Он сам всю жизнь работал механиком и чинил сельскохозяйственную технику, получая гроши. Я пытаюсь поесть, иногда мне даже не удается попасть в душ, ложусь спать под грохот чьего-то телевизора и храпа, так как нас спит по пять человек в комнате и стены, отделяющие помещения, слишком тонки. Мы все в одном муравейнике, где понятно, кто, чем занят, орет ли тетя Нэт на мужа или плачет малыш Боб. Я больная, грязная и несчастная!
Кэт вздохнула и почесала плечо. Грязной она не была, но болезней в низшей касте ходило много, и заразиться труда не составляло, стоило проехать в транспорте. И у Кэт тоже был «костнопоражающий» вирус, который медленно и болезненно распространялся внутри костной ткани, и бактерии К, поражающие кожу, делали ее неприятно-серого цвета и иногда вызывали воспаление, после которых оставались небольшие шрамы и рубцы. Но Кэт промолчала, как и про вирус, поразивший ее десны. Так что она выглядела и чувствовала себя ненамного лучше Элли, может, только морально была немного спокойнее, так как жила отдельно, своей жизнью.
– А знаешь, что самое ужасное, – продолжила Элли. – Я хочу убить их! Всех этих уродов, которые издеваются надо мной и считают, что имеют полное право так поступать. Этих поганых трусов, которые кидаются на тех, кто слабее! Хочу, чтобы все они сдохли! Дядя, обитатели общины, хулиганы на улице, работодатель – все, кто обижает меня! Я не хочу никого ненавидеть, я больше не хочу испытывать это чувство! Хочу покоя! Почему я слабее их всех, по всем параметрам – у меня нет сил, нет денег, нет власти, нет защиты! Ничего нет, ни одного козыря в рукаве, да и не в рукаве тоже! – выла Элли.
Мягкая и скромная, всегда милая, она была вне себя. Эти люди, эта жизнь открыли в ней зло, и это печалило Кэт больше всего. Ведь так нельзя! Так не может больше продолжаться! Она не узнавала сестру. Но сама она не испытывала таких сильных негативных чувств, по крайней мере в последние годы, она как будто впала в какое-то сонное состояние, притом, что от природы флегматиком она не была. Девушка поглядела на сестру и предприняла еще одну попытку ее успокоить.
– Все будет хорошо, Элли! – сказала Кэт в надежде успокоить сестру. – Справедливость восторжествует.
Внезапно в Элли вдруг снова засветилась жизнь и энергия. Она подняла на Кэт заплаканные глаза, словно сияющие огнем, и выдохнула.
– Этот мир никогда не был справедливым и никогда не будет! Он черен, как ночь, и совершенно алогичен! Все наши понятия о справедливости и чести здесь лишь иллюзия и ложь! Это какой-то параллельный мир, неправильный мир, где всегда прав и счастлив тот, кто хуже и подлее, кто злее, кто более жесток! Все доброе, светлое существует лишь в мечтах и фантазиях, это глупые сказки, в которые мы верим с детства! И если хочешь здесь выжить, то ты должен чем раньше, тем лучше понять, что все свои представления о счастливой жизни нужно уничтожить, ограничения принять как данность, рамки сделать своей реальностью, а ориентирами – каждодневные дела и заботы! В тебе должно быть полное отсутствие любой искры! Чтобы выжить здесь, в этом месте, душа должна умереть…. Чтобы тело продолжало функционировать, а день шёл за днем, тебе нужно понять, что здесь всё так, как ты видишь, а не так, как ты хочешь, не так, как мечтаешь, не так, как ты веришь! Не думай, не чувствуй…. Это даже не смирение, это функционирование для выживания, где сердце пусто, а душа мертва!
Кэт нечего было возразить.
Элли еще поплакала и уснула. Кэт умылась, поела и легла на кровать. В ветхом домике было две комнаты, если считать маленькую отгороженную занавеской каморку. Но в этом закутке стояла кровать, а Кэт хотелось побыть одной и подумать.
Девушка упала навзничь на кровать и лежала поперек неё, свесив ноги. Кэт нужно было ложиться спать, но она продолжала смотреть в потолок невидящим взглядом, неловко закинув руки назад. Периодически возникали мысли о том, что пора лечь спать, но она ничего не могла. Этот вечер, эта ночь принадлежали ей. И никто не посмеет отнять это время – ни работа, ни система, ни люди! Она не будет бежать в заведенном ритме. У нее не было сил, не было времени, не было денег. Ничего не было! Но эта жизнь не отберет у нее эти часы покоя и тишины. Кое-что у нее всё-таки осталось! Ее мысли, ее разум. Хоть он и был притуплен из-за невыносимых условий, но еще продолжал функционировать. И ему предстояла сложная задача – найти выход там, где его не существовало. Первые часы мыслей не было, ничего не было…. Была комната, кровать, незанавешенное темное окно, неясные очертания потолка и люстры, тоска…. Но всё это было словно больше не её, даже её измученное тело, её требующий нормальной пищи желудок. Всё это было уже неважно.
Важного просто не существовало, остались лишь покой и тишина. И в этом безмолвии девушка вдруг увидела перед собой мадам Крюшо и ее карты. Они летали в воздухе, выстраивая замысловатые фигуры. Кэт протянула руку, но не смогла их коснуться, скользнув пальцами по воздуху, она открыла глаза и поняла, что заснула. Но что-то изменилось, к Кэт вернулась живость мышления, вернулись мысли, мозг начал работать, тысячи идей вертелись у неё в голове, как только что карты во сне. Постепенно все отрывочные и беспорядочные мысли сложились в картинку, и родился план. Он был неидеален и по первому впечатлению немного глуп, но именно эти два качества и отличают все гениальное.
С утра, поспав совсем немного, Кэт уже так не думала. Голова гудела, от недосыпания девушку подташнивало, все казалось безнадежным и глупым. Кэт поставила чайник и умылась – предстоял еще один бесконечный безрадостный день. На кухню выглянула Элли.
– Привет! – смущенно сказала она. – Извини за вчерашнее. Я сейчас пойду на работу.
– Ты остаёшься у меня, Элли, – произнесла Кэт решительно, – твоя задача – следить за порядком и готовить еду, успеешь и отдохнуть, и выспаться. Тебе нужно восстановить силы, а я в свою очередь, не буду тратить время на домашние хлопоты. Мы объединимся, чтобы выжить.
Элли ошарашено посмотрела на сестру.
– Ты уверена? Мы не потянем! Точнее, ты не потянешь нас двоих.
– Да, прекрати, – Кэт отмахнулась, – неужели мы не сможем выжить. Большую часть твоих денег все равно отбирает твой дядя, мало есть мы привыкли, и отказывать себе во всем тоже, мы справимся. Почему бы не попробовать жить немного иначе?
– Но… – начала было Элли.
– Никаких «но», если, конечно, ты не рвешься начать вчерашнюю жизнь! – резко сказала Кэт.
– Не рвусь, – выдохнула Элли.
– Мне необходимо выделить время для одной вещи, а тебе нужен отдых, попробуем, а если не получится, всегда можно вернуть всё назад.
Но с этого дня уже ничего нельзя было вернуть назад.
Что же тогда ночью придумала Кэт? Что подсказали ей карты мадам Крюшо? У неё появился план. Пока он был далек от идеала и даже от завершения и в нём не хватало главного компонента, но начало было положено. Итак, она решила изменить установленный веками порядок и сделать доступ в высшую касту реальным. Кэт необходимо было проработать разные варианты развития ситуации, возможные рычаги давления на управляющую элиту при условии возможности осуществления этого плана и безопасности для себя и близких. Выбраться реальным способом из низшей касты было невозможно. Жить по-другому тоже. Нужно было что-то особенное, уставший мозг и отупевшее сознание никогда даже не намекали ей на иные пути и не рождали надежды. Надежды в низшей касте убивают. Чем ты практичнее и реалистичнее, чем меньше хочешь и чем меньшего ждёшь, тем больше у тебя шансов здесь выжить. Но теперь Кэт хотела не выживать, а жить. Она всегда этого хотела, как и все. Но, как и все, считала это недостижимым. Что-то изменилось в ту ночь. Она больше не боялась потерять возможность своего жалкого существования. Держась за соломинку, за старую жизнь, за привычную повседневность, она не могла начать осуществлять свой план. Он требовал полной перестройки её сознания и изменения уклада её жизни. Он требовал времени. Время. Время и деньги. В низшей касте и того, и другого всегда не хватало. Здесь стоит заметить, что многие из обитателей низшей касты не стремились к получению времени и свободы. Были и те, кого такая жизнь вполне устраивала, и их было немало. Часть людей и не помышляли о другой участи. Вот в чем состояла главная идея плана Кэт. В кастовом обществе место человека практически было предопределено, его жизнь, стиль были однородны. Ты мог выбрать профессию, но она ограничивалась определенным списком. Человек мог выбирать лишь из маленького списка возможностей, родился в семье строителя – можешь стать поваром, живешь в низших трущобах – можешь переехать в средние поселения. Дом, деньги, одежда, еда, свободное время были практически одинаковыми, ограниченными в варьировании. Каждый жил и работал из поколения в поколение одинаковым, всем привычным способом. Если у ребенка из низшей касты имелись таланты, выдающиеся способности, позволяющие в будущем развиться в сфере искусства, науки, спорта или бизнеса, это никого не интересовало. У такого человека не было ни единого шанса добиться чего-то в низшей касте, естественно, попасть в высшую было невозможно. Кэт не хотела менять уклад большинства жителей или ломать систему полностью, она лишь хотела сделать доступными любые возможности для желающих. Чтобы человек знал, мог, имел возможность стать тем, кем хотел, кем природой ему суждено было стать. В кастовом обществе в школах учили по минимуму, подготавливая к трудовому будущему рабочих, продавцов и обслуживающий персонал. Схема предполагала четкое подчинение, низшая каста должна была полностью обеспечить жизнь высшей. В высшей касте детей обучали музыке, танцам, театральному искусству, там были лучшие учителя, там было место, полное возможностей. В низшей же касте с примитивными школами, низким уровнем образования отсутствовал всякий шанс на реализацию своих талантов. В некоторых домах было такое низкое напряжение, что невозможно было учить уроки или читать взятую из библиотеки книгу. Полуголодное состояние обитателей низшей касты, вечная усталость и болезни забирали остатки потенциала развития людей. Кроме всего прочего процветали бандиты и мелкие мошенники. В любой социальной среде расслоение общества закономерно. Даже в ограниченных, искусственно созданных условиях низшей касты общество разделилось. Здесь была своего рода элита и власть, естественно, здесь же и появились бандитские шайки. Не всем хотелось работать за копейки, но некоторым не хотелось ничего делать в принципе, и многие, кому позволяла сила и отсутствие моральных убеждений, становились бандитами. Напряжение на основную массу низшей касты возрастало, с одной стороны, давили убогие условия существования, с другой – полное отсутствие возможностей изменить свою жизнь, на работе угнетало рабское отношение начальства, дома у многих была неблагоприятная обстановка, а на улицах расцветала преступность. Люди находились в глубокой степени депрессии или невроза, процент самоубийств рос в геометрической прогрессии. Низшая каста задыхалась. Кэт задыхалась. Настало время приоткрыть наглухо закрытые двери в высшую касту.
Рабочий день Кэт начинался с семи утра, прийти нужно было к шести тридцати, таковы были требования. Домой их отпускали после семи, обычно это означало выйти с предприятия в восемь. И около двух часов дороги с пересадками. И так шесть дней в неделю. Трясясь в переполненном транспорте, Кэт удрученно думала, где ей найти время на её безумный план и вообще нужно ли его начинать. Сколько у неё остается времени – один день в неделю. Пара часов каждый день, если практически не спать, и сколько так можно выдержать? Что за чушь она придумала? Усталость и адреналин сделали свое дело, теперь краски померкли, и вернулся голос рассудка. Жизнь вот она – работа, дорога, дом, еда, сон, повседневные хлопоты. Расписанный по минутам день. Расписанная по правилам жизнь. Никаких надежд, никаких мечтаний. Мадам Крюшо в детстве ей рассказывала, что раньше надежда была – считалось, что можно было перейти из низшей касты в высшую, но на самом деле это было невозможно. «И это была пытка», – говорила мадам. Люди посвящали всю жизнь стремлению сбежать к лучшей жизни, их попытки были неудачны, стремления угасали, мечты рушились. Люди сходили с ума от пустых возможностей. Так что сейчас хотя бы всё было честно – лучше знать правду и жить с ней, чем постоянно бежать за призрачной целью.
С этого дня Кэт постоянно думала, как свою цель превратить в конкретный план. Пока она вечность ехала в переполненном транспорте, девушка старалась использовать это время с пользой. Она думала, с чего начать, что послужит катализатором изменений. Как заставить высшую касту пересмотреть сложившийся миропорядок. Конечно, всё это казалось глупым и нереальным, но мысли о том, что возможно изменить существующий порядок вещей, помогали ей держаться на плаву. Она перестала чувствовать всепоглощающую тоску, и девушке больше не казалось, что она потихоньку сходит с ума. Что с того, что это невозможно? А вдруг и возможно. Многие вещи, которые казались неосуществимыми, стали реальностью. По крайней мере, думать ей никто не запрещает. Она стала искать информацию повсюду, очень аккуратно, расписывать разные варианты развития событий. Дома она рисовала схемы, зачеркивала, снова рисовала. Кэт составила список своих друзей и знакомых, кто что умел, какими знаниями обладал. Кому можно доверять, а с кем нужно держать ухо востро. Она собирала данные повсюду, ходила в свой единственный выходной в библиотеку, расспрашивала знакомых о разных областях их интересов.
Кэт старалась каждый день выделить время на свои исследования, но мозг после долгого трудового дня соображал вяло, а тело наливалось свинцовой тяжестью. Часто девушка не выдерживала усталости и засыпала или выходила на улицу, а затем мучилась, что работа продвигается медленно и первоначальный план поиска решения практически не реализуется. Из-за увеличения нагрузки слабый организм Кэт не справлялся, росло раздражение, иногда девушка ловила себя на мысли, что её бесит Элли, ведь она с вечера засыпала гораздо раньше Кэт, и с утра ей не нужно было вставать на работу. Хотя нужно было отдать должное Элли, ведь она поднималась с утра, чтобы приготовить Кэт завтрак и помочь собраться, а также делала всю работу по дому. Кэт сдерживалась, но агрессия внутри не уходила. Работа теперь давалась ещё тяжелее, ведь у Кэт появилась цель, и долгие часы тупого труда соизмерялись ею с тем, на что она могла потратить драгоценное время. Девушке постоянно хотелось спать, поднимаясь с утра с кровати, она внутри себя стонала от желания никуда не идти и выспаться. На работе ей иногда хотелось завыть или бросить всё и бежать, бежать, как можно дальше от всех обязательств и неволи. Кэт всегда хотелось свободы, хотелось большего, и сейчас это стало проявляться ещё активнее. На душе у неё было так паршиво, что она ощущала это физически, ей было плохо каждое утро перед работой, и каждый вечер, когда она представляла, сколько ей осталось на сон. Мозг лихорадочно искал выхода, а паника увеличивалась. В какой-то момент Кэт поняла, что не чувствует ничего кроме этой паники, страха и тоски. Она не могла выйти из замкнутого круга, решить, как действовать: всё заглушали эмоции и усталость. На это и было рассчитано, когда создавались касты. Чтобы жители низшей касты не смогли покинуть её никогда, а только бежать и действовать по заведенному порядку. Денег отложить было невозможно, так их мало платили, выделить время нереально, так ничтожно его оставалось. Энтузиазм Кэт угас. Она зашла в тупик. Дикое чувство. Больше ничего не хочется. Ни жить, ни умереть. И ничего нет. Лишь пустота, отчаяние и тьма.
Кэт смотрела на звезды. Яркая луна освещала почти всю полянку, находившуюся за домиком. Девушка, стоя в кругу лунного света, чувствовала, как покой возвращается к ней. Пусть хоть на короткое время. Сегодня был последний рабочий день перед выходным, пускай тело и мозг отчаянно хотели спать, Кэт должна была выделить время для неба и звезд, для ночного воздуха. Она склонила голову набок, немного задумавшись, и начала петь придуманную самой песню, сначала тихо, потом чуть громче. Она увлеклась, тяжелые мысли ушли, остались лишь природа и звук её голоса. Затем Кэт принялась танцевать, кружась вдоль полянки и нелепо подпрыгивая, внезапно она запнулась за торчащую корягу и упала, смеясь. Девушка поднялась, отряхиваясь. На душе стало легче. Она услышала, как открывается дверь её домика и увидела выходящую из неё Элли. Кэт махнула ей рукой. Элли подбежала к сестре.
– Привет! – весело сказала она. – Гуляешь?
– Да, отдыхаю, – Кэт улыбнулась.
– Помнишь, как мы маленькие устраивали импровизированные концерты под открытым небом. Мы тогда мечтали, что когда-нибудь будем петь на сцене и весь мир будет наш, – Элли глядела на звезды.
– Ну и как, мир наш?
Элли повернула голову и посмотрела на Кэт.
– Да, сегодня он наш, – ответила она.
Элли легонько толкнула Кэт в плечо и начала петь, сейчас в лунном свете она походила на сказочную фею. Кэт прикрыла глаза и вдохнула свежий ночной воздух, чтобы навсегда запомнить этот момент, момент, когда свобода и волшебство кажутся реальностью. Вот бы каждый вечер так, она мечтательно улыбнулась и стала подпевать Элли, включившись в эту игру. Девушки кружились по поляне еще добрых два часа.
Однажды вечером в домик к Элли и Кэт заглянула Мари с Джоном. Мари весело рассказывала о своем новом поклоннике, Джон мрачно слушал, Элли грустно смотрела на Джона, а Кэт пыталась успеть сделать оставшиеся домашние дела и жутко злилась, сама не зная почему. В последнее время ей стало жалко времени практически на всё, даже на друзей. Ей хотелось уйти и заняться своим планом, остаться одной и подумать, а не смотреть один и тот же спектакль. Когда-то и она, как Элли, вздыхала по Джону и завидовала Мари, но теперь ей было всё равно. На какой-то момент девушка даже ужаснулась тому, насколько она стала бесчувственной, вон её друзья испытывают бурю эмоций, а она нет. Но она быстро отбросила эту мысль за ненадобностью, уж если чему и научила её жизнь, так это не терять время на пустые мысли, такое ограниченное и всегда ускользающее время. Ей хотелось спросить, почему Мари продолжает рассказывать про свои отношения при Джоне, почему он продолжает слушать, но не могла. Все упорно играли по давно заведенным правилам и никак не могли остановиться. Кэт попыталась прислушаться, о чём идет речь, и вникнуть в разговор, иначе она совсем зациклится на своем плане и своих мыслях. Мари весело щебетала про молодого человека, расписывая его достоинства. И тут до Кэт дошло, что парень принадлежал к бандитам.
– Мари, он что, связан с бандитами? – Кэт решила хоть где-то внести ясность.
Девушка нарочито недоуменно взглянула на подругу.
– Но я бы так не сказала, просто у него есть бизнес, и он очень активно занимается своим развитием, – начала Мари.
Она еще долго рассказывала, что её друг очень честный парень, но Кэт всё поняла. Быстрый бизнес в столь юном возрасте в низшей касте, некоторые имена его знакомых внесли окончательную ясность в деятельность нового поклонника девушки. Видимо, Мари решила, что с неё хватит бедной жизни, но разве это был выход? Существовал ли ещё какой-то путь?
В один из вечеров Элли, вернувшись из магазина, застала сестру в задумчивости на диване. Кэт сидела с отрешенным видом и смотрела в одну точку. Иногда у Кэт настолько заканчивались силы, что не было возможности сдвинуться с места.
– Эй, Кэт, – Элли потрясла её за плечо. – Ты как? Совсем устала?
– Да, что-то я выдохлась и морально, и физически, нужно идти спать, но просто мне кажется, что я стала как животное – каждый день инстинктивное выживание, понимаешь?
– Я знаю, мы все так существуем изо дня в день, это нормально, в жизни не всегда получаешь то, что хочешь, чаще только то, что имеется.
– Неужели это так? Вот таким образом пройдет моя жизнь? Это же мрак.
– Выбора нет, – Элли понуро посмотрела себе под ноги.
– Мне кажется, если я проживу в этом ритме ещё хоть день, я сойду с ума. Но потом я сохраняю свой рассудок, хотя кажется, что душа умирает по кусочку. Я разбита. Я полностью потеряна. Я теряю связь с жизнью, я теряю связь с Богом.
– О, Кэт…
– Да, я знаю, сегодня что-то я совсем расклеилась, просто увидела одного человека и вспомнила не самый лучший, или, точнее, не самый правильный эпизод своей жизни.
– Какого человека? – Элли посмотрела на сестру.
Кэт задумалась: «Рассказать ли Элли про тот случай?». Но этот эпизод её жизни, во-первых, смущал её, а во-вторых, уже не был так значим, просто лишь, как лакмусовая бумажка, проявлял негативную сторону низших каст, их абсолютную функциональность и обыденность, лишенную чувств и положительных эмоций.
– Неважно. Просто стало обидно, что мы словно мертвые. О, Элли.
Я могу любить, но вокруг меня никто не может.
Я могу создавать, но вокруг меня это никому не нужно.
Я хочу чего-то настоящего, но вокруг лишь фальшивка.
– Просто наш мир пуст, так и было задумано, мы лишь рабочие механизмы, призванные обеспечить жизнь высшей касте. Мы живем, чтобы функционировать, и функционируем, чтобы прожить еще один пустой день. Мы боимся смерти, но и эта жизнь не жизнь.
– И где же настоящая жизнь?
– Где-то очень далеко от нас…
– Мы так и не увидим её, верно?
– Не знаю, наверное, нет. Кто-то встречает её отголоски и здесь, может быть, повезёт и нам когда-нибудь…
– Всё кажется бессмысленным, дурацким, неправильным. Кажется, я не справлюсь сама, но и помочь некому. Что же делать? Что? И как плохо, просто сил нет, как плохо.
– Мы же помогаем друг другу…
– Да, я имела в виду, что никому из нас не вытащить другого из этой ямы мрака и тьмы.
– Это так, мы беспомощны что-либо сделать, чтобы изменить ход вещей.
– Тогда зачем всё это? Как выжить в мире, где нет будущего?
«Сколько? Сколько до конца рабочего дня?» – постоянно вертелось у Кэт в голове, она очень устала, девушке казалось, что еще мгновение – и она свалится с ног. Было одиннадцать часов утра. «Нееет… – кричал организм. – Я очень устал!». Но Кэт знала: другого выхода не было, нужно было продолжать эту пытку под названием работа. «Что же придумать, чтобы вытерпеть?» – Кэт не знала ответа. Сейчас девушке казалось, что выхода больше нет.
Из раздумий её вывел голос начальника. Он с недовольным видом тряс какими-то бумагами. Кэт постаралась сосредоточиться. Он постоянно ругался. «Да, – подумала она, – как я умудряюсь притягивать плохих людей». На этой работе все готовы были сожрать друг друга за любую мелочь. Она трудилась здесь уже пять лет, превратившиеся в вечность. Её босс был недалеким, ленивым человеком, однако ему покровительствовала его тетушка, занимавшая место в управлении их компании. Кэт знала, что он давно состоит на учете в психиатрической клиники и, не будь у него денег и влиятельных знакомых, он бы уже пускал слюни на койке. Но его снабжали дорогими лекарствами и даже посадили на место начальника, где он с упоением играл свою небольшую, но казавшуюся ему такой значительной роль. «Да-а, – подумала Кэт. – Даже в низшей касте есть свои короли помойки, которым тут отлично живется». Она посмотрела в его безумные глаза, на искаженное яростной гримасой лицо и с презрением отвернулась, погрузившись в работу.
Вечером того же дня усталая Кэт продолжала работу, когда её внимание привлек один инцидент. Недалеко от её стола руководитель их отдела беседовал с одним из коллег Кэт – усталым мужчиной со слезящимися глазами, работавшим в этой компании двадцать лет.
Кэт слышала, как он уговаривал её коллегу поработать в единственный выходной.
– Я и так работаю без продыху! Я устал, я болен, я больше не могу. Я работаю каждый день по пятнадцать-двадцать часов, мне нужна передышка!
– Это хорошо, что в такое непростое время у Вас есть работа. У Вас же может её не быть и чем тогда Вы будете кормить семью?
– Но я больше не могу, мне нужен этот выходной! Я падаю от усталости.
– Вам нужна эта работа? Или Вам нужен выходной?
Мужчина понуро опустил голову.
Кэт содрогнулась от того, насколько они загнаны в угол и бесправны. Почти как рабы. Или даже без «почти».
Иногда Кэт с содроганием смотрела, куда катится всё их общество, да и вообще весь мир. Поощрение деградации дошло до абсурда и было очевидно, что вечно так продолжаться не может, человечество просто сгинет под гнётом непотизма и бесправия. Она часто наблюдала, как по телевизору показывали назначение очередного заместителя генерального директора крупного предприятия по какому-либо направлению и выходил молодой человек с той же фамилией, пустыми глазами и слегка приоткрытым ртом, что свидетельствовало о легком умственном отклонении, но не мешало ему стоять рядом с отцом во всех смыслах этого слова. Такие вот руководители решали судьбы многих своих подчиненных, когда просто были не способны на это. Кэт не хотела, чтобы её жизнью управляли подобные им…
Смотрящие ртом люди, чья единственная заслуга – это удачное рождение.
В низшей касте, внутри этой выгребной ямы, тоже были деления на сегменты. Свои «короли» помойки. Мелкие руководители заурядных заводов, которые сажали своих сынков на подготовленные места. А те в свою очередь приводили своих людей. В компании, где работала Кэт, также процветала семейственность. Здесь кругом были чьи-то жены, дети, племянники и любовницы. И неважно, что кто-то нес чушь или отлынивал от работы, если это была потаскушка кого-то занимающего определенную должность, то всё ей сходило с рук.
Раболепство также распускалось буйным цветом на просторах предприятия Кэт. Многим было вовсе не противно считать себя прислугой для других рабов, получивших немного власти. Рядом с Кэт в соседнем кабинете работала женщина, заискивающая перед всеми, кто стоял выше её на иерархической лестнице их компании. Она старалась выслужиться как могла, засиживалась допоздна, старательно кивала в такт указаниям, бежала бегом за поручениями, неуклюже скользя каблуками старых туфель по кафелю и преданно смотрела в рот своему руководству. Она знала, кто кому кем приходится, и не забывала пресмыкаться даже перед бывшими любовницами всех начальников отделов. При этом она с ненавистью относилась к своим коллегам, кто не превышал её по полномочиям. Огрызалась, вредничала и пакостила как могла. И самое дикое, что ей безумно нравилось существовать в качестве червя. Это был мир, созданный для таких людей, полностью устраивающий их. Именно к формированию такого общества стремилась высшая каста. Тупая, безликая масса, стадо, которое всё слушает и всему повинуется, безропотно веря в любую установку, сказанную правительством и транслируемую через средства массовой информации. Поддерживая чужие мысли и не имея своих, такая толпа рьяно защищала внушенное им безумство. Если бы этой женщине сказали, что нужно ходить с ведром на голове, она уже бросилась бы его примерять. К ужасу Кэт, таких людей становилось всё больше.
Элли с Кэт только что закончили ужинать, и Кэт мыла посуду. Был вечер выходного дня. Вдруг во входную дверь неистово начали стучать. Кэт вздрогнула от неожиданности. Элли передёрнуло, глаза округлились.
– Открывайте, твари! – послышался истеричный вопль.
– Это дядя, – одними губами прошептала ошарашенная Элли.
– Не бойся, – спокойно сказала Кэт, хотя внутри у нее все сжалось от напряжения. Они с Элли были вдвоем, и помочь им было некому, а этот выродок был сильнее, и он был сумасшедшим. – Может, он и псих, но он трус. Он ничего нам не сделает.
На самом деле Кэт в этом сомневалась. Она, как и Элли, помнила их детские страхи перед этим человеком. И эти страхи никуда не ушли. Внезапно в ней поднялась волна гнева. Эта мразь смеет издеваться над теми, кто слабее, кто беззащитнее, и никто не может сдать ему сдачи, поставить на место. И Кэт не может. На мгновение девушку посетила мысль, что она могла бы убить его, но тогда её посадят и жизнь кончится. Да и жить, зная, что ты сделала, будет невыносимо. Надо просто прогнать его.
Кэт собралась выглянуть в окно, чтобы посмотреть, где он. Но хлипкий крючок не выдержал напора, и входная дверь отлетела. В кухню ворвался перекошенный от злости человек с красной физиономией. Кэт с мрачным выражением на лице взяла скалку для теста и встала между ним и Элли.
– Уходи прочь, – процедила она.
– Эта дрянь пойдет со мной! – завизжал он.
– Я в этом сомневаюсь, – парировала Кэт.
Элли сидела бледная, ни жива ни мертва от страха.
– Пусть отдаст мне деньги и идёт на все четыре стороны! Мне нужны деньги! Слышишь! Плати тогда за неё.
– Она больше не живёт в общине, ты ничего не получишь. У нас нет денег, особенно для тебя и твоей общины. Убирайся!
Дядя злобно взглянул на Кэт. Ей показалось, что он ударит её. Рука негодяя уже замахнулась, но он был осторожен, ему не хотелось огласки своего поведения.
– А ты, глупая девчонка, подстрекаешь нашу дурочку к самостоятельности! И сама не знаешь, как нам обязана! Мы хранили для тебя секрет твоих родителей, ты ведь всегда думала, что они умерли давно, ты ведь их даже не помнишь, верно?
Кэт молча и спокойно стояла, скрестив руки на груди, Элли в уголке перебирала руками край кофточки. Дядю взбесило спокойствие Кэт.
– Что ж, я тебя просвещу. Тебя воспитала мадам Крюшо, подобрала, как паршивого щенка, так как мы хотели отдать тебя в приют. Но твои родители не умерли, они живы. По крайней мере, были, когда оставляли тебя. Когда ты родилась, твой отец был не в восторге от этого, они и так едва сводили концы с концами, мать настояла оставить ребенка. Но едва тебе исполнился год, как он поставил твоей матери ультиматум, он собирался уехать на заработки на рудники Шеридана, но вести тебя с собой было проблематично. И вот однажды утром мы проснулись, а их нет, но их дочка осталась. Нам не нужен был лишний рот, и мы понесли тебя в приют, но по дороге нам попалась эта старая ведьма – твоя мадам Крюшо и выпросила тебя себе, нам было всё равно, и мы отдали. Так что ты крысёнок, который никогда никому не был нужен!
Кэт безэмоционально и спокойно взглянула дяде в глаза и произнесла ледяным тоном:
– Мадам Крюшо не ведьма, она достойная женщина!
Дядя постоял немного и вышел.
Элли посмотрела на Кэт.
– Кэт, – позвала она. – Как ты?
– Ты знала?
– Нет, конечно, я бы тебе сказала.
– Хорошо, – сказала Кэт и направилась в комнату.
– Нам нужно собирать вещи, придется переезжать, ведь он ещё вернется и, возможно, в более агрессивном состоянии, – паниковала Элли.
– Я думаю, не вернется. Но даже если так, я из своего дома пока никуда не поеду.
– Но, Кэт, мы с ним не справимся! – глаза Элли были полны страха.
– Справимся, – устало сказала Кэт и закрыла за собой дверь.
Элли постучала.
– Ты чего там, не хочешь поговорить. То, что ты узнала…
– Всё в порядке, Элли, иди спать, завтра нам всем на работу.
Кэт своей спокойной реакцией удивила не только дядю и Элли, но и себя. Ей вдруг стало совершенно всё равно, что было когда-то. Была мадам Крюшо, были и есть друзья. А кто и когда ее бросил или как поступил, было не заботой Кэт, у нее были более реальные мысли. Вот, например, хотя бы уснуть и пойти завтра работать. Но почему-то заснуть получилось плохо…
Начался новый день, пришли заботы, и Кэт совсем смирилась с тем, что сказал ей дядя. Девушка допускала, что он мог лгать, но почему-то была уверена, что все сказанное дядей вчера про её родителей было правдой. Но жизнь в низшей касте научила её не реагировать на сантименты, и она просто приняла открывшуюся ей правду как часть информации о её детстве. На протяжении последних недель Кэт с нетерпение ждала окончания рабочего дня, чтобы скорее заняться разработками плана. Однако рутинные проблемы снова вторглись в её жизнь. Кэт урезали её зарплату, которой и так ни на что не хватало. Когда пришло оповещение о поступлении денег, девушка ужаснулась. Экономить было не на чем. Всё уже расписано. Вечером они с Элли решали, что придется исключить из бюджета. Сидя за кухонным столом, Элли покусывала палец, а Кэт чертила в тетрадке список расходов.
– Можно не покупать какие-то лекарства, – предложила Элли. – Без чего можно выжить?
– Без лекарств от костного вируса. Но боль будет невыносимой. – Мрачно отвечала Кэт.
– Нет, не подходит. Ты не выносишь боль и не сможешь работать.
– Без лекарств от вируса, поражающего десна, но заражение будет прогрессировать…
– Нет, эффект будет необратим.
– Без чего тогда? – спросила Кэт, глядя перед собой.
– Придется экономить на еде.
– Мы уже экономим на еде.
– Других вариантов нет.
Девушки переглянулись, Кэт захлопнула тетрадь, и они молча пошли спать.
Утром Кэт пошла к руководству предприятия, минуя своего сумасшедшего начальника. На вопрос о том, что с её зарплатой, ей долго и витиевато объясняли, почему теперь денег будет поступать меньше. Она из этого усвоила лишь то, что ждать прежней зарплаты не стоит. Какую бы причину сейчас ни расписывал руководитель, она была лишь ширмой. А в реальности предприятие снова сэкономило на своих рабочих. Руководство и так купающееся в деньгах, добавило себе ещё прибыли за счёт полуголодного существования своих работников. Кэт захлестнула ярость, но она была бессильна. Не нравится – уходи, но куда идти? Везде были примерно одинаковые условия, да и найти новую работу с терпимой зарплатой было практически нереально. Кэт медленно опустила глаза на новые ботинки своего босса. Она смотрела на них не отрываясь. Дорогая кожа, отличный пошив. Вчера они с Элли решали голодать им или мучиться от боли без лекарств. Вчера ей заплатили меньше и без того крошечной зарплаты. А сегодня он – довольный и холеный – пришёл в новых ботинках. Это была не роскошная тачка и не богатый особняк. Это были просто ботинки. Но Кэт смотрела на них не отрываясь. Потому что, подними она глаза, и он увидит плещущуюся в них ненависть.
Кэт прислонилась лицом к зеркалу, заглянула себе в глаза. Как же она устала! От болезней, проблем, борьбы, от самой усталости. Дотронься до кожи – больно, забудь принять препарат от костного вируса – больно, съешь что-то более жёсткое, повредишь десны – тоже больно. Она тихонько завыла и снова ткнулась лбом в зеркало, и вид-то какой! Как у зомби, живого места нет, вся в какой-то заразе! И вдруг Кэт осенило! Как это просто! Как легко! Ответ лежал на поверхности. То, что заставляло её тратить последние деньги, помнить про чёткое время приема лекарств, то, что является основой жизни – здоровье и самочувствие, вот ниточка, за которую она дёрнет высшую касту.
Теперь дело пошло быстрее. Она знала вектор своей цели и могла двигаться в определенном направлении. В свободное время Джон работал в самодельной лаборатории, и Кэт требовалась его помощь, но пока сообщить другу свои планы она не могла. Поэтому девушка снова начала с поиска информации, но уже более целенаправленно. Даже на этом этапе стоило проявлять осторожность, так как любые каналы связи проверялись руководством и низшей, и высшей касты, девушка решила искать знания на бумажных носителях, которые остались лишь в бывшей библиотеке, теперь ставшей архивом. Просто так люди туда не допускались, архив был своего рода музеем, но не для посещений, а для сохранения определенного отрезка истории. В отличие от общественной библиотеки, куда Кэт ходила прежде, при первоначальной проработке плана, архив хранил куда больше информации. В принципе, надобность в подобного рода заведениях отпала, все было переведено на электронные носители. Конечно, в низшей касте могли возникнуть трудности от перебоя с электричеством и низкого напряжения до элементарной невозможности купить электронное устройство. Но в подавляющем большинстве люди низшей касты все же справлялись с этими проблемами, специально для функционирования социума было выпущено особое электронное устройство, соединяющее в себе функцию телефона, компьютера и источника информации, называлось оно «Инфон». Для низших слоев было выпущено дешевое и упрощенное электронное устройство, доступное многим. Оно позволяло учиться в школе, работать, служило средством связи. Но в возникшей ситуации Кэт не могла на него положиться. Поэтому девушка отправилась в бывшую библиотеку. Она придумала легенду, что решила написать реферат для своей младшей сестренки в школе о прежних информационных носителях. Работники архива долго упирались, в низшей касте сложно было поверить, что у кого-то еще хватает энергии, желания и сил на помощь, но в конце концов сдались. Большого контроля за ними не было, им проще было уступить надоедливой посетительнице, чем спорить с ней. Правда, у Кэт возникла еще одна проблема: когда посещать архив и искать нужные книги, если всё время она проводит на работе, а в единственный выходной день архив тоже не работал. Она и так с большим трудом отпросилась на один день, чтобы всё здесь разведать. Но один день – это слишком мало, она смогла лишь найти нужные полки и пару полезных книг. Пока девушка не придумала, как получить постоянный и законный доступ к архиву, но время терять было нельзя, поэтому она спрятала в своей сумке эти несколько книг и побежала домой. А через несколько дней жизнь сама подкинула ей шанс – в архив требовался смотритель.
Такую возможность упускать было нельзя, и Кэт ухватилась за неё, но и тут всё было не гладко. Работа была вечерняя на пару часов, зарплата символическая, но где взять время, которого нет. Только отнять ото сна, но Кэт и так валилась с ног от усталости. Девушка приняла решение, что пары месяцев ей хватит, чтобы получить все необходимые данные, и на это время нужно как-то продержаться в полусонном состоянии. Была и еще проблема, так как дел в архиве тоже хватало, и они были муторные, нужно было успеть выполнить необходимый объем работы и при этом найти нужную информацию при полном отсутствии сил. Тем не менее Кэт приняли, так как эта должность особым спросом не пользовалась: обычно люди старались найти что-то более высоко оплачиваемое. Теперь Кэт оставалось сообщить Элли, что ей придется работать почти весь день напролет, а её сестре пока выполнять все домашние обязанности. Возможно, придется рассказать Элли о плане, а затем посвятить в него и Джона.
– Джон, послушай, тебе никогда не хотелось изменить свою жизнь? – однажды вечером спросила Кэт, когда они с Джоном в единственный выходной сидели у неё на кухне и пили эль. Элли ушла проведать бабушку.
– О чём ты? – удивился он. – Уж от тебя, Кэт, я не ожидал подобных вопросов. Я всегда полагал, что ты реалистка.
– А что если у меня есть предложение к тебе, что, если я разработала план?
Джон посмотрел на неё как на умалишённую. Кэт знала, что будет примерно такая реакция.
– Послушай, я понимаю твое смятение, и я бы отреагировала так же на подобное заявление. Но посмотри вокруг, мы все несчастны, наша жизнь больше похоже на существование, мы работаем, чтобы выжить, денег хватает лишь на еду и жизненно необходимые вещи. У нас нет шанса обрести свободу, многие профессии нам недоступны, мы не можем посмотреть мир, у нас нет шанса на развитие и самореализацию.
– Да, я в курсе.
– Хорошо. А теперь представь, что это можно исправить.
– И как же? – обреченно спросил Джон.
– Смотри, ты понимаешь в химии и биологии. Предположим, мы сможем создать некий вирус, но нужно, чтобы он поразил только людей высшей касты, необходим катализатор для запуска этого вируса, который есть только у высшей касты и совсем нет у нас. Питьевая бутилированная вода особой марки, многие продукты, которых мы сроду не видели, но потом меня осенило…
– У нас нет средств для таких разработок, ты же понимаешь.
– Прекрати, мы все знаем, что у вас с Ллойдом есть своя лаборатория, да, пусть любительская, запрятанная где-то на свалке, но рабочая! Да, у нас нет средств, но зато у нас есть мозги! Нужда – мать изобретательности, Джон!
– Возможно, но что может послужить катализатором для вируса? Где и как его разработать? Пострадают невинные люди…
– Это я тоже продумала, мы ни в коем случае не сделаем его смертельным, просто создадим что-то вызывающее сильное недомогание и прочие проблемы, так они будут вынуждены обратиться за помощью, но никто не пострадает в глобальном масштабе. А катализатором будет их новый энергетический витаминный тоник, там много химических элементов, и его не продают у нас. А они на нем все «сидят». Я смогла достать один экземпляр. Такое сочетание веществ, как в этом продукте, я не встретила больше нигде, а значит, легко будет запустить реакцию.
– Вирус как-то надо распространить…
– Этого я пока не решила, доступа в высшие касты, как и на производство этого тоника, у нас нет.
– Знаешь, как-то Ллойд запустил вирус в школьную систему обучения, вот это была потеха! Если бы с биологическим было так просто…
– Постой. Повтори, что ты сказал. Хотя нет, просто молчи. – Кэт задумалась. – Джон, ты гений!
– Правда? – опешил он.
– Да, это же гораздо лучше! Мы не будем рисковать человеческими жизнями, разрабатывать что-то опасное в лаборатории, нам не нужны будут испытания. Всё упрощается в разы! Ллойд – компьютерный гений! Вся их экономика, общественная жизнь, развлечения – всё завязано на технологиях. Достаточно просто запустить что-то в их систему, и всё рухнет. И только у нас будет ключ к спасению. А значит, мы сможем диктовать требования. Конечно, много времени уйдет на разработку этого компьютерного вируса, но это отличная идея! Нам не нужно быть злодеями, чтобы осуществить этот план. Нам просто придется стать гениями.
Вечером следующего дня Кэт с Джоном рассказали всё Ллойду. Вопреки их опасениям он воспринял бредовую идею Кэт спокойно, ему было всё равно, получится у них что-то или нет и насколько это реально. Ллойду просто понравилась идея разработать компьютерный вирус, который сможет уничтожить налаженную жизнь высшей касты, ну или хотя бы внесет существенный дискомфорт. Он тут же принялся за дело, попутно объясняя Кэт и Джону, как это работает. Только немного вникнув в область действия Ллойда, Кэт поняла, что это будет непросто. Система безопасности в высшей касте была безупречна, и шансов взломать её практически не было. Тем не менее, Ллойд заверил Кэт с Джоном, что он попытается, и целиком углубился в работу. Они вышли, чтобы не мешать.
– Ллойд может подключить своих друзей, тех, в которых уверен, и они тоже возьмутся за дело, – сказал Джон. – Но ты должна понимать, что с этого момента мы все очень рискуем.
Кэт вздохнула, запустив руку в волосы.
– Я понимаю. Поэтому нужно предупредить всех участников, что это абсолютно добровольное дело и их решение, только их. Безопасность превыше всего. Они смогут работать так, чтобы не привлекать к себе внимания? Важно, чтобы и в случае успеха никто не смог на них выйти.
– Я поговорю с Ллойдом еще раз, если мне не изменяет память, у него был друг, который очень хорошо разбирается в подобных вещах.
– Прекрасно, спасибо.
– Если это удастся, представь, что будет, неразбериха, восстание…
– Нет, это не революция и не хаос, Джон. Это наведение порядка в созданном высшей кастой безумном несправедливом мире. Мы даже не могли мечтать об этом… Доступ к любым возможностям, равный для всех.
Благодаря изменению первоначального плана Кэт больше не нужно было рыться в архиве в поисках информации, и она с радостью уволилась оттуда. Она немного времени проработала в напряженном режиме, но это сильно сказалось на её самочувствии и здоровье. После основной работы она задерживалась у себя в архиве, изучая материалы, и пару раз девушка чуть не упала в обморок, но теперь она хотя бы могла вернуться к прежнему режиму дня.
Элли нашла работу. Кэт пока не стала посвящать сестру в свою безумную идею, лишь сказала, что у них с Джоном есть проект, над которым им хочется поработать ради интереса. После её нервного срыва прошло время, и сейчас она воспринимала ситуацию не так плачевно, хотя вернуться к изматывающим условиям было не просто. Но Кэт тоже больше не могла тянуть их одна, денег катастрофически не хватало, особенно после сокращения зарплаты, но и разрываться между сном и жалкими копейками за работу в архиве у Кэт не было сил. Элли решилась на работу после того, как им не хватило денег на очередное лекарство. Сколько бы они ни считали и ни делили, стараясь прожить впроголодь, невозможно было наскрести даже на самое необходимое, да и стоимость лекарств была слишком большой для обитателей низшей касты.
В тот день Кэт с напряжением пересчитала деньги, заглянула во все отделения сумки и кошелька. Вывернула карманы курточек, в том числе старых. Их всё равно не хватит: деньги нужны на всё – на лекарства, на еду, на уплату налогов. Что выбрать? Налоги в первую очередь, иначе отключат электричество и жить будет невозможно. Кэт никогда не умела выбирать, да и из чего? Вылечиться или поесть? Их рабовладельцы платили им гроши за потраченную жизнь. Работая на износ, люди получали копейки. Хозяева жизни отбирали у людей всё их время и платили гроши. Вся их месячная зарплата могла составлять сумму, которую их работодатель давал своим детям покутить на вечеринке на один вечер. Пока люди умирали от болезней и истощения, другие за счёт их жили на широкую ногу. А у таких, как Кэт, не оставалось ни времени, ни денег. Одно только мучение ради выживания.
Все эти события только подстегивали Кэт увереннее двигаться к осуществлению своего плана. Теперь, когда Кэт смогла попрощаться с архивом и Элли вышла на работу, девушке стало немного легче. Она старалась хоть чем-то помочь Ллойду, но в принципе он прекрасно справлялся сам. Спустя несколько дней после того, как они посвятили Ллойда в свой план, он позвал их с Джоном в лабораторию, представив трем странным парням в растянутых майках. Идея им понравилась, они были полны энтузиазма. Тони, тот, про которого говорил Джон, был гением в области компьютерной безопасности. Он заверил всю компанию, что проблем с их обнаружением не возникнет.
– Но как ты выдвинешь условия, когда мы запустим вирус? – спросил Тони.
– Если мы запустим вирус… – вмешался Джон.
– Итак, когда мы запустим вирус, что ты сделаешь? – упорно повторил Тони.
– Вслед за тем, как мы выведем из строя их системы, мы запустим моё обращение с требованием открыть доступ в высшую касту и улучшить жизнь в низшей.
– Это рискованно… – мрачно сказал Джон. – Как же ты обезопасишь себя?
– Ну, виртуальное обращение – это не то же, что реально предстать перед ними, я могу закрыть лицо капюшоном или маской, даже голос можно изменить. Если всё пойдет как надо, про нас вообще никогда могут не узнать.
– Да, если всё пойдет как надо… – протянул Джон.
Кэт очень устала. Она подняла глаза на часы. Было около полуночи, работы предстояло много, и девушка с ужасом подумала, что вставать ей в пять утра и снова работать, но уже без удовольствия, долго и муторно.
Ллойд раздал всем задание, чтобы ускорить работу. Кэт с Джоном тоже получили свою часть поручений. Сейчас Кэт пыталась свести воедино разные части головоломки, созданной высшей кастой. Она не была компьютерным гением, поэтому ей дали задание разобраться в возможности запуска вируса в систему и дальнейшего развития операции. Но сейчас девушка поймала себя на том, что смотрит в одну точку добрые пять минут. «Ладно, пора заканчивать», – подумала Кэт.
Иногда желание Кэт не идти на работу, не вставать с утра было настолько сильным, что, казалось, она умрет, если поднимется. Всё ее существо кричало: «Нет!!!» – против такого пробуждения, против такой жизни, против того, чего ей так не хотелось делать. Но ей нужны были эти крохотные деньги за эту тяжелую работу, чтобы есть, чтобы жить. Жить таким вот несчастным образом, изо дня в день. Она тяжко вздохнула и закрыла тетрадь с расчетами – доделает завтра. Но совесть подсказала ей, что завтра она до расчетов может и не добраться. Она надеялась обдумать свой план во время работы, хорошо хоть сегодня она должна была заниматься с документами и если у неё появится возможность затеряться среди полок, то она сможет посвятить время их идее. Но всё же дел хватало, и время, проведенное там, забирало у неё последние силы.
Работа над планом продвигалась мучительно медленно, а так хотелось быстрее. Когда ты молод, хочется скорости, быстрых результатов, но мир тормозит эти устремления и энтузиазм. Энтузиазм, такой необходимый для развития, медленно затухает.
Девушка доплелась до постели и рухнула в неё, через пять минут Кэт провалилась в тяжелый и тревожный сон.
Будильник резко ворвался в её сон, и Кэт яростно выключила его. Она быстро вскочила на постели и начала лихорадочно записывать в тетрадь расчеты. Девушку наконец-то осенило! Вот оно – решение! Это же так просто! Нет, это не просто, но сейчас решение само нашло её. Через два часа в комнату заглянула озадаченная Элли.
– Что-то случилось, ты заболела? – спросила она у Кэт.
– Нет, я нашла решение, Элли! Я нашла!
Элли вздохнула и вышла на кухню. «Кэт сошла с ума!» – с ужасом подумала девушка. «Теперь нам точно конец!» – вертелось у неё в голове всё утро.
Итак, формулы сошлись, расчеты совпали. Кэт выполнила свою часть расчетов, порученную ей Ллойдом. Хотя из-за этого она опоздала на работу, получив штраф и выговор. Кэт позвала Джона, Ллойда и его друзей, и они принялись за дело с новой силой. Ллойд собрал по кусочкам выполненные задания, теперь в основном работа велась ребятами-программистами, Кэт с Джоном на время отошли от дел. Их задача была выполнена, а когда будет готов вирус, начнется второй этап участия Кэт. Пока от неё требовалось проверить, не ошиблась ли они со всем их планом. Ллойд решил вопрос с тем, как вирус будет запущен в систему высшей касты. Тони обеспечит им конфиденциальность. Сейчас всё выглядело неплохо и вроде бы даже нестрашно. Всё оказалось даже слишком легко и реально. Но Кэт понимала, что это далеко не так. Как правительство высшей касты отреагирует на это? Начнет искать виновных, пойдут репрессии, наказания? Не откроют ли они ящик Пандоры? Если высшая каста согласиться на выдвинутые условия, то проявит слабость и потеряет свою власть. Или же нет? Ей так хотелось воплотить свою идею в жизнь, что она гнала от себя всплывающие сейчас вопросы. Конечно, процесс еще можно было остановить. Просто свернуть всю их работу и забыть об этом. Но она уже подключила людей, которые долго трудились над созданием компьютерного вируса. Отступить сейчас и жалеть всю жизнь или рискнуть и, возможно, вообще потерять всё. Кэт не могла четко решить, как будет правильно. Она промолчала и вышла из лаборатории под стук клавиш программистов.
Джон предложил всё же поработать над биологическим вирусом, раз у него появилось время. Он имел собственную самодельную лабораторию, спрятанную на мусорной свалке, где Джон проводил свои эксперименты. Видимо, первоначальная идея Кэт засела у него в голове. Девушка считала, что это ни к чему, раз они нашли более верное решение. Но запрещать Джону проводить исследования в его свободное время она тоже не имела права. Сейчас Кэт наблюдала, как он сосредоточенно рассматривает лягушку в небольшой ванночке у себя на столе.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Джон вздрогнул.
– Надеюсь, ты не испытываешь на ней вирус?
Джон улыбнулся и хмыкнул.
– Нет, это моя работа до вируса. Я пытался создать нечто, возрождающее организм. Представь, что бы у тебя ни болело или ни было повреждено, всё можно было бы восстановить, используя некие энергетические потоки. Любую ткань, орган. Заново вырастить зуб, вернуть зрение, срастить кость за пару часов.
– Звучит фантастически.
– На самом деле, это возможно. У меня кое-что получилось.
Он взял в руки лягушку и показал девушке.
– Видишь, у неё была повреждена лапка, но я поместил её в свой аппарат, который запускает движение частиц на энергетическом уровне, и спустя несколько сеансов ткани лапки полностью восстановились.
Лягушка возмущенно квакнула, и Джон опустил её обратно в ванночку.
– Ого, это же гениально! – восхитилась Кэт.
– Да ладно, – довольно улыбнулся Джон. – Гениально будет, если это сможет работать на людях.
– Это сложно будет проверить.
– Наверняка найдутся те, кто будет не против восстановить свое здоровье, несмотря на риск.
– Возможно, – с сомнением ответила Кэт, сама она не хотела бы быть подопытным кроликом.
– Только я всё равно не смогу пустить это открытие в массы. Как только про него узнает высшая каста, все наработки мгновенно отберут, чтобы пользоваться самим, и припишут моё открытие кому-то из ученых их касты.
– Может быть, мы сможем не допустить этого.
До окончания работы над вирусом осталось совсем немного, когда Кэт тяжело заболела. Вначале она простудилась, как ей показалось, совсем немного, только заболело горло, она выпила таблетку и отправилась в кровать, было уже поздно.
Сквозь тяжелый и беспокойный сон Кэт услышала неприятный звук будильника. Опять! Уже утро. Девушка нажала кнопку отключения звонка и тяжело встала. Голова закружилась. Почему так плохо? Не выспалась? Но это обычное дело. Кэт умылась и пошла собираться. Самочувствие не улучшилось и после завтрака, и когда Кэт вышла на улицу и вдохнула прохладный воздух. В битком набитом, переполненном раздраженными людьми автобусе ей стало ещё хуже. Кое-как дойдя до работы, она принялась за дело. Через несколько часов терпеть недомогание стало невыносимо. «Что это?» – пронеслось в голове у Кэт. Болеть ей было нельзя. В низшей касте болезнь не сулила ничего хорошего. Справедливо заметить, что проблемы со здоровьем в любом положении не радуют, но, если ты принадлежишь к рабам, болезнь становится большой проблемой. За нахождение в больничном отпуске денег практически не платили, особенно тем, у кого был небольшой стаж, или работодатель оформлял незаконно, а таких случаев было много. Кэт тоже была оформлена на работу не по всем правилам. Это означало, что она, если заболеет и пойдет на больничный, денег за это время практически не получит. Кэт вздохнула, тело стало «ватным», и казалось, что кости разорвёт на куски. Кэт была вялой и уставшей. Затем поднялась температура.
Нет, она не сможет в таком состоянии ходить на работу. «Что же делать?» – постоянный вопрос жителя низшей касты. Даже если Кэт возьмет больничный, ей нужно будет проехать полгорода до больницы, где давали справки, там просидеть три-четыре часа с температурой и через день снова ехать на прием. Даже если врач видел, что больной еле держится на ногах и со здоровьем явно не всё гладко, он назначал повторный прием через день, таковы были правила, да и платили им дополнительно от каждого посещения пациента. Правила никогда не нарушались, особенно если они касались того, как сделать жизнь в низшей касте ещё хуже. Рядом с домом Кэт тоже была небольшая больница, и она могла бы сходить на приём туда, но пару лет назад вышел закон, запрещающий пациентам выбирать больницы самим, и, так как Кэт была прикреплена от работы к определенной больнице, то выбора у неё не было. Кэт подумала, что, если станет совсем плохо, всё же будет лучше пойти на больничный, работать она не сможет. Но уйти с работы, если ты уже вышел, можно было только с разрешения руководства, это означало, что сегодня она не сможет пойти в больницу, только завтра, если её начальник не разрешит ей уйти, иначе она потеряет работу и ей не заплатят даже то, что она уже заработала. Через несколько часов Кэт предприняла попытку отпроситься, так как её стала бить дрожь и, казалось, тело сейчас просто лопнет от боли. Её не отпустили. К концу рабочего дня девушка уже была на грани безумия. Она, еле волоча ноги, дошла до автобуса. Снова толпа вокруг, все набились в тесный и душный салон, Кэт приходилось держаться и терпеть. Как же она ненавидела терпеть, это одно из худших состояний любого живого существа. Терпеть – ужасное слово и еще более ужасное состояние. Когда Кэт добралась до дома, слезы ручьем текли у неё по щекам, она перешагнула порог, бросила сумки в угол и громко расплакалась. Подбежала Элли, бледная и перепуганная, спросила, что случилось, а Кэт только ревела. Дико и неистово. Что случилось? Да как тут объяснить? Существование в низшей касте случилось. Просто, она заболела, очень устала, особенно чувствовать себя бесправным рабом, получать за такое зверское отношение сущие копейки и знать, что в будущем ничего не измениться и ничего хорошего тебя не ждет. Что вся её жизнь будет состоять из такого вот ТЕРПЕНИЯ. И что от этого можно сойти с ума.
Ночью самочувствие Кэт ухудшилось: начался непрерывный кашель, прочие болячки девушки усугубила эта простуда, или, скорее, вирус, десны воспалились, кости ныли. Она вся горела. Таблетки не помогали сбить температуру. Элли прикладывала ей компрессы на лоб, чтобы хоть как-то помочь. Кэт не могла даже расслабиться.
– Как я завтра поеду в больницу, мне же не добраться, – спрашивала она в полубессознательном состоянии.
– Ничего, всё обойдется, – монотонно повторяла Элли, не особо веря самой себе.
С утра Кэт забылась беспокойным сном. Элли собиралась на работу. Она предлагала Кэт доехать до больницы и попросить больничный за неё, но Кэт отказалась.
– Никто не пойдет тебе навстречу, ты же знаешь, они не нарушат правила. А правила созданы, чтобы рабы особо не выживали.
После ухода Элли Кэт с трудом поднялась с постели, кое-как собралась и поехала в больницу. Она еле переставляла ноги и чуть не упала в автобусе. Наконец добравшись до больницы, девушка вошла и увидела огромную очередь из почти тридцати человек. Людям не хватало места на лавках у кабинета, и они стояли, прислонившись к стене, некоторые сидели прямо на полу. Она прислонилась к стене и стала ждать, спустя три часа людей перед ней осталось двенадцать человек. Кэт почувствовала, что плавно съезжает по стене, но постаралась вцепиться в неё покрепче, чтобы не упасть. Тут она обратила внимание на сидящего у стены напротив неё мужчину. Он смотрел не мигая. Кэт ошарашенно уставилась на него. Может, он просто задумался. Но, к сожалению, первая догадка оказалась верной.
– Простите, – обратилась она, сама не зная к кому. – Что-то не так с этим мужчиной.
Кэт указала на него. Люди обернулись. Один мужчина подошел поближе, затем пощупал пульс и отдернул руку.
– Он мёртв. Больше ему можно не ждать очередь.
Кэт сглотнула и отвернулась. Женщина, стоявшая ближе всех к двери в кабинет, заглянула туда и сказала, что один из пациентов умер. Никто не вышел, но спустя десять минут пришли двое санитаров и унесли тело. Люди стали возмущаться, сколько им ещё ждать и что они закончат так же. Спустя пять минут сил ругаться ни у кого не осталось и все снова затихли. В кабинет зашел следующий пациент. Кэт осталось дождаться, пока пройдет ещё одиннадцать. Она пошла к входной двери.
– Девушка, Вы за кем, Вы уходите? – всполошилась пожилая женщина в синем старом пальто.
– Да, ухожу, я за тем мужчиной, которого унесли, – ответила Кэт и вышла на пронизывающий ветер.
Кэт выпила усиленную дозу жаропонижающего и вышла на следующий день на работу, несмотря на то что температура продолжала держаться высокой. Ей объявили выговор и оштрафовали, но не уволили. Это было везение. Но её организм так не считал. Она выдержала на работе лишь пару дней, затем слегла, теперь температура зашкаливала, приступы кашля были нескончаемые, голова и горло болели. Кэт была уверена, что ей недолго осталось. Она металась всю ночь, даже не смогла заснуть. Элли, уходя на работу, пообещала достать новое противовирусное средство, заняв денег у Джона и Мари, хотя они и предлагали дать денег просто так, Элли не согласилась, так как знала, что ни у кого нет лишних средств. Вечером, вернувшись, она сообщила, что за ним нужно ехать в дальний район города, и сегодня, пока она бегала по всем аптекам, там уже закрыто. Кэт слабо кивнула. Она просто хотела, чтобы это всё закончилось. Наконец вечером следующего дня Элли принесла лекарство, сначала, приняв его, Кэт смогла заснуть, и они уже обрадовались, что она идёт на поправку, но через два дня состояние только ухудшилось, на третий Кэт уволили, ей пришло оповещение на Инфон. Но Кэт было всё равно, теперь стоял вопрос выживания, а не сохранения работы. Хотя даже если Кэт выздоровеет, им придется туго. Теперь их ситуация с Элли была критичной. Если слабая сестра Кэт тоже заболеет, они останутся совсем без денег. Но пока Элли держалась, чего нельзя было сказать о Кэт. Напряжение последних месяцев, постоянные недосыпания, давление обязанностей, неизвестность будущего – всё это совсем сломало Кэт. Прошел месяц, а её состояние особенно не улучшилось. Температура всё держалась, хоть и не такая высокая, кашель не отступал. На лекарства не хватало денег. Кэт лежала на своем развалившемся диванчике и думала, что весь её план был ошибкой. На что она надеялась? Как глупо! Какая-то детская идея фикс! Хотя, надо признать, мысли о возможности изменить и хоть как-то улучшить своё будущее придавали ей тогда энтузиазма, теперь, конечно, это не имело значения, но всё же приятно было ощутить, что ты можешь повлиять на свою жизнь.
Спустя ещё три недели Кэт всё-таки полегчало. Температура была лишь слегка повышенной, и сохранился небольшой кашель, но в целом вирус отступил, и самочувствие было приемлемым. Девушка чувствовала только дикую слабость и апатию. Она редко вставала с дивана, была всё ещё слишком слаба, чтобы что-то делать. Кэт повезло, что теперь они жили с Элли, иначе ей было бы не выжить. Элли на удивление неплохо держалась, приходя с работы, готовила еду, и старалась не показать виду, что ситуация не внушает оптимизма. Она была рада, что Кэт начала выздоравливать и, главное, выжила. Восстановиться, конечно, было сложно при полуголодном образе жизни и отсутствии витаминов, тем не менее, когда слабость немного отступила, Кэт вернулась в лабораторию к ребятам, у которых уже почти всё было готово, и через две недели работа над компьютерным вирусом была закончена. Наступила пора приступить к осуществлению второй части плана.
В лаборатории стояла абсолютная тишина. Кэт слышала свое прерывистое дыхание. Итак, сегодня настал день, которого они так долго ждали. День, который еще недавно казался даже самой Кэт наивной глупой фантазией. «Мы запустим вирус в их сеть. Невозможно!» – постоянно вертелось у неё в голове. Столько времени она думала, что всё это нереально, и вот сейчас, в этот самый момент, должно произойти действие, которое может изменить историю или… не повлияет ровным счетом ни на что. Или же… погубит их всех.
– Стойте, стойте, стойте, – произнесла Кэт и выдохнула. – Я хочу, чтобы мы еще раз всё обдумали, потому что после запуска назад пути не будет. Мы все должны понимать, что это рискованно и может испортить жизнь не только нам, но и нашим близким.
Парни возмущенно застонали, выражая свое недовольство её желанием десять раз перестраховаться.
– Кэт, заканчивай, – недовольно протянул Ллойд. – Мы обсуждали всё это уже миллион раз. Сколько можно!
– Да, Кэт! – вторили Ллойду его друзья-программисты.
Джон сосредоточенно молчал.
– Ладно, – Кэт легонько махнула рукой. – Просто я нервничаю.
– Мы все нервничаем, – заявил Тони. Но, глядя на его довольную физиономию, полную предвкушения, Кэт в этом сильно сомневалась.
– Давайте начинать, – сказал Ллойд.
Джон посмотрел Кэт в глаза. Да, он понимал опасность происходящего. Но он не возразил. «Если ты думаешь, что это неправильно, скажи сейчас, Джон!» – хотелось крикнуть Кэт. На протяжении многих лет Кэт хотелось, чтобы Джон сказал ей совсем другое. Сейчас она не могла сказать, с какого момента ей стало всё равно, она помнила о своих чувствах к нему, но уже ничего не ощущала. Однако Мари он тоже ничего не сказал. Её подруга меняла парней как перчатки, и вряд ли у Джона был шанс, ведь она прямо при нём рассказывала о своих многочисленных победах. Но он мог бы попытаться и двигаться дальше. Кэт отчаянно захотелось двигаться дальше самой. Это было странное чувство, но она больше не могла оставаться в прежней жизни. Здесь было то, что ей нравилось, были люди, которых она любила, но сейчас ей было мало всего этого, как бы подло это ни звучало. Она хотела свежего ветра, риска, скорости, событий, жизни. Больше никакого топтания на месте и сомнений. Всё, хватит! Она решительно посмотрела на Ллойда.
– Предлагаю Кэт нажать кнопку запуска, раз это её идея, – сказал он.
Кэт улыбнулась, сказав: «Спасибо!», и коснулась нужной клавиши. Игра началась.
Придя домой, Кэт чувствовала себя нашкодившим ребенком, который еще не уверен, знают ли родители о его проделке. Телевизор был выключен. Элли мыла посуду.
– Где ты была? – спросила она, ставя тарелки на полку.
– Гуляла, – ответила Кэт. Она пока не посвящала Элли во все нюансы и часто скрывала, где проводит время и чем занимается. Даже с Джоном они встречались у лаборатории, он не заходил за ней.
Сестра видела, что Кэт увлечена каким-то проектом, в суть которого её толком не посвятили.
– Кэт, что происходит? Чем ты занимаешься? Почему ничего не говоришь мне? – Элли напряженно взглянула на Кэт.
– Я всё тебе расскажу, но чуть позже. Пока неизвестно, сработает ли вообще наш план.
– Какой план? Что за проект, о котором ты мне толком ничего не говоришь?
– Кстати, ты не включала телевизор, там ничего интересного не говорили?
Кэт схватила пульт и стала переключать каналы. Нет, программа осталась прежней. Никаких шокирующих новостей. Либо не сработало так быстро, либо низшую касту не спешат ставить в известность.
Они с ребятами решили не выдвигать никаких условий, пока высшая каста не насладится в полной мере последствиями их кибератаки. Пусть сначала гадают, в чём дело, а потом Ллойд с ребятами запустит вторую волну с обращением к правящей элите.
Кэт выключила телевизор и посмотрела на недовольную Элли.
– У тебя роман с Джоном? – спросила она.
У Кэт от удивления поднялись брови.
– Роман с Джоном? – девушка усмехнулась. – Ты в своем уме, Элли? Он мне давно уже не нравится. А ко мне он всегда относился как к другу. Ладно, я тебе всё расскажу, чтобы больше не было диких гипотез, где я пропадаю. Только никому не говори, всё это очень опасно.
Когда Кэт закончила свой рассказ, Элли выглядела удрученной. Ей не хотелось ничего менять в их создавшемся недавно укладе. Плюс она полагала, что эта затея ни к чему хорошему не приведет. Кэт пожалела, что всё ей рассказала. Реакция сестры оказалась хуже, чем девушка могла подумать. Её приятное перевозбуждение от реализации их невероятной идеи моментально улетучилось. Снова вернулись беспокойство, тоска, неуверенность, страх. А она так отчаянно гнала их. Так пыталась почувствовать что-то живое и более приятное. И столько много сделала вместе с ребятами для осуществления задуманного. Столько нервов, столько сил. Но Элли видела ситуацию в совершенно ином свете.
– Кэт, послушай, – начала Элли. – Ты выдумала себе какой-то план, ты решила изменить жизнь, но ты никак не можешь признать, что это всё полный бред! Ты придумываешь невесть что, ставишь всех нас под угрозу, бросила работу, занимаешься полной ерундой. Я понимаю, у тебя стресс, тебе тяжело, и у меня такое было. Ты отдохни, а я постараюсь нас обеспечить. Но тебе нужно возвращаться к обычной жизни, пора. А потом и на работу. Ты же сильная девочка, умная, ты знаешь, как нужно выживать, нельзя давать слабину. Кэт! Посмотри на меня!
– Зачем? Зачем ты живешь, Элли? – спросила Кэт, уткнувшись невидящим взглядом в стену.
– Что за вопросы? Если я буду их задавать, то закончу не лучшим образом, и ты это знаешь.
– Тогда почему ты отговариваешь меня? Почему?!
– Да потому, что это нереально! Потому, что я очень боюсь. Я не могу объяснить. Да, мне не хочется умирать и не хочется так жить, но что делать? То, что ты предлагаешь, ты сама-то в это веришь? Ты уверена, что справишься? Как с этим можно справиться в принципе?
– Больше я не знаю, что делать, но я чувствую, что это правильно. Время пришло. Нужно попробовать изменить свою жизнь. Я не живу. Я соревнуюсь как бы мне быстрее сдохнуть в этой гонке прислуживания другим.
Ты критикуешь, а мне нужна поддержка. Ты боишься? А что чувствую я? Знаешь, как страшно мне? Я не чувствую опоры, уверенности в завтрашнем дне, но когда мы её чувствовали? И в один прекрасный момент ты понимаешь, что это просто страх, что эта неуверенность и безысходность были с нами всегда, и становится нестрашно. Нужно просто начать действовать, не я выбрала свой путь, он выбрал меня, и мне это по душе. А может и наоборот, сейчас уже не поймешь, но как бы там ни было, я не сверну. Все ставки сделаны, мы в игре. Я в игре, если тебе так будет спокойнее. Хочешь, уходи Элли, пока не поздно.
– Куда уходить? Куда можно отсюда уйти? Сбежать? Мы словно в оковах!
– Мы всегда были в оковах, с рождения.
– Такова жизнь. И мы должны вынести.
– Ты серьезно? Никто не спрашивает нас, чего мы хотим. Все говорят нам лишь то, что мы должны. Мы должны быть правильными, мы должны работать, мы должны учиться, мы должны соблюдать правила. Мы должны жить, как нам указывают. А, может быть, я хочу другого? Хочу свободы, хочу быть здоровой и счастливой, хочу делать то, что я хочу. Хочу путешествовать, хочу видеть мир, хочу высыпаться, хочу просыпаться не от будильника, а сама по себе, хочу наслаждаться жизнью, хочу видеть, как восходит солнце и как оно заходит. Как небо превращается из бледно-голубого в темно-синее и как затем становится черным. Как звезды появляются на небе и как луна сияет. Вместо этого я вижу графики и таблицы на мониторе компьютера и постоянно сменяющийся конвейер завода, цифры в бухгалтерских отчетах, и мне хочется выть и вопить от того, как быстро, глупо, безысходно, безыскусно проходит моя жизнь. И меж тем я ничего не меняю и ничего не могу изменить и не знаю, как. И с каждым днем, мне кажется, сквозь пальцы утекает не только время, но и счастье, любовь, всё прекрасное, что было бы возможно в нашей жизни. Остается лишь серость, суета и пыль.
– А теперь что? Жизнь засияет новыми красками? Если ваши эксперименты вскроются, нам всем конец.
– Только не переживай раньше времени, – сказала Кэт сестре, почувствовав пустоту и усталость. – Мы всё предусмотрели. Пойдем, пора спать.
Но когда Кэт уходила с кухни, Элли так и осталась сидеть с зажатым в руке мокрым посудным полотенцем.
Заседание совета высшей касты было в самом разгаре. Генерал бушевал, предлагая всё новые и изощренные способы расплаты. Совет молчал, изредка кто-либо из его участников кивал в знак согласия или хмыкал в знак сомнения. Марк Дейли, сын Джованни Дейли, откровенно скучал. И только сам Джованни, сосредоточенно смотрел перед собой. Самый влиятельный человек в современном мире. Или один из самых влиятельных. Любой из совета с радостью бы занял его место. Марк не внушал ему доверия. Как и генерал. Все эти люди за столом ему наскучили. Надо признать, он получал некое удовольствие от выходки этих голодранцев из низшей касты. Хоть какое-то движение в их застоявшемся мирке. Он хотел бы знать, кто за всем этим стоит. Просто посмотреть в лицо глупым смельчакам. Было бы интересно. Репрессии, предлагаемые генералом, только еще больше распылят обедневший народ. А Джованни хотелось спокойной старости. Есть тысяча способов добиться своего без применения силы, используя хитрость и подлость. Он это знал, он давно пришел к власти. Эти марионетки будут плясать под его дудку, как крысы из сказки. И неважно, где обитают эти крысы – в роскошных апартаментах или развалившихся лачугах. Джованни Дейли небрежно поднял руку, и все умолкли. Генерал среагировал не сразу, стараясь выбросить из головы всю скопившуюся там информацию, чтобы чего-нибудь не забыть.
– Тихо, – мрачно произнес Джованни. – Мы не будем устраивать казни и запугивать народ. Поступим умнее.
Ситуация прояснилась спустя несколько дней. Информация об кибератаке обрушилась внезапно. Трансляция шла по всем каналам. С утра понедельника по всем каналам прозвучало объявление. Правитель Джованни Дейли выступил с заявлением, где красочно расписал информационно-террористическую атаку на высшую касту. Кэт слышала лишь обрывки фраз: «посягательство на власть», «будут предприняты меры» «виновники бедствия» …
Сначала паника заглушила все звуки, где остался лишь всеобъемлющий вакуум, затем появился нарастающий шум. По мере того как слова становились чётче, до Кэт стал доходить смысл. Высшая каста сделала ход конём, перевернув ситуацию таким образом, что в созданной для высшей касты неразберихе прежде всего пострадает низшая каста. Информационный сбой повлечет за собой экономический кризис, который сильнее всего ударит по беднякам. Кэт похолодела от ужаса, теперь на неизвестных бунтарей ополчатся все. Теперь на них начнется охота. Будет чудом, если никто не узнает, кто за этим стоит. Но Кэт давно не верила в чудеса. Они не просто открыли ящик Пандоры, они выкопали себе могилы.
Кэт заметалась по комнате. В голове вертелся только один вопрос: «Что делать? Что же делать???». Затем рой мыслей снова ворвался к ней. Будь она на работе, Кэт узнала бы это только вечером. Ей внезапно захотелось на работу. Захотелось вернуть её убогую предсказуемую жизнь. Но вернуть уже нельзя. Или можно? «Есть такая возможность!» – с энтузиазмом заключила девушка. Потом она решила идти к ребятам, затем бежать к Джону. Через пять минут Кэт пришла к выводу ни с кем не видеться и затаиться. «Что делать? Что делать?» – продолжало звучать у нее в ушах. Может быть, никто и не узнает. Как их можно вычислить? Даже если они отследят устройство и место. Ну и что место? А что дальше? Можно спрятаться. А можно ли? Если их личности «всплывут», спрятаться будет невозможно. Кэт не знала, что делать, но в итоге так и не рискнула бежать к ребятам. Она занялась приготовлением пищи, но спустя полчаса обнаружила себя с картошкой в руках, так и оставшейся неочищенной.
Вечером с работы пришла Элли, по ее лицу Кэт поняла, что она уже в курсе происходящего. Кэт молча накрыла стол, они поели и разошлись. Никто не проронил ни слова. Что было им обсуждать? Кэт ошиблась, это было понятно. Элли недавно уже высказала свою позицию. Она лишь с упреком поглядывала на сестру. У Кэт не было сил оправдываться и объясняться.
Ближе к десяти вечера в окно постучали. Это был Джон. Элли впустила его. Кэт сидела на табурете в углу кухни. Она молча смотрела на Джона. Он снял ботинки и прошёл вперёд.
– Будешь чай? – предложила Элли.
– Нет, не хочу, – бросил он.
– Что мы будем делать? – вопросительно взглянув на Кэт, сказал Джон.
– Пока ничего, никакой связи с нами нет. Ведь мы сразу же унесли все компьютеры и электронные устройства из убежища.
– Сегодня я видел парней. Да, они все убрали сразу после запуска вируса и всё же… Пускай устройства зачищены и уничтожены, это лишь вопрос времени. С их могуществом и деньгами, развитыми технологиями… Мы даже не представляем, куда ушла наука в высшей касте.
– И как, Джон, как они найдут нас, если нечего искать? Если только никто не будет паниковать и не выдаст сам себя. Они могут найти место, может быть, уничтоженный компьютер и это всё. Предположим, что это произошло из определенной точки на карте и что с того? Что это даёт? Лишь географический объект и более ничего. Прекрати панику, мне хватило Элли.
– Да я нервничаю, во что вы нас всех втянули, – вставила сестра Кэт.
– Прекрасно, теперь я злодейка! – разозлилась Кэт. – Что вы хотите услышать от меня? Что я ошиблась? Да, возможно это так. Но я хочу напомнить, что никого не заставляла ни в чём участвовать!
– Я думаю, нам нужно постепенно убраться отсюда, – предложил Джон.
– И куда? Прежде всего, проверять будут тех, кто побежит, – сказала Кэт.
– Да, я тоже об этом думал, но и оставаться небезопасно.
– Мари вчера уехала со своим новым парнем в верхние трущобы – заметила Элли.
По лицу Джона пробежала тень. Элли заметила это и погрустнела. Кэт про себя подумала, до чего абсурдными бывают человеческие эмоции. Только что люди переживали за свои жизни и вот, поглядите-ка, через минуту грустят пуще прежнего из-за любви. Кэт почувствовала навалившуюся на нее усталость. Она опять была виновата. Но как объяснить им, что ей жаль, но она уже ничего не может исправить. Думала ли она, что будет нечто подобное? Да, думала. Остановилась ли она на этом? Нет, не остановилась. И что теперь? Теперь она глупая, во всем виноватая, всех подставившая неудачница. И она оправдывается и защищается. Зачем ей всё это?
– Я признаю, что поступила неразумно. И я переживаю и не хочу, чтобы кто-то пострадал, поэтому нужно продумать, как вас обезопасить. Бежать сейчас рискованно. Надо составить список, кто должен скрыться, и решить, как можно это сделать.
– Хорошо хоть, что мы не стали делать видеообращение, – заявил Джон. – Иначе мы все были бы уже мертвы.
– Да, – согласилась Кэт. – В итоге мы ничего не добились и сделали только хуже.
Кэт ушла к себе, оставив Элли с Джоном наедине.
Кэт ненавидела чувствовать себя дурочкой. Знать, что ты поступила глупо, неправильно, это неприятно, но, когда это знают все твои близкие, это ужасно. Или же нет? Да, она опростоволосилась, и что теперь? Она всё время была рациональна, и что с того? Чего стоит ее жизнь? Что было ей делать дальше? Продолжать терпеть? И сколько можно так над собой издеваться? Терпеть до бесконечности, пока не сдохнешь? Жить ради выживания? Попробовать что-то большее и умереть? Погибнуть ради цели и светлого будущего? Или погибнуть просто так, по глупости?
Жить никчемно и умереть никчемно? Наверное, если бы это было возможно, Кэт вернула бы всё назад. Вернула прежнюю жизнь. В глубине души она была рада, что нельзя перемотать пленку жизни обратно. Сейчас её скорлупа треснула и она выбирается. Неправильным путем? Возможно, кто знает? Она всю жизнь смотрела, как живут другие. Она – винтик в огромном механизме. Винтик, на который всем плевать. Человек, которого все используют. Используют на работе, выжимая все соки, все силы до последнего. Используют в государстве, забирая оставшиеся крохи и ничего не давая взамен. Используют дома, использует везде, где только можно и нельзя! Друзья, которые дружили, когда было удобно, когда она была удобна. Мужчины, которым плевать да замороченной девчонки. Работодатели, платящие копейки за огромный труд и дающие своим детям на карманные расходы больше, чем её зарплата за месяц.
Она никому ничего не должна! Правильно она поступила или неправильно? В кои-то веки она должна себе, себе и только. Милая, удобная девочка. Девочка, которая всё должна успеть и не должна ошибиться. Должна поступить правильно. Довольно! Где-то на периферии сознания Кэт еще бродили отдельные мысли, что она неправа. Возможные варианты, как можно исправить ситуацию. Сомнения в собственном рассудке, но Кэт гнала их прочь. Она отправилась спать, но сердце колотилось как бешеное, и девушка ещё долго лежала с открытыми глазами.
С каждым днем продуманная пропаганда высшей касты набирала обороты. Травля участников инцидента была всеобъемлющей. Но так как объект этой травли был неизвестен, то Кэт оставалась относительно спокойной.
Ллойд с парнями тайно встретился с Кэт, передал ей коды дезактивации для различных систем управления, общий код для уничтожения вируса и код полностью отключающий системы высшей касты. В случае, если такое понадобиться, теперь Кэт обладала информационным оружием для борьбы с элитой, но она надеялась, что оно ей не понадобится. Что кто-то умный в высшей касте найдёт, как ликвидировать вирус, всё восстановит и инцидент забудется.
Для всех остальных они с Ллойдом условились, что Ллойд передал Кэт короткое послание, шепнув его при встрече на улице: «Всё норм. Мы ушли». Кэт думала, не слишком ли их уход выглядит подозрительно, но, размышляя о ситуации, пришла к выводу, что исчезнуть ребятам было правильно, так как в их округе больше не было людей, так хорошо разбирающихся в технике и интернет технологиях.
Как только место будет найдено, подозрение сразу же падет на ребят. «Чем они все думали?» – не раз вставал в голове Кэт вопрос, но теперь было уже поздно. Элли не хотела уходить из-за бабушки, но Джон нашел этой проблеме решение. Элли с Джоном объявили себя парой, сообщили о помолвке и под предлогом присмотра за старушкой, забрав бабушку, сбежали в глухие места, так называли старые заброшенные деревни. Куда именно – никто не знал. Кэт сама попросила их не говорить, чтобы, если её поймают, не сдать под пытками эту информацию. Высшая каста не везде имела тотальный контроль, заброшенность некоторых территорий сыграла на руку ребятам: как Джону с Элли, так и Ллойду с друзьями. И, в свою очередь, это же сыграло против высшей касты.
Дядя был рад избавиться от лишнего рта, и спокойно отпустил бабушку с Джоном и Элли. Перед тем, как уйти, Элли позвала Кэт в последний раз сходить к реке, на их место у камней.
– В последнее время наши отношения стали другие, до этого мы никогда даже не спорили по-настоящему, а тут вся эта ситуация выбила нас из колеи, но я не хочу уходить вот так.
Элли посмотрела на Кэт и покрутила в руках прядку волос.
До этого у них с Кэт уже состоялся не слишком содержательный диалог, когда Элли сообщила, что они с Джоном уходят. Кэт припомнила этот эпизод и поморщилось. Она тоже не хотела, чтобы они так прощались. Хотя прощаться в любом случае грустно, за исключением моментов, когда ты не оставляешь в прошлом что-то неприятное. В последний раз их разговор выглядел сухо:
– Кэт, я должна тебе сказать, что нам с Джоном нужно уехать, ты знаешь, здесь стало небезопасно.
– Правда? А раньше здесь было безопасно? – монотонно спросила Кэт.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Да, понимаю.
– Ты поступила немного неразумно, как теперь ты выпутаешься из этой каши, которую с таким упорством и усердием заварила?
В ответ молчание.
– Ну, я пойду.
– Иди.
– Ты не обижаешься на нас?
– Нет.
– Хорошо. Тогда пока, Кэт.
– Пока.
И вот Элли решила это исправить. Кэт всё ещё чувствовала себя немного брошенной, виноватой и обиженной одновременно, но в то же время она не хотела прощаться с сестрой в расстроенных чувствах. Поэтому Кэт посмотрела на Элли и сказала:
– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила так.
– Знаешь, я сердилась на твои действия, но ты была права, нельзя больше так жить, существовать, как рабы, как обслуживающий персонал на вечной работе. Да, я не верю, что хоть что-то получится, но всегда есть шанс.
– Да нет никаких шансов, Элли, ты была права, надо было дожить эту жизнь спокойно.
– Дожить жизнь? Ты же несерьезно? А что, если она одна? И даже если не так, нельзя дожить жизнь, её нужно прожить!
– Как, Элли?! Ты сама всё знаешь и понимаешь.
– Я была неправа, обвинив тебя, просто я очень испугалась. Но я должна сказать тебе, что видела, как ты теряешь себя, существуя в нашем безобразном мире. Знаешь, Кэт, самое дикое – это смотреть, как у человека исчезает Божий свет. Я всегда считала, что в людях есть некий луч, энергия, не в смысле душа, а, скажем так, сердце нашей души. И не в смысле жизнь и смерть, нет. Существует что-то, что заставляет нас мечтать, сопереживать, любить и ждать чуда. Но обстоятельства или ужасные люди заставляют забыть о прекрасном, и у человека из глаз, из души, из сердца уходит эта частичка Божьего света. И у тебя, Кэт, он исчезает. Ничего нет. Глаза потускнели.
А я помню, какая ты была. Как ты светилась, когда говорила о том, что тебя трогает. О чуде. Ты невероятный человек, Кэт, но твоя душа умирает. Здесь, в этой тьме, свету не дают шанса. Даже если ты источник этого света. Тьмы очень много.
– Да, тьма повсюду, и я тону в ней.
– Так плыви навстречу чему-то новому и чистому, сияющему и зовущему тебя.
– Зовущему на погибель?
– Может, и нет, ты не узнаешь, если не проверишь.
– Элли, я чувствую только усталость и пустоту.
– Мне жаль, я долгое время чувствовала то же самое.
– А теперь нет?
– Теперь нет, – Элли улыбнулась. – Теперь мы с Джоном вместе.
– Вы с Джоном? Серьезно? Как?
– Когда мы остались вдвоем и обсуждали, как быть дальше, то решили уйти вместе. И мы разговаривали, разговаривали и внезапно Джон поцеловал меня, он сказал, что его влюбленность в Мари в прошлом, хотя разговоры о ней ещё не даются ему спокойно, но былых чувств уже нет, и он признался, что я ему нравлюсь.
– Это здорово! Я рада за вас.
– Спасибо. Я, если честно, не ожидала, что нравлюсь Джону.
Кэт улыбнулась, теперь она могла быть спокойна за Элли и Джона, вместе они будут счастливее. Она вспомнила, как Джон нравился ей, хорошо, что сейчас это в прошлом.
– Вы отличная пара, так и должно было быть.
– Кэт, я так буду скучать, надеюсь, всё образуется, и мы ещё увидимся.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала Кэт без особой уверенности.
Они обнялись, и Кэт стало очень грустно: скоро она останется совсем одна.
Уже отойдя на несколько шагов, Элли обернулась и серьезно посмотрела на сестру.
– Кэт! Кто сможет, если не ты?
Элли уходя, оставила Кэт немного денег. Теперь девушке снова нужно было искать работу. Кэт решила никуда не бежать. Она не была связана с информационными технологиями, на неё было не выйти. Когда все её близкие оказались в относительной безопасности, девушка немного успокоилась. Кэт подумала и взялась за поиск работы. Однако спустя неделю она ощутила влияние кризиса. Вакансии практически исчезли, зарплата упала до пределов полуголодного выживания. Падение рынка труда было лишь одной гранью кризисной ситуации. Шли постоянные трансляции, где сообщалось, что из-за неправомерных действий глупцов из низшей касты страдают как жители высшей касты, так и жители низшей касты. Масштаб проблемы раздули до невозможных пределов. Ввели комендантский час. Иногда люди заканчивали работу в десять вечера, а все переставало функционировать с девяти. Стали раньше отпускать с работы, что послужило причиной для еще большего сокращения зарплаты. Напряжение росло, начались бунты. К концу третьей недели Кэт научилась воровать еду из магазина, к концу четвертой она увидела, как полицейские схватили мужчину рядом с ней и забрали в тюрьму. Спустя два месяца из магазина было невозможно что-то украсть, контроль сталь тотальным, к тому же поставки продуктов сократились, полки супермаркетов практически опустели.
И вот настал день, когда Джованни Дейли обратился к народу с обращением. Стоя с серьезно-благородным лицом, он вещал:
«Дорогие жители высшей и низшей касты. Я обращаюсь к вам с надеждой на благоразумие бунтарей или хотя бы их главаря. Мы проявим сострадание, но нам нужен код дезактивации вируса. И нам всем нужно знать бунтарей в лицо. Только явка с повинной покажет, что люди раскаялись, и мы вместе сможем восстановить экономическое равновесие нашего мира. Я призываю главу бунтарей сдать свои позиции, сообщить код дезактивации, сделав это лично».
Лично – значит для всех вокруг объявить себе мишенью. Чем всё это обернётся? Её, Кэт, убьют, порядок восстановят, режим ужесточат. Для неё всё закончится.
Сегодня Кэт была не в духе. Она попыталась стащить с местного рынка буханку хлеба, так как в отличие от магазина там контроль за людьми был слабее, но запнулась, упала и поранилась, содрав обе коленки и ладони рук. Хорошо хоть, её не поймали. Но настроение было неважным.
Кэт осталась одна. Друзья, родные… Сейчас их не было рядом с ней. Что ж… Этого следовало ожидать. Люди дружны до тех пор, пока совпадают их интересы. Как только они расходятся, расходятся и люди.
Она обработала раны, обеззаразила их. Сегодня она не будет думать о планах, о будущем, о прошлом. Сегодня Кэт не будет ничего решать. За окном идёт дождь. А она идет к старому ящику в столе и достаёт оттуда свои карты. Давно её ждущие, хорошо сохранившиеся, словно новые. Крепкие и хрустящие. Ну что ж, здравствуй, Кэт! Давно не виделись! Кэт бережно мешает их. Проводит пальцем по тыльной стороне, рассматривает древний узор. Карта мира, выполненная под старину. Её всегда успокаивал этот рисунок. Кэт казалось: он обещает море приключений и захватывающую жизнь. Жизнь, полную открытий, интересных событий и путешествий.
«Иногда ты видишь не всю картину, потому что смотришь не слишком внимательно» – внезапно всплыли слова мадам Крюшо у Кэт в голове. Сейчас она была не в состоянии сосредоточиться и быть разумной, объективно оценить ситуацию. Кэт машинально перемешала карты и убрала их назад в ящик.
В следующем выпуске высшая каста уже не была такой дружелюбной. Новости продемонстрировали масштаб кризиса, и после этого Джованни Дейли выступил с коротким заявлением, сообщив, что кризис будет лишь усиливаться. Он ещё раз напомнил, что для того, чтобы прекратить это, бунтарям необходимо на указанный на экране номер написать свое имя и местонахождение, а также сообщить код дезактивации компьютерного вируса. После этого, пообещал Дейли, кризис сойдет на нет.
Затем на экране показался генерал Стоун и заявил, что были пойманы нескольких недовольных кризисной ситуацией и, если ничего не изменится, сегодня к семи часам вечера их прилюдно казнят, так как подозрение в бунте пока пало на них. Кэт увидела мельком показанную группу людей, человек шесть, не больше. Их перепуганные лица выражали обреченность, затем камера снова вернулась к генералу.
– Сегодня в семь вечера мы накажем виновных, – с довольным видом сказал генерал, и трансляция прекратилась.
Кэт молча сидела перед потухшим телевизором и смотрела в пустоту. «Сегодня в семь вечера мы накажем виновных». Несомненно, либо сегодня Кэт умрет сама, либо её руки будут в крови. Неважно, что приказ отдаст генерал, важно, что эти люди погибнут из-за нее.
Если бы Кэт могла хоть с кем-то посоветоваться, как лучше поступить. Сейчас она оказалась совсем одна. Кэт не могла никому даже позвонить. Она поймала себя на мысли, что постоянно советовалась с кем-то, спрашивала, как поступить. Ждала разрешения. Больше этого не нужно. И, тем не менее, она колебалась. Оставшись совсем одна, она пришла к выводу, что абсолютно растеряна. Кэт нужно было заново учиться принимать собственные самостоятельные решения без оглядки на кого-либо, без сомнений, без беспокойства за кого-то. Но сейчас она абсолютно не знала, как дальше действовать. Объявить о себе было сродни самоубийству, и при этом, возможно, мучительному. Остаться в тени – значит взять на себя ответственность за смерть ни в чем не повинных людей. Кэт тяжело вздохнула. Может быть, и хорошо, что всё закончится? Она всё равно всю жизнь ждала, когда придет завершение её мучений – кончится рабочий день, кончится рабочая неделя, закончится рабство. Ждала всю жизнь, когда настанет некий счастливый момент её жизни. А что если он никогда не настанет? Чего ей ждать? Счастья, любви, светлого будущего? Что в низшей касте должно спасти её?
Любовь мужчины – она даже усмехнулась. Здесь всем не до любви. Секс? Возможно – да. Быстрый и безэмоциональный, просто, чтобы снять напряжение и на долю мгновений почувствовать себя нужным и любимым. Кэт этого не хотела. Ей нужно было больше. Но никто не мог дать ей чего-то стоящего. Кэт хотела любить, но вокруг неё никто любить не мог.
Счастье – еще более призрачная иллюзия для жителя низшей касты, если вообще не для всех.
И, наконец, светлое будущее. Всё её будущее написано наперед. Каждое утро и каждый вечер, трясясь в автобусе, она видела своё будущее в изможденных женщинах – с сумками, усталыми лицами, покрытыми преждевременными морщинами от забот и тревог. Где-то одиноких, где-то с семьей, для которой нужно будет трудиться и после рабочего дня. Кэт всегда думала, что вот что её ждет: долгий утомительный рабочий день, дорога в автобусе, когда глаза слипаются от недосыпания и только давка в переполненном транспорте не даёт тебе упасть. Дома – домашние обязанности и пара часов сна. Вечная спешка, вечные трудности, вечная нехватка денег и времени. Теперь же просто её агония продлится меньше.
Кэт сидела, держа в руках Инфон. Времени было 18.15. Где-то люди ждут смерти и из-за нее они всё ещё думают, что умрут сегодня. Но сегодня умрет она, и ей страшно. Страшно набрать номер, страшно сделать действие, которое тебя погубит. Но больше тянуть было нельзя, и Кэт написала сообщение. Когда она отложила Инфон, то заметила, что руки дрожат. Она сцепила пальцы вместе и стала ждать.
Кэт думала, что она напоследок окинет взглядом дом, выйдет на улицу, посмотрит на небо. Но она словно приросла к месту, в голове возникали мысли, что нужно, наверное, со всем попрощаться или успеть что-то, а потом пришло осознание, что прощаться особо не с чем. Сейчас, в последние минуты жизни, она не будет спешить. Пришло спокойствие. А спустя полчаса за Кэт пришли люди Джованни Дейли.
Хотя Кэт и пыталась морально подготовиться, всё равно, когда дверь распахнулась и ворвалась группа вооруженных мужчин в защитных костюмах, паника и страх захватили девушку. Кэт заломили руки, надели наручники и выволокли из дома. Краем уха она слышала, как оставшаяся группа проверяет, есть ли ещё кто-то внутри помещения, другие люди обыскивали двор.
– Есть ещё кто-то? – обратился к ней их командир.
– Нет, я одна.
– Всё ты врешь, наглая девка! Как докажешь, что это ты причастна к бунту?
– Я сообщу код разблокировки банковских систем, а все остальные коды после личной встречи с Джованни Дейли.
В ответ Кэт прилетел удар, после которого её поглотила тьма.
– Если девчонка действительно обладала информацией и из-за тебя у неё отшибло память, я лично позабочусь, чтобы твоя тупая башка тебе больше не понадобилась.
– Я ударил всего раз, и она тут же отключилась, не моя вина, что девчонка полудохлая.
К Кэт вернулось сознание, но звук всё ещё доходил глухо, откуда-то извне, а она словно была внутри. Затем появилась боль и Кэт открыла глаза, непроизвольно издав легкий стон. Говорящие повернулись к ней.
Голова кружилась, и перед глазами все плыло, но Кэт постаралась сфокусироваться на лицах в комнате. Ударивший ее командир стоял рядом с Джованни Дейли, за ними маячил генерал Стоун, еще трое включая медсестру находились слева от нее. Медсестра подошла к Кэт, проверила ей голову, посвятила в глаза.
– Ничего страшного, но ей нужен покой, нормальная пища, витамины и целый ряд лекарств.
– Покой её и ждёт, если я не получу ответов.
Дейли полностью проигнорировал поступившую от медсестры информацию и перешел сразу к делу.
– Дайте ей то, без чего не выживешь, и чтобы она стояла на ногах и не валилась в обморок. Амнезия возможна?
– Нет, удар был не такой силы. Она просто истощена.
– Хорошо.
Дейли приблизился к кровати, на который лежала Кэт. Она непроизвольно напряглась, усилием воли заставив себя немного расслабиться. Кэт посмотрела Джованни Дейли прямо в глаза.
– Крафт, ты уволен, – внезапно сказал Дейли, глядя на Кэт, а не на командира. – Генерал, Вы лишены ряда привилегий на год, каких – обсудим позже. Позовите сюда мою охрану и оба можете быть свободны.
Пауза.
– И да, генерал, помогите Крафту собраться.
Крафт злобно блеснул глазами и начал возмущаться. Дейли посмотрел на него, тот умолк и вышел. Стоун последовал за ним. Тут же, как по команде, у дверей встали двое охранников. Дейли кивнул медсестре, и та тоже исчезла, проскользнув в коридор. Не считая охраны, в палате остались Кэт, Дейли, молодой парень и бледный худощавый мужчина лет сорока.
Кэт обвела всех глазами и снова повернулась к Дейли.
– Это мой сын Марк и мой юрист и поверенный в одном лице мистер Дакэ, – зачем-то пояснил ей Дейли.
– Итак, мисс Барнс, я не верю, что за всем этим стоите Вы, но, если поможете мне всё исправить, мы договоримся о взаимовыгодном сотрудничестве.
– Я Вам коды, Вы мне – смерть?
– Посмотрим… У Вас есть коды?
– Возможно.
– Не играйте со мной, мисс Барнс.
– Я дам Вам код для восстановления банковской системы, чтобы доказать, что я знаю их, а дальше у меня есть условия.
– Ты решила шантажировать меня, девочка?
Молчание.
– Видела командира, что ударил тебя? Я таких, как он, могу ломать пачками.
– Нисколько не сомневаюсь. Тем не менее, я просто хочу выжить. И, возможно, ещё кое-что…
– Скажи мне коды и выживешь.
– Я не настолько глупа.
– Не веришь слову Джованни Дейли?
– Не то чтобы я сомневаюсь в Вас, мистер Дейли, но все же…
Дейли вцепился в подлокотники ее кровати.
– Глупая девчонка! Ты хоть понимаешь, во что ты влипла. Отнимаешь у меня время! Говори код, или я вышибу тебе мозги!
Он достал пистолет. Марк и мистер Дакэ даже не дрогнули.
Кэт вжалась в кровать.
– Код! – выплюнул Дейли.
Кэт назвала код восстановления банковской системы.
– Вводи, – устало сказал Дейли, и мистер Дакэ быстро застучал по клавишам своего карманного компьютера. Спустя 10 минут он кивнул головой Джованни Дейли и тот посмотрел на Кэт.
– Давай другие, нужно всё восстановить.
– Другие только после того, как я окажусь в безопасности, и Вы выполните мои условия.
– Другие! – он снова навел на нее пистолет.
– Стреляйте и не найдете их никогда! Потребуется уйма времени на восстановление.
– Сомневаюсь…
– А вы не сомневайтесь.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы из низшей касты можно было выбраться. Видите, какой вирус был создан? Вы не можете его расшифровать и обезвредить. Это делали люди из низшей касты. Дайте тем, кто обладает умом и талантом, проявить себя, дайте каждому шанс получить жизнь, которой он достоин.
– Началось, – вздохнул Дейли. – Пустой романтический бред. Хоть бы денег попросила что ли… Чего-то настоящего. Ты же не ребенок и не подросток.
– Посмотрите, как живут люди в трущобах!
– А мне плевать! Зачем мне туда смотреть? – сверкнул глазами Дейли.
– А зря! Даже с практической точки зрения там можно найти необходимые таланты и полезных людей.
– Пару дней побудь здесь, а потом мы поговорим. И, надеюсь, ты понимаешь, что мне ничего не стоит тебя убить или узнать коды под пытками.
– Да, а как Вы узнаете, какой код я назвала – верный или активирующий еще более разрушающие действия? Если я уже у своих убийц, то что мне терять?
– Всегда остается то, что можно потерять, запомни это.
С этими словами Дейли поднялся и вышел. Два его верных пса потянулись следом. Марк мельком взглянул на неё и удалился. А Дакэ, словно тень, неотступно следовал за хозяином.
Кэт вздохнула. Её всю трясло, аж зубы стучали. Поразительно, что она до сих пор жива. Кэт посмотрела на часы: без четверти десять, значит, не так уж долго она была без сознания. Где она теперь? В больнице высшей касты? На низшую не похоже. Везде ремонт, современное оборудование.
Вошла медсестра, напряженная. Наверное, ей дали много указаний, как вести себя. Кэт вспомнила, что есть сыворотка правды, и под ее воздействием она могла бы всё рассказать. Почему они не воспользовались ею? Боятся, что это повредит ее мозг? Но вряд ли. Может, эта идея ещё не пришла им в голову? Но тогда это вопрос времени, как быстро они до неё дойдут. Медсестра поставила поднос с едой на колени Кэт.
– Вам нужно поесть.
Кэт подумала, не отравлена ли пища, но пахло вкусно. Она давно жила впроголодь и без еды долго не протянешь, поэтому девушка не стала отказываться. После её трапезы медсестра показала ей, где душ, и вышла, сказав, что вернется через час с ночным обходом. Кэт видела, когда она уходила, что за дверью тоже охрана. Единственное окно было под потолком – маленькое и недоступное, да ещё и с решеткой. Кэт сходила в душ, потом обследовала палату и поняла, что отсюда никак не выбраться. Вернулась медсестра и дала ей лекарства.
– Мне не нужно, – возразила Кэт.
– Это от вируса и инфекции, что у вас, – сказала медсестра. – Вы давно не принимали, судя по анализу, скоро начнутся боли, и они будут становиться всё сильнее.
«Они уже давно начались», – подумала Кэт. Уже две недели, как лекарство от костного вируса пропало из аптек, не говоря уж о финансовой стороне дела. Денег не оставалось даже на еду. Кэт выпила поставленные перед ней емкости и через пару минут провалилась в сон.
«Это не только лекарство от вируса. Дали мне какую-то дрянь», – вяло подумала она, погружаясь в небытие.
Лекарства не оказались слишком сильными, с утра голова от них не болела и вскоре, день на третий, Кэт почувствовала себя гораздо лучше. Боли от вируса больше не было, синяк от удара быстро проходил. Чего ждет Дейли? И почему не убил её или не добыл сведения другим путем? Она была в неведении, из новостей Кэт узнала, что людей, бывших её наживкой, которых хотели убить, отпустили. Эта новость была преподнесена, как акт милосердия со стороны высший касты. Про неё нигде не было ни слова, значит, ещё никто не знает? Что с её домом? Известно ли что-то в низшей касте? Кэт мучила тысяча вопросов и неизвестность.
Джованни Дейли имел неприятный разговор с правящей элитой.
– Чем ты думал, Дейли? Убей девчонку, а перед этим выбей из неё всё, что можно. Ты же знаешь, есть миллион способов! – возмущался Энрике Вок.
– Да, знаю, – молчание. – Как ты узнаешь, какой код она назвала?
– Есть рычаги давления, найди её близких или просто начни убивать людей у неё на глазах. С новостями же сработало. Бунтари часто ведутся на это, узнай, какой типаж твоего врага, и действуй, не мне тебя учить.
– Не тебе, – мрачно сказал Дейли и выстрелил ему в лоб.
Присутствующие дамы завизжали, мужчины шарахнулись или тоже схватились за оружие. Охрана моментально среагировала, нацелив на совет оружие.
– Спокойно, – сказал Дейли и убрал пистолет.
Он оглядел всех присутствующих, и они убрали оружие. И снова застыли над столом переговоров.
– Я здесь решаю, что верно, а что нет. И не люблю, когда мне перечат. Глупо предполагать, что я пойду на поводу у девчонки из низшей касты, так же глупо, как недооценивать угрозу, которую вскрыла их выходка. Растет напряжение в трущобах. Это удача, что оно вылилось таким образом. Смертность там высока, мы конечно, не сильно потеряем, если они будут погибать, но в умеренных пределах. Всё-таки это большой экономический сегмент, и я сомневаюсь, что ты, Ванесса, или твоя дочь, Дмитрий, пойдут на завод работать по локоть в эмульсии.
Вы, похоже, не замечаете или не хотите замечать, что происходит. Но рабы иногда перестают подчиняться, и здесь главное – знать, как их вернуть назад в клетки с наименьшими для нас потерями. Эта девушка находка для того, чтобы показать им, где их место. Но я должен быть уверен в вашей поддержке. Мне не нужны здесь паршивые овцы. Я безумно устал убирать за вами и слушать при этом ваше нытье. Ванесса, прекрати поджимать ноги, это всего лишь кровь, купишь новые туфли.
Дейли перевел дух.
– Итак, о чем это я? Ах да, девчонка. Мы покажем на ней, что отребье из низшей касты не приживётся у нас, что им здесь нет места.
– Как? – глухо спросил Франкл, поглядывая на мертвого коллегу.
– Как? – Дейли усмехнулся. – Я думал над этим… План еще требует доработки, но в целом подыграем ей или им, сколько там этих бунтарей за всем этим стоит. Пусть посмотрят на жизнь здесь и убедятся, что ей не прижиться у нас. Но в то же время она ждет от нас выполнения ещё кое-каких условий.
Он кратко описал присутствующим, чего просила Кэт Барнс. Люди скептически фыркали, но тихо, приглушенно, чтобы случайно не оказаться рядом со своим менее удачливым коллегой. Тем временем Дейли продолжал рассуждать, не вникая в подробности.
– Мы покажем, как она развлекается на наших вечеринках. Как она выглядит по сравнению с другими, как будет стоять в стороне на фоне ярких, отлично одетых, здоровых и красивых людей. Пусть поймут, что им здесь нет места. Параллельно мы сообщим всем, что её волновала лишь собственная судьба, но никак не низшей касты. Пусть гнев толпы будет направлен на девчонку. Даже если кто-то поймёт, в чем дело, это будут несколько человек, большинство поступит, как тупое стадо. Я лично прослежу, чтобы на неё обрушивался поток плохих событий, день за днём. И, наконец, мы либо доведём её до самоубийства, либо поможем ей с этим. Мы покажем на примере одного человека, что низшая каста никогда не сможет жить, как высшая, и что их падение неизбежно.