Полёт прошёл нормально, если не брать во внимание последний отрезок пути. Здесь, пролетая над горным хребтом Кваркуш и снижаясь к долине реки Улс, вертолёт провалился в воздушную яму.
Корчёмкин, впервые очутившись на таком виде транспорта, испуганно посмотрел на Ермакова. Его глаза округлились, он что-то прокричал. Из-за надрывного воя двигателя и сильной вибрации Егор не расслышал его. Но чтобы успокоить друга, широко улыбнулся и поднял вверх большой палец, давая понять: всё хорошо, дружище, не стоит волноваться.
Иван, напротив, казалось, не замечал ни истеричного свиста винтов, закладывающего уши, ни противного запаха от бочек с неизвестным содержимым. Он беспрерывно смотрел в иллюминатор. Болтанка и шумы его не раздражали. К ним он привык ещё на сухогрузе, когда ходил матросом. Да и на вертолёте прежде ему приходилось летать несколько раз.
Иван с интересом наблюдал, как внизу раздвигалась густая тайга, обнажая прячущиеся среди деревьев маленькие речушки. Они казались ему неподвижными синеватыми змейками, напуганными зловещим рокотом двигателей вертолёта. Казалось, как только большая стрекоза улетит, змейка тут же оживёт и вновь не спеша поползёт в таёжную чащу.
Вертолёт пошёл на снижение и вскоре опустился на небольшой поляне недалеко от подножия горы. Путешественники выгрузили на землю тюки и ящики со снаряжением, рядом поставили мешки с продуктами. Ермаков подал знак пилоту, что выгрузка закончена.
Вертолёт слегка накренился, сделал разворот и стал набирать высоту. Через несколько минут он скрылся из вида, а гул ревущего двигателя поглотила тайга.
Стало непривычно тихо. Появилось ощущение, будто у всех троих внезапно пропал слух.
– Поздравляю с прибытием, господа! – громко произнёс Ермаков, словно хотел убедиться, что со слухом полный порядок.
– Да, первый этап завершился вполне успешно, – без особого восторга, тусклым, серым голосом высказался Корчёмкин. После утомительной болтанки в воздухе он ещё не успел прийти в себя.
– И остальные этапы будут удачными, – убеждённо добавил Иван. – У меня в этом нет никакого сомнения. Ведь мы готовились к экспедиции с особой тщательностью, а это означает, что каждый наш шаг выверен до миллиметра. Верно, я говорю, Егор Васильевич?
– Человек предполагает, а бог располагает, – мимоходом отозвался Ермаков, не обернувшись на голос. Он стоял спиной к друзьям и, прикрыв глаза от солнца ладонью, высматривал место для лагеря
– Вот там и встанем, – сказал он, спустя минуту, будто Корчёмкин и Шишкин догадались, о каком пятачке на местности идёт речь. Повернувшись к ним, скомандовал:
– Берём снаряжение и двигаемся за мной. Отдыхать будем после разбивки лагеря.
Друзья повиновались Ермакову беспрекословно, хотя никто из них не выдавал ему полномочий быть старшим в группе. Всё произошло само собой, естественным путём. Видимо, военная выучка Егора и его умение командовать, непроизвольно отложились в их сознании с первых дней совместной работы.
Время было полуденное, солнце хорошо припекало. Весь груз перекочевал в тень под крону дерева на небольшой пригорок.
Место для лагеря было выбрано очень удачно. Рядом приглушённо урчала переливчатым водяным голосом речушка шириной не более пяти метров. До островерхих скал, куда предстояло взойти, было рукой подать.
Ермаков, сбросив с плеч огромный рюкзак, вытер пот со лба и, отдуваясь, весело произнёс:
– Всё, мужики, шабаш. Сделаем небольшой перекур. – Он сел на траву, принялся снимать с себя одежду и обувь.
– Какая благодать! Вы только посмотрите! – восторженно произнёс Иван, присаживаясь неподалёку от Ермакова. – Есть же ещё на свете райские уголки!
– И погодка, как на заказ, – поддержал Ивана Корчёмкин.
Раздевшись, все трое, не сговариваясь, шагнули в речку. Она была неглубокой и просматривалась до самого дна. Вода в ней оказалась обжигающе холодной. Захватывая её пригоршнями, мужчины плескали себе на грудь, растирали по телу. Иван громко вскрикивал каждый раз, как будто подвергался невыносимой пытке.
Они купались до тех пор, пока не почувствовали, как стала неметь кожа. Один за другим быстро вышли на берег и распластались на траве.
Минут десять нежились путешественники под жаркими лучами солнца, не произнося ни слова.
Первым поднялся Ермаков и принялся распаковывать тюки. Он не тревожил друзей, не торопил, предоставив им возможность млеть на солнце ещё некоторое время. Сам же Егор был не приучен оставаться без дела долгое время. Так его воспитала служба в армии.
Друзья не сочли возможным для себя залёживаться, видя, как трудится их руководитель. Они тут же подключились к работе.
Вскоре на пригорке возвысились две палатки: одна, большая, для отдыха и сна, и другая, поменьше, для размещения снаряжения и прочего скарба.
Ермаков и Иван занялись подготовкой альпинистского снаряжения и приборов, а Корчёмкин взял на себя функции повара.
Он развёл костёр, набрал из речки воды, повесил на таганок чайник. Потом вспорол банки рисовой каши с мясом, выложил её в котелок, добавил немного воды и повесил рядом с чайником разогреваться. На раскладном столике расставил маленькие пластмассовые миски, в них положил алюминиевые ложки.
– Прошу к столу, господа! – громко выкрикнул Корчёмкин, снимая с огня котелок с кашей. – Обед готов!
Ермаков и Шишкин оставили все дела, не спеша подошли к костру.
– Какое меню у нас на сегодня? – деловито спросил Егор, присаживаясь к столу, и потёр ладони.
– Каша рисовая с мясом. Суп на сегодня отменяется, вы его не заработали, – расплылся в улыбке Корчёмкин. – Вот отыщите вход в подземелье – побалую вас и супом, и компотом.
– Ты так говоришь, Михаил Петрович, будто собрался весь месяц провести с котелком и чайником, – подковырнул друга Ермаков. – А как быть с теми задачами, которые ты перед собой поставил?
– И задачи выполним, и борщ похлебаем, – ответил Корчёмкин. – Всё сделаем.
– А мне вот интересно, друзья, – проговорил Ермаков, задержав на мгновенье перед собой ложку с кашей. – С какой потаённой целью каждый из вас прибыл сюда? Каких результатов ждёте от экспедиции?
Корчёмкин и Шишкин перестали жевать и переглянулись между собой.
– То есть, как это с какой целью? – спросил Михаил Петрович с недоумением. – По-моему, у всех нас цель одна: узнать, что находится под горой.
– Я говорю не о той общей цели, которая стоит перед экспедицией, а о сокровенном желании каждого. – Ермаков внимательно посмотрел на Ивана. – Вот ты, например. Что бы хотел узнать, или сделать в первую очередь, если вдруг столкнёшься лицом к лицу с гуманоидом?
– Ну…, – молодой коллега на мгновенье задумался, потом неуверенно ответил:
– Попробую вступить с ним в контакт…
– И каким образом ты это сделаешь? – усмехнулся Ермаков. – Спросишь, кто он, откуда и как его зовут? Интересно, а на каком языке ты намерен с ним изъясняться?
Иван опять задумался и долго молчал. Он впервые осознал, какая непростая задача в реальности может встать перед экспедицией. Одно дело, когда гуманоид встретит человека сам где-нибудь в поле или в лесу, там он на чужой территории, и совсем другое – человек умышленно вторгся в его владения. Какова будет его реакция?
Мысленно представив встречу, геофизик затруднился ответить на вопрос Ермакова. Действительно, что делать, если встреча произойдёт совершенно неожиданно? Что, если гуманоиды по своей природе агрессивны и попытаются без промедления уничтожить незваных гостей?
– Так для чего ты идёшь под землю? – продолжая сверлить Ивана укоризненным взглядом, не унимался Ермаков. – Для того чтобы увидеть нечто необычное и тут же умереть? Не слишком ли дешёвой будет цена экспедиции?
Услышав последние слова, Корчёмкин догадался, что вопрос обращён и к нему в том числе. Он ведь тоже особо не задумывался до сегодняшнего дня, полагая, что все меры безопасности предусмотрит мудрый коллега и близкий друг Ермаков. В этом вопросе Михаил Петрович доверился Егору полностью. Выходит, ошибался. Но почему Ермаков спросил об этом только сейчас? Умышленно? Или в потоке мыслей о невероятных открытиях упустил проработку возможных неожиданностей? Не доработал?
Не услышав ответа Шишкина, Корчёмкин откровенно признался:
– А я ведь, друзья мои, тоже как-то не задумывался над подобной ситуацией. Думал больше о научных познаниях. Предполагал, что изучение подземного мира мы будем вести незаметно, из укрытия.
– Увидим, своруем и дадим дёру? – дружелюбно спросил Ермаков и громко рассмеялся.
– Примерно так, – признался Корчёмкин.
– Я так и предполагал, – сказал Егор. – Потому и поинтересовался вашими сокровенными желаниями. Теперь мне ясно: потаённых соблазнов у вас нет, значит, будем работать в одной связке. Любые индивидуальные инициативы на время экспедиции ставлю под запрет, это очень опасно. Прибор защиты от возможного применения психологического оружия со стороны гуманоидов имеется только у меня. Поэтому в подземелье советую соблюдать военную дисциплину и подчиняться мне беспрекословно. Иначе ваша безопасность не гарантируется. Вам всё ясно, друзья мои?
– Так точно, командир, – ответил Иван.
– Я полностью доверяюсь тебе, дружище, – последовал ответ Корчёмкина.
Путешественники пообедали, каждый помыл свою посуду. Ермаков разрешил отдохнуть полчаса, а потом они, навьючив на себя рюкзаки с необходимой оснасткой и снаряжением, все вместе отправились к оскалившейся вершине «Горы бесов». До заката солнца было достаточно времени, чтобы подняться на отвесные скалы и поискать вход в подземелье.
По имеющимся данным высота горы составляла 1204 метра. Включала ли эта отметка в себя изогнутые островерхие скалы, или она не учитывала высоту десятка многометровых клыков, никто из членов экспедиции не знал. Да это было, по сути, не так важно. Главной задачей скалолазов было взобраться по одному из отвесных клыков и заглянуть внутрь «волчьей пасти» – огромного каменного «венчика». Именно туда ныряли летающие объекты и плазмоиды.
Когда путешественники взошли на гору и остановились вплотную у отвесных скал, Ермаков, внимательно осмотрев каменную поверхность, сказал:
– Похоже, друзья, до нас тут ни один человек не пытался покорить эти вершины. Я не вижу ни одного вбитого крюка.
– Возможно, ты прав. У подножия нет следов человека, – заметил Корчёмкин. – Хотя взбираться на вершину можно и с противоположной стороны.
– Давайте обследуем «венчик» со всех сторон, – предложил Иван. – Может быть, другие «клыки» более пологи, там будет проще взбираться?
– Согласен, – после небольшой паузы произнёс Ермаков. – Идёмте, рассмотрим все лепестки нашего цветочка.
После обследования громадных каменных «клыков» высотой с многоэтажный дом, все трое остановили свой выбор на том, который находился ближе к лагерю.
– Ну, что, господа-мечтатели? Вперёд, наверх, лишь там … опустим наши взоры? – воодушевившись, продекларировал Ермаков.
Подниматься решили вдвоём, Корчёмкин оставался внизу для страховки. У него не было такого навыка покорения вершин, которым обладали его коллеги. Хотя и они не имели за плечами годов упорных тренировок, но секреты скалолазания успели освоить неплохо.
Ермаков и Шишкин взбирались на островерхую скалу неторопливо и осторожно, взвешенно выбирая каждый свой шаг, выверяя каждое движение, чтобы, не дай Бог, сорваться вниз и поставить крест в погоне за мечтой.
Наконец они достигли той точки, с которой можно было разглядеть всё пространство за скалами, скрытое от людских глаз.
Первым обогнул каменный клык Шишкин и восторженно крикнул:
– Вижу щель! Она около десяти метров в длину и трёх метров в ширину.
– Чёрт возьми! – удивлённо воскликнул Ермаков. – Этот зубатый комплекс похож на каменную корону, надетую на гору! Невероятно!
Внизу было плато округлой формы с довольно ровной и голой поверхностью без единой травинки. Щель располагалась с противоположной стороны на расстоянии нескольких метров от днища.
– Будем спускаться вниз, – с уверенностью скомандовал Ермаков. – Нужно заглянуть внутрь.
Они спустились по внутренней стороне «клыка», прошли по днищу и приблизились к щели. Взобравшись на край, с предосторожностью заглянули внутрь. Это был щелевидный вход в пещеру природного характера, который далее расширялся в поперечнике, превращаясь уже в тоннель круглой формы явно искусственного происхождения. Стены были удивительно гладкими, словно тоннель выжигался каким-то сверхмощным лучом.
– Что скажешь, командир? – спросил Иван и выжидающе посмотрел на Ермакова.
Егор ответил не сразу. Он достал фонарь, направил луч света вглубь пещеры. Стало отчётливо видно: дальше тоннель уходил под большим уклоном и резко обрывался, а в конце его, на дне, просматривались скруглённые края большого отверстия.
– Всё, Иван, приплыли, – печальным голосом произнёс Ермаков. – Этот вход для нас закрыт.
– Почему?
– А ты не догадываешься?
– Увы, нет.
– Дальше тоннель переходит в вертикальный ствол шахты, по которой летательный объект опускается вниз, а потом использует для взлёта.
– И что?
– Что, что! Он может вылететь оттуда в любой момент и вышибет тебя, как пробку из бутылки шампанского! Вот что!
– Ерунда, – загорячился Шишкин. – Этот аппарат не каждый день летает, и появляется, как правило, в тёмное время суток.
– Тебе известен график полётов? – огрызнулся Ермаков.
– Нет, – ничуть не обиделся Шишкин. – Но сейчас полный штиль и мы можем смело заглянуть в преисподнюю.
– В неё не заглядывают, в неё неожиданно попадают, – пробурчал Ермаков. – Причём, всегда помимо воли и желания человека.
– Неужели мы вот так возьмём и уйдём отсюда с пустыми руками? – с недоумением спросил Иван.
– Почему же? Мы сейчас проведём обследование шахты с помощью приборов, – спокойно и рассудительно ответил Ермаков. – Сделаем замеры всех типов излучений, которые нам известны. Дальнейшие действия будут зависеть от полученных результатов.
Они извлекли из заплечных ранцев все необходимые приборы и выложили у входа в тоннель. Ермаков быстро настроил приборы, приступил к замерам.
– Все фоновые излучения в норме, резких всплесков не наблюдается, – сообщил он спустя некоторое время. – Можно сделать заключение, что тоннель пуст. У нас есть кратковременная возможность подойти к краю шахты и измерить её глубину. Давай, студент, действуй. А я пока займусь поиском пустот. Не может быть, чтобы на поверхность вёл единственный тоннель. Должен быть резервный выход.
– Ты мыслишь, как представитель земной цивилизации, – заметил Иван. – Что если у гуманоидов надёжность составляет сто процентов? И в их сознании отсутствует понятие резерва?
– Нет, студент. Резерв – это неотъемлемая часть надёжности при создании любого продукта творения. Даже во Вселенной.
Ермаков замолчал и, сосредоточившись, приступил к работе. Умолк и Иван. С большой осторожностью он двинулся к зеву загадочной шахты. Минут десять стояла тишина. Потом из глубины грота блеснул луч фонаря и раздался голос Шишкина:
– Глубину шахты определить не удаётся. Она не вертикальна, ствол уходит вглубь под углом к горизонту порядка шестидесяти – семидесяти градусов.
Он подошёл к Ермакову, остановился в метре от него.
– Ничего необычного не заметил? – спросил Егор.
– Вроде, нет, а что?
– Так, ничего. Сейчас для нас важна любая деталь, бросившаяся в глаза. – Ермаков вновь умолк и впился глазами в маленький экран прибора.
– Погоди, студент, кажется, не всё здесь так обыденно, как представилось нам на первый взгляд, – взволнованно произнёс он, спустя несколько минут.
– Прибор зафиксировал что-то аномальное? – встрепенулся Иван от любопытства.
– Мне кажется, я уловил дыхание Земли … – сказал Ермаков, не отрывая взгляда от осциллографа.
– Что ты сказал? Дыхание Земли?
– Да. Именно так. Из глубин по каналу идут высокочастотные излучения переменной мощности. Амплитуда волны с течением времени плавно снижается и стремится к нулю, потом опять возрастает.
– Словно вдох и выдох, – сделал сравнение Иван. – Если это так, нужно определить периодичность.
– В правильном направлении мыслишь, студент. Для подтверждения догадки нам потребуется некоторое время. – Ермаков нажал на кнопку переговорного устройства, вызвал на связь Корчёмкина.
– Миша, мы обнаружили тоннель и обследовали его, но вынуждены задержаться, нужно выполнить замеры некоторых параметров во времени, – произнёс он в маленький микрофон, закреплённый у подбородка.
– Понял, – послышалось в ответ. – У вас всё в порядке?
– Полный нормалёк, Миша. Не беспокойся.
– Хорошо. Работайте. Конец связи.
– Иван, – обратился Ермаков к Шишкину. – Достань анеморумбометр и замерь скорость движения воздуха в шахте и его направление. Что-то подсказывает мне, что здесь есть тоже аномалия.
– Сейчас займусь, командир, – охотно согласился Иван.
Замеры велись в течение полутора часов. Выяснилось, что излучение принимает нулевое значение каждые четверть часа, причём, происходит это с точностью до секунды. Потом амплитуда вновь начинает расти и достигает максимума ровно через семь с половиной минут. Такая цикличность ни разу не нарушилась в течение полуторачасового периода измерений. Любопытное открытие сделал и Иван. Он обнаружил, что скорость движения воздуха на выходе из шахты также была не постоянной. Её величина менялась синхронно колебаниям амплитуды электромагнитных излучений! Движение воздуха шло из шахты, опрокидывание потока зафиксировано не было.
– Всё, Иван, уходим, – скомандовал Ермаков. – Здесь нам больше делать нечего.
– Да, надо спешить. Скоро начнёт смеркаться, а нам ещё предстоит обнимать волчий клык.
– Миша, мы закончили работу, возвращаемся, – сообщил Ермаков по рации.
– Понял, Егор. Жду. Будьте осторожны. Конец связи.
Исследователи сложили приборы, надели ранцы на плечи и отправились в обратный путь.
Солнце спряталось в тайге как раз в тот момент, когда Ермаков и Шишкин ступили на ровную поверхность у основания отвесной скалы.
– С возвращением, скалолазы, – радостным голосом поприветствовал Корчёмкин друзей. – Какие сведения вам удалось раздобыть?
– Информации достаточно, чтобы заняться скрупулёзным анализом и поразмышлять, – устало сообщил Ермаков. – Главное, теперь у нас есть все основания полагать, что мы стоим на правильном пути.
Учёные вернулись в лагерь. Корчёмкин и Шишкин занялись ужином. Ермаков ещё раз просмотрел показания всех приборов.
Через полчаса все трое сидели за столом, уминая горячую гречневую кашу.
– Ну, рассказывай, Егор Васильевич, что нам предстоит делать завтра? – обратился Корчёмкин к Ермакову.
– Я думаю, вы и без меня уже поставили задачу на завтра, – Ермаков поочерёдно посмотрел на лица своих коллег.
– Будем искать другой вход? – спросил Иван.
– Конечно, иного варианта у нас нет. Не вязать же верёвки для спуска в шахту на километровую глубину.
– А если мы его не обнаружим? Что, если в районе этой горы его просто не существует? – сделал предположение Корчёмкин. – Будем сворачивать экспедицию?
– Нет, Михаил Петрович, не для того мы сюда прибыли, чтобы спасовать при первой же проблеме. Я уверен: вход под землю есть. – Ермаков сделал небольшую паузу и замер, что-то припоминая, потом с жаром воскликнул:
– Чёрт возьми! Как же я сразу не догадался! Та загадочная паутина, которая зарисована в моей тетради и есть не что иное, как сеть подземных тоннелей! Они работают по принципу кровеносной системы человека. Если существует аорта, следовательно, должна быть и вена. – Ермаков победно посмотрел на друзей.
Иван моментально уловил мысль Ермакова и продолжил:
– Точно! Согласно моим замерам воздух из шахты движется в одном направлении: из глубин наружу. Это своеобразная «артерия», отходящая от «аорты». Завтра нам предстоит отыскать одну из «вен», не правда ли?
– Молодец, студент! – похвалил Ермаков Ивана. – Ты очень правильно мыслишь. Отыскав тоннель-вену, мы будем продвигаться по нему, не беспокоясь о недостатке кислорода до самого «сердца» – головной базы гуманоидов. Именно оттуда идёт излучение.
Выслушав восторженные высказывания коллег, Корчёмкин неожиданно спокойно рассудил:
– Если следовать вашей гипотезе, то мы имеем дело с замкнутой системой, в которой обязательном порядке существует энергообмен. Следовательно, электромагнитные волны должны не только излучаться энергосиловой базой, но и поглощаться ею.
– Браво, Михаил Петрович! – Ермаков трижды похлопал в ладоши. – Такой источник излучения находится за пределами нашей планеты. Завтра мы обязательно отыщем тоннель и произведём замеры характеристик, входящих в него энергопотоков из космоса.
– Как? Ты сможешь зафиксировать направление излучения? – удивился Корчёмкин.
– Мой прибор позволяет изучать многие характеристики волн, коллега, – с гордостью сообщил Ермаков, с иронией назвав друга так, будто они находились на заседании учёного совета. – Он способен фиксировать даже неизвестные науке энергии.
– Ты имеешь в виду энергию торсионных полей? – глаза Корчёмкина округлились от удивления. – Но, насколько мне известно, ни один существующий физический прибор не способен регистрировать эти виртуальные поля.
– Ты прав, Михаил Петрович, но в данном случае существует одно «но», – вежливо заметил Ермаков. – Мой прибор создан на основании электронных схем, ниспосланных мне во сне. Я сам пока не знаю, какой принцип здесь используется, однако на осциллографе отражаются эти энергии. Длина волны и частота этих излучений лежат за пределами значений гамма – лучей. Какова природа такой энергии – мне пока неизвестно. Хотя предположение у меня всё-таки имеется.
– И какое твоё предположение? – с большой заинтересованностью спросил Корчёмкин.
– Это информационная энергия – с уверенностью ответил Ермаков. – К этому выводу я пришёл экспериментальным путём, когда занимался созданием психотронного оружия.
– Ты, Егор Васильевич, как Никола Тесла – все свои изобретения видишь во сне, – задумчиво проговорил Иван, молчавший всё это время.
Егор внимательно посмотрел на Шишкина и как-то странно, будто страшась последствий своей откровенности, с грустью, произнёс:
– Может быть, и ты был бы способен видеть подобные сны, если бы тебе вмонтировали за ухо такую же хреновину, как и мне.
– О чём это ты, Егор Васильевич? – спросил Иван, и тут же перевёл взгляд на Корчёмкина, будто тот мог пояснить слова друга.
– Я совсем недавно её обнаружил. Видимо, это какой-то чип, который из подсознания перекачивает информацию в сознание. И этот процесс может происходить только во сне, когда сознание отключено.
– И кто тебе его вмонтировал? Когда? – Корчёмкин наклонился к Егору, пытаясь заглянуть за ухо.
– Ты лучше потрогай, – Ермаков повернул голову в сторону, наклонил её вниз. – Визуально обнаружить чип сложно, он не бросается в глаза.
Корчёмкин с осторожностью провёл пальцем за правым ухом Егора, тихо произнёс:
– Да, действительно, под кожей перекатывается какой-то маленький шарик, будто дробинка.
После Корчёмкина чип пощупал и Иван.
– Этот предмет больше похож на миниатюрный треугольник, а не на шарик, – сказал он.
Всё трое замолчали на некоторое время. Потом Ермаков продолжил:
– Прежде чем направиться в экспедицию, я долго размышлял: не удалить ли мне этот «жучок»? Вдруг он сыграет злую шутку там, под землёй? Могу ли я рисковать вашим здоровьем?
– Ерунда! Как это может отразиться на нашем здоровье? – беспечно отозвался Иван.
– Ну, допустим, гуманоид при встрече направит в мой мозг какой-нибудь кодовый сигнал, и я превращусь сторонником его замыслов, стану послушным и управляемым. Последствия могут быть непредсказуемые.
– Чушь всё это, Егор, – поддержал Корчёмкин Ивана. – Не накручивай в своей голове дурных мыслей. Я, к примеру, думаю совсем наоборот: твой чип будет служить нам незаменимым помощником. Сколько лет прошло с тех пор, когда, по твоему предположению, ты стал обладателем этого богатства?
– Я не предполагаю, а знаю точно: чип был вмонтирован мне во время встречи с таинственным «фонарём» больше двух десятилетий назад. Об этом случае я тебе рассказывал. Ведь я тогда очнулся совсем не в том месте, с которого наблюдал за светящимся диском. Я очутился почему-то на краю поляны. – Егор вопросительно взглянул на Корчёмкина. – Тебе эта деталь о чём-то говорит?
– Ты был взят на борт летающего объекта?
– Несомненно. Именно там мне вмонтировали этот чип.
– Тогда и переживать не стоит, – заметил Шишкин. – Если бы чип был предназначен ещё и для других целей, кроме получения информации в виде сновидений, то в течение двадцати лет он бы проявил себя в любом случае.
– Я рад, что вы оба придерживаетесь одинакового мнения, – с благодарностью сказал Ермаков. – Не сообщить вам о наличии чипа в моей голове я просто не имел права. Впрочем, я полностью согласен с вашим мнением. Убеждён, что чип – это своеобразный усилитель информационной энергии, поступающей в подсознание извне.
– Теперь мне понятно, что ты имел в виду, когда два года назад заявил о неподготовленности нашей экспедиции, – догадался Корчёмкин. – Тебе необходимо было изучить чип?
– Да, именно так. Я ставил массу экспериментов над собой. Каких именно – не буду сейчас забивать ваши головы. Потом как-нибудь расскажу. Отмечу только то, что акцент делался на активизацию скрытых функций эпифиза. Основываясь на проведённых экспериментах, я сделал для себя вывод: секрет уникальных способностей человека кроется в этом таинственном грецком орехе. Именно эта железа способна творить чудеса. Если мы сможем активизировать её функции – тогда телепатия, телекинез и многие другие «чудеса» станут такими же обычными свойствами человека, как слух и зрение.
– И ты два года скрывал от меня всё то, чем занимался? – с обидой в голосе высказался Корчёмкин.
– Не хотел отрывать тебя от важных дел. Армия приучила так поступать в отношении большого начальства. Скрытность позволяла мне избегать нежелательных последствий. Генералам нужен был конечный результат, а не творческие идеи и домыслы.
– Не надо ставить лучшего друга в один ряд с чёрствым генералом, – не принимая доводы Егора, не успокаивался Корчёмкин. – Меня всегда привлекала прикладная наука. И ты это знаешь. Я бы и сейчас с большим удовольствием поэкспериментировал вместе с тобой.
– Извини, Михаил Петрович, но заниматься наукой так, как ты занимаешься ею сейчас, всё равно, что питаться на бегу бутербродами. Будет один только вред, и для тебя, и для окружающих. – Ермаков открыто посмотрел в глаза друга.
– О чём это ты? – оторопел Корчёмкин.
– Вспомни, что говорил нам профессор Петровский в студенчестве?
– Напомни, забыл, наверно.
– Если ты поставил однажды перед собой цель посвятить науке всю жизнь, отдать ей все силы и даже душу – беги к этой цели, не разменивайся по мелочам и не оглядывайся по сторонам. Не можешь бежать – иди, но не останавливайся. Не позволяют тебе идти – ползи к цели на четвереньках. А если ты и этого сделать не в состоянии – падай на землю, но всё равно смотри в том направлении, где маячит твоя заветная цель. Вот так напутствовал нас мудрый профессор. А ты, Миша, занимаешься чем угодно, только не наукой. Заведуешь кафедрой, исполняешь обязанности декана факультета, возглавляешь партийную ячейку, являешься членом каких-то сомнительных организаций. Ты сегодня являешься свадебным доктором наук.
Ермаков говорил с укором и неотрывно смотрел на Корчёмкина. Тот сконфузился под пристальным взглядом друга, отвёл глаза в сторону и, оправдываясь, произнёс:
– Профессор Петровский был идеалистом… Таких учёных уже нет. Сейчас жизнь круто изменилась, Егор. Многие понятия приобрели совершенно другой смысл, слились воедино настолько тесно, что разделить их практически невозможно. Наука в чистом виде и государству, по большому счёту, сегодня не нужна. Большие чиновники и пальцем не пошевелят, если не увидят коммерческого интереса. Приходится изворачиваться, чтобы выживать.
– В любом неправильном действии у человека всегда найдутся аргументы для оправдания. Это давно известная защитная реакция. Меня они не интересуют. Каждый из нас поступает так, как считает нужным. – Ермаков умолк, взял обрубок ветки, пошевелил угли в костре. Небольшой сноп искр вырвался из глубины засыпающих углей и взметнулся вверх.
– Главное, чтобы эти поступки не мешали нашей дружбе, – закончил Ермаков. – А наукой мы продолжим заниматься вдвоём с Иваном. У нас получился хороший тандем. Верно, я говорю, студент?
– Так точно, командир, – по-военному заверил Шишкин.
– Если вопросов больше нет – объявляю отбой. Завтра у нас предстоит трудный день. Нужно выспаться и набраться сил.
Ермаков встал и направился к палатке. Вслед за ним потянулись Корчёмкин и Шишкин.