Многие вещи, которые мы делаем естественно, становятся трудными, как только становятся объектом нашего интеллекта. О предмете надо знать так много, что мы начинаем чувствовать свое полное невежество.
Периодически Одраде обедала вместе с послушницами в их столовой в присутствии прокторов-воспитателей. То были самые внимательные надзиратели в темнице сознания, из которой многим из них не суждено вырваться до конца дней.
Мысли и действия послушниц служили для Верховной Матери самым точным индикатором того, насколько четко в действительности функционирует Капитул. В отличие от Преподобных Матерей послушницы реагировали на происходящее, в большей степени основываясь на своих настроениях и предчувствиях. Полные Сестры не так хорошо поддавались наблюдению в свои худшие моменты. Они не стремились скрывать свои переживания, но любая из них могла пойти погулять в сад или прикрыть дверь своих апартаментов, чтобы стать недоступной наблюдению.
Послушницы не могли позволить себе такую роскошь.
В эти дни у обитателей Центрального Здания было весьма мало свободного времени. Даже в столовых люди занимались делом, невзирая на время дня и ночи. Рабочие смены шатались от усталости, и Преподобные Матери могли легко приспособить свой дневной ритм к времени отдыха. Одраде не могла тратить энергию на такие пустяки, как регулировка цикадного ритма. Вечером во время ужина она остановилась на пороге столовой и услышала быстро прокатившийся по рядам столов шум.
Многое можно было сказать по тому, как послушницы в последний момент отправляли пищу себе в рот. Куда смотрит девушка, пока вилка движется ко рту? Быстро ли она наколола пищу на вилку и жует, перед тем как судорожно проглотить комок? Стоило пристально понаблюдать за одной из послушниц. В последнее время ее преследовали неудачи. А вот еще одна, которая жует с таким видом, словно никак не может понять, как можно прятать яд в такую пищу. В глазах ум и способность к творчеству. Надо испытать ее на более трудном поприще.
Одраде вошла в зал.
Пол обеденного зала напоминал шахматную доску – он был выложен черными и белыми плитами плаза, которые отличались невероятной прочностью, их было невозможно поцарапать. Послушницы говорили, что Преподобные Матери специально сделали пол таким, превратив его в игровое поле. «Ставим одну послушницу здесь, другую там, третью по центру и начинаем двигать фигуры. Победитель получает все».
Одраде присела на угол одного из столов у западных окон. Послушницы несуетливо освободили ей место.
Этот зал располагался в старейшей части здания Капитула. Стены были облицованы деревом, огромные балки, выкрашенные в потускневший черный цвет, поддерживали высокий потолок. Балки имели в длину не менее двадцати пяти метров и шли, не прерываясь, от одной стены к другой. Сделаны были эти потолочные балки из специально выведенного дуба, который рос по направлению к солнцу, достигая исполинской высоты. Часть ствола таких дубов, лишенная ветвей, достигала в высоту тридцати метров, в обхвате стволы были не менее двух метров. При постройке дома одновременно высаживались новые дубы, чтобы со временем менять старые балки, потерявшие прочность. Средний срок службы их составлял тысячу девятьсот стандартных лет.
Как внимательно смотрели на Одраде послушницы, в то же время стараясь не рассматривать ее прямо.
Одраде повернула голову и взглянула в западное окно. Солнце садилось за горизонт. Опять пыль. Дыхание Пустыни превратило солнце в пылающий шар, похожий на уголь, который в любой момент может неожиданно полыхнуть огнем.
Одраде подавила вздох. Подобные мысли пробуждали в душе старый кошмар: пропасть и туго натянутый над ней канат. Она знала, что стоит ей закрыть глаза, как она снова увидит себя балансирующей над бездной. Преследователь с топором подбирался все ближе и ближе!
Послушницы, которые ели рядом, проявляли беспокойство, словно чувствуя смятение Верховной Матери. Возможно, они действительно это чувствовали. Одраде услышала шорох платьев, и это отвлекло ее от мыслей о вечном ночном кошмаре. Она прислушалась к каким-то новым звукам в Центральном Здании. Это был шорох, скрип двигавшихся стульев. Вот открылась дверь кухни. Опять шорох. Персонал кухни жалуется на вечный песок и «проклятую пыль».
Одраде опять посмотрела в окно на источник этого раздражения: ветер снова дул с юга. Горизонт был заслонен пеленой цвета загара и почвы. После такого ветра отложения пыли и песка можно будет обнаружить на углах здания и на подветренной стороне окрестных холмов. В воздухе стоял запах кремния, щелочной запах раздражал ноздри.
Она посмотрела на поднос, поставленный перед ней послушницей.
Одраде искренне порадовалась, что сможет сегодня нормально поесть. В рабочем кабинете, из-за нехватки времени, приходилось ограничиваться наскоро приготовленной сухомяткой. Когда она ела в кабинете, послушницы приносили еду и уносили остатки так тихо, бесшумно и быстро, что она временами не успевала понять, когда и как все это происходило. Здесь же ужин был временем, когда можно было расслабиться и поговорить. Иногда шеф-повар Дуана приходила в негодование: «Вы плохо едите». Одраде обычно прислушивалась к этим упрекам. Наблюдатели делали свое дело.
Сегодня ужин состоял из жаркого из слиньи, приправленного соусом из сои и мелассы, с добавлением небольшого количества меланжи, базилика и лимона. Зеленый горошек плавал в соусе с перцем. На третье подали темно-красный виноградный сок. Она откусила кусок жаркого и нашла его вполне сносным, хотя и несколько пережаренным на ее вкус. Повара послушниц явно не ориентировались на вкус Верховной Матери.
Почему меня преследует мысль, что я чувствую в еде что-то лишнее?
Она проглотила кусок и почувствовала добавки. Эта еда предназначалась не только для того, чтобы насытить аппетит Верховной Матери. Кто-то на кухне поинтересовался ее обычным меню и решил возместить недостающее.
Еда – это ловушка, подумала Одраде. Она вызывает большее пристрастие, чем любой наркотик. Она не одобряла хитрости, к которым прибегали повара Капитула, скрывавшие, что именно они добавляют в еду для «блага едящих». Они, конечно, знали о том, что Верховная Мать может определить присутствие в еде любой добавки и изменить в нужную сторону свой обмен веществ. Вот и сейчас они внимательно наблюдают за ней, чтобы узнать, как отнесется Верховная к их стряпне.
За едой она прислушивалась к разговорам за соседними столами. Никто не действовал ей на нервы – ни поведением, ни голосом. Шум от разговоров был точно таким же, каким до ее прихода. Болтуны укорачивали язычки и немного приглушали голос, когда Верховная посещала столовую.
Большинство этих головок были заняты одним вопросом: «Зачем она пришла сюда сегодня?»
Одраде чувствовала, что в поведении рядом сидящих послушниц сквозит благоговение. Это чувство Верховная Мать временами использовала в своих целях. Трепет и благоговение подобны острию ножа. Послушницы (как докладывали прокторы) часто шептались между собой, говоря: «Она имеет Таразу». Они говорили о том, что Тараза была в свое время шефом и старшим товарищем Одраде. Они были исторической парой, их пример изучался всеми новичками.