В тот вторник Тамара, как обычно, ушла на работу, а доктор решил выкурить чилом. В его комнате стояла большая статуэтка Шивы. В шапочке бога был устроен тайник. Бронзового четырехрукого Шиву обвивали змеи, взгляд его направлен в вечность. Сие олицетворение космического сознания ставило Шестакова в тупик. Как ему проникнуть туда, куда устремлены глаза Шивы? Гашиш должен облегчить задачу.
Доктор достал из тайника атрибуты «священнодействия», набил трубку, включил мандо и уселся в мягкое кресло. Долго находиться в позе лотоса было утомительно, а в кресле он сможет расслабиться и погрузиться в транс. Без чараса сознание освобождаться не хотело, мертвой хваткой цеплялось за телесную оболочку, и Шестаков упирался в одно и то же: полет мысли оказывался безнадежно приземленным.
– Так я ничего не добьюсь, – огорчался он, глядя в подернутые блаженством очи Шивы.
Тот явно не понимал, какие гири тянут его приверженца к земле. Ведь это легко – воспарить над материей и соединиться с божественным астралом.
Доктор уверовал в теорию, но обломался на практике. Астрал, куда он навязчиво стремился, отторгал его.
– Либо я иду не тем путем, либо… мне не хватает настойчивости.
Он не торопился, предвкушая блаженство, которое ему подарит «аромат Шивы». Медленно сделал затяжку. Негодование, раздражение, беспокойство таяли, как снег в лучах сияющего солнца.
Комната наполнилась сизоватым дымком. В дыму плавали обнаженные красавицы с золотой кожей… они прислуживали своей царице… Та полулежала на шкуре леопарда, ослепительно прекрасная, и смотрела на доктора. Под ее платьем прятались волосатые козлиные ноги…
Он пытался дотянуться до нее… но пальцы ловили лишь бесплотный дым…
Он бродил по роскошному дворцу… и оказался в руинах, где набрел на скелет…
«Я шел по тому же пути, – прокаркал скелет и щелкнул челюстями. – Видишь, что со мною сталось?» Он показал доктору золотую безделушку, поманил и сжал в костяных объятиях…
– Пусти!.. Пусти!.. – изо всех сил сопротивлялся Шестаков.
Белые кости рассыпались в прах. Доктор обрадовался спасению, но не тут-то было… Из развалин выскочил разбойник и ударил его ножом в грудь…
Служанки продолжали расчесывать царице волосы, а она закидывала голову и смеялась, смеялась…
Шестаков грезил о царице в драгоценных одеждах, в розовом, как утренний туман, покрывале…
Дым подхватил его и понес прочь… все дальше и дальше… в самое сердце песчаной бури… в середину огненного вихря…
Он горел. Это страсть сжигала его… пекло плотского вожделения… И вдруг все стихло. Огонь потух. Буря улеглась… Доктор очнулся на полу деревянного дома с перерезанным горлом… он хотел крикнуть, позвать на помощь… но мертвые уста не издали ни звука…
Над крышей сверкали молнии… грохотал гром… Синяя вспышка, удар, треск, и дом объял пожар…
– Спасите…
Доктор полз по выскобленным доскам к двери… стонал… обрывал себе ногти… а вокруг гудело пламя… жаркое и жадное до человеческого мяса…
В углу сидел утопленник и показывал ему синий распухший язык… вращал белесыми глазными яблоками… корчился от хохота…
Пламя наконец добралось до Шестакова и лизнуло его в лицо… Алые языки мелькали вокруг, словно рукава царицы, которая была совсем рядом, но оставалась недосягаемой… и вот уже красавица превратилась в танцующего Шиву…
– Иди ко мне! – манил он доктора.
В воздухе висел пепел от кремации множества тел, было нечем дышать…
– Иди к нам! – взывали истощенные аскезой садху. – Раздели с нами этот божественный дар!
Они украсили себя гирляндами цветов и трав, разожгли ритуальный очаг. Шестаков хотел присоединиться к ним. Садху схватили его за руки и потащили на пляж, где под назойливую музыку колыхалась в трансе тысячеликая толпа…
– Ты хочешь возвыситься над нами! – кричали они, и каждый норовил дотронуться до доктора, оторвать кусочек его одежды…
Он вырвался и побежал по горячему песку прочь от возбужденной толпы…
Хлопнула дверь, и Шестаков снова увидел себя лежащим на деревянном полу… в окружении стеклянных бутылей… Слева стояла красная, а справа – синяя…
Некто сгорбленный, в черном плаще трижды ударял по печатям на горлышке бутылей, и внутри у них что-то шевелилось… словно плод в материнском чреве…
– Сулейманова печать! – с ужасом догадался доктор.
В синей жидкости плавало восхитительное лунное лицо… а в красной корчил рожи злобный бес…
Шестаков то проваливался в черноту… то пробирался по непроходимым джунглям… то летел над выжженной равниной… то возлежал на пышном ложе, где юные красавицы услаждали его ласками… и надо всем, во всем сквозило лукавое и прекрасное лицо козлоногой царицы…
Он очнулся вне времени и не скоро сообразил, что находится в своей квартире на Ивановской улице. Вот его любимая статуэтка Шивы, привезенная из Индии. Вот валяется на ковре трубка, из который высыпался пепел. Окна закрыты, и в комнате трудно дышать…
– Тамара! – позвал доктор.
Никто не откликнулся, и он вспомнил, что жена ушла на работу и вернется поздно вечером. Голова словно песком набита, в глазах рябит. Кажется, чилом не пошел ему впрок. Вместо кайфа он пережил тягучий кошмар. Отголоски этого кошмара все еще беспокоили его.
Доктор долго просидел в кресле, глядя в глаза кобре, обвивающей шею Шивы. Мысль посмотреть на часы не пришла ему в голову. Он погрузился в хаос. Из этого хаоса медленно и неотвратимо проступала Смерть…
Когда Шестаков смог встать и умыться, было уже начало первого. Он опаздывал на прием. Второпях побрился, оделся, обул туфли… и только в прихожей сообразил, что сегодня у него выходной. Он брал свободный день посреди недели, чередуя вторник и четверг. Так было удобнее и ему, и его пациенткам.
Чертыхаясь, доктор переоделся в домашнее и вернулся в свою комнату. На компьютерном столике стояла фотография Тамары. Жена вела себя как-то странно. Она встретила его из поездки холодно и продолжала дуться. Не похоже на нее. Она первой ложилась в постель, немного читала и засыпала, не перебросившись с ним ни словом. Ночью она отказала ему в близости.
«В чем дело? – полюбопытствовал он. – Какая муха тебя укусила?»
«Ты меня любишь?»
«Дурацкий вопрос! – возмутился Шестаков. – Мы с тобой не подростки, которые…»
«Я так и знала! Ты трахаешь своих пациенток, а потом приходишь домой и хочешь секса с женой. Что ты за тип? Может, наконец, объяснимся?»
«Разве мы не договорились обо всем в самом начале? Я предупреждал, что не выношу однообразия. Ты согласилась на мои условия. Я пообещал, что не буду иметь претензий, если ты тоже захочешь переспать с кем-нибудь. В чем проблема?»
«Проблема в тебе! Ты стал слишком часто пропадать. То на сутки, то на двое, то на неделю. Где ты проводишь время? Сколько у тебя любовниц?»
«Я тебя не спрашиваю, с кем ты развлекаешься в мое отсутствие».
«Поездки в Индию – отдельный вопрос, – наседала Тамара. – Я терпеть не могу эту страну. Грязища, сутолока, коровы бродят по улицам. Что ты там забыл? И не говори, что стремишься к просветлению!»
«А если это так и есть?»
Жена криво усмехнулась и покачала головой.
«Раз ты туда повадился, у тебя появилась какая-то цель. Без цели ты и шагу не ступишь! Мне плевать, кого ты таскаешь в Гоа, но скажи своим подружкам, чтобы они оставили меня в покое!»
Доктор сердито воззрился на нее. До сих пор он ни одну женщину не возил в Индию. Аля была первой. Неужели жена что-то заподозрила? Вряд ли. Тамаре даже про гашиш неизвестно. Он держит «травку» в тайнике, о котором жена не знает.
Он ходил из угла в угол, ощущая смутную тревогу. Аппетита не было, но Шестаков разогрел суп и заставил себя проглотить половину тарелки. После еды он позвонил Маше.
– Ты свободна сегодня вечером? Я хочу встретиться.
– Сегодня не получится, – огорчилась она. – У меня будут гости. Ты не поверишь! Я стою у плиты и запекаю утку с мандаринами. Если бы ты сказал раньше…
– Жаль.
Она еще продолжала что-то говорить, но доктор отключился. Следующий звонок был к Але.
– Ты дома?
– Я на работе. Хожу по городу, агитирую людей, чтобы они покупали китайские добавки. У меня упали продажи. Надо наверстывать.
– Я бы хотел провести этот вечер с тобой. Соскучился.
– Извини, сегодня никак.
Он бросил взгляд на часы и уточнил:
– Когда ты заканчиваешь?
– Поздно.
– Может, пригласишь меня к себе? Вместе приготовим ужин… с шампанским и при свечах.
Аля колебалась. Предложение было заманчивым, но у нее в квартире неубрано, и вообще, она не настроена. После того, как она увидела Гора копающимся в навозной куче, у нее случилась тихая истерика. Деревня, куда он приехал, неухоженный деревянный дом, какие-то бутыли, лопата, отвратительный запах лошадиного помета произвели на Алю самое дикое впечатление. Сказать, что ее это потрясло, – значит ничего не сказать.
Ту злополучную ночь она провела в сарае, а утром, едва рассвело, выскользнула со двора и побрела на трассу, проклиная свое чертово невезение. Ее подобрала попутка. Всю дорогу Аля вздыхала, прижимая ко рту носовой платок. Водитель грузовой «Газели» деликатно помалкивал. Но в конце, высаживая случайную попутчицу, не удержался: «У тебя горе? Может, умер кто?»
«Умер…» – кивнула она и подумала, что в сущности это так и есть. Все, кого она любила, умерли по одной и той же причине. А теперь еще и Гор…
– Ну, как насчет ужина? – прозвучал в трубке его настойчивый голос.
– Я вернусь не раньше десяти, – промямлила она. – Жутко уставшая и злая. Ты разочаруешься.
– Ладно, я все понял.
– Не обижайся, просто…
– Никаких обид! – бодро заверил ее Гор. – Ты же знаешь, я преодолеваю свое эго.
Он тщательно скрывал злость. Аля скрывала смятение. У нее хватило ума не проговориться о том, что она видела. Гор ни о чем не догадывался…