Был страстной четверг. Весна только начиналась. В прозрачных сумерках далеко вырисовывались загородные домики. На западе еще догорала красная полоска заката, и небо казалось прозрачным, и в нем темными силуэтами точно отражались застывшие на холме деревья. Ближе к шоссе можно было рассмотреть молодую зелень деревьев – тонкую и нежную, как паутина.
По шоссе шло в церковь целое семейство: трое детей, фрейлейн и горничная. Девочка, гимназистка подросток, худенькая и настороженная. Немного поменьше мальчик гимназист, черномазый и быстрый и пользующийся всяким удобным случаем залезть в канаву, перепрыгнуть через лужу, что-то поискать в кустах, а то и порыться в земле. Третий был тоже мальчик лет четырех. Он шел с открытым ртом, держась за руку фрейлейн и шагал в каком-то забытьи, как автомат. Фрейлейн то и дело по-немецки окрикивала его.
– Смотри же, Гаря, куда ты идешь? Прямо в грязь.
– Когда же я не видел! – отвечал ей мальчик тоже по-немецки, как будто рот его был набит кашей.
– Ах, глупый! ты разве слепой?
Мальчик не удостаивал ответом.
– О чем ты думаешь?
– Я думаю о той собаке, которую, помните, мы видели в овраге. У ней щенки были.
– В каком овраге? какая собака?
Мальчик не торопясь ответил:
– Помните, в деревне, когда мы ехали в гости к Карповым?
Фрейлейн только вскрикнула: «ах!» – и залилась веселым смехом. Она даже выпустила руку мальчика и всплеснула руками.
– Это, знаете, он вспомнил, когда прошлым летом мы ехали к Карповым. И действительно мы видели в овраге собаку с щенками. И как он все помнит? И как будто ничего не замечает, а потом через год вдруг вспомнит. И все, все помнит. Ах, ах, ах!