Караван счастливых историй - читать онлайн

Ты будешь старенькой, я стану за тобой ухаживать

Мы с мужем поженились в 2003 году, и у нас в семье всегда были разговоры о том, чтобы взять приемных детей. Я росла одна, а у Славы в семье детей было трое – он и два брата. И вот я тоже хотела троих – двоих родить, а одного усыновить. Собственно, все это мужу и озвучила. Это было еще в начале наших отношений, кровных детей пока не было. Мы оба работали и занимались строительством дома. У нас родилась Лера. У мужа была юридическая фирма, у меня свой бизнес – три магазина. Я тогда чем только не занималась. В тот период был очень популярен фэн-шуй. И вот помимо этих трех магазинов с восточными сувенирами мы организовывали курсы по фэн-шуй, я приглашала мастера. Сама с удовольствием училась, получала дипломы. Мне тогда было все это интересно, к тому же шло строительство дома, и я старалась, чтобы в нем все было правильно организовано. Дом мы построили, как нам казалось тогда, в соответствии с этими правилами. Потом я открыла Центр позитивного общения, у нас был свой клуб. Мы приглашали позитивных психологов из Москвы, приезжала Лена Шехина, она из академии Александра Свияша. В то время это было очень интересно, популярно, я сама с удовольствием тренинги посещала. Кстати, позитивная психология как раз и помогает детей воспитывать, потому что если нет позитива, то это сложно. В общем, все было отлично. Товары в наших магазинах пользовались хорошим спросом. Плюс у меня продавцы давали грамотные консультации, покупателям было интересно. А потом в 2008 году случился кризис. В августе у меня родился Максим, а осенью наступили сложные времена. Магазины потихонечку сошли на нет, только один остался. Честно говоря, я и сама уже, конечно, подустала к тому времени. Я вообще считать не очень люблю, продавцам доверяла безоговорочно и не делала ни одного учета. Я была вся в детях, у меня с их появлением внутри как будто что-то переключилось. Для меня они стали самым важным в жизни.

Особенно остро я это почувствовала, когда родился первый ребенок, Лера. Я помню тот момент, когда мне в первый раз ее принесли. Никогда этого не забуду. У меня были тяжелые роды, пришлось делать кесарево в конце концов. И я очень боялась, что что-то не так с ребенком – ее долго не несли. И потом, когда я ее увидела, у меня был такой незабываемый момент в жизни, такая эйфория! Я помню, ее положили рядом, а я не могу до нее дотянуться, шов же, и все такое, пошевелиться физически не могу. Еще и продавленная кровать, панцирные сетки. А мне так хотелось до Леры дотронуться, хоть языком дотянуться – лишь бы только прикоснуться. И с этого момента я поняла – вот все, что мне нужно. Вот оно, счастье! Произошел какой-то переворот, я не знаю, что это было. Но я поняла, что нас с ней двое – я пришла одна, а уходим мы вдвоем. И уже тогда я знала наверняка, что у нас с мужем будут еще дети. Если первого ребенка я ждала и не особенно думала об этом, то после поняла, что хочу еще детей.

Я стала изучать книжки по воспитанию детей. Спок тогда еще был популярен, все его читали. Мне это было интересно и очень важно. Я же педагог по профессии и по призванию – детей всех вынянчила у соседей. Если мамочка во двор выходила с коляской, Наташа была тут как тут. Наташа не с подружками бегает, а рядом с мамочкой этой ходит, развлекает младенца. У меня это было с детства, причем больше, чем у всех моих подруг, – с коляской ходить, в куклы играть, в дочки-матери, кастрюльки, посудка. Мне это нравилось, я не знаю, почему. И мне тогда еще говорили, что я буду воспитателем в детском саду. Я всех малышей организовывала, куда-то вела, устраивала для них игры. Родителям в 4 года объявила, что выхожу замуж. Причем и мальчик в детском саду был, у нас с ним дочка-кукла росла. Мама моя смеялась с родителями того мальчика, они говорили: «Как у них все серьезно». То есть с раннего детства была такая тяга – семья, дети. Мне очень этого хотелось. И вот в 27 лет, уже в таком сознательном возрасте, я родила первого ребенка, уже прекрасно понимая, что дальше хочу жизнь связать именно с детьми.

И в это же время у меня возникло безумной силы желание помогать детям в детских домах, я начала заниматься волонтерством. В какой-то момент, когда у меня уже были Максим, Лера, я проезжала мимо нашего детского дома на проспекте Строителей, и у меня вдруг как потекут слезы! До сих пор не знаю, что это было такое. А детский дом же закрыт, туда просто так не попадешь. Но у меня возникли дикий интерес и огромное желание пробраться к детям, которые там живут. Конечно, все получилось – кто ищет, тот всегда найдет. Знакомые из Центра позитивной психологии, как только узнали, что я хочу помогать, сразу дали мне телефон музыкального работника этого детского дома. Я позвонила, она говорит: «Ой, нам так нужна помощь! Нам нужны платья свадебные на 8 Марта девочкам на выступление». Я сразу всех своих знакомых обзвонила, насобирала им этих свадебных платьев, плюс свое отдала. В него никто не влез, правда, хотя девчонкам всего по 18 лет. Когда я пришла в детский дом с этими платьями, я познакомилась со старшими девочками. Хотя ехала туда в надежде посмотреть на маленьких, там дети живут с четырех лет. И как раз с этими взрослыми девочками я разговорилась, предложила им провести какие-нибудь интересные курсы, мастер-классы – по рукоделию, по тому по сему. Сказала им, что мы очень хотим общаться как старшие товарищи, как подруги. Помню, они не особенно воодушевились. Я ж не знала, что к ним и так ходят разные организации и люди, в принципе впервые в жизни с этим столкнулась.

Потом на репетицию меня пригласили, я приехала, посмотрела. Особенно никого не выделяла, одинаково общалась со всеми. Со мной еще несколько приятельниц собирались приехать, но они почему-то не смогли. Приехала я одна с кучей всего, опять какие-то костюмы привезла. И на этой репетиции меня приглашают на концерт 8 Марта, для которого я собирала платья. Это было в 2009 году. Естественно, приезжаю, смотрю концерт, и одна девочка, Ирина, я уже всех по именам к этому времени знала, все выступление смотрит прямо на меня, словно ищет поддержки. Она еще слова во время выступления забыла, а я ей ободряюще так улыбалась. Ира играла в спектакле главную роль Золушки. И я улыбаюсь ей, а сама все малыша высматриваю – младшие ребята на первом ряду сидели. Как и всем, мне тогда хотелось маленькую синеглазую девочку. Ире было 17 лет, в октябре должно было исполниться 18. А после выступления она меня берет за руку и говорит: «Пойдем, я экскурсию тебе проведу по детскому дому!» У нас был очень хороший детский дом, кстати, жалко, что именно его закрыли, потому что он был организован как раз по семейному типу. Гостиная в каждой группе, две или три спальни, холл большой, кухня. В каждой «квартире» такой – 8 человек максимум. Сейчас вроде больницу из этого детского дома сделали, а детей на выселки отправили, за 170 км от города. И вот Ирина ведет меня в свою комнату, там стоит несколько кроватей, ремонт такой приличный, свежий, а над кроватью Иры висит икона Иоанна Оленовского. У нас есть святые места под Пензой в деревне Соловцовке. Иоанн Оленовский – это святой покровитель Пензенской области, к нему едут паломники со всей России и даже из-за границы. Действительно, был такой человек, очень много мне про него одна бабушка древняя рассказывала, она его знала. Мы со Славой в церкви Иоанна Оленовского венчались, детей там крестили. И каждый раз, когда я туда еду, всегда вопрос какой-то внутри, о чем-то думаю, размышляю. А потом в жизни приходит ответ. А тогда я села на Ирину кровать, у меня слезы градом, мы с ней как обнялись. Она мне в тот день подарила коробку конфет и открытку: «Спасибо, что помогала». Кстати, забегая вперед, из всех моих детей Ира больше всех на меня похожа, даже черты лица схожи, и она такая же сентиментальная, очень душевная. Она меня потом в Соловцовке научила исповедоваться и к иконам подходить. Я ей говорю: «Ириночка, давай мы с тобой будем дружить. Или я буду тебе старшей сестрой. У меня женский клуб, мы там все собираемся, общаемся, тебе будет интересно». Я взяла у нее номер сотового телефона, денежку ей иногда на этот номер закидывала. И с этого дня практически каждую субботу, тогда гостевого режима официального не было, я ее на день забирала с собой – в клуб, в кафе, по магазинам. Первый раз она к нам домой приехала на Пасху, Максу тогда было 8 месяцев. А до этого мы с ней вдвоем встречались, в семью я ее пока не приводила, муж знал об Ирине, я ему все рассказывала, но пока не знакомила.

Честно говоря, в тот период я столько всего выслушала, что даже вспоминать страшно – и от подруг, и от воспитателей детского дома. Все твердили: «Не веди в дом, у тебя семья, а тут молодая девица». Но у меня было внутреннее ощущение, что я все делаю правильно – так, словно меня кто-то за руку взял и вел. При этом было совершенно не важно, что говорят, просто пробиваешь лбом стены и любые препятствия, уверен, что все делаешь как надо. У меня со всеми детьми так было, хотя и финансовые сложности случались, и в плане отношения окружающих не все оказывалось гладко, но я делала это и понимала, что это нужно делать, и как-то все хорошо обходилось.

Но вернемся к Ирине. Утром на Пасху я поехала за ней, привезла домой, с семьей познакомила. Все у нас очень хорошо прошло – дети ее полюбили сразу, моментально, и приняли как свою. А в июне она уехала в лагерь от детского дома на целых три месяца. Но мы к ней ездили в гости, гостинцы привозили, она от всех девчонок нам писала пожелания, что привезти. Я не только с ней общалась, но и с другими тоже, просто Ира была ближе всех. Так мы общались, общались, а потом Ире исполнилось 18 лет. И так вышло, что ей негде было жить – на очередь, на квартиру, ее как сироту, конечно, поставили, но до квартиры было еще очень далеко. В детском доме сказали, что до Нового года ее подержат, на птичьих правах, а потом надо идти жить по прописке – к тетке, которая Ирину в детский дом и отдала, выселив ее маму к тому же. Все ради того, чтобы их комнату забрать. Она бы выгнала Иру просто на улицу, это был совершенно не вариант. Но у меня Иринка добрая девчонка, она всех простила и всех приняла, маму ее мы потом тоже разыскали. И вот Ира звонит мне, плачет. К тому времени я уже с руководством детского дома хорошо общалась, была членом Совета женщин при главе нашего города. В общем, бурную деятельность развила – волонтеров постоянно искала им на мероприятия и, конечно, вхожа была к директору. Я сразу после звонка Иры поговорила со Славой, объяснила, что такая-то ситуация, Ире негде жить, он говорит: «Без вопросов, пусть с нами живет, дети ее обожают». Я звоню Иринке, говорю: «Собирай вещи, к тетке я тебя не отпущу». И поехала в детский дом. Встретилась с директором, все рассказала. Никаких заявлений и документов не нужно, Ире 18 лет уже есть. Кроме того, я ее часто брала домой, Ирина нас всех знает. И тут началось такое! Мне стали наговаривать на Иру, что она и легкого поведения, и воровка. Ире говорили, в свою очередь, про нас, что мы извращенцы и Славу просто потянуло на девочек и все такое. Ира мне это рассказывает, а сама перепугана до смерти. И это не единичный случай таких наговоров. Я не знаю, зачем в детских домах такое делают. Почему чинят абсурдные препятствия и чего хотят этим добиться? Кстати, до сих пор отношение многих людей необъяснимое. Иринка много лет спустя встретила воспитательницу детского дома, а о нас уже и статьи писали, и делали репортажи, и она говорит: «Что, Городиская сумасшедшая? Для чего она это делает, зачем ей это?» Парадокс, кстати, еще и в том, что многие воспитательницы в детском доме бездетные, они, как правило, родить не могут, не могут выйти замуж. Но это уже отступление от нашей истории из личных наблюдений.

С тех пор Иринка жила у нас, и она очень хорошо вписалась в нашу семью. Конечно, был период «притирки», к тому же с первым приемным ребенком всегда сложнее всего. Мы жили тесным мирком, своей семьей, а тут взрослая девушка входит в дом, и происходит неизбежно преодоление многих внутренних барьеров. Нужно впустить нового человека внутрь души и в сердце семьи. С первым приемным ребенком это очень ощущается, тем более если он взрослый. Он не знает, что можно взять, что нельзя, как реагировать на это, а как на то. Мне приходилось мириться с тем, что мои вещи время от времени используются, что где-то образуется беспорядок, где-то стало совсем не так, как мы привыкли. Бытовые вещи иногда раздражали, но путь был один – учиться терпению и на что-то закрывать глаза. Следующим детям я уже изначально проговаривала правила, а заодно позволила себе принять тот факт, что мы все не роботы и испытывать разные эмоции – это нормально. Но, честно скажу, человека, более благодарного, чем Ирина, я в этой жизни не встречала. Она мне за всех моих приемных детей дает, причем очень и очень много. И до сих пор говорит «спасибо». Мы ей потом помогли, квартиру отсудили. Я звонила в администрацию, подключила связи. В общем, квартиру ей дали очень хорошую, тогда еще сиротам выделяли жилье в хороших домах. Это сейчас строят гетто. И она все время это вспоминает, говорит: «Вы мне столько всего дали!» Хотя сама она нам еще больше дает. И когда у меня были в жизни проблемы, нужно было выйти на работу, она и с Максимом посидеть была готова, и по дому что-то сделать. Это первый человек, который всегда рядом и всегда придет на помощь. Я никогда не слышала от нее слова «нет». Это настолько родной человек на самом деле, что среди родных-то детей далеко не всегда подобную привязанность встретишь. Она как-то раз ко мне подошла, говорит: «Когда ты будешь старенькая, я буду за тобой ухаживать». Хотя у нас разница-то всего 14 лет, но в ней признательность, принятие меня как мамы очень глубоки.

Сейчас Ира уже совсем взрослая, замужем, у нее двое детей. Я крестная ее второго ребенка, маленькому Тимурке 6 месяцев. У Иры прекрасный муж, они уже вместе с ним купили двухкомнатную квартиру, сделали отличный ремонт. Мы в их жизнь не лезем, но общаемся постоянно – ходим к ним в гости, они приезжают к нам, я многих их друзей знаю. Ира до сих пора нас называет «мамочка» и «папочка», хотя разница у нас совсем небольшая. Мы с Ирой скорее в сестры друг другу годимся.

Обоих малышей Ира, можно сказать, со мной рожала. С первым она звонит, спокойная такая, и говорит: «Мамуль, я вот сходила в душ, а вода все течет и течет по ногам». Я говорю: «Вызывай «Скорую» срочно». А она: «Я никуда не поеду, рожать сегодня не собираюсь, у меня ничего не болит». Я тут же прыгаю в машину, еду к ней, а сама вызываю «Скорую», звоню знакомым врачам. Я не заплатила ни копейки, но рожали мы по высшему разряду, на контроле главврача, и два акушера не отходили ни на минуту. Я просто попросила помочь, сказала, что в первый раз в жизни становлюсь бабушкой – старшая дочка рожает. Родили мальчика Артема. И со вторым ребенком тоже всем позвонили, всех оповестили, родился Тимур. Хотели девочку, но вот снова мальчик. Так что у нас Тёма и Тима. Хорошие невозможно! Когда Тема к нам в гости приходит, он просто нарасхват, все дети его забирают играть. Но Ира никогда не оставляет детей надолго. Она очень хорошая и ответственная мамочка. Сколько раз я ей звонила, говорила: «Отдохните, привозите мальчишек к нам!» Они привезут ненадолго повидаться и тут же забирают. Я Ире говорю: «Вот из-за вас я буду усыновлять и усыновлять, вы не даете мне с маленькими детьми повозиться».

А когда Ира еще жила у нас, мы встретили Настю. Я все время искала маленького ребенка, даже из Москвы каких-то детей находила. А в итоге в Пензе пробралась в Дом ребенка, договорилась через администрацию и там увидела Настю. Она была без статуса. Настолько чудесная-расчудесная девочка, красавица, мечта усыновителя. Светленькая, голубоглазая, кудрявая, ей было почти 3 года. За месяц до ее дня рождения, накануне Нового года, я ее и нашла. Подходило время лишать ее маму родительских прав, а я в это время оформляла документы. И мне разрешили посещать Настю. Мы хотели сразу ее удочерить, но в опеке нам сказали, что этого сделать нельзя. Папа сидит в тюрьме и пока не лишен родительских прав, вопрос о лишении будет ставиться после того, как он выйдет из тюрьмы. В общем, Настю мы оформили в приемную семью.

По сравнению с моими детьми Настя была ребенок-ураган. У меня оба спокойные, покладистые – и Лера, и Максим. А Настю мы просто не знали, где ловить, настоящий метеор. Хорошо, бабушка у нас была, Иринка жила, все вместе за Настей приглядывали. Максу было 1,5 года, Лере 5 с небольшим, и Настя у нас стала средним ребенком в семье. Я тогда еще не совсем понимала, что происходит, еще не было никаких ШПР. Мне из Москвы присылали книжки для подготовки, одна из них была «К вам пришел приемный ребенок» Людмилы Петрановской. У нас были все ужасы адаптации. Приступы истерики или обиды – Настя могла не разговаривать весь день. Она все таскала, всюду залезала, роняла на себя все шкафы, сшибала все углы. Полная разбалансированность. Ее мама привела в Дом ребенка, она сама детдомовская. Родила Настю от мужа, который сидел в тюрьме, там же с ним расписалась. Было единственное свидание, после которого появилась Настя. У этой мамы еще старший мальчик был, но мне сказали, что он где-то далеко. Хотя на самом деле, как потом выяснилось, он жил в том же детском доме, где была моя Ирина. Как только я узнала, сразу поехала к нему, но мне сказали, что к нему ходит мама, и отдавать его в семью не планируют. К Насте мама, кстати, всего один раз приходила в Дом ребенка, ее там поругали, и она больше дочку не навещала.

Настю мы за несколько лет привели в порядок. Энурез у нас прошел, заикание мы вылечили, дочка пошла в садик. И вот через два с половиной года ее кровный папа вышел из тюрьмы, и нам прекратились все выплаты по опеке, хотя Настя так и оставалась у нас, а папа не объявлялся. Мы ждали его, чтобы лишить родительских прав и подать документы в суд на удочерение. Но тут мне звонят из опеки и говорят: «Здравствуйте, Наталья Леонидовна, готовьте ребенка, папа будет девочку забирать». Я была просто в ужасе, говорю: «Вы так спокойно это говорите, но ребенок почти три года у нас, она не знает других папы и мамы, кроме нас с мужем. Как вы себе это представляете, чтобы мы ее отдали? Это катастрофа будет для нее, для моих детей, для моего мужа, вообще для нашей семьи». На это специалист отвечает, что папа у Насти вменяемый, прав он не лишен, и дает мне его сотовый телефон, предлагает самой позвонить и обо всем договориться. Я с упавшим сердцем иду домой, мне ужасно плохо. Во-первых, не представляю, как я скажу об этом Насте. Во-вторых, это немыслимо вообще. У меня в голове картинки, что папа непонятный, живет в трущобах, где потолок на голову вот-вот упадет и холод страшный. Дома я обо всем рассказала Славе. В тот вечер все мы плакали, даже муж. А главное, мы не понимаем, как все это Насте преподнесем, что будем ей говорить. Потом мне позвонили и сказали, что отец Насти уже завтра хочет ее увидеть, и я начинаю с ребенком разговаривать. Говорю ей с такой деланой радостью, восторгом: «Настя, ты представляешь, тебя искал еще один папа, и он тебя нашел!» Она начинает хлопать в ладоши, прыгать. Как-то я сумела передать, что это хорошее событие в ее жизни, не испугала дочку. Но когда я ее укладывала в тот день, она мне говорит: «Мамочка, ты меня только никому не отдавай!» И я разревелась. В принципе не могла понять, как я отдам ее чужому человеку, которого она не видела ни разу в жизни.

Но утром встаю и звоню папе. Трубку берет мужчина с нормальным приятным голосом, говорит вменяемые и разумные вещи. Я ему объясняю, что мы в этой ситуации не враги, а друзья, которые должны действовать в интересах Насти. Потому что такой маленький ребенок во второй раз потерю матери не переживет, это слишком сложно. Сказала ему: «Если вы хотите с ней по-настоящему сблизиться, давайте сегодня не будем встречаться с Настей, мне надо ее подготовить. Для начала я хотела бы сама с вами встретиться». Он согласился со мной и пригласил приехать к нему на работу. Мы со Славой тут же прыгнули в машину и приехали. Выходит парень, симпатичный, высокий, крепкий, с ясным твердым взглядом, и садится к нам с мужем в машину. Настя на него безумно похожа. И он начинает рассказывать историю о том, как сел в тюрьму по глупости, за угон машины по пьяному делу. Как он все это время мечтал о том, чтобы забрать детей, и Настю, и сына, что уже подготовил все документы. У него мама живет в деревне, в хорошем большом доме, у нее свое хозяйство. Оказывается, он вышел из тюрьмы раньше срока, уехал в Москву на заработки, чтобы привезти матери денег, самому одеться-обуться и потом детей содержать. Сейчас ему 26 лет, он работает заместителем начальника на станции техобслуживания, у него хорошая зарплата, перспективы и все очень серьезно.

Я не была готова к такому повороту событий, думала, что с кровным папой все плохо, какая-нибудь асоциальная жизнь. А тут совершенно другая картина, и я стала ему доверять. У меня есть такое природное свойство – вижу людей и понимаю, когда они говорят правду, а когда лгут. Совершенно четко ощутила, что он не врет, спросила: «Виталий, ты, наверное, очень хочешь ее увидеть?» Он говорит: «Да, очень хочу, я только один раз в жизни видел Настю – жена привозила мне ее показать, когда я был в тюрьме. Дочке было всего 2 месяца». Я сказала, что мне нужно подготовить ее и встречаться им придется сначала в моем присутствии. Объяснила, что ребенок сложный, что мы ее лечим у логопеда, что она плохо говорит. Он на все условия согласился.

Тогда я стала готовить Настю, рассказала, какой у нее замечательный папа Виталий, как долго он ее искал. И я так все это преподнесла, что, когда мы приехали с ней домой со свидания с ее папой, с подарками, мой Максим, кровный мне, подходит и говорит: «Мама, а у меня почему нет двух пап?» Ему тоже захотелось. Все прошло мягко, она, возможно, еще и не понимала происходящего до конца, у нее задержка в развитии. Потом мама Виталия попросила привезти Настю в гости на полдня. Потом он ее возил в деревню с ночевкой. А потом я видела, как она к нему бежит, как бросается на руки. И с какой невероятной любовью он на нее смотрит. Я просто поняла в тот момент, что если не разрешу ему забрать дочку, то сделаю большую ошибку. Я поговорила с опекой, они все разузнали про бабушку, все проверили. Подтвердили, что непьющая семья, что Виталий действительно работает, привозит своей матери деньги. Прошло несколько месяцев, Настя с папой очень хорошо общались, я сама на тот момент доверяла папе. Начала думать, что, возможно, в случае с Настей нашей миссией было воссоединение кровной семьи. К тому времени я начиталась много книг и статей, уже понимала важность кровных связей. Папа Насти начал жить с женщиной (мама Насти пропала и не появлялась), ее звали Ларисой, и она к Насте хорошо относилась, говорила: «Ой, как я хочу этих детей!» У нее у самой был сын, который жил с ней. Мы с Ларисой тоже стали тесно общаться. Она с удовольствием Настей занималась, косички ей заплетала, бантики. Я поняла, что все, семья воссоединилась. И я тогда приняла решение: «Все, Настю везем». Мы ее собирали радостно, со спокойной душой. Взяли восемь мешков игрушек, одежды – и то, что сейчас носить, и на вырост. Поехали в деревню, я настроила себя на то, что все будет хорошо. Подъезжаем, стоит добротный дом, перед ним палисадник аккуратный, все засажено. Цветы везде. И я вижу, на пороге стоит женщина, полная такая. Я понимаю, что это Виталина мама, Настина бабушка. Мы с ней обнялись и как начали вместе плакать. А дети уже тем временем начали таскать Настины тюки с вещами из машины в дом. Подъехал Виталик с Ларисой, они накрыли стол, усадили нас. И я вижу, что везде, по всему дому висят Настины фотографии – она и ее старший братик. Настя именно в этом доме жила с мамой и бабушкой. И тот отрезок жизни, который выпал у нас до этого, нашелся там. Я поняла, что Настя дома. Нас пригласили в гости тысячу раз, надавали мне всяких полезных трав, кучу грибов замороженных, без конца благодарили. Бабушка говорила: «Наташенька, спасибо тебе, девочка. Я так себя корила, что не смогла Настю взять!» Я видела, что отдаю Настю в хорошие руки. С того моменты мы стали общаться, встречаться, несколько раз за лето приезжали. А потом я почувствовала, что Лариса начала ко мне ревновать Настю, и поняла, что дальше не стоит вмешиваться. У них там все хорошо, все прекрасно. Наше общение стало сходить на нет, я поняла, что не надо больше лезть. И затосковала.

Тогда мы и взяли на гостевой режим нашего первого подростка, Артема. Товарища Артема по комнате, тоже подростка, забирала домой в гости девушка-волонтер из благотворительной организации, моя подруга. И мой Артем очень переживал, что его не берут. С Артемом связана интересная история. Когда в Пензу привезли православную святыню, он отстоял огромную трехчасовую очередь и загадал найти себе семью. Меня это откровение очень тронуло, потому что для 13-летнего ребенка такая настойчивость очень необычна. Познакомились мы с Артемом на дне рождения у Паши, того самого соседа по комнате. Подруга устроила праздник, пригласила мальчиков вместе поехать в парк, и нужны были несколько волонтеров, чтобы ей помочь. Я вызвалась, своих детей тоже взяла. И Артем начал опекать моего Максима, на руки его брал, ходил с ним, играл. А когда мы вместе уже сидели за столом, я предложила ему приехать на выходные к нам в гости. Я сказала мужу об Артеме, мы его взяли сначала в гости, а потом и навсегда и больше не отдавали. А гостевой режим продляли и стали приглашать в гости сестру Артема, Юлю. Она красавица, золотая девочка, ее весь детский дом обожал. Она на год старше Артема, они погодки – ему исполнялось 13, а ей 14. И Юля тоже оказалась в нашей семье. Кстати, с братом она в детском доме не общалась, у них был какой-то антагонизм. Он мог ее ударить, обозвать. У меня шок был от таких отношений, они же брат и сестра. Я с этим очень долго работала, подолгу с ними разговаривала. А у Юли в детском доме остался очень хороший друг, Сергей 13 лет. И так получилось, что этого мальчика мы тоже забрали. Причем он сам попросился. Директор детского дома сразу сказала мне, что это самодостаточный мальчик, он уже ушел из одной семьи и никогда к нам не пойдет. Собственно, поэтому я даже в гости его не звала. Но когда я приходила в детский дом, он все время вокруг меня кружил. Я подумала тогда, что нам надо поговорить, и пригласила Сережу в гости. Он с удовольствием пришел – наверное, потому что у нас были его друзья. Он им доверял, а друзья сказали, что у нас все очень хорошо. И он провел с нами каникулы, они закончились, и я смотрю, Сережа в последний день весь такой грустный ходит. Наконец собрался с духом и говорит: «Наташа, я хочу у вас остаться». А я на тот момент на сто процентов знала, что пока никого больше не возьму. У нас Тема такой сложный оказался подросток, он нам до сих поддает периодически. Очень ведомый, непредсказуемый, хотя всеми силами сдерживаем его и стараемся держать в ежовых рукавицах, и он нас любит, уважает, я это вижу. В общем, после этих слов Сережи я к мужу, говорю: «Мы не можем его предать». Сережу тоже забрали. А он такой маленький росточком, белобрысый, полгода у меня под мышкой ходил, потом немного подрос. Улыбка у него безумно очаровательная, всех обезоруживает. Мальчишка, конечно, сложный, у него тяжелая история. У Сережи бабушка рядом с детским домом жила, он к ней ходил, а она так и не оформила на него опеку. Папа есть, обещал его забрать, но и он этого не сделал. Мама нервы мальчишке мотает периодически. А брат Сережи усыновлен в Америку. Мальчик очень тревожный, первое время плакал каждый день, у него были настоящие истерики. И тем не менее он остался с нами и сразу превратился в такого маленького мужичка.

В общем, как я ни тосковала по Насте, а трое детей-подростков быстро меня отвлекли. То в школу вызовут, то одно происшествие, то другое. А потом нам сказали, что закрывают детский дом, и мы стали ездить по всем волонтерам, успели распределить по семьям всех наших полюбившихся детей. Остались только Ваня и его сестра. Мы с ними тоже общались, ездили навещать. Ваня нас полюбил еще в летнем лагере, куда мы приезжали к детям. И он сказал в детском доме: «Либо к ним пойду в семью, либо никуда». Нам было жалко, что его увезут, и мы этих двоих тоже забрали. Стало пять подростков, которые пришли к нам в течение одного года. Самый большой подарок в жизни! Я примиряла их, без конца бегала в школу, работала с ними. Получается, что все приемные подростки к нам попадали после гостевого режима, и я считаю, это просто классно, что есть такая возможность познакомиться ближе. Хотя, если я иду на гостевой, это значит, что ребенок будет с нами на сто процентов. Просто не смогу его предать. Нередко родители ошибочно считают, что взрослым детям семьи уже не нужны, тем более подростки сами часто говорят, что не хотят в семью. Они хотят, все и без исключения, просто очень боятся того, что их там ждет.

А потом я встретилась с Димкой. Случайно все получилось – нас как-то вместе с «Единой Россией» повели в детский дом на экскурсию. Все это организовал руководитель проекта «России важен каждый ребенок» в Пензенской области, я уже была его заместителем в этом проекте. И вот эта неожиданная экскурсия позволила мне познакомиться с моим Димасиком. Дима – это подарок судьбы, у меня совершенно честно стопроцентное ощущение того, что я сама его родила. Это к вопросу: можно ли полюбить чужого ребенка как своего? Еще как можно! Я его увидела совсем маленьким – большая голова, маленькое туловище. Это был один из детей, которых в учреждениях называют «овощами». Меня это всегда страшно коробит, нельзя так о живом человеке говорить, даже если ребенок слепой, глухой и не может двигаться: он живой, он все чувствует. В общем, Диме был годик, но он даже не садился – его брали за ручки, и он на спинку тут же падал. Я взяла его на руки, посадила и смотрю, он сидит. Я уже была более грамотная к тому моменту, говорю сотрудникам: «Смотрите, он сидит!» А персонал все о своем: «Безнадежный, гидроцефальный синдром, задержка в развитии и все такое».

И я подумала, что обязательно найду ему родителей. Сама его домой брать не собиралась. Приехала домой, перерыла весь Интернет, прочитала про этот «гидроцефальный синдром» и попыталась сосватать ему родителей – у меня постоянно был кто-то, кто ищет ребенка. Потом сама закрутилась, приехал режиссер снимать фильм про нашу приемную семью, потом 2 февраля был день рождения моей Насти, и я не смогла дозвониться. С осени они перестали выходить на связь. Я звонила, Виталий не брал трубку, видимо, не хотел общаться, и я очень сильно забеспокоилась. Помню, плакала и очень сильно тосковала по ней. И потом на связь через «Одноклассники» вышла младшая сестра Виталия, Юля, написала, что им очень нужна моя помощь, и дает номер. Я сразу перезваниваю, и тетя Нина, бабушка Насти, говорит: «Наташенька, милая, приезжай! У нас все плохо. У меня был инфаркт. Виталий детьми вообще не занимается, бросил их на меня». Я утром сажусь в машину и к ним за Настей. Она загорелая такая, подросшая, беззубая, вцепилась в меня мертвой хваткой и не отпускает. Сандалии у нее хлюпают, носить нечего, из всего, что мы привезли, она выросла. За все время отец к ним с братом приехал только один раз, и когда у бабушки случился инфаркт, дети были одни в холодном доме. Никто не приехал. Я говорю: «Почему вы мне не позвонили?» Оказывается, они номер мой потеряли, а Виталий не давал и не разрешал звонить. Я говорю: «Вы как хотите, а мы завтра уезжаем с детьми в лагерь для детей-сирот Китежград, и Настю я забираю с собой. Виталия беру на себя». Брат Насти, Вася, меня вообще не знал, он был привязан к бабушке и деду, а то я бы и его забрала. В общем, хватаю Настю, сажаю ее в машину, и мы едем домой. И Настя мне говорит: «Можно я буду снова называть тебя мамой?»

Дети отлично нас встретили: «Ура, Настя!» А сама она, пока жила у бабушки, все время вспоминала Максима и всех нас. Привезли мы ее домой, и началось: спазмы речевые, энурез, памперсы пришлось купить, хотя ей было уже шесть с половиной лет. Все вернулось на круги своя, словно ей три годика. Мы забрали ее в гораздо худшем состоянии, чем отдали. Она вот только сейчас стала сносно говорить, а ей уже 8 лет. Мы целый год с ней учим буквы. Одним словом, был дикий регресс. Бабушка воспитывала детей и ремнем, и в плане послушания Настя стала золото золотое: «Мамулечка, чем тебе помочь?» Каждый день мыла полы, делала все по дому, а детям приемным она заявила: «Я здесь жила до вас, поэтому я здесь главная». И еще она научилась лавировать.

Как только мы приехали с Настей, я сразу позвонила в опеку. Там мне говорят: «Заявление пишите, но выплат вам никаких не будет». Я отвечаю: «Какие выплаты, это мой ребенок, и я ее никому больше не отдам». Заявление написала. Потом позвонила ее отцу и сказала, что Настя у меня. Он признался, что она ему не нужна, нет никаких чувств. К Ваське, сыну, – да, успел привязаться. А на том, чтобы забрать Настю из нашей семьи, настояла его мать. Сказал, что подпишет любую бумажку, какую надо. Мы встретились у нотариуса, он подписал отказ. И недавно его лишили родительских прав в отношении Насти. Психика ребенка умеет защищаться, она теперь спрашивает: «Мама, а почему я жила там?» Я говорю: «Настя, ты очень хотела к бабушке, и она без тебя скучала». Своих кровных мать и отца, которых она видела, живя у бабушки, она не признает. Называет «Васины родители», а мы у нее мама и папа.

А я тем временем еще по малышу очень скучала. Выпрашивала внука, мне на ночку дали, забрали сразу. И поняла, что хочу маленького ребенка, вот просто умираю. Все подруги уже родили по третьему. Я Славе говорю: «Давай усыновим малыша. Сможешь полюбить?» Он ответил: «Конечно!» А я в то время ездила как сопровождающая с семьями в Дом ребенка, у нас был проект «Кафе приемных семей» при общественной благотворительной организации, я его возглавляла. Помогала людям, которые ищут детей. Мне нравилось помогать, словно проживать с людьми их историю. Они приходят и говорят: «Вы знаете, мы 10 лет пытаемся родить ребенка, у нас было едва ли не 150 ЭКО, но ничего не получается. Мы люди верующие, хотим усыновить». И вот берешь их за руку, ведешь в ШПР, помогаешь с оформлением документов, даешь телефоны, пароли, адреса. Очень много было таких историй интересных, когда люди находили своих детей. С очередной парой я поехала в Дом ребенка и спросила главврача про Диму, в уверенности, что его давно усыновили. Оказывается, он до сих пор там, но вдруг начал так удивительно развиваться! Перегнал всех сверстников по развитию, стал такой крепыш. В общем, его смотрели несколько семей, и одна подписала согласие. Потом приезжаю со следующими родителями, снова спрашиваю: «Как Димасик?» А Наталья, главврач детского дома, говорит, что он до сих пор здесь. На него согласие подписали, мама приходила несколько раз, но как-то он не пришелся ей по душе. И я, не видя его больше ни разу, говорю, что его усыновлю. А сомневающуюся маму заставлять не надо. Есть такие люди, которые неизвестно, кого ищут – им надо с собой разобраться сначала, а потом уже ребенка усыновлять. В общем, я собираю документы, снова еду в Дом ребенка с очередными родителями, и директор спрашивает: «Хочешь его увидеть?» Я захожу, Димка спит поперек кровати, ноги задрал. Башка большая, но уже видно, что у него все хорошо. Белобрысый, щеки красные, диатез. Схватила бы и увезла! Я говорю: «Это мой ребенок, я ничего не хочу знать про болезни, про инвалидность – ходит он, не ходит». Кстати, у его мамы есть еще ребенок, которого она сама воспитывает. Живет она в хорошей квартире, не пьет. А Дима родился сильно недоношенным, и ей сказали, что будет безнадежный инвалид. Она решила, что не потянет двоих, отказалась.