***
Утром следующего дня капитан Денисов вошел в приемную директора театра «Кабриоль» и остановился в центре просторной комнаты, с интересом рассматривая интерьер: высоченный потолок, дубовые двери, лепнина на потолке, даже хрустальная люстра. Вполне современный офисный стол секретарши и жидкокристаллический монитор компьютера смотрелись в этих стенах возмутительным анахронизмом. Из-за монитора на него с интересом взглянула молодая симпатичная секретарша в строгом костюме.
– Слушаю вас, – почти пропела девушка.
– Капитан Денисов, полиция, – представился Фёдор, раскрывая свое удостоверение на уровне ее глаз. – Я договаривался по телефону с Виктором Александровичем.
Ему померещился легкий испуг в голубых глазах секретаря, но столь мимолетный, что он сказал себе: «показалось!» Девушка слегка побледнела, но кивнула хорошенькой головкой в сторону ряда стульев, тянущихся вдоль одной стены:
– Присаживайтесь. Придется немного подождать. Виктор Саныч сейчас занят.
Фёдор прошелся по приемной, покачивая в руке объемную кожаную папку с документами, выглянул в высокое полукруглое окно на запруженный машинами проспект, и сел на стул, закинув ногу на ногу, настраиваясь на терпеливое ожидание.
Но ждать пришлось недолго. Дверь кабинета директора внезапно распахнулась, и на пороге появилась очень красивая дама бальзаковского возраста. Держась холеной рукой за витую бронзовую ручку двери, женщина обернулась к невидимому для Фёдора собеседнику и заявила нетерпящим возражений голосом:
– Если Паскаль требует, чтобы художником по костюмам была Аньес Бару, то значит будет Аньес Бару! Я раздобыла для вас лучшего в мире балетмейстера-постановщика! Будьте любезны выполнять все его требования!
– Но это обойдется нам в копеечку, – прозвучало в ответ неуверенно из глубин кабинета.
Красивая дама надменно усмехнулась и тряхнула роскошной гривой черных волос. Было в ней что-то от цыганки: то ли колдовские черные глаза, то ли ощущение дикой, природной силы, которую не могли сдержать никакие барьеры. «Где-то я ее уже видел!» – подумал Денисов, завороженно наблюдая за женщиной.
– А ты меньше воруй, Виктор Саныч, вот денег и хватит на все.
– Да как вы можете так говорить, Эвелина Павловна! – проблеял голос из кабинета.
– Могу! Потому что знаю.
Дама резко развернулась на высоких каблуках, бросила на Денисова рассеянный взгляд, словно одарила серебром нищего на паперти, и вышла из кабинета. Секретарша, вскочив со своего места при первом появлении дамы, пробормотала ей в след заикающимся голоском:
– До свидания, Эвелина Павловна…
– Кто это? – почему-то шепотом спросил Фёдор у секретарши.
– Сама Францева! – так же шепотом, округлив глаза ответила девушка, словно речь шла о английской королеве.
На пороге кабинета возник директор и тут же наткнулся на полицейского.
– Виктор Александрович, – пришла в себя секретарша, – к вам из полиции.
– Ах, да, конечно! Проходите, молодой человек.
Через пять минут капитан Денисов, уютно расположившись в мягком кожаном кресле, пил чай и вел беседу с хозяином кабинета. Встретили его как желанного гостя тут же угостив чаем с печеньем, будто с нетерпением ожидали визита представителя полиции. Директор с говорящей фамилией Лизоблюдов, маленький, кругленький и румяный, чем-то напомнил Фёдору колобка, особенно когда тот бросал на него острые взгляды маленьких хитреньких глазок. В голове мгновенно зазвучала присказка неунывающего героя, но уже в переводе на современный язык: «я от роспотребнадзора ушел, от пожарной инспекции ушел, от налоговой ушел, и от тебя, полицейский, уйду!» «Ох, что-то ты темнишь, пройдоха!» – сделал заключение Фёдор, поварившись в сладкой патоке ложного гостеприимства минут пятнадцать. Но вслух произносить свои мысли не стал.
– Так почему вы, Виктор Александрович, решили уволить Хохолкову? – спросил Денисов отпивая из слишком хрупкой на вид, но очень изящной фарфоровой чашечки, казавшейся игрушечной в его большой ладони.
– А как я мог поступить иначе? – всплеснул пухлыми ручками Лизоблюдов, суетливо расхаживая по кабинету. – Видите ли, Фёдор Александрович, артист балета не может, просто не имеет права не ходить каждый день на класс, не репетировать, потому что иначе очень быстро потеряет форму. Его же потом на сцену нельзя будет выпустить. А Хохолкова так долго не приходила на свое рабочее место, к станку, что смысла ждать ее уже не было. Наш театр на хорошем счету не только у зрителей и критиков, но и у артистов. Попасть в нашу труппу хотят многие, из желающих очереди выстраиваются. Да и на сцене кто-то должен был заменить прогульщицу. Вот я и взял другого человека, а Хохолкову уволил.
– Но разве вы не забеспокоились, почему перестала выходить на работу сотрудница, которая до этого была дисциплинированной и ответственной? Может быть, она заболела и ей нужна помощь?
– Забеспокоился, еще как забеспокоился! Я поручил секретарше Инночке, и она все телефоны этой Хохолковой оборвала, даже домой к ней съездила, но никого дома не застала. Так что версия болезни сама собой отпала. Лишь спустя две недели напрасных поисков я подписал приказ на увольнение и то скрепя сердце.
«Колобок» состроил скорбную гримасу и прижал руки к груди, но перебрал немного с трагизмом, и Фёдор ему не поверил. «Плевать тебе, господин Лизоблюдов, на пропавшую девчонку! – подумал Денисов. – У тебя таких, как она, целая труппа. Для тебя, наверное, они все на одно лицо. Одной меньше, одной больше». А вслух произнёс, отставляя пустую чашку на журнальный столик:
– Ну что ж, Виктор Александрович, спасибо, что уделили мне время. Подскажите с кем я могу еще поговорить? Может быть кто-то из артистов, с кем вместе работала Настя, что-то знает про нее?
– Пойдемте, я вас провожу! – радостно закивал круглой лысой головой директор театра. – Сейчас как раз идет репетиция кордебалета.
Они вышли из кабинета и направились куда-то по длинным и узким коридорам. Но вывел Виктор Александрович гостя не к репетиционным залам, где вовсю шла активная работа, а в тихий в этот неурочный час и сумрачный зрительный зал.
Фёдор, не считавший себя театралом, хоть и ходил иногда с сестрицей на спектакли и концерты, раскрыл рот от изумления: пустой и просторный зал поразил его роскошью. В тусклом свете дежурных светильников матово лоснился пурпурный бархат обивки кресел, поблескивали золотом украшенные лепниной стены, вспыхивали алмазными искрами хрустальные подвески светильников и большой люстры под потолком. Под ногами смягчала звук шагов красная ковровая дорожка.
– Нравится? – поинтересовался интимным шепотом господин Лизоблюдов, заметив удивление и восторг на лице гостя. – А вы знаете, что это за здание? Это же бывший великокняжеский дворец. Двадцать лет назад, когда решался вопрос, куда поместить вновь образованный театр, этот дворец был в ужасающем состоянии. Все рушилось: паркет рассохся, со стен сыпалась штукатурка, куски лепнины падали прямо на голову, все коммуникации пришли в полную негодность. Ужас! Но нашелся человек, меценат, Леопольд Теодорович Францев, возглавивший попечительский совет театра. Это его стараниями организовался круг любящих искусство людей, которые вложили немалые деньги в реставрацию и восстановление здания. И вот теперь, – колобок развел руки в стороны, как бы охватывая зрительный зал, обнимая его, – сотни поклонников балета имеют возможность каждый день наслаждаться любимым искусством.
– Да-а, – протянул Фёдор, вовремя сдержав неуместный, но восторженный свист, – впечатляет…
– Пойдемте, я покажу вам в каких условиях занимаются наши артисты.
Подхватив гостя под локоток, Виктор Александрович вывел его из зрительного зала, на ходу продолжая рассказывать о театре.
– Вы, наверное, слышали печальную историю неудачной реконструкции Большого театра? Так вот нам удалось избежать этих ошибок, потому что Леопольд Теодорович, можно сказать, профессиональный любитель балета. Вместе со строителями и реставраторами они учли все потребности артистов. У нас есть не только просторные и удобные гримерки, но и великолепно оснащенные репетиционные залы, раздевалки, душевые, массажные кабинеты. Даже небольшая, но очень хорошая столовая для работников театра. А какой у нас костюмерный цех, декорационная мастерская!
– И все это помещается под крышей театра? – удивился Фёдор.
– А вы наблюдательный! – захихикал Лизоблюдов и погрозил Фёдору пальцем. – Конечно, разместить такое количество помещений под одной крышей невозможно, да и опасно. Случись пожар в каком-нибудь цехе – сгорит весь театр! Пришлось выкупить два соседних здания. К счастью, они не имели архитектурной и исторической ценности. Но и их пришлось ремонтировать, чтобы приспособить под наши нужды. Все вспомогательные цеха и мастерские находятся в них. Зато теперь театр «Кабриоль» считается одним из лучших театров балета в нашей стране! Попасть к нам стремятся многие уже известные артисты. Здесь престижно, удобно и, как бы правильно выразиться, – директор немного замялся, подбирая нужное слово, – сытно. У наших артистов весьма хорошие заработки, особенно если сравнить с другими театрами, живущими за государственный счет. Я не говорю о Большом и Мариинке. Попечительский совет для театра – просто отцы родные! Благодаря им труппа каждый год ездит на большие гастроли и по стране, и за границу. А что такое русский балет для заграницы – вы знаете! С гордостью могу сказать, что на нашей сцене загораются настоящие звёзды. Один Егор Сотников чего стоит! Талант, необыкновенный талант!
Они шли по длинному светлому коридору. Вдруг слева белая боковая дверь, блеснув гнутой золоченой ручкой, распахнулась. В коридор, громко что-то обсуждая, выпорхнула шумная стайка молоденьких девиц в облегающих точеные тела купальниках и крохотных, почти символических юбочках.
– Здрасьти, Виктор Саныч! – хором пропели балерины, натолкнувшись на директора театра. Лица их разрумянились после репетиции, глаза горели.
– Здравствуйте, красавицы! Вот привел к вам симпатичного молодого человека, – Фёдор тут же покраснел до корней волос, неожиданно для самого себя смутившись под любопытными взглядами стайки девиц, – прошу любить и жаловать: капитан полиции Денисов. Он хотел с вами поговорить по поводу Насти Хохолковой. Расскажите ему все, что знаете. Поняли меня? Все, абсолютно все.
Сказано это было с таким нажимом, что девушки притихли и стали переглядываться, перестав пялиться на рослого полицейского. А Лизоблюдов, словно передав эстафету Фёдору, раскланялся с ним и с достоинством удалился неторопливым шагом хозяина положения.
Фёдор откашлялся, прочищая горло и рассматривая с высоты своего роста балетных барышень. В общем то при близком рассмотрении без роскошных сценических костюмов, без грима они выглядели совершенно обыкновенными девушками, только хрупкими и изящными, как фарфоровые куколки.
– Кто из вас был знаком с Анастасией Хохолковой? – сухим официальным тоном задал вопрос Денисов.
– Все были знакомы, – пожала узкими плечиками симпатичная брюнетка, видимо, самая смелая из всех. – Мы же работали вместе. А где она?
– А вот это я у вас хотел узнать. Она пропала пару месяцев назад.
– Как пропала? – хором заголосили барышни и начали шушукаться, перешептываться, всплескивать руками и охать.
– И Хохолкова пропала? – вычленил из хора голосов странный вопрос Фёдор и напрягся.
– А что, кто-то еще пропадал?
– Да, примерно полгода назад исчезла Марта Мацкевич, – сообщила тоненькая блондинка с большими испуганными глазами.
– Что ты глупости говоришь, Лиза! – дернула ее за рукав брюнетка и прошипела на ухо, думая, что полицейский не слышит: – молчи, дура… Никто у нас не пропадал. А Мацкевич просто уволилась по семейным обстоятельствам. У нее, кажется, мама заболела, и она была вынуждена уехать, чтобы ухаживать за ней.
Фёдор еще несколько минут поговорил, послушал юных артисток, но ничего толкового не узнал. Настя Хохолкова, по их словам, была замкнутой, необщительной, танцевала не лучше других, но очень хотела поскорее вырваться из кордебалета в солистки, поэтому пропадала в театре на репетициях и классе с утра до ночи. А потом вдруг перестала приходить на занятия. Думали заболела. Пытались ей звонить, но она не брала телефон. А потом как-то забыли про нее.
Нет, парня у нее не было, по крайней мере не в стенах театра. Но если бы был, то Настя не проводила бы столько времени у станка, торопилась бы на свидания. А она пахала, пыталась выслужиться перед начальством, мечтала поехать на гастроли в Японию. Но кто ж ее возьмет?! Среди желающих она в очереди была последней.
– Почему? – спросил Фёдор.
– Так все хотят, – насмешливо покосилась на него словоохотливая брюнетка, как на несмышленыша, – не одна она такая целеустремленная и настойчивая.
– А от кого зависит решение, кто поедет на гастроли?
– От Леопольда, конечно.
– Леопольд это кто?
– Францев Леопольд Теодорович! Фактический хозяин театра. Но он отбирает только самых талантливых.
– А Настя была не из таких?
– Настя была обыкновенная, ничем особым не выделялась.
– Сама ты обыкновенная! – вдруг воскликнула, зло сверкнув глазами, блондинка Лиза. – Уж всяко Хохолкова была лучше тебя, Кирочка. И поехать в Японию у нее были все шансы.
– Да что ты говоришь! – взвилась брюнетка.
Ситуация грозила превратиться в скандал, но Фёдор решительно заявил грозным голосом:
– Стоп! Барышни, тихо, успокоились все! А вы, Лиза, пойдемте со мной. – Подхватил блондинку под руку и потянул к окну коридора, кивнув остальным: – Спасибо, можете быть свободны.
Девушки, что-то возмущенно защебетали, как стайка растревоженных воробьев, стали неохотно расходиться. А в голубых глазах Лизы снова появился страх. Денисов смягчил тон голоса и заговорил тихо, почти ласково:
– Лиза, вы только меня не бойтесь. Я ведь хочу помочь. Ко мне приходила мама Насти Хохолковой. Она так переживает за дочь, что жалко смотреть на бедную женщину. Ну помогите нам, мне и Вере Петровне.
Девушка от волнения побледнела и кусала губы, но, подумав немного, кивнула соглашаясь. Она отвернулась к окну, за которым во внутреннем дворике начинал золотиться молодой клён, а по чистому асфальту чинно вышагивали вездесущие голуби. Фёдор смотрел на нее, невольно любуясь изящной линией длинной шей, идеально прямой спиной. Все-таки в осанке балерин есть что-то завораживающее…
– Я не знаю, что вам рассказать еще, – тихо заговорила Лиза. – Мы близко не дружили с Настей, просто общались. Нас часто ставили в одну линию, потому что мы одинакового роста. Настя мне не рассказывала о своей личной жизни, да я и не интересовалась. Хватало разговоров про работу, про местные нравы.
«А что не так с местными нравами?» – хотел спросить Фёдор, но промолчал, терпеливо дожидаясь, когда она сама все расскажет.
– Когда ты поступаешь в балетное училище, то искренне веришь в то, что непременно станешь звездой, что полный зал будет рукоплескать тебе, преклоняться перед тобой и вкалываешь, как проклятый с утра до ночи у станка, тренируешь свое тело, пытаешься довести его до совершенства. Но на деле оказывается все гораздо сложнее. Уровень способностей у всех разный, а настоящий талант вообще редкость. Вот Егор Сотников – он талант! У него от природы тело гуттаперчевое и выразительное очень. А основная масса артистов – середнячки. Но выделиться хочет каждый. И как тогда быть?
Лиза обернулась и посмотрела на Фёдора вопросительно, будто бы у полиции непременно должен был быть ответ на этот вопрос. Но капитан молчал.
– Что делать, если партия Авроры или Одетты тебе по ночам снится, а ты год за годом прозябаешь в кордебалете? А ведь сценическая жизнь в балете очень короткая. Если видишь, что то одна, то другая из твоих напарниц выбивается в солистки, хотя объективно ничем не лучше тебя. Ты начинаешь прислушиваться к разговорам, приглядываться к людям, наблюдать. И однажды понимаешь, что есть механизм типа лифта, способный вознести тебя на нужную высоту в одно мгновение, только надо кое-чем поступиться. И ты думаешь, взвешиваешь, решаешь, но все никак не можешь решиться. А рядом с тобой находятся более смелые, а значит, и более удачливые. Я думаю, что Настя решилась.
– Решилась на что? – не понял Денисов.
– Воспользоваться лифтом, – пожала острым плечиком собеседница. – Мы напрямую с ней не говорили об этом, но обсуждали других.
– Кого именно?
– Ну что вы, – насупилась девушка, – думаете я буду называть вам имена и фамилии моих коллег? Это не этично! Я не доносчица. После разговора с вами меня и так ждет масса неприятностей.
– Но я хотел бы уточнить…
– Уточняйте у наших ведущих и премьеров. Вот они как рыба в воде во всем этом. А по поводу Насти лучше спросите у самого Францева. Он тут самый главный, не директор, ни худрук, ни главный балетмейстер, а именно он. Леопольд у нас что-то вроде царя зверей в этом зверинце. А мне уже пора, извините.
Девушка бросила на него извиняющийся взгляд и пошла по коридору в сторону выхода.
– Лиза, а почему вы решили, что Францев что-то знает про рядовую артистку кордебалета? – бросил ей в след Денисов. Балерина на секунду замерла и обернулась.
– Я видела, как она с ним разговаривала перед своим исчезновением, – и ушла, почти убежала, смешно, по балетному выворачивая носки стоп.
Федор вздохнул: «Какой еще лифт, какой зверинец, ёжкин кот? Что-то нечисто здесь в храме Терпсихоры!».
Ни одного из ведущих артистов в театре в этот момент не оказалось, а загадочный царь зверей Леопольд, как выяснил Денисов у секретарши Инночки, всегда появляется неожиданно, без предупреждения. Оставалось одно: найти подругу Насти Наташу и поговорить с ней.
***
Варя влетела в кабинет айтишников, забыв постучаться, и притормозила у стола Васи Коломейцева, сутулого и худого очкарика.
– Вася, мне нужна твоя помощь! Срочно собери мне всю возможную инфу про звезду балета из театра «Кабриоль» Егора Сотникова.
Коломейцев медленно, даже как-то лениво оторвал взгляд от экрана компьютера и посмотрел на визитершу.
– Может заодно скажешь, Денисова, с какого перепугу я должен собирать тебе какую-то инфу? Ты кто у нас – главный редактор, начальник отдела или спецкор?
– Ну Васечка, миленький, ну пожалуйста! – осознав ошибку, мгновенно сменила дислокацию Варвара и стала заходить с другой стороны. – Ты ж у нас самый умный, самый лучший. Ты же знаешь в сети все закоулочки. Ну я тебя очень прошу!.. – молитвенно сложила руки и скорчила умильно – просительную физиономию.
– «Васечка, миленький» – это звучит уже гораздо убедительнее, – хмыкнул Коломейцев, но сдаваться сразу был явно не намерен. – Но словами сыт не будешь. Принеси-ка мне, Варвара, чашку крепкого кофе с ватрушкой, тогда я еще подумаю, стоит ли тебе, наглой и самоуверенной девице, помогать.
– Принесу, Васечка, обязательно принесу и кофе, и ватрушку, и шоколадку…
– С орехами!
– С орехами, обязательно с орехами, только помоги!
– Ладно, Денисова, – смилостивился айтишник, – какая инфа тебя интересует?
– Любая, Вася! Все, что можно нарыть в сети. Хорошо бы было узнать его адрес.
– Егор Сотников, говоришь? – Коломейцев уже стучал по клавиатуре всеми десятью пальцами, сосредоточившись на экране компьютера. – А ты давай быстренько за кофе. – И добавил, глянув через плечо на убегающую девушку: – про шоколадку не забудь!
Спустя час Варя сидела рядом с компьютерным гением Коломейцевым и читала добытую им информацию. Недоступная звезда оказался сыном артиста балета, правда танцевавшего в провинциальном театре, а значит продолжателем творческой династии. Но отец его умер, когда сын учился в хореографическом училище. Два года назад похоронил и мать. (Печально… Почти как у нее. Только отец у них с Федькой ушел из семьи, бросив сына-подростка и маленькую дочку. А мамы не стало год назад. Теперь они с Федей вдвоем на всем белом свете.) Оказывается, у Егора тоже была сестра на десять лет младше и тоже балерина, вернее будущая балерина, потому как еще была на стадии ученичества.
Умница Вася умудрился выкопать в ворохе информации очень старое и, похоже, единственное короткое интервью с восемнадцатилетним Сотниковым, победившем на каком-то балетном конкурсе. Девушка с удивлением всматривалась в красивое, еще по-юношески нежное лицо победителя, когда тот отвечал на вопросы корреспондента новостной программы. Парень был необычайно скован, зажат, каждое слово давалось ему с трудом. А вымученная улыбка на бледном лице выглядела жалко. Да он стесняется! Оказывается, ничто человеческое не чуждо даже звездам. В юности мальчик был застенчивым и скромным. Но слава меняет людей и не в лучшую сторону.
Дальше шла обширная подборка фотографий артиста в сценических костюмах: вот Егор – принц Дезире из «Спящей красавицы», вот Солор из «Баядерки», Фархад из «Легенды о любви». Идеально сложенное тело поражало своей гибкостью и грациозностью. Вдохновенный блеск в глазах рождал невольный отклик в душе зрителя. Кажется, теперь Варя начала понимать почитателей таланта танцовщика: смотреть на это совершенное творение природы без восторга было нельзя.
А вот подборка фотографий из гастрольных поездок: Егор в Лондоне, в Мадриде, Нью-Йорке, Токио, Париже… Ах, Париж, Париж! «Вот бы и мне так стоять на набережной Сены, – размечталась юная журналистка, рассматривая фото, – небрежно опершись на парапет, и любоваться собором Нотр Дам!». Повезло же этому красавчику: еще тридцати нет, а уже весь мир посмотрел. Внутри заворочалась ежом зависть, царапая иголками сердце. Варя мечтала стать известной на весь мир журналисткой и брать интервью не только у российских звезд, но и звезд мирового масштаба. Приехать вот так запросто в Париж и, сидя за столиком уличного кафе на Монмартре, непринужденно беседовать с Венсаном Касселем или Сами Насери, прихлебывая ароматный кофе из маленькой белой чашечки… Рука ее непроизвольно потянулась к стакану с кофе, стоящему рядом с клавиатурой. Но бдительный Вася выхватил его и поставил к себе поближе, возмущенно буркнув:
– Это моё! Взятка, заработанная честным трудом, и делиться я ни с кем не собираюсь.
– Извини, Вась! А еще что-нибудь удалось нарыть? – Варвара с надеждой заглянула в глаза айтишника.
– А чего тебе этого мало? По-моему, тут и так все ясно с этим Сотниковым.
– Что тебе ясно?
– Что он голубой, в смысле гей.
Варя изумленно округлила глаза: такая мысль ей в голову не приходила.
– Почему ты так думаешь?
– Так они, балетные, там все такие, – презрительно фыркнул Василий.
– Это домыслы, Вася, а мне нужны доказательства. А адрес его места жительства тебе не удалось найти?
– Удалось! Правда пришлось немного поработать хакером, но удалось. Так что, Денисова, одним стаканом кофе и ватрушкой ты не отделаешься, – заявил наглый компьютерщик. – С тебя еще бутылка пива, лучше «Хайнекен».
Варвара смерила его осуждающим взглядом.
– Вась, наглеть не хорошо.
– Ладно, можно «Балтику», – смерил свои требования Коломейцев и указал пальцем на экран: – Смотри, вот карта. Сотников около года назад купил дом за городом. Это ИЖС – индивидуальное жилищное строительство – а не какой-то там коттеджный посёлок! Неплохо зарабатывают наши балетные звёзды, дрыгая ногами на сцене. Вот снимок дома из бюллетеня недвижимости.
Варя с любопытством смотрела на симпатичный, но весьма скромный современный дом, увитый до самой крыши девичьим виноградом. Потянулась рукой за стопкой бумажных листочков, лежащих на краю стола.
– Диктуй адрес! – а про себя подумала: «если звезда не хочет разговаривать со мной, то дом его расскажет о своем хозяине! Вдруг повезет и в доме этом есть домработница, садовник или кухарка. Ведь не сам же золотой принц моет полы и стирает себе рубашки! А прислуга обычно о своих хозяевах знает очень много полезного».
– Спасибо, Вася, ты настоящий друг! – похлопав Коломейцева по плечу, Варвара засобиралась уходить.
– Денисова, а ты чего это задумала? – насторожился Вася. – Неужели решила нелегальным путем влезть на чужую территорию?
– Посмотрим, – сделав загадочное лицо, неопределенно пожала плечами девушка.
– Ничего у тебя не выйдет, Денисова, даже не пытайся!
– Это почему же?
– Ты на себя посмотри: ты ж как светофор с этой своей паклей на голове.
Щеки Варвары мгновенно залил яркий румянец, а глаза мстительно сузились:
– Сам ты пакля! – и добавила, закрывая за собой дверь: – На «Хайнекен» можешь даже не рассчитывать.
– Да что я сказал такого?! – крикнул уже в закрытую дверь Василий. – А как еще можно назвать этот взрыв на макаронной фабрике, да еще и рыжего цвета?
***
С Натальей Сойкиной Фёдор встретился в скверике возле ее дома. Девушка не пожелала разговаривать с представителем полиции в квартире. Они сели на свободную лавочку и оба достали сигареты. Прикурив от любезно поднесенной зажигалки капитана, Наталья глубоко затянулась и подставила лицо с ярким макияжем теплому осеннему солнцу. Отсутствие природной красоты в ней компенсировалось броской одеждой и большим количеством косметики.
– Да мне особо нечего рассказывать, – начала девушка в ответ на вопрос о Хохолковой, – мы и подругами настоящими не были. Познакомились год назад в поезде, ехали в одном купе, разговорились. Выяснилось, что у нас общая проблема: при отсутствии денег срочно надо было искать жилье в столице. Вот и договорились снять квартиру напополам. Я поначалу-то обрадовалась: познакомиться с настоящей балериной – это ж круто! Думала, мы вместе с ней будем ходить по ночным клубам и зажигать не по-детски. Все друзья умрут от зависти! А она, оказывается, ни в какие клубы вообще не ходит. Ни тебе студенческих вечеринок, ни тусни по интересам. Придет домой из своего театра и сразу спать, как малолетка, ей богу! – Девушка презрительно наморщила курносый носик и выпустила изо рта струйку дыма.
– С парнями не общалась, на свидания не бегала, только иногда по выходным книжки читала, да смотрела старые фильмы по телеку. Ну это ж тоска! Я пыталась ее растормошить, но тщетно. Все твердила мне про какие-то батманы и пируэты, про сольные партии и гастроли в Японии. У нее кроме балета ничего в голове не было. Фанатка натуральная! Ну, а потом я познакомилась с Ромкой… – Наталья мечтательно улыбнулась и опустила глаза, бросив окурок на землю и растерев его модным ботинком на толстой подошве. – Втрескалась я в него не по-детски, просто крышу снесло! Ну, не до балета мне стало. Вроде все у нас с Ромкой на лад пошло, я к нему жить переехала, а Настюха осталась в квартире одна. Договорились, что она подыщет себе другую напарницу. С тех пор мне как-то не до нее было. Она мне не звонила, я ей тоже. А чего звонить то? У каждого своя жизнь. Я о ней почти забыла. А тут вдруг ее мамаша объявилась. Я даже не думала, что Настя ей мой телефон дала. Нафига спрашивается? В общем, товарищ капитан, – Наталья смерила собеседника оценивающим взглядом и криво усмехнулась так, что Фёдор немедленно понял, что тянет максимум на троечку. По ее критериям фейсконтроль он не прошел. Вот беда-то! – ничего существенного я вам сообщить не могу. Извиняйте пожалуйста!
– Извиняю, – вздохнул Фёдор и поднялся со скамейки.
Простившись с якобы подругой исчезнувшей Хохолковой, он неспешным шагом направился через сквер к припаркованной на соседней улице машине. Он шел и думал, что жизнь устроена очень странно: живет на свете красивая, талантливая, целеустремленная девушка, служит балериной в престижном театре с вкусным названием «Кабриоль», ее окружает куча людей, с кем она общается каждый день. Но вот она исчезает и никто, ни одна живая душа даже не забеспокоилась, не подняла тревогу: куда пропал человек? Всем на всех наплевать! Вот она наша печальная действительность. Прихватит сердце, упадешь на улице, никто не подойдет, помощь не окажет. Мимо будет идти тысяча людей, уткнувшись мордами в свои гаджеты и ни на что не обращая внимания. Помрешь, не получив помощь вовремя – ну, извини, брат, судьба такая!
Фёдор сердито сплюнул себе под ноги. Ерундовое на первый взгляд дело не желало раскрываться. Более того, от него отчетливо попахивало чем-то нехорошим. Неужели придется все-таки шерстить морги и отчеты о неопознанных трупах? Ему почему-то очень не хотелось, чтобы красивая девушка с фотографии, похожая на куколку Барби, нашлась в холодильнике судебного морга.