Михайлюк петлял широкими коридорами со сводчатыми потолками, словно герой шпионского фильма, который пытается сбросить «хвост». Отчасти это было правдой – мужчина действительно пытался поскорее уйти с работы, чтобы избежать одной неприятной встречи. Он вёл себя словно нашкодивший пятиклассник, что никак не соответствовало его статусу: полностью этого низкого, лысоватого и кругловатого мужчину звали «Михайлюк Николай Евгорович, Директор института НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии имени Д. О. Отта, член-корреспондент АН СССР, д.м.н., профессор».
Ласковый свет лился из вытянутых полуовальных окон. Белые пологи докторского халата Михайлюка, накинутого на серый костюм, развивались, пока он семенил короткими ножками по терракотовой мозаике здания, которое не без гордости носило звание советского Научно-Исследовательского Института. Но по стати сооружения было видно, что корни его куда как благороднее и аристократичнее. Своим сдержанным изяществом, скамьями из тёмного дерева и светильниками под сводчатыми потолками, напоминавшими чаши факелов, он, скорее, напоминал не то древний французский собор, не то не менее древний английский университет.
Вырулив на финишную прямую – до главной лестницы оставалось рукой подать – Михайлюк начал набирать скорость, уже чувствуя во рту хмельной привкус пива, который он будет распивать здесь неподалёку, в чебуречной на Шестой линии, пока прохладный летний бриз будет обдувать его лысину.
– Николай Евгорович! – голос Бурмистрова разбил все грёзы в пух и прах.
Михайлюку иногда казалось, что инженер знает какие-то потаённые ходы в университете – столь внезапным и неожиданным часто было его появление.
– Николай Евгорович! – Бурмистров подбежал к Михайлюку. Туфли так и не просохли после вчерашнего дождя и немного хлюпали. – Вы подумали над моим предложением?
– Послушайте, – начал медленно сдуваться Михайлюк. – Вы – талантливый химик и инженер. И я уверен, я абсолютно уверен (эту реплику он произнёс особенно твёрдо), что в ваших расчётах есть здравое зерно. Но это не этично, понимаете? Нельзя проводить такие опыты здесь.
– А этично превращать младенцев в кровавое месиво? – выпалил Бурмистров, а затем застрекотал извиняющимся тоном. – Вы же понимаете, что без эксперимента мне не удастся доказать, что аппарат работает – и защитить докторскую!
– Именно поэтому я в который раз рекомендую вам выбрать другую тему, – Михайлюк медленно начал дрейфовать к выходу.
– Но…
– Это моё окончательное решение, – директор поставил точку и направился агрессивно пить пиво.
Бурмистров проводил его взглядом.
«Старый дурак» – вскрикнул он в сердцах. Чуть подождал, а затем спустился по главной лестнице вслед за Михайлюком, завернул за угол и спустился в подвал, интерьеры которого были куда как прозаичнее и состояли, в основном, из переплетений водопроводных труб, бетона, белого кафеля и белого света дневных ламп.
Там, наверху, среди светлых просторных коридоров, молодых аспиранток и седовласых академиков, Бурмистров чувствовал себя чужим. Чужим он, по сути, и был – Бурмистров был варягом из ЛГУ и пришёл в Институт акушерства и гинекологии в 1965. Тогда только-только появились первые машины, которые следили за состоянием рожениц – учреждению понадобился человек для обслуживания оборудования.
Но Бурмистров не был прислугой – он был учёным, учёным-технарём. В нём горело желание создать что-то великое, и однажды судьба подарила ему такой шанс. Пропуская стопку-другую с Бурмистровым после работы, один из аспирантов обмолвился: мол, есть сведения, что в условиях высокогорья овечки дают более здоровое потомство.
Инженер тут же протрезвел – его осенило: низкое давление – ну конечно! Это же так очевидно! Благодаря ему плоду поступает больше кислорода и питательных веществ.
Неделю Бурмистров почти безвылазно сидел в библиотеке, аргументируя свою теорию. Еще неделя ушла на то, чтобы сделать устройство для беременных. Понятно, что роженицу в барокамеру не поместишь. И тогда Бурмистров создал полукруг, который просто надевался на живот.
Директор института благосклонно принял начинания Бурмистрова – а через полгода наступил триумф инженера: результаты показали, что изобретение действительно благотворно влияет на молодых матерей.
Но крысы в белых халатах всё равно смотрели на Бурмистрова свысока – слишком твердолобые и завистливые, чтобы признать в нём своего. Но учёному было на них плевать. По факту, Бурмистрову было плевать и на докторскую – он стоял на пороге изобретения, о котором будет говорить весь мир.
Инженер дошёл до серой металлической двери с номером «5» и отпер её. Михайлюк благосклонно выделил Бурмистрову небольшую комнату в подвале: лабораторию, в которой изобретатель, однако, иногда ночевал в компании девушек лёгкого поведения – с другими выстроить отношения ему не удавалось.
Зажегся свет: комнатка напоминала аппендикс подвального коридора – тот же кафель, тот же бетон. Посреди неё стояло чёрное металлическое яйцо на треноге: своим видом оно напоминало космический корабль из далёкого космоса – только небольшой, в половину человеческого роста. Яйцо не было цельным: ровно посередине, вдоль всего корпуса пролегал небольшой ободок-фланец – такие же часто встречались на трубах высокого давления и позволяли с помощью болтов соединить две части скорлупы. От устройства отходили всевозможные трубки и шланги – они вели к приборам, занимавшим почти всю комнату.
БОЖЕНа – именно так Бурмистров ласково называл своё изобретение – отдыхала в тишине. Всего шаг отделял инженера от создания настоящей искусственной матки – и вдруг этот старый дурак вздумал чинить ему препятствия.
Изобретатель взглянул на часы. До встречи с Алексиевичем было ещё достаточно времени, так что он закатал рукава – машину нужно было тщательно выскрести после предыдущего пациента.