Калининград. Городские прогулки - читать онлайн

Центральная магистраль

Прогулка по Калининграду – дело непростое. В отличие от большинства российских городов, здешние достопримечательности сосредоточены не в самом центре, а на окраинах. А если в центре, то по большей части в глубине кварталов. Это не удивительно – ведь при бомбардировке и последовавшим за бомбардировкой штурмом в первую очередь пострадала именно центральная часть города, и как раз фасады главных улиц.

Но это не к тому, что в центре города совсем уж нечего смотреть. Безусловно, очень много старины, что называется, овеянной историями, сохранилось. Просто хождение по здешним улицам имеет некоторые особенности. Если в Ростове-на-Дону или в Саратове практически нет смысла отклоняться от центральных тротуаров, то в Калининграде следует время от времени сворачивать в очаровательные европейские дворики бывшей восточно-прусской столицы.

Здесь (и мы об этом уже упоминали), как и во многих городах России, главный проспект по сей день носит имя Ленина. Застроен он по большей части малоинтересными советскими домами, так что данное имя ему, в общем, подходит. Однако же на этой улице (и вблизи нее) находится немало достопримечательностей. Кроме того, именно здесь сосредоточено огромное количество кафе и магазинов. Иными словами, законы главной улицы соблюдены.

* * *

Начать прогулку лучше с Южного вокзала – памятника архитектуры 1929 года – массивный, мастодонтный и довольно точно отражающий дух той эпохи. Впрочем, обустроен он был достаточно уютно – просторные залы ожидания (раздельные – для курящих и для некурящих), при них рестораны. Билетные кассы, магазины с товарами для путешествующих, туалетные комнаты. Кроме того, имелись здесь парикмахерские (целых две), кегельбан и винный погребок. Скучать ожидающим поезда не приходилось.

Под стать вокзалу были и поезда: «днем с диванами, ночью с постелями (и бельем). Для мужчин и дам особые отделения, туалеты и все удобства. Приставленные к спальным вагонам кондукторы говорят обыкновенно на нескольких языках».

Русский предприниматель В. А. Кокорев оставил описание прусской дороги: «Означенная дорога сделана для людей, а не для пустырей, как у нас, и не для одной связи оконечностей, т. е. Берлина и Кенигсберга, а для каждого из близких к пути городов. Поэтому она идет и влево и вправо, захватывая населенные тракты. Вот доказательство того: прусские шоссе идут не прямолинейно, а как требует населенность деревень и местечек, и по такому шоссе от Кенигсберга до Берлина 547 верст, а по железной дороге 616 верст. Из этого очевидно, что здесь современные открытия, как, например, железные дороги и телеграфы, отыскивают народ, а не наоборот. Поэтому Кенигсбергская железная дорога есть истинное оживление для всей Восточной Пруссии, а наша Николаевская есть смерть для Новгорода, Крестцов, Валдая, Торжка и для 300 тысяч жителей, обитающих по заброшенному Московскому шоссе.

Езда здесь несравненно покойнее нашей, никакой тряски, ни малейшего дребезжания стекол. Рельсы в их стыках свинчены. Станции чисты, везде буфеты с отличными бутербродами и славным пивком, какое в России вовсе неизвестно. Станции устроены чисто, но экономно, никакой излишней роскоши нет. Это не те огромные казарменные станции, что у нас, а миленькие, простенькие, все разнообразные домики, в роде дачек; зато они есть через 2 и менее мили, везде поезд останавливается, принимает и высаживает. Езда гораздо скорее нашей, излишней траты времени на станции нет. Дорога так покойна, что никакого утомления не ощущается».

Особенно нашему соотечественнику приглянулся обед: «Обед на железной дороге был прекрасный. На него назначено 25 минут. Лишь только пришел поезд, на столе уже стояли против каждого прибора на 4-х тарелках вот что: бифстек, рыба разварная, котлеты и жареный цельный цыпленок. Бери каждый или по выбору, или все.

Пассажиров из Кенигсберга поехало немного, вагонов пять, но по пути число их беспрестанно прибавлялось, и на половине дороги было уже вдвое более».

А критик Добролюбов так и вовсе посвятил прусской дороге целое стихотворение. Оно так и называется – «В прусском вагоне»:

Ощущение такое, будто и вовсе нет нужды бывать в Кенигсберге или в Берлине. Достаточно курсировать меж ними в поезде, наслаждаясь скоростью, обедом и вокзальчиками-«дачками», и бесконечно сравнивать Восточно-Прусскую железную дорогу с отечественной.

Привокзальная же площадь выглядела как ей и полагается. Русский путешественник Г. Воробьев писал: «Поезд остановился… На площади вокзала – извозчики точь-в-точь, как в Берлине: ландо, парою, с таксометром, возницы в цилиндрах».

Кстати, по этой железной дороге везли в Россию труп писателя Тургенева. Без особых, кстати, почестей. М. М. Стасюлевич вспоминал: «Подошел тот самый прусский пассажирский поезд, с которым должно было прибыть тело Тургенева, а через несколько минут ко мне вбежал служитель с известием, что тело Тургенева прибыло, одно, без провожатых и без документов, по багажной накладной, где написано: „1 – покойник“ – ни имени, ни фамилии. Мы догадывались, что это – Тургенев, но, собственно, не могли знать этого наверное. Тело прибыло в простом багажном вагоне, и гроб лежал на полу, заделанный в обыкновенном дорожном ящике для клади».

Впрочем, Ивану Сергеевичу было уже все равно.

Именно с вокзала попадали в город первые советские переселенцы. «Я жадно всматривался через мутное от паровозного дыма окно нашего переполненного вагона и проплывающие разбитые дома пригорода большого города. Скоро остановка, конец долгого пути, и мы: мама, брат Алексей и я, семилетний мальчик, – окажемся в новом, совсем не знакомом, чуждом нам немецком городе…

Поезд замедлил ход, сильно начало толкать взад и вперед. Все. Конечная остановка. Кругом пустынно, безлюдно, одни шпалы и рельсы, целые и разбитые товарные вагоны, вдали виднеются большие деревья, кусты цветущей сирени, какие-то непонятные постройки.

Все поднялись, зашумели, засуетились, начали выходить, выносить свой нехитрый скарб: фанерные чемоданы, узлы, котомки.

Это – Кенигсберг…

Мы тоже выходим и плетемся со своими вещами туда, куда идут все, к мосту, а там долго стоим, ждем, когда кто-то подвезет нас».

Впрочем, первые советские переселенцы – тема отдельная.

* * *

Калининград – самый молодой региональный центр России. Восточная Пруссия (если быть совсем уж скрупулезным – ее часть) сделалась нашей в начале осени 1945 года.

Как же именно происходило освоение новой земли?

На рубеже 1944—1945 годов в нашей стране вдруг узнали о существовании Восточной Пруссии и ее столицы Кенигсберга. Советские войска вплотную подошли к этой земле, и, разумеется, она стала мелькать в военных сводках. И не только – эта часть Германии вошла в отечественную литературу. Демьян Бедный посвятил стихотворение Эриху Коху, гауляйтеру (то есть руководителю) Восточной Пруссии:

А солдаты пели песни собственного сочинения:

Наконец Отто Ляш, комендант Кенигсберга, издал исторический «Приказ на выступление оставшимся войсковым частям гарнизона». Капитуляция была расписана с немецкой скрупулезностью:

«1. Офицеры могут взять с собой холодное оружие (но только холодное).

2. Каждый офицер может взять с собой личного ординарца.

3. Личные вещи офицеры имеют при себе (могут нести их сами или используя ординарца)».

Демьян Бедный написал очередной стишок:

А военкор Твардовский с удовольствием описывал вновь отвоеванный объект: «Дощечки с надписями «Проезда нет» и «Дорога обстреливается» – еще не убраны, а только отвалены в сторону.

Но очевидным опровержением этих надписей, еще вчера имевших полную силу, уже стала сама дорога. Тесно забитая машинами, подводами, встречными колоннами пленных немцев и возвращающихся из немецкой неволи людей, она дышит густой, сухой пылью от необычного для нее движения…

Однако Кенигсберг прежде всего большой город. Много из того, что на въезде могло сразу броситься в глаза – башни, шпили, заводские трубы, многоэтажные здания, – повержено в прах и краснокирпичной пылью красит подошвы солдатских сапог советского образца, мутно-огненными облаками висит в воздухе.

И, однако, тяжелая громада города крепости и в этом своем полуразмолотом виде предстает настолько внушительно, что это несравнимо со всеми другими, уже пройденными городами Восточной Пруссии».

В сентябре 1945 года по решению Потсдамской конференции город, восхитивший Александра Трифоновича, сделался частью СССР. С тех пор задачи, связанные с Кенигсбергом, были исключительно гражданскими, а не армейскими.

* * *

Пафос завоевателей стремительно сменился скучной хозяйственной рутиной. Вот, к примеру, как выглядел один из приказов военного коменданта города и крепости Кенигсберг генерал-майора Пронина: «Приказываю:

1. Всем районным Военным комендантам назначить техника-смотрителя зданий из числа офицерского состава, имеющего техническое образование…

2. Техники-смотрители зданий назначаются для эксплуатации спецустановок и оборудования зданий и сооружений, для чего утверждается штат рабочих разного рода, специалистов (печники, истопники, электромонтеры, мотористы, водопроводчики, столяры, плотники и прочие специалисты эксплуатационники) с непосредственным подчинением технику-смотрителю.

3. Техник-смотритель в техническом отношении подчиняется начальнику районной квартчасти и во всех отношениях коменданту района».

И так далее.

В город же все прибывали откомандированные офицеры и солдаты, а также обычные граждане, клюнувшие на обещания так называемых вербовщиков. Те сулили золотые горы чуть ли не всем гражданским: автоматически – офицерское звание (конечно, с соответствующим жалованием и льготами), любую квартиру в любом доме, помощь в становлении домашнего хозяйства и т. д. Гарантия вербовщиков была довольно зыбкой – дескать, что вы беспокоитесь, если чего-нибудь не так, то в Кенигсберге вы меня всегда найдете, ну а я всегда вам помогу.

Вербовщики, по большей части, выглядели респектабельно, и население им верило. Тем более что среди аргументов наличествовали и вполне официальные распоряжения. Вот, например, постановление Совмина от 9 июля 1945 года: «Продать каждой переселенческой семье колхозников специалистов сельского хоз. на месте по госценам: 1 пальто, 30 метров хлопчатобумажных тканей, 10 литров керосина, 10 килограммов соли, 40 коробок спичек; и каждому члену семьи: пару обуви, 1 головной убор (платок, шапка), по 2 пары носков и чулок, 2 катушки ниток и 1 кгр хозяйственного мыла».

В послевоенную разруху это предложение смотрелось очень даже привлекательно.

Действительность была совсем другой. Вот один из официальных документов: «В общежитиях (а вовсе не в обещанных вербовщиками квартирах и особняках – А.М.) одиноких рабочих грязь и мусор, постельными принадлежностями рабочие полностью не обеспечены, а имеющиеся покрыты слоем грязи. Кипятильников в общежитии нет, нет и кипяченой воды, рабочие пользуются водой из водопровода. Прачечных нет, поэтому рабочие вынуждены стирать свое белье в реке. Медпунктов неотложной скорой медицинской помощи ни на одном предприятии нет – и вообще медобслуживание рабочих поставлено исключительно плохо… Большинство из них имеет только одну пару нательного белья, которое стирке не подвергается, и один рваный костюм; обуви большинство не имеет, а имеющаяся пришла в полную негодность».

Акты, издаваемые городскими службами, также обескураживали: «На улице Энергетиков в доме №71 на 2-м этаже в комнате площадью 22 м кв. проживает 11 человек (семьи рабочих Стовцевой, Дажиной и Вуколовой), на этом же этаже в другой комнате площадью 25 м кв. проживает 15 человек… Эти комнаты находятся в антисанитарном состоянии, а именно: стены, потолки заплесневелые, полы грязные, жесткий и мягкий инвентарь отсутствует, все проживающие рабочие вповалку спят на полу».

Случались и такие неприятности: «На улице Каретная, дом 12, в помещении бывшей мертвецкой-крематорий проживает 4 семьи рабочих… Помещение под жилье совершенно непригодно, нет окон, отопительная система отсутствует, полы цементные, в помещении масса крыс, по заявлению Алексеевой есть случаи укуса живущих крысами».

Кстати, городская фауна довольно сильно осложняла жизнь переселенцев. Власти были вынуждены издавать следующие распоряжения:

«а) широко разъяснять населению вред, наносимый грызунами, меры борьбы с ними…

б) организовать во всех населенных пунктах и на полях проведение работ по массовому уничтожению грызунов, привлекая для этой цели все хозяйственные, общественные организации и местное население. Создать до 10.XII.46 г. в городах, рабочих поселках и райцентрах специальные отряды для уничтожения грызунов, обратив особое внимание на борьбу с грызунами в разрушенных зданиях, пустырях, местах свалок;

в) в учреждениях и на предприятиях выделить ответственных лиц за проведение работ по уничтожению грызунов».

Опасности, подстерегавшие переселенцев, были самыми разнообразными и непредвиденными. Прокурор Калининградской области, к примеру, об одной из них писал другому деятелю, председателю горисполкома: «14 декабря 1947 года по Комсомольской улице в доме №2 произошел обвал стены, в результате которого погибла семья в составе 7 человек. Обвал произошел в силу воздействия большого количества осадков на ветхие стены здания при отсутствии крыши на последнем».

А газеты получали вот такие письма: «На улице Александра Невского колодцы без люков – буквально на каждом шагу. Недавно я тоже оказалась жертвой бездеятельности горкомхоза и была отправлена в больницу. Здесь я узнала, что по той же причине сюда попало еще несколько человек».

Кстати, подобные условия имели свои, хотя и несоизмеримые, но все же положительные стороны. В частности, дети в переселенческих семьях были гораздо более самостоятельными, нежели в центральной России. Один из мемуаристов вспоминал: «Мы, ребята, как могли, зарабатывали себе, для своих нужд, деньги, собирая для этого в развалинах металлолом, из телефонных и электрических кабелей вытапливая свинец, а затем все это сдавали на приемные пункты металлолома или старьевщикам и на полученные деньги покупали мячи, книги, пирожки, печенье, конфеты и, конечно, сигареты.