Глава 4
Капитан Совпадения и размышления
Капитан проснулся ночью от ощущения, что пока он спал, кто-то рядом что-то вспоминал, и эти воспоминания каким-то образом касались и его тоже.
В каюте было темно, но щель в дверке буржуйки показывала огонек. Он был не сильным – почти все внутри прогорело, но вполне хватало, чтобы в темноте можно было различить ближние предметы и саму печурку. Странно, но ощущения «перебитого» сна не было. Как ни крути, переживаний хотя и много, но работы точно поубавилось, вот тебе и время для воспоминаний.
Отчего-то вспомнился июль 1900 года. 25 числа спускали на воду его Ледокол. Это что же получается, почти в одно и то же время полярник Колчак писал письмо в Лондон о заказе на изготовление оборудования для своей экспедиции, а Ледокол окунулся в байкальские воды?!
Капитан подбросил уголька в буржуйку, зажег керосинку и полез в свою «вспоминательную» книгу.
– Ну точно, вот, письмо Колчака от 20 марта 1900 года. Ледокол еще на стапелях стоял, правда уже во всей своей красе, осталось только имя написать – «Ангара». Как же много совпадений между ледоколом и человеком!
Капитан внимательно следил за экспедицией Колчака, которая задумывалась для поисков таинственной земли Санникова. Она вышла из Петербурга 8 июня 1900 года. Экспедиция по поиску Земли Санникова стала фактически экспедицией по спасению Толля.
Барон Толль изучал Ледовитый океан к северу от Новосибирских островов, но арктические условия сложились самым неблагоприятным образом. Яхта «Заря» вынуждена была пробираться к совершенно не обследованным берегам Западного Таймыра. Гидрографических сведений, по словам Колчака, практически не было! Только в 1901 году, когда море вскрылось, «Заря» обогнула мыс Челюскин и пересекла Сибирское море к востоку от Таймырского полуострова.
Спустя время Колчак выступал с докладом в Иркутске в местном географическом обществе. Я был на этой встрече. И я очень хорошо запомнил его слова, когда сообщение заканчивалось: «Относительно барона Толя я еще раз выскажу, что, зная лично его и условия, среди которых он может теперь находиться, я не считаю его положение критическим, оно серьезно и может вызвать заботы для облегчения ближайшего возвращения его, но всякое другое мнение, по-моему, преждевременно и, во всяком случае, лишено достаточных оснований. Я надеюсь, что в ближайшем будущем барон Толль лично явится в этот зал и сделает здесь более обстоятельное и более интересное сообщение.
Увы, Александр Васильевич Колчак ошибся. Толль трагически погиб…
Ледокол Ирония судбы?!
Нет, ну какая ирония судьбы! Я бы тоже мог с Колчаком в ледовые широты отправиться помогать совершать открытия! Капитан рассказывал, что Колчак был первым, кто открыл Великую сибирскую полынью. Вы представляете: в Ледовитом океане, где полярная ночь, а температура за минус 50 – открытая вода! Велика Сибирская полынья протяженностью более трех тысяч километров! Разве это не чудо природы?! Лейтенант Александр Колчак описал это природное явление и объяснил его происхождение.
На Байкале тоже встречаются полыньи. Конечно, размеры не те, не океанские. Впрочем, слышал я от одной ученой дамы, которая любила порассуждать, относительно дыры где-то в байкальском дне, через которую Байкал сообщается с океаном. «Иначе откуда здесь взяться, к примеру нерпе?» – задавала риторический вопрос ученая дама и суровым взглядом, попыхивая длинной дамской папироской, обводила взглядом собеседников. А эти нерпы, скажу я вам, забавные зверюшки, я с ними много раз встречался в рейсах, особенно у Ушканьих островов. Вылезут на камни и таращаться на меня своими огромными глазищами…
…Мда, однако Александр Васильевич, запамятовал я, случалось ли вам прогуливаться на моей палубе? Однако не бывали, никак не бывали? Вот возвращались с Дальнего Востока, поговаривали, что «Колчак из плена вырвался». Я очень был этому рад, нас ведь многое связывает, ваше пристрастие к полярным путешествиям, я тоже в душе полярник, все-таки ледокол, льды и холод моя стихия. И у нас общие знакомые. Да вот хотя бы сэр Уильям Армстронг, тот самый, что основал компанию «Армстронг, Уитворт и Ко». На ее верфях родился мой брат старший – паром-ледокол «Байкал», а следом и я. Вы ведь, Александр Васильевич, практически выросли на Обуховском заводе, где работал ваш отец, много времени проводили в мастерских. А однажды туда приехал этот самый английский Армстронг, хорошо знавший вашего батюшку Василия Ивановича, поскольку вы занимались и военными заказами. Вот Армстронг и предлагал вам перебраться в Англию, попрактиковаться на его заводах и выучиться на инженера. Но вы отказались. Мечтали стать капитаном, мореплавателем! Сказали, что «желание плавать и служить в море превозмогли идею сделаться инженером и техником».
А если представить, что вы все-таки были на Ледоколе, знакомились с кораблем, приходили на капитанский мостик! Значит, перед вашим взором открывался заснеженный Хамар-Дабан, отроги Саянского хребта тоже в снегу. Мой Капитан часто говорил: «Вид, как у Рериха». Про Рериха я ничего не слышал, но, судя по всему, Капитан говорил о чем-то редком или даже уникальном. Вы увидели бы прозрачность байкальской воды, ощутили бы его бездонность и силу. Может быть, и не случилось бы той трагедии в двадцатом? Я вспоминаю ее со стальной дрожью. Не каждый корабль, скажу я вам, такое вынесет. Все эти годы мучает меня один вопрос: знал ли адмирал Колчак или нет о мученической смерти тех несчастных, которых убивали на моей палубе и в Байкал скидывали? Тридцать один человек приняли страшную смерть. Палачи-то все были колчаковцами, казаками атамана Семенова! Слыхали? Догадывались, что вашим именем козыряли? Не слыхали? Не вы приказ отдали?
И опять об иронии судьбы, Вас самого, Александр Васильевич, считай, без суда и следствия убили и в Иркут сбросили, через полынью вы и канули в неизвестную вечность. А тех несчастных, числом тридцать один, ведь тоже, получается, без суда и следствия в воду! Байкал через Ангару общается с миром. А Ангара Иркут принимает… Страшно подумать, коли встретитесь! Как же вы, Александр Васильевич, один-то там с таким числом? Есть надежда, что все-таки не встретились…
…С моря потянуло ветерком. Ледокол вначале было затревожился, но бриз оставался легким и не предвещал грозовых налетов.
Ледокол прислушался: у Капитана в каюте по-прежнему стояла тишина, значит и он не ждет никаких природных катаклизмов.
– Не хватало еще, чтобы подвижка льда выдавила меня на берег!
…Странный человек этот Капитан… Нет у него никого ближе, чем я и Байкал. Служу верой и правдой отечеству, Капитан, думаю, тоже. Я ему лишний раз стараюсь не досаждать. Но море проверяет нас постоянно, сколько лет уже! А ведь он не стальной, как некоторые. Все выдерживает…
Тут Ледоколу бы посуроветь, собраться, все-таки высоких чувств коснулся, в рассуждения пошел. Не удержался, вырвалось что-то вроде человеческого «эх-ма», а отозвалось по-ледокольному – тряхнуло так, что корпус задрожал. А после вообще накатило какое-то совершенно беспричинное веселье. У людей тоже так бывает, когда нервный срыв. Захотелось шумнуть погромче, в свисток дунуть, чтобы прибрежные чайки от страху подлетели…
Вовремя спохватился: не ровен час, разбудит Капитана! А тот спросонок еще решит, что Ледокол идет ко дну.
Беспричинное веселье Ледокол озадачило – много раз слышал от членов экипажа: «Смех без причины – признак дурачины». Что такое дурачина, Ледокол до конца понять не мог, но решил, что это что-то не очень ценное, раз о нем говорили много и походя.
– Отчего же мне вдруг стало весело? – не унимался Ледокол.
В ледокольной его памяти всплыло маленькое воспоминаньице, которое можно было вполне привязать к текущей ситуации – так сказать, время и место навеяли. Как-то сама собой прошелестела история двух- или трехлетней давности, когда его хотели списать в утиль. Ясно дело: хитрецы мечтали заполучить тонны высококачественной стали! И таким образом показать в отчете возросший объем ее производства.
…Ладно бы музей из меня сделали, ну, на крайний случай, учебный центр или вместо причала приспособили. Так нет, только ломать научились. Что за подходы такие?! Начинали готовить начальство так: зачем нам целый ледокол, зачем лед колоть, ломать, резать. На Байкале можно и нужно ледяные дороги прокладывать. Сделал колею, смотри за ней, где подлить, где подровнять, и знай себе вози грузы гужом. До революции так делали. Еще и паровозы по льду пускали!
И ведь серьезно обсуждали – с рисунками, чертежами. Оказалось, что у каждой глупости есть свой вдохновитель, свой святой, свой агитатор. Готов лоб расшибить, но доказать «свое». Ну как ему объяснить, что та дорога по нужде строилась – Кругобайкалки еще не было, а тут война с японцем… Вот и придумал князь Хилков временный вариант.
Капитан тогда этих изобретателей урезонил, не на пальцах, а с чертежами, таблицами несколько раз выступал и меня отстоял. Поди, они сейчас радуются…