По пустыне бескрайней идет караван,
Далеко за холмами уже Тегеран.
Еще много недель им идти по песку.
Караванщик поет, чтоб развеять тоску:
– Где под старой стеною цветет апельсин,
Где протяжно к намазу зовет муэдзин,
Там, где солнце к полудню нещадно печет,
В том краю моя Знойная Пери живет.
Ее волосы, словно персидская ночь,
И глаза как маслины, ей Богу, точь-в-точь!
Нелегко пред разлукой ее выдержать взор.
На ладонях из хны вьется сложный узор.
На запястьях браслеты звенят и монеты,
Она золото любит, как дети конфеты.
Ее запах так сладок, что сводит с ума,
В нем и мед подогретый и куркума.
Когда солнце устало ушло за бархан,
Спят верблюды и убран уже дастархан,
Отчего ты, погонщик, до рассвета не спишь,
Смотришь в черную ночь, куришь вечный гашиш?
Самарканд впереди и его минареты,
Но сквозь тьму разглядеть ты ведь хочешь не это?
Встречи с кем ты так страстно, так преданно ждешь?
И о ком свою тихую песню поешь?
– Где полгода зима и так короток день,
Где от снега опять покосился плетень,
Где заря так пугливо, так робко встает —
В том краю моя Светлая Пери живет.
Ее пальцы прохладны, а кожа бела.
Ее мысли прозрачны – прозрачней стекла…
Она пахнет дождем и немного травою —
Этот запах подолгу вожу я с собою.
Ее волосы – лен, а глаза – синий лед.
Она странные песни мне тихо поет
Ее голос дрожит как свеча на ветру…
Она рано к молитве идет поутру.
За спиною неспешно из века в века
Катит воды великая ваша река.
Косы светлые спрятав под яркий платок,
Пери слезы роняет на крупный песок…»
Торг хорош был и славный получен бакшиш.
Ты то еле плетешься, а то вдруг спешишь.
О чем думаешь ты, нитку бус теребя?
Пой, погонщик, лишь ветер услышит тебя!
По пустыне бескрайней идет караван,
Впереди за холмами уже Тегеран.
Что молчишь, караванщик, ссутуливши спину?
Снова сердца кому-то отдал половину?
Благовония древний старик продавал:
Апельсина цветы, драгоценный сандал,
Масла роз и жасмина, и опийный мак.
Не хотел отпускать без покупки никак.
– О, несравненная, только открой
Этот ларец своей нежной рукой,
Вдохни аромат, что таят его недра —
Сила и крепость ливанского кедра.
Царь Соломон был его знатоком!
Я не болтаю, я был с ним знаком!
Когда-то мальчишкой, зеленым юнцом —
Гостил в его замке с покойным отцом…
– Чтобы отвлечься от тягостных дум,
Масло мелиссы купите, ханум.
Всего лишь по капле вотрите в виски —
И нет беспокойства, сомнений, тоски…
А если в сердечко вдруг ревность стучится,
(Такое с красавицей может случиться),
То роз аромат это быстро поправит
И мысли в любовное русло направит.
Свершишь омовение этой водой
И будет любимый вовеки с тобой.
– Вот юноша славный! Куда так спешишь?
Здесь лучший на рынке табак и гашиш!
О чем же тут думать? Цена велика?
А ты поторгуйся! Уважь старика!
– Еще не родился, который услышал:
«Вошедший к Али без покупки, мол, вышел!»
Мне лавка давно уже – дом и семья:
Сначала к Аллаху ушли сыновья,
Трех жен потерял, и вот – левую ногу…
Но только идущий осилит дорогу!
И так ковыляю уже много лет,
Ароматы меняя на тяжесть монет.
– Давно это было – лет десять уж с лишком —
У лавки моей два чумазых мальчишки,
Поспорили громко, катаясь в пыли,
Монеты одной поделить не могли.
До крови дралися, забыли про дружбу,
Костыль сослужил мне тут верную службу.
Я им забияк распихал по углам:
«С ума посходили? Остыньте! Харам!»
Когда отдышались и лица отмыли
От крови, от пота и въевшейся пыли,
Тогда драчунов и призвал я к ответу:
– А ну, отвечайте, чья это монета?
Я думал, что каждый ответит: «Моя!»
Но отчего-то молчали друзья…
Тогда говорю: – Раз хозяина нету,
Оставлю, пожалуй, себе я монету…
И старший промолвил: – Простите, Ака,
Хозяйка монеты – жена мясника.
И деньги я эти с прилавка украл,
Пока мой товарищ её отвлекал.
– На что же хотели богатство потратить?
– Покушать «от пуза». Мы думали, хватит!
– Всевышний, один ты свидетель позора —
Голодных детей я кормлю разговором!
Я дал им лепешку и сыра. Пока
За крынкой парного ходил молока,
От сыра куска и от этой лепешки
Уже не осталось ни корки, ни крошки.
Еще свежих фиников им я принес.
Смотрел как их ели и задал вопрос:
– Скажите мне честно, нет, только не врите
Где вы ночуете? Что вы едите?
– Ночуем мы там, где нас ночь застает,
Едим, то, что добрый народ подает,
А если и добрый подать не спешит,
То тащим все то, что плохо лежит.
– Я бегаю быстро! – малыш мне сказал,
– Когда б ты погнался, вовек не поймал!
– Да, бегать я с вами, увы, не могу,
Но может – Бог даст – чем другим помогу?
Давно это было – лет десять уж с лишком.
Мне в лавке моей помогали мальчишки,
Освоили быстро премудрости все,
Ума набирались в одном медресе.
Но время текло и юноши эти
Учиться решили в Университете:
Птенцы разлетелись: один до Каира,
А младший-бродяга проехал полмира.
Теперь, хоть и редко, но пишет мне он,
Как принимает его Альбион —
Тот, где туманы и Темза река.
Светились от счастья глаза старика.
Ученье наукам – нелегкое бремя!
Оно отнимает и силы и время.
А сколько монет оно отнимает —
Не всякий мудрец вам то посчитает!
Я знаю про это не понаслышке!
Но что те монеты, когда есть мальчишки!
– Купите вот эту сушёную мушку,
А что с нею делать – скажу Вам на ушко!
У каждого времени есть ароматы.
Яркие, пряные, счастлив, когда ты!
А если беда в твои двери стучится,
То обоняние в момент отключится —
Не радует кофе, ваниль пахнет скверно…
Такое и вы замечали, наверно?
Живите, любите, свободно дышите!
И запахи счастья в душе берегите!
Прощаясь утром, глядя мне в глаза,
Он протянул ларец с резною крышкой.
Там драгоценная лежала бирюза —
Подарок за ночь этого мальчишки!
Все безупречно: камни и оправа.
Колье великий мастер создавал!
Для сердца женского – смертельная отрава.
И мальчик это видно сознавал.
Мужчины, что входили в эти двери,
Мне делали подарки и дороже.
Слова любви шептали, в них не веря.
И я не верила, конечно, тоже.
Сказала: «Ты так молод, не богат!
Наверно влез в долги? Поверь – не стоит!
Здесь слишком много для меня карат!»
В ответ: «Я знаю, сколько это стоит!
Я – ювелир, который заковал
В оправу эти камни так красиво.
Когда ночами по тебе я тосковал,
Я представлял, КАК ты бы их носила!»
«Скажи, зачем ты даришь это мне?
Ведь это камень верности хранимой?»
«А я люблю!» сказал он в тишине
«Тебя люблю, и быть хочу любимым!
А сердце, если в нем живет любовь,
Не ведает сомнений, не стареет,
Любимой все прощает вновь и вновь…
Пусть даже бирюза позеленеет!»
На морском берегу под ажурным балконом
Мальчик кофе варил по арабским канонам —
На горячем песке, в джезеве с кардамоном.
Ароматом напитка район околдован…
– У нас не Европа, а Ближний Восток!
Где-то время – вода! Наше время – песок!
Ваше быстро бежит, все торопятся жить.
Наше плавно течет и дает различить
Все оттенки во вкусе и в аромате, —
Седовласый старик в белоснежном халате
Говорил, отпивая глоток не спеша,
– Подожди, сделай то, чего просит душа.
Выпей кофе, почувствуй в нем горечь и сладость!
Это – жизни глоток, где печали и радость
Дополняют друг-друга, раздельно не ходят!
И гурманы их нотки во вкусе находят!
Но бывают и те, кого горечь пугает,
Они сахаром напрочь ее убивают!
Ну а кончится сахар? Тогда будет горько!
Нужна мера во всем – что, когда, где и сколько!
Мера нужна и в словах, и в делах.
Безмерно любить может только Аллах!
Сверх меры карать Аллах может тоже!
С Всевышним ровнять себя людям не гоже.
Люби этот мир за его многогранность —
Лишь горе познавший, постигнет и радость!
Кто долго и трудно искал свое счастье,
Сумеет его уберечь от ненастья!
Пей кофе горячим, пока только сварен,
И радуйся дню, что Всевышним подарен!»
Жду тебя на закате, когда
Ярче запахи горькой полыни,
Приготовлен кальян и вода
И ломтями нарезаны дыни.
Сладкий сок их стекал по ножу.
Над подносом пчела зазвенела…
По ножу я с тобою хожу —
Я совсем от любви опьянела.
Для тебя вышивая халат,
Ритуал выполняю простой —
Чтоб ушедший вернулся назад,
Ранить пальцы упрямой иглой.
Капли крови на шелке. Их ряд
Скрою вышивкой, как второй кожей.
Верю – в битвах тебя сохранят
Пусть никто тебя ранить не сможет.
Ни любовной стрелой, ни булатным мечом,
Ни восторженной лестью, ни ядом…
Не тревожься, мой милый, вовек ни о чем —
Просто будь! Просто будь со мной рядом!
Ты – мой пленник и мой Господин,
Я – твоя Госпожа и рабыня.
Мной повержен, кто непобедим
И свободен, как ветер пустыни.
Что такое песчинка? Не стоит тех фраз,
Что ты скажешь. Не счесть их в пустыне.
Замечают её, лишь попавшую в глаз,
Да и то не престало мужчине.
На песке под окном след коня твоего —
Он гарцует, хозяина чуя,
Ты так нежно по гриве погладишь его,
Что тебя я к коню приревную!
Вновь седлаешь с утра вороного коня,
Столб песка поднимая и пыли.
Ты стремительно так покидаешь меня,
Возвратиться скорее чтоб, или?..
Ночь откроет всё то, что не спросишь у Дня.
Я – песчинка в твоём мирозданьи!
Я живу и дышу, ожидая тебя.
Смысл жизни моей – в ожидании.
Когда ты далеко, когда ты не со мной,
Вспоминаю в минуты разлуки
Твои волосы с легкой, как дым, сединой
Твои смуглые сильные руки.
Но наступит тот срок, когда ты не придешь.
Не имеют значенья причины!
Не нужны мне ни горькая правда, ни ложь.
Выбор – вечное право мужчины.
Что ты выбрал? Другую страну и жену?
Иль войну, где ты голову сложишь?
Я любое решенье, как данность, приму,
Лишь ко мне ты вернуться не сможешь!
Заметает песок след коня твоего.
На рассвете всегда плохо спится…
Что такое песчинка? Совсем ничего?
Или Вечности все же крупица?
Над пустыней небо высоко и чисто,
А на небе звезды, словно аметисты.
Словно аметисты под моей чадрою,
Что дарил любимый, называл Звездою.
Голубые искры в золотой оправе…
Ни за что тебя я упрекнуть не вправе.
Приходил с закатом, уходил с рассветом.
Не любил вопросов, не спешил с ответом.
И осталась гордость – пылью на дороге,
Иль ковром тебризским, что бросал под ноги.
И остались слезы – просто аметисты,
Что горят на шее – дороги и чисты.
Вытертый, старый тебризский ковер
Странник усталый принес в мой шатер.
Утром с рассветом он тронулся в путь,
Не пожелав еще день отдохнуть.
Мне в благодарность за кров и ночлег
Оставил сокровище тот человек —
По пурпуру шелка, как в старину,
Рыбы приплыли смотреть на луну.
Их не спугну, рукой тронув. Килим,
Поведай, кто был господином твоим.
Сначала красавица с матовой кожей
Тобой устилала любовное ложе?
Постойте, ведь это – дыра от кинжала?!
Он – ревности жгучей надежное жало!
Так коротки ночи с влюбленным поэтом,
Про мужа совсем забываешь при этом!
Убийство неверной не преступленье?
Сквалыга нашел для ковра примененье —
В мечети родного ему Тегерана
Читать на нем вечные суры Корана.
Своею изнанкою долго ли ты
Касался холодной кирпичной стены?
Нет! Лучше в азарте кровавой войны
Ахалтекинца горячей спины!
Чьи пальцы плели этот вечный сюжет
В столетьях, увы, затерялся ответ.
Молчанье пустынь и величие гор —
Их девичьи пальцы вплетали в узор.
Пусть гордость Тебриза не тлеет в веках —
Любовь и терпенье в его узелках.
Где море обнимается с пустыней,
А солнце, словно доменная печь,
Там шариата древние святыни
Гостей к себе стараются привлечь.
Туристы, что по солнышку скучали,
К обеду тень пытаются найти.
Нам много солнца хочется вначале,
Увы, мы устаем на полпути.
Самой страны почти не видят гости.
Для них отелю мишурой сиять.
Мешки для плевел, семена бы горстью
Собрать и своим детям передать.
На опустевший пляж вплыла машина,
Песком вокруг стараясь не пылить.
Водитель вышел. Молодой мужчина
Дверь пассажира поспешил открыть.
Он максимально бережно старался
Помочь, тому, кого сюда привез.
Как этот мачо нежно улыбался
И не стеснялся не брутальных слёз.
Старуха, чёрная от времени и пекла,
Сухая, словно вяленый урюк,
Закутанная в кокон цвета пепла,
Открыты лишь лицо и кисти рук,
Выходит, но споткнулась. Придержала
Её под локоть сильная рука.
Вполголоса привычное: «Иншалла»,
И это было стартом для рывка.
Она шагнула в полосу прибоя,
Как птица, не умевшая летать.
Охотник-время срезало крыло ей.
И сын с тревогою смотрел на мать.
Та в мелководье стала на колени.
Мистическое что-то в этом есть.
Волна, рассыпавшись в ажурной пене,
Слегка толкнула. Предложила сесть.
Я, наблюдала это из засады,
Куст олеандра прикрывал меня.
Таким мгновеньям публики не надо.
Смотрела я, дыханье затая,
Как женщина, обняв руками море,
Смеясь и плача, говорила с ним.
Мне было видно за цветочной шторой:
Из кокона рождается дельфин.
Забыты были годы и тревоги,
Потери – им давно потерян счёт,
И если старость отнимает ноги,
Пусть женщина русалкой поплывёт.