Глава 7. Ария

Талисман отца. Даже не верится, что его больше нет, а я – пленница. Все кажется таким далеким. Нереальным.

Касаюсь резной поверхности и с трудом сглатываю. Меня душат слезы, но сейчас не время и не место. Медальон совсем небольшой, его легко спрятать в кулаке. От центра к краям тянутся желобки-узоры. Цветы папоротника, хитроумно сплетенные и перекрученные. Замок, который легко принять за красивую безделицу.

Враг рассматривает меня пристально. Переводит взгляд с медальона на мою руку и обратно, а кожа мурашками покрывается, будто кто-то прикасается кусочком льда. Губы все еще ноют. Воспоминания о жестоких поцелуях раскрашивают щеки красными пятнами стыда.

Встряхиваю головой, откидываю со лба прядь волос и пытаюсь сосредоточиться на медальоне. Нужно думать о чем-то отстраненном. Нужно знать, зачем я здесь.

– Я слушаю. Ты хотела поговорить, – голос пирата будто простужен. Он опускается на стул напротив, но горячих глаз с меня не сводит. – Ария, я не хочу причинять тебе зла. Можешь не верить, – поднимает ладонь, когда ловит мой скептический взгляд, и хлопает слегка по столу, заставляя мое тело натянуться струной.

Он так и не оделся. На плечи выползают темные кончики перьев коршуна, что словно кинжалы смотрят в мою сторону. Тату прячется за спиной, но я успела разглядеть дикую птицу, готовую бросится на добычу.

Сцепив пальцы в замок, я подаюсь вперед, сокращая расстояние между нами.

– Мне нужны ответы, пират. Ты же можешь дать хотя бы их?

Он растягивает губы в подобии улыбки. С мокрых темных волос струйки воды скользят по смуглым щекам и срываются с крепкого, выраженного подбородка.

– Энзарио, – отрезает. – Какие ответы тебе нужны, фурия? – и откидывается на спинку стула, складывая на груди мощные руки. Такой двумя пальцами переломает шею. Но не переломал же?

Почему? Почему ты просто не заставишь меня? Видит Ишис, так было бы проще. Для нас обоих.

– Все, какие ты мне задолжал, – улыбаюсь в ответ. Хочу надеяться, что так же хищно. – Пираты не топят корабли ради потехи. Чего ты хочешь…Энзарио?

Его имя перекатываю на языке и выплевываю, как камень.

Подцепляю пальцем отцовский медальон и раскачиваю его над столом.

– Что тебе нужно?

– Старенькую ласточку давно стоило на остров погибших кораблей отправить, – он усмехается. – Нашла о чем жалеть. О дряхлом корыте. А медальончик, ты и сама знаешь, куда может привести. На то золотишко, что под водой спрятано, ты себе морской бриг купишь. И не один.

Уголки глаз щиплет от набежавших слез, а горло сжимает невидимая когтистая лапа. Мир перед глазами расплывается и меркнет, будто кто-то плеснул на лазурную волну чернил каракатицы.

Тяжелые горячие капли скользят по щекам, собираются на подбородке и падают вниз, обжигая обнаженные бедра. Руки безвольно падают на стол, медальон откатывается в сторону, но я даже не пытаюсь его схватить. Мне все равно.

Столько лет ходила с отцом в море, столько мест я повидала, столько всего узнала. А потом явился этот… этот варвар и вынес приговор! Ворвался в мою жизнь и посеял в ней только кровь и разрушения!

Кусаю нижнюю губу до резкой вспышки боли, до головокружения и соленой крови на языке. Чувствую, как красная влага смешивается со слезами, но и эта боль не отрезвляет меня.

Мой мир уничтожен.

Ради сокровищ, которые вполне могут оказаться всего лишь вымыслом.

Поднимаю взгляд на врага, но едва ли вижу его лицо. Слезы смазали черты, растворили их, как кислота.

– У тебя вообще есть хоть что-то святое, пират? Семья, например? Когда какой-нибудь урод пустит родных на дно, ты также будешь говорить?

Бросает тяжелый взгляд и чуть подается вперед.

– А это не твое дело, красотуля. И не распускай нюни, каюту затопишь, а нам еще спать здесь.

– Хочу и реву! – вскакиваю из-за стола и хватаю медальон, – ты это хочешь, да?! Свое долбаное сокровище!

Кусаю запястье, выдавливаю несколько капель крови и стряхиваю их на витиеватую резьбу.

Медальон вибрирует и жжется, как уголек костра. Намертво влипает в ладонь, а я, кажется кричу, потому что боль прошивает до самого локтя. Каюта тонет в яркой вспышке, дерево трещит, пол ходит ходуном.

Украшение раскрывается, точно огненный цветок.

Жидкое золотое полотно растекается в стороны, окутывается коконом, забивается в горло, протискивается в нос и уши.

А потом резко отскакивает, точно живое.

– Ох, мать моя полосатая устрица! – шепчет Энзарио и восхищенно рассматривает дорожки и пятна на карте. Бросает на меня нечитаемый взгляд. И кажется, в свете золотых всполохов, что на его ресницах блестят слезы. – Сюда иди! Быстро! – яростно приказывает и резко встает.

Когда я пячусь, он подхватывает меня на руки и, опрокидывая на кровать, прижимает собой.

– Ария, я – бездушный и плачу редко. Считай, что тебе повезло, – стирает пальцем слезу со своей щеки и ведет по ране на запястье. Остатки влаги размазывает по истерзанной ключице. – На плечо маловато, извини, но края стянет. А теперь потерпи. Будет очень больно. Можешь даже укусить меня, – и подставляет свою руку к моим губам.

Что происходит?

В первую секунду я теряюсь и даже забываю сопротивляться. Сдавленная со всех сторон, прижатая к постели немалым весом, я едва ли могу дышать. С непониманием смотрю в его глаза, и в груди все сжимается.

Пытаюсь что-то спросить, но язык не слушается, немеет во рту и превращается в сухую тряпку. Онемение идет ниже, сдавливает горло, скользит смертельным холодом по груди и ввинчивается в живот острым клинком.

Хватаю ртом воздух, но вместо крика в потолок рвется задушенное сипение. Острие боли рассекает грудь надвое, выворачивая ребра, до хруста выгибает позвоночник. Вот-вот сломаюсь и сказать ничего не могу! Только шепчу пересохшими искусанными губами:

– Не могу дышать…

– Тише… – Энзарио расправляет меня на постели, как куклу, и поглаживает плечи и руки. Ведет по коже и перебирает пальцы, затем скользит снова вверх. Расслабляя и успокаивая. Не смотрит ниже, где задирается полотенце. Глаза в глаза. Наклонившись шепчет: – Сейчас отпустит. Еще немного…

С трудом вдыхаю и зажмуриваюсь. Почти не чувствую тела, оно превратилось в каменное изваяние. А пламя внутри закручивается, стягивается, как пружина, и распирает изнутри, намереваясь сломать каждую кость, разорвать сухожилия и вывернуть меня наизнанку. Сквозь дурман и жар чувствую чужое прикосновение. Невесомое, холодное. Будто горный ручеек скользит по раскаленным камням.

С трудом разлепляю веки, ищу пирата взглядом. Хочу попросить его коснуться лба, сжать виски, где жар особенно невыносим.

Приоткрываю рот, но слов нет. Они не складываются: крошатся на кончике языка.

От бессилия стискиваю зубы и чуть поворачиваю голову. Молюсь, чтобы он все понял сам, иначе сгорю. Видать мозгов и так немного, раз карту открыла и позволила собой управлять.

– Холодный ветер, постой, постой! – Энзарио начинает петь… – Куда спешишь ты, мой дорогой?

– Я свое счастье сыскать хочу.

– Зачем тебе счастье, коль я плачу?

Его пальцы щекочут подбородок легким прикосновением и, поднимаясь выше, вплетаются в волосы. Энзарио замолкает, будто примораживается от моего молящего взгляда.

– Вот. Теперь осталось последнее, – он мрачнеет и убирает теплые руки, а меня резко бросает в жуткий холод, будто я сорвалась в бушующие воды Северного моря. Жар сменяется льдом. – Терпи, ты же дочка капитана. Дерзкая и… – он щурится и коварно улыбается. – Я могу согреть собой, если ты кивнешь.

Будь моя воля – расцарапала бы эту самодовольную рожу.

Но моя воля исчезает где-то под волнами лютой зимы, растекшейся под кожей. Озноб набирает обороты. Я уже стучу зубами, будто лежу на колком снегу. Ловлю его взгляд.

– С-согрей… – выталкиваю слово с трудом. С ним уходят все мои силы. Будь я проклята, но мне впервые за этот сумасшедший, бесконечно тяжелый день, не стыдно за слабость.

Мир расплывается черной патокой, и в этом колышущемся мраке вспыхивают крошки люнны у двери. Еще одна вспышка – я вижу, как пират немного смещается. Его шаги – разноцветные лужицы на угольном холсте.

– Согрей, – выдыхаю шепотом и закрываю глаза.

Он сдергивает с меня полотенце. На тело просыпается бесконечность колких колючек. Энзарио быстро ложится рядом и поворачивает меня на бок. На плечи мягко выскользают его руки и вязаный плед. Крепкие ноги подтягивают меня к себе, а жаркое дыхание упирается затылок.

– Теперь можно и поспать… – тянет пират ослаблено и почти неслышно допевает детскую песенку: – Не нужно злато, не нужна власть, мне б только радость свою узнать…

Загрузка...