Зеркала души
Им можно помочь
За человека надо бояться не тогда, когда он всем рассказывает о своем страдании и говорит, что жизнь ему не мила. Обычно это страдание связано с личной жизнью. Кто-то не захотел с этим человеком общаться и ушел из отношений. Конечно, разрыв – это очень больно, но по истерическим жалобам и нытью понятно, почему от такого человека ушли. И понятно, что теперь вряд ли вернутся.
Бояться за человека надо тогда, когда он внешне спокоен, смирился с тяжелым горем и потерей. И лишь кивает, искусственно улыбаясь, в ответ на утешения: «Так для вас лучше! Это вам испытание!» Хотя за такое можно оттолкнуть и сказать: «Идите своей дорогой, жестокий идиот!» Но человек не говорит. Он живет дальше. Работает, старается, ни с кем не ссорится, только все время задумывается о чем-то и смотрит куда-то вдаль. И начинает совершать странные поступки. Как композитор А. Н. Скрябин. Он оплатил квартиру только до мая, хотя всегда платил за год. И в конце апреля умер от пустячного прыщика, в расцвете лет.
Психологические наблюдения показали: за год до внезапной смерти люди приводили в порядок свои дела, раздавали долги до копейки, выполняли обещания, данные ранее. Ни на что особо не жаловались, только память немного ухудшалась. И разные мысли приходили про смерть и далекие путешествия в неведомые края. А в остальном они тихо себя вели, никого не беспокоили… Истерический нарцисс может, конечно, причинить вред себе – назло всем, демонстративно. Да еще кого-нибудь с собой прихватить, это они любят. Но по-настоящему в опасности – тихие, мирные люди, которые ничего не просят и ни на что не жалуются. Есть такая точка зрения: депрессия подготавливает организм к смерти. Дает смирение, отнимает понемногу силы, нужные для борьбы; как в детском фильме, «что воля, что неволя – все одно». И вот к таким людям надо присмотреться, поговорить, посидеть рядом, отвести к специалисту. Обычно их нетрудно уговорить, они послушные. Им еще можно помочь. В глубине души они ждут помощи, но совершенно не умеют и не могут ее просить.
Я больше не могу!
Так сказал один мальчик, когда нас на первом курсе на месяц в колхоз послали, картошку собирать. Условия были тяжелые, работали по 12 часов в день и падали от усталости – первокурсники философского факультета не очень выносливы. Все поголовно в очках и довольно хлипкие. А этот мальчик был полный, румяный, кудрявый. Очень крупный. И хуже всех работал. Начальники лагеря созвали собрание и стали его стыдить при всех. А он смотрел в пол и тихо говорил: «Я не могу больше». Его отругали, велели убираться домой и сказали, что исключат из студентов. И из комсомола. Он уехал домой. Молчаливый и толстый, очень румяный. И дома через день умер. У него был порок сердца, о котором он ничего не сказал, – хотел быть с ребятами, познакомиться поближе. Может, думал, что будут песни у костра или еще какая романтика. Дружба и разговоры… Все он детство проболел и, наверное, хотел быть с ребятами. Но не смог. Он пытался объяснить: мол, не могу больше! Все могут, а он нет. Его стыдили и выгнали вон. А он умер. Мальчик от болезни был полный и румяный, и это всех еще больше злило.
Если человек произносит «не могу больше» – он правду говорит. Он действительно не может. И не надо кричать на ребенка и заставлять его до ночи делать уроки. Или играть на пианино до упада. И мужу говорить: иди и зарабатывай! И старичку: почему медленно идете, всем мешаете?
Иногда люди действительно больше не могут что-то делать. Даже разговаривать или писать. По себе знаю. И принуждение может стать преступным, а указание на других, которые могут, только усугубит ситуацию. Щадить надо друг друга. А то, что человек толстый и румяный, ровным счетом ничего не значит. Если он не может чего-то…
Не бросить камень
Агния Барто мне очень симпатична. И писала хорошо. И детей любила. И в войну на заводе токарем работала. И стойко перенесла личное горе – смерть сына. Стала другим детям помогать. Тем, кто в войну потерялся, помогала найти родных. Ее критиковали и даже ненавидели. Знаете, за что? За клевету на советских детей. И за то, что очень сложно пишет – умышленно коверкает детскую психику. Разгромили стихотворение «Наша Таня громко плачет» за невыносимо сложные рифмы. Так что не особо расстраивайтесь, когда вас критикуют и ненавидят. Завистники за детский стишок могут попытаться со свету сжить. Тогда многих критиковали, а за критикой следовало наказание – хейтерам раздолье было!
Особенно мила мне Агния Барто тем, что когда все бесновались и исключали друг друга из Союза писателей, Агния Барто воздерживалась. Все «за» исключение голосуют, а она воздерживается. Хотя за это можно было и самой отправиться вслед за преследуемым. Если выхода нет, если все кого-то дружно травят на законных основаниях, поливают грязью, клевещут и хотят уничтожить – можно воздержаться. Молча не поднять руку в голосовании. Или – не бросить камень… Иногда это подвиг – воздержаться. И это очень трудно: не принять участие в травле и грязном обсуждении. Поэтому Агния Барто мне нравится очень. И хочется брать с нее пример по возможности. Хотя у нее тоже был «пунктик» небольшой – она терпеть не могла Чебурашку. Даже не знаю, чем ее так разозлил этот ушастый зверек. Да и ладно. У каждого свой Чебурашка есть. Свой мелкий недостаток. И следует об этом помнить. Чебурашка придуманный все же, ненастоящий, а люди – живые. Людей надо щадить и хотя бы воздерживаться от зла. По возможности. Как Агния Барто.
Эмоциональный голод
Одна умная девушка спросила у меня – что с ней? Свое состояние она описала так: «У меня ничего не болит и депрессии нет. Я ко всем врачам сходила. Но у меня совсем нет сил. Хотя я хорошо живу: у меня есть семья, дети, работа. Я от карьеры сознательно отказалась ради семьи. И мы прекрасно живем в своем прекрасном доме. Мне хватает общения с близкими, они меня любят. И я их люблю. И я довольна, в сущности, всем. Но я слабею и ничего не хочу, не могу делать. Но ведь ничего не болит, не мучает!»
Вот, предположим, как вы опишете голод? Что чувствует человек, когда он очень голоден? Боль? Нет, ничего не болит. Сосет под ложечкой, подташнивает. Слабость наступает и сильное страдание, которое нельзя выразить словами. Можно только желанием – «я хочу есть!» Так мучает и убивает эмоциональный голод. Особенно губителен он для людей чувствительных, восприимчивых, тонких, способных к эмпатии.
Человек может погибнуть от эмоционального голода так же, как от физического. Это научно подтверждено. Необходимо общение, понимание, развитие в кругу единомышленников, смех и слезы, радость и огорчения. Иногда к специалисту идут за едой. За энергией. За пониманием. И это спасает в ситуации, когда негде больше получить эмоции, почувствовать себя принятым и понятым, наполненным. Хотя в жизни общения хоть отбавляй, и такое бывает. Но все это – топливо, которым нельзя заправить именно наш автомобиль. Или это муляж еды, восковые яблоки и груши, совершенно несъедобные. Или группа крови, которую нам никак нельзя перелить – не подходит она нам. Возникает эмоциональный голод, который подтачивает силы и отнимает радость. Хотя ничего не болит. Так, сосет под ложечкой – но разве же это страдание? И потому человек даже говорить об этом боится – его попросту на смех поднимут.
Помимо семьи, должны быть друзья. Помимо друзей, должно быть развитие и обучение. Кроме развития и обучения, должно быть понимание. Счастье общения. Любовь и дружба. И хотя бы крошечная благотворительность, забота о ком-то. Тогда будут правильные эмоции, силы начнут возвращаться, краски жизни заиграют всеми цветами. Главное – понять, что вы голодны. Душа нуждается в пище, а тело – в объятиях и поцелуях. Или хотя бы в добром понимающем общении с тем, кому вы небезразличны.
Гнев убивает
Я вспыльчивых людей понимаю. И упорно борюсь с собственной вспыльчивостью. Надо оставаться безгневным, пока можешь. Надо очень стараться оставаться безгневным и не спешить наносить удар. Но вовсе не абстрактные философские истины могут научить безгневности и терпению. А простая жизненная история.
Замотанная работающая мама собирала утром сынишку в садик. А он сонный такой, вялый и молчит. Видно, что назло. И очень медленно натягивает колготки, хотя мама его подгоняет. И молчит, только смотрит исподлобья – провоцирует конфликт. Не хочет идти в садик и капризничает. Раздраженная и опаздывающая мама надавала ему шлепков и подзатыльников. Кое-как одела и уволокла в садик. А уже потом ей из садика позвонили и сказали, что Андрюшу в больницу увезли – у него детский инсульт. Речь отнялась и движения скованные. Может, Андрюша и хотел утром сказать маме, что ему нехорошо. Что он не может, видимо, в садик идти. Но сказать не мог.
Ребенка вылечили, к счастью. А мама себя простить так и не может…
Так что сгоряча действовать не надо. По крайней мере бить и ругать точно не надо, ни взрослых, ни детей. Ни собак, ни кошек. Вообще никого. Бороться надо со вспыльчивостью, а не похваляться, дескать, я отходчивый. Отойдем, да поздно уже, не исправишь. Отвечать и реагировать нужно, конечно, но безгневно. И без ругани и рукоприкладства, по возможности.
Интересная профессия
Кто-то хочет сделать из вас мальчика для битья? Обвинить в чем-то, злость сорвать, унизить? Вы поясните, что в целом это возможно. Понятное дело, если человек этот – коронованная особа. Нанимать мальчика для битья мог только король. Затем вам должны предоставить комнату в замке – опочивальню. Зал для фехтования, учебную комнату, библиотеку, танцевальный зал – много всего. Разодеть вас в парчу и бархат. Шляпу выдать с плюмажем. И для особых дней – золотую корону. Кормить вас надо за королевским столом, яствами на золотой посуде. И поить вином из золотых кубков с инкрустацией. Обслуживать вас должны слуги, а двери вам открывать – лакеи. И платить за каждый подзатыльник вам должны десять золотых дукатов. Которые вы тщательно пересчитаете унизанными перстнями пальцами. Вот так жили мальчики для битья в XV веке. А в XVI от их услуг пришлось отказаться – дорого выходило содержать мальчика, которого били вместо принца. За промахи и шалости принца.
Так что, как видите, королю иметь такого мальчика было разорительно. Но я полагаю, даже за такое вознаграждение мы бы не согласились на эту должность. Так стоит ли задаром позволять? Пусть кого-нибудь другого наймут, если средства позволяют. И если есть свое королевство. И срывают злость, сколько угодно. Хотя мальчики были мстительные. Имели связи и деньги. И недолго те, кто им дал подзатыльник, жили на свете… Интересная профессия!
Если тебя ждут…
Жить для кого-то неправильно. Надо жить для себя. Любить себя и делать себе приятное – так говорят. Но мне лично даже обедать одной неинтересно. А готовить для себя изысканные деликатесы и в одиночестве наслаждаться фильмом очень трудно…
Одна очень древняя старушка жила ради своей дряхлой собачки. Такой облезлой, полуслепой, грязно-белой дворняжки маленькой. Ее звали Белочка. А имя старушки не знаю. Она всегда гуляла у забора со своей старенькой собачкой. А потом собачка одна стала ходить по двору, шатаясь от слепоты и старости. Старушка тяжело заболела и ее увезли в больницу умирать. А в ее квартиру въехали какие-то родственники и выгнали слепую Белочку. Соседи постелили собачке подстилку, поставили чашечку в подъезде и стали думать, что делать. А у меня уже были собачки, но я все же решила Белочку взять себе. И вышла во двор – она там ходила, как тень, и плакала тихонько. Я уже руки протянула, а старушка как крикнет дребезжащим голосом: это, мол, моя собачка! Стоит бледная, худая, синеватая, платок набок, еле дышит, но яростно смотрит на меня. В руке пакет с тряпочками и документами. Она схватила Белочку в дрожащие руки и зашагала домой.
Потом соседи рассказали, что старушка бодро выгнала родню. И стала жить-поживать. И всем сказала, что она в больнице почти умерла, но как же она подружку оставит? Свою Белочку? Выжила и пошла домой. Поехала на двух трамваях. Так что не знаю насчет «жить для себя». И изысканные деликатесы готовить. Когда тебя кто-то ждет и ты кому-то нужен, выжить и выздороветь как-то проще. И из дому прогнать незваных гостей. Которые тоже решили жить для себя в нашей квартире…
Подснежники
Я сидела и плакала над прописями. Буква «к» никак не выходила. Надо было написать палочку. Потом вернуться и вывести верхнюю закорючку. Потом по ней второй раз вернуться и нижнюю деталь буквы вывести. И так восемь строчек. Многие помнят. А начиналась весна, солнышко теплое светило, и мама сказала, что в лесу расцвели подснежники. Она видела, что повсюду продают букетики мохнатенькой желтой сон-травы. И можно поехать в лес и на подснежники посмотреть. Рвать мы их не будем – это редкие цветы, пусть цветут. Но посмотрим, погуляем, подышим воздухом. И надо было эту букву «к» писать поскорее и покрасивее. Правильно писать. Тренироваться на листочке, а потом выводить в прописях. Мне так хотелось поехать на электричке в лес. Там желтая сон-трава, белая ветреница и медуница сине-красная. Там птички и солнышко. А здесь – буква «к», и скоро обед, и надо писать и писать. Мама взяла у меня прописи и заполнила восемь строчек буквой «к». Быстро и элегантно. Специальным медицинским беглым почерком, не прибегая к ухищрениям. За две минуты. И сказала, что выходной день кончится, солнышко зайдет. И подснежники отцветут. А букву «к» я еще научусь писать позже. На пенсии вот целыми днями можно тренироваться и выводить иероглифы и букву «к». Ужасный, непедагогичный поступок, крайне неправильный. Но мы поехали в лес, и там было чудесно! И сон-трава росла целыми лужайками, нежно-золотистая. И солнышко светило. И мама с папой, молодые, веселые, гуляли со мной по тропинке. А вечером похолодало и даже снег пошел, но от счастливого дня осталось счастливое воспоминание. Оно и сейчас согревает мне душу. А писать эту букву я научилась, конечно, только без прописей вполне можно обойтись. А без подснежников – нельзя.