Ночной город проплывал мимо тягуче, неторопливо. Лиза уже видела такой стиль вождения: вроде бы плавный и неторопливый, но эффективный. Секрет в светофорах: каким-то чудом водитель умудрялся не попадать на красный. Всегда только зеленый свет. Наверняка этому где-то учат, в какой-нибудь академии телохранителей или в другом подобном заведении. В прошлый раз, когда ей довелось ехать с таким водителем, тот признался, что его клиент опасается покушения. Любая незапланированная остановка могла вызвать приступ паники, и поэтому…
Завибрировал телефон, вырвав Лизу из воспоминаний. Она глянула на экран, потом пошарила глазами в поисках кнопки, поднимавшей внутрисалонную перегородку. Лиза даже не сомневалась, что такая функция в этой машине есть. Долго искать не пришлось. Трубку она взяла только после того, как перегородка скрыла водителя. Лиза не без усмешки отметила материал обшивки. Алькантара. Неужто больше не на чем было сэкономить? Какая глупость.
– Да?
– Добрый вечер! Я понимаю, что поздно, – затараторил журналист, – но нам срочно нужны ответы! Прием уже окончен или…
– Да, – остановила поток слов Лиза. – Но особо нечего рассказывать. Несколько ответов на вопросы есть, но от этого только больше вопросов.
– Прекрасно! Это уже хорошо! – обрадовался голос в трубке.
Лиза машинально покачала головой. Неужели это настолько горячая тема, что любая информация вызывает такие бурные эмоции?
– Вы видели картину? Опишите ее!
– Это не картина, – поправила Лиза. – Это фотография.
– Хм… Неожиданно. Хотя в некотором смысле это ожидаемо неожиданно! – журналист, кажется, так пошутил. – Что на этом фото?
– Гости, все семь человек.
– Коллаж или…
– Фотографию сделали прямо во время презентации этой самой фотографии.
– Это роскошно!
Журналист, казалось, вот-вот засмеется от восторга. Лизу несколько раздражал этот экзальтированный тон.
– Опишите ее!
– Шесть человек сидят в креслах и смотрят в объектив с перекошенными лицами. Я стою между третьим и четвертым креслом. С нормальным лицом.
Какое-то время трубка молчала, наконец журналист понял, что продолжения не будет.
– Можете как-то подробнее описать?
– Я не специалист по фотографиям, – вздохнула Лиза. – Давайте я просто отвечу на те вопросы, которые вы просили задать.
– Хм… Поймите, было бы очень здорово, если бы вы все образно рассказали. Это очень поможет мне в работе над статьей!
«Неужели он так любит свою работу?» – почему-то подумала Лиза.
– Я не знаю, что еще сказать.
– Давайте я буду задавать наводящие вопросы. Так будет лучше?
– Ладно, попробуем, – со вздохом согласилась Лиза.
– Можете описать лица гостей?
– Не уверена… – начала было она, но вдруг поняла, что они буквально отпечатались в памяти. – Крайний справа…
– А кто сидел справа? – тут же перебил журналист.
– Широкоплечий мужчина с щетиной. Я не знаю, как его зовут.
– Кокс, – подсказал журналист, – Саймон Кокс. Больше там не было широкоплечих мужчин. Ну, по крайней мере, там не было более широкоплечих, чем он.
– Вы что, всех гостей знаете? – удивилась Лиза.
– Конечно! Я изучил тему. Но вернемся к описанию.
– Он хмурился, я бы даже сказала щурился. Голову немного отвернул в сторону. То есть в объектив смотрел одним глазом.
– Левым или правым?
– Это имеет значение?
– Когда речь идет о работе Сархана, да. Все там неслучайно!
– Это же не постановка, на фото просто семь человек.
– Возможно. – Журналист явно имел другое мнение, но, видимо, не хотел давить. – Вернемся к описанию. Левый глаз или правый?
– Кажется, левый.
– Прекрасно!
Лиза не поняла, чему так обрадовался собеседник.
– Что хорошего?
– Возможно, речь идет о банальном разделении на мужскую и женскую половины. Во многих культурах правая сторона тела отражает мужскую часть и энергию, а левая – женскую. Возможно, Кокс пытается защитить свою уязвимую женскую часть. Не в прямом смысле. У Сархана иногда символы переплетаются довольно причудливо.
– Вам не кажется, что вы бредите? – прямо спросила Лиза.
Журналист задорно рассмеялся. Кажется, он наконец позволил себе не сдерживать эмоции.
– Возможно! Но в этом все творчество Сархана. Всегда на грани. Между бредом и логикой.
Лиза глубоко вдохнула. Она хотела спросить, что с ним, собственно, не так, но сдержалась.
– Так мне продолжать?
– Да, конечно! Как вам кажется, какое чувство в тот момент испытывал Саймон?
– Не знаю. – Лиза зачем-то пожала плечами и мысленно укорила себя за это. – Он явно думал, что увидит нечто… неприятное. Все этого ожидали. Хёст сказал, что гости знакомы с Сарханом и что художник не в восторге от этого знакомства.
– Секунду! – Лиза слышала в трубке лихорадочное шуршание карандаша. – Мы позже вернемся к этому! А пока про чувство. Что он чувствовал, ожидая увидеть что-то плохое?
Девушка закинула ногу на ногу и чуть подвинулась вбок. Неужели в машине за такие деньги нельзя сделать нормальное, удобное сиденье?
– Ну, ожидал что-то мерзкое, наверное.
– Ожидание это не… – журналист мгновенно сменил стратегию. – Давайте попробуем так. Это был страх?
Лиза задумалась.
– Не уверена. Думаю, нет. По крайней мере, не только страх.
– Стыд?
– Не думаю. Мне кажется, стыдясь, человек скорее отводит взгляд.
– Ну, он смотрел вполоборота, то есть взгляд частично отвел, – резонно отметил журналист. – Может, это отвращение?
– Да не знаю я! Зачем вы меня вообще обо всем этом спрашиваете?! – не выдержала Лиза.
Она помассировала висок двумя пальцами, отметив нарастающую пульсирующую боль.
– Поймите, мне нужно будет описать это фото, – совсем ласково, как будто говорит с капризной девчонкой, протянул журналист. – Причем так, чтобы стал понятен замысел художника. Мне нужны детали. И только вы можете мне в этом помочь.
– Я не подписывалась на это. Я могу ответить на вопросы из того списка, который вы мне прислали, остальное мне неинтересно.
– А если мы доплатим? – после короткой паузы уточнил журналист.
– Пока я не видела и тех денег, которые вы мне обещали, – отрезала Лиза.
– Вы же понимаете, что это требует времени? Они ведь не у меня на столе лежат, нужно, чтобы бухгалтерия…
– То есть ответы вы хотите сейчас, а деньги будете платить потом?
– Но иначе мы просто не успеем, поймите! Утром у всех крупных изданий выйдет материал.
– Допустим, я дам вам ответы. – Лиза покосилась на магазин за окном, отметив, что машина въехала в знакомую ей, почти родную часть города. – Что помешает вам просто не заплатить мне?
– Что вы имеете в виду? – растерялся журналист.
– Мы не заключали никаких договоров, у меня есть только ваши обещания. Причем даже не в письменной форме.
Какое-то время трубка молчала. Лиза спокойно ждала.
– Что я могу сделать, чтобы убедить вас в серьезности наших намерений? – стиль речи так резко изменился, что девушка сразу поняла, как выглядит ситуация по ту сторону трубки.
Вокруг журналиста собрались коллеги, все внимательно слушают разговор. Возможно, по громкой связи. И сейчас, когда все пошло наперекосяк, кто-то из старших коллег тихонько подсказывал, что делать.
– Привезти мне деньги.
– К сожалению, я не могу сделать это ночью. Бухгалтерия в такое время закрыта. Я бы снял свои, но у меня просто нет такой суммы.
– Составьте договор, подпишите и пришлите мне с курьером. Как только договор будет у меня, мы сможем продолжить.
Лиза положила трубку, не дожидаясь реакции. Вздохнула и закрыла глаза. Ее, кажется, укачало. Подступала тошнота. Она чувствовала запах кожаных сидений и освежителя воздуха. На удивление отвратительного. Сладковатого и приторного. Этот запах почему-то ассоциировался с перьями, корсетами и пошлостью.
Боль в висках нарастала. Лиза на ощупь достала из подлокотника бутылку воды, но не смогла ее открыть. Рука скользила по крышке. Пришлось завести большой палец на указательный и придавить, чтобы плотнее схватиться. Раздалось долгожданное шипение.
Вода оказалась слишком минеральной. На вкус что-то среднее между йодом и солью. Лиза едва не поперхнулась. Все так же, не открывая глаз, одной рукой расстегнула клатч и достала таблетки. Головная боль становилась невыносимой. Пульсируя в висках, она проскальзывала куда-то в основание черепа, вызывая вспышки в глазах.
Почему-то перед внутренним взором появился журналист, мечущийся по ночной редакции. «Что это было, Лиз?» – спросила она у самой себя. Что за детская истерика?
Телефон снова завибрировал. Она знала, кто звонит.
– Да?
– Скажите, куда отправлять курьера? – виновато поинтересовался журналист.
Лиза задумалась. Потом поняла, что пауза затянулась.
– Проще мне заехать к вам. Где ваша редакция?
– В Филадельфии… – как будто извиняясь, протянул журналист.
– Нет, не проще, – вздохнула Лиза. – То есть вы сейчас отправите курьера из Филадельфии? И ехать он будет часа три?
– Нет-нет, из корпункта. Не больше часа. И помимо адреса мне нужны данные для…
– Ладно, я вам верю. Спишем на то, что я устала и перенервничала. Трудный день.
– То есть вы готовы продолжить?
– Да.
– Прекрасно! Тогда… – Лиза буквально видела, как по ту сторону трубки ликовал журналист, а может, и вся редакция.
– Подождите. Я подъезжаю к дому. Дайте мне полчаса, чтобы прийти в себя. Потом я отвечу на все ваши вопросы. Но есть условие.
– Конечно. Какое?
– Деньги я должна получить в течение трех дней. – Лиза подумала немного и добавила: – В идеале наличными.
– Хорошо. – Ни секунды промедления.
– До свидания.
Девушка положила трубку и наконец открыла глаза. Ей стало лучше. Мимо машины проплывали светящиеся фасады небоскребов и витрины дорогих магазинов.
Лиза обратила внимание на мужчину, уставившегося в витрину бутика. Лица его девушка не видела, он стоял к ней спиной, но вот кирпич в руке заметила. Мужчина стоял прямо напротив манекенов, разряженных в кружевное и до смешного замысловатое нижнее белье со множеством лишних, явно неудобных элементов.
Лиза проводила эту сцену заинтересованным взглядом.
Машина свернула и стала плавно сбрасывать скорость. Наверное, это тоже особый навык – останавливать автомобиль так, будто он никуда и не ехал.
Дверь открыл швейцар. Лиза проигнорировала поданную руку и вышла из машины сама. За ее спиной с тихим хлопком закрылась дверь.
– Добрый вечер! – поздоровался швейцар и, не дожидаясь ответа, поторопился к входной двери.
– В целом да, – скорее самой себе, чем ему, сказала Лиза и повернула голову вправо.
Где-то там, за углом, стоял мужчина с кирпичом. Видеть его она не могла, но как будто ощущала его присутствие. Лиза неторопливо пошла к ожидавшей ее открытой двери. Медленно поднялась на три ступеньки и вошла в холл.
– Добрый вечер, мисс Ру! – улыбнулась девушка за стойкой. – Вам письмо.
– Добрый, – согласилась Лиза. – Что пишут?
– Э-э… – на секунду растерялась собеседница.
– Шучу, давайте.
Конечно, это счета. Кто вообще пишет письма в двадцать первом веке? Лиза, не взглянув на конверт, кивнула девушке на прощание.
Лифт, к счастью, оказался на первом этаже. К счастью, потому что это был очень длинный день. Лиза нажала кнопку, дождалась, когда закроется дверь, и устало прислонилась к стене. Повернула голову и посмотрела на себя в зеркало. Рефлекторно проверила, не смазалась ли помада, на автомате поправила прическу, хотя в этом уже не было смысла.
Лифт остановился, весело звякнул и распахнул створки. Она уже собиралась сделать шаг наружу, как вдруг поняла, что это не ее этаж. Лиза тяжело вздохнула. Ее отношения с лифтами порой складывались удивительным образом. Приехать не на тот этаж – это для нее нормально. Она снова нажала кнопку и снова посмотрела в зеркало. Кажется, ничего не изменилось с прошлого раза. Но, с другой стороны, как-то отстраненно и философски подумала Лиза, я стала секунд на десять старше.
На этот раз лифт привез ее на нужный этаж. Она наконец-то дома. Лиза неторопливо сняла туфли, аккуратно отставила их в сторону. Кинула конверт на столик и включила свет. От этого большое просторное помещение с высокими потолками почему-то стало очень тесным. Слишком много деталей. Некоторое время Лиза смотрела на люстру, потом щелкнула выключателем: погасила общий свет и оставила только подсветку. Теперь полутона и едва видимые блики на немногочисленной мебели создавали ощущение безграничности пространства.
Лиза прошла через гостиную, направляясь в гардеробную. Вдруг остановилась у единственной в доме картины. Задумчиво на нее посмотрела.
Фиолетовые линии и синяя галка – описать полотно иначе она не смогла бы. А ведь его наверняка тоже написал какой-нибудь гений.
Лиза отвлеклась от картины, вспомнила, что собиралась сделать, и вошла в гардеробную. Коротко прожужжал телефон. Она замерла и посмотрела на сообщение.
Ты в отпуске?
Лиза задумчиво прикусила губу, зачем-то оглянулась. Какое-то время смотрела на текст эсэмэски, потом ответила:
Да.
Отложила телефон. Все потом. Сейчас душ и домашняя одежда.
Лиза как раз вышла из ванной, когда телефон завибрировал. Она вздохнула, надела наушники и ответила на вызов.
– Мисс Ру, – с плохо скрываемым нетерпением сказал журналист, – мы можем продолжить?
Лиза хмыкнула. Она была уверена, что он сидел перед часами, считая минуты. Если не секунды.
– Да. – Лиза босиком двинулась на кухню.
– Итак, мы остановились на том, как вы описывали выражение лица Кокса. Давайте пойдем дальше. Кто сидел слева от него?
Лиза на секунду задумалась.
– Вроде бы блондинка.
– Анна Миллер, – доложил журналист.
– Да хоть Джессика Паркер, – равнодушно заметила Лиза.
– Имена имеют значение! – возразил журналист. – А может, и фамилии.
– И что бы изменилось, если бы меня звали не Лиза, а как-нибудь иначе?
– В вашем случае, возможно, ничего, – неуверенно протянул собеседник, – я пока не знаю наверняка.
– А остальные имеют какое-то сакральное значение? – усмехнулась Лиза, доставая из винного шкафа первую попавшуюся бутылку белого вина.
– Саймон, Анна, Рубен, Калеб, Абигейл, Николь. – Журналист выложил имена так, будто они должны были ее впечатлить.
– И что?
– Первые буквы!
Лиза на несколько секунд задумалась, оставив штопор торчать из пробки.
– Не сходится ваша теория заговора. Калеб как-то выпадает.
– Это в современном варианте! Но на греческом и на латыни имя звучит как Халеб или Халев.
– Как вам угодно, – согласилась Лиза. – Хоть на иврите.
– Именно!
Лиза опять замерла. Непонимающе поморщилась.
– То есть это не просто теория заговора, но еще и протоколы сионских мудрецов? Ладно. – Она вытащила пробку и отложила штопор. – Хоть рептилоиды.
– Неужели вам не интересно разгадать эту загадку? – с некоторой даже обидой спросил журналист.
– Пока это на загадку не похоже. Просто не очень удачно подобранные имена участников… перформанса, что ли. Давайте вернемся к теме.
– Да, конечно. Итак, слева от Саймона сидела Анна. Можете ее описать?
Лиза села за стол и задумчиво посмотрела на бокал вина.
– Я не уверена… Она, кажется, закрыла рот рукой.
– Понял. А верхняя часть лица?
– Точно помню только широко раскрытые глаза. И сморщенный лоб.
– Как думаете, что это за чувство?
– Понятия не имею. – Лиза сделала большой глоток вина. – Я не она, я не знаю, что она чувствовала.
– Может, попробуете вообразить?
– Как вы себе это представляете?
– Сядьте в ту же позу, попробуйте воссоздать выражение лица, атмосферу, ну…
– Пожалуй, вы самый дотошный журналист, которого я знаю. Зачем это все?
– Грубо говоря, чтобы я мог разгадать весь замысел картины и описать его.
– Не проще уже позвать какого-нибудь спеца из полиции, который рисует портреты подозреваемых?
Повисла тишина.
– Вы и вправду собираетесь это сделать? – хмыкнула Лиза. – Вы хотите восстановить фотографию по описанию?
– Ну, учитывая, что все гости в той или иной мере известные люди, это не невозможно. Мы, конечно, не сможем стопроцентно повторить эмоции, но на основе других фотографий можно хотя бы… – Журналист прервал свои рассуждения. – В общем, могли бы вы сделать то, о чем я прошу?
– Ладно. Я попробую, но, если ничего не выйдет, вы не будете заставлять меня делать то же самое с остальными гостями.
– Просто попробуйте!
Лиза отвернула стул от стола, припомнила, как сидела Анна. Приняла ту же позу, прикрыла рот рукой. Чувствуя себя несколько глупо, постаралась наморщить лоб и широко раскрыть глаза. Прислушалась к ощущениям. Ничего.
«А чего я ожидала?» – с иронией подумала Лиза. Какая глупость! Хорошо, что этого никто не видит.
– Мисс Ру? – ожил в наушниках журналист.
– Вы надо мной издеваетесь, что ли? – вздохнула Лиза. – Может, это какой-то розыгрыш?
– Нет! – испуганно возразил журналист. – Ни в коем случае!
Лиза села поудобнее, глотнула вина и вздохнула. Сама ведь согласилась, так что теперь?
– Не знаю я, что это за чувство. Не работает ваш метод.
– Хм… Ладно, а о чем вы подумали, когда приняли ту же позу?
– Что я дура, – пожала плечами Лиза, – и что вы надо мной издеваетесь. Я и так сделала больше, чем обещала. А теперь еще наизнанку выворачиваюсь, но вам этого мало, да? Вы еще наверняка в статье своей напишете про это.
– Извините, мисс Ру! И в мыслях не было! Наш разговор абсолютно конфиденциален, я даю слово, что никто о нем не узнает!
Лиза вздохнула, пожала плечами:
– Проехали. Я не знаю, что она чувствовала. И что чувствовали остальные. Максимум – могу описать выражение лиц.
Какое-то время журналист молчал.
– Хорошо, давайте пока немного отойдем в сторону. С именами мы разобрались, выражения лиц и позы добьем попозже… Что вы можете сказать о себе?
– А что вас интересует?
– Поза, выражение лица и…
– Чувства? – усмехнулась Лиза.
– Ну, ведь свои ощущения вы описать сможете, – аккуратно предположил журналист.
– Может, и смогу. Но особо нечего описывать. Я стою между третьим и четвертым креслом. Чуть позади. Руки положила на спинки кресел. Никакого особого выражения лица у меня нет.
– И никаких особых деталей?
– Нет. Разве что туфли.
– А что с ними? – оживился журналист.
– Я сняла туфли, чтобы не стоять на каблуках.
– Э-э… Вы приехали на такой прием и просто, ну вот так, по-свойски решили снять туфли?
– Что-то не так?
– Нет-нет, просто не каждый на такое решится, думаю. Почему вы это сделали?
– А почему бы и нет? Почему я должна стоять на каблуках, если Хёст не удосужился предложить мне кресло? – Лиза повела рукой и чуть не разлила вино.
– Так, отлично, и что вы почувствовали?
– Когда? – не поняла Лиза.
– В тот момент, когда вам сказали, что мест нет, а вы на каблуках, – пояснил журналист.
– Ну… Немножко злость, наверное. Да нет, мне вообще все равно было. Не знаю.
– А кто тогда знает? – удивился собеседник.
– Следующий вопрос, – отмахнулась Лиза.
– Нет… – журналист прервал себя и послушно сменил тему. – Итак, вы стоите босиком, без какого-либо особенного выражения на лице.
– Да.
– Кстати, какой пол в зале? Паркет?
– Хм… Мрамор, хотя я не разбираюсь в камнях.
– Вы уверены?
– Нет, но точно каменный, а что?
– Вы босиком стояли на мраморном полу? И при этом не испытывали дискомфорта?
Лиза почему-то посмотрела на свои ступни.
– Да.
– Хм… Вряд ли такой пол подогревается… Но в контексте картины это определенно обретает смысл… И опять-таки…
Лиза услышала, как коротко прожужжал телефон. Встала из-за стола и подошла к стойке, где оставила мобильный. В наушниках что-то говорил журналист, что-то объяснял. Расшифровывал какие-то таинственные знаки.
Лиза взяла телефон и открыла сообщения.
Когда выйдешь на работу?
Девушка задумалась, машинально посмотрела на столик у двери, потом что-то посчитала в уме.
– Вы меня слушаете? – поинтересовался журналист.
– Да, – ни на секунду не задумавшись, ответила Лиза.
Собеседник продолжал что-то рассказывать, но она, погруженная в свои мысли, слышала только интонации. Голос стал неспешным чарующим саундтреком. Лиза написала эсэмэску:
Через неделю.
Положила телефон и осмотрелась. Подошла к окну, нажала на кнопку. Огромные шторы бесшумно разъехались, открыв огромное панорамное окно.
– А почему у вас не было никакого особенного выражения на лице? – каким-то другим, изменившимся тоном спросил журналист. – То есть я понимаю, почему с точки зрения системы символов картины, но… Вот просто по-человечески. Неужели не ожидали какого-нибудь подвоха?
– Нет. – Лиза села на диван, не отрывая взгляда от ночного города. – Все остальные, кажется, хотя бы предполагали, кем может быть этот ваш Сархан, я нет.
– Почему ваш?
– Что? – не поняла вопроса Лиза.
– Почему вы сказали «ваш Сархан»? Это не меня пригласили на прием.
– Ну, вы к нему явно ближе, чем я. Я о нем вообще только сегодня узнала. Ну то есть я раньше что-то слышала, но я далека от живописи.
– Ясно, – вздохнул журналист. – Итак, вернемся к лицам и позам?
– Хорошо.