Если честно говорить о погоде в зимнем Петербурге, то ни для кого не секрет – не сахар. Когда белые ночи превращаются на пару месяцев в темно-серые дни, ядрёный морозец чувствительно пощипывает за уши, искристый белый снег поскрипывает под ногами, трудно представить себе что в нескольких часах лёта от Питера царит южное благолепие бархатного сезона, полыхание красок подводного мира, благоухание цветов невиданных растений. Но в действительности это так. Ведь и холодной зимой летают самолеты, способные доставить в любую точку Земли, в том числе и с жарким летом на календаре.
В общем, прямо под Новый год, пока не забрезжили лучики надежды на приход весны, мы с женой, отдав детей на каникулы теще, решили съездить отдохнуть в Египет в Хургаду. В этот город вечного лета с высоким солнцем, стройными и гибкими пальмами, глубокой и прозрачной водой. Дать жизнь всему телу: покупаться, позагорать и насколько это возможно окунуться в лето.
Четырехчасовой перелет, паспортный контроль, положенные места по выдаче багажа и о, чудо, мы вышли из аэропорта в лето!
Но не тут то было. Для осознания остроты ситуации нужно представить себя на месте людей, ещё в Питере сдавших дубленки в камеру хранения и находящихся в предвкушении тепла и впечатлений, а вернее то, что они чувствуют, когда их сокровенное желание вот–вот исполнится, не подозревая, что их ждет неожиданный поворот.
В Хургаде, как бы дико это не звучит, стояла зима: сильный ветер с песком, гоняющий по земле цветы южных растений; облака из пыли; пальмы, перегнутые пополам от ветра. Разыскивая автобус, мы словно плыли в призрачном свете, напоминавшем белую питерскую ночь, время от времени протирая глаза, воспалившиеся от песка, который был везде. Вой ветра был слышен даже в автобусе, а когда он тронулся, песчаный туман стал еще плотнее. Неприятная каменистая пыль всю дорогу до отеля барабанила в стекла. В целом, первое впечатление оказалось не особенно приятным. Дальше – больше: в отеле, когда я увидел штормовое Красное море, поставившее крест на дайвинге с полыханием красок подводных рыб и гадов, настроение было испорчено окончательно.
Тут ещё под руку попалась Наталья – отельный гид. Молодая интересная одесситка – смуглая, черноволосая и черноглазая – была хорошо сложена и мила. Умиляло в ней то, что она была остроумно–словоохотлива и деятельно–хлопотлива как пчёлка. Эти качества как нельзя лучше отвечали её работе с туристами, склонными к инертности со всеми ее преимуществами ничегонеделания. Она влюблено-навязчиво рассказала про наш пятизвездочный отель, особо отметила, как нам повезло, что путевки и качественные услуги есть только у неё. Так как, с её слов, приобретая в Египте дешевую экскурсию на улице, мы рискуем как пулеметчики в бою: «Одна наша группа пошла с такой экскурсией на Моисееву гору и проходила сорок лет, питаясь манной небесной. И очень бы не хотелось, чтобы подобное повторилось именно с вами».
Выбирая экскурсии (настроение, сами понимаете, ни к черту), я через раз делал нашему гиду по счастью замечания по большинству её туристических продуктов, подтрунивая над местным хитрованством, то есть неуёмным приукрашиванием по большому счету всего лишь обыкновенной пустыни:
– Наташа, пустынный остров в Красном море, где изредка останавливаются перелётные птицы, трудно признать Национальным заповедником. Так как в неперелётное время там кроме птичьих экскрементов и песка ничего нет.
Последнее замечание стало последней каплей. Одесситка, видимо посчитав меня занудой, в запале сказала моей жене на ушко, но так, чтобы услышал и я:
– Долго же Вы его искали в Петербурге.
Словесный трёп с переходом на личности шел к тематически грязному сквернословию. Это уже не ерунда. Нет, если уж на то пошло, война так война. А египетский бог войны Сет мне в помощь. Но не всё же сразу в день приезда, подумал я. И почему мне собственно не сойтись в вербальном поединке с таким очаровательным противником в окрестностях Хургады? Отпуск – мирное состояние души. Но никому не позволительно играть с силами, стремящимися к умиротворению. Как говорится, если есть зритель – будет и спектакль. Если есть противник – будет и битва! При этом было бы неплохо, чтобы именно она искала встречи со мной, не бегать же за ней на отдыхе. Что при неблагоприятных климатических условиях позволит убить пару дней безделья.
Утром мы просыпались с надеждой, что необузданное своеволие природы сегодня кончится. Но северный ветер дул с прежней силой, и казалось, он не утихнет никогда. Призванный мною на помощь многоликий Сет оказался не только богом войны, но и повелителем пустынь, хаоса и бурь. Как говорится – не буди лиха… Никто из нас представить себе не мог этого режущего ветра, несущего скрипучую каменистую пыль. Каждый, исхлестанный ветром как флагшток попавшего в шторм корабля, в тот момент ощущал горечь разочарования, когда строить себе иллюзии было невозможно. Пусть беспутное море пенилось и шипело у ног, оно уже ничего не обещало.
Первой была обзорная автобусная экскурсия по Хургаде. Собравшись в холле отеля, ожидая Наталью, человек двадцать наших соотечественников поругивали погоду. Как говорится, на войне как на войне. Лучших условий для пролития первой крови придумать было трудно.
– в условиях революционного насилия арабской весны при выходе из автобуса в город, мне кажется, в целях безопасности необходимо разбиться на русские тройки. Неспроста раньше наши моряки выходили в зарубежный порт по трое, – предложил я согражданам.
Как ни странно, сограждане скорее с пониманием, чем со смехом восприняли мои слова. Некоторые тут же припомнили и КПП по дороге в отель, похожие на доты с автоматчиками внутри, и массу других жутких случаев из жизни отдыхающих в Египте, связанных в основном с тем, что наши женщины, открывая некоторые участки своего тела, наивно полагают, что всегда могут сказать «нет» любому мужчине в любом месте и в любой момент времени.
Грустная правда однако заключается в том, что это «нет» не имеет силы в Египте.
Открытое тело европейской женщины рассматривается представителями восточно–мужской породы как дичь, вид какой-то редкой птицы. Не очень строгие нормы ношения одежды провоцируют консервативных мусульман к трем последовательным стадиям: возбуждению, влечению и искушению даже при беглом взгляде на женскую кожу. Так, одна дама бальзаковского возраста рассказала, как вчера в близлежащих бутиках её чуть ли не хватали за руки, прикасались к талии с непристойными намерениями, пытались потрогать другие доступные части тела.
Случай за случаем, и к приходу одесситки Хургада превратилась в нашпигованный автоматчиками центр боевых действий. Я уже сам был не рад тому, что мое предложение неожиданно послужило руководством к действию, когда вся группа, состоявшая из пар, попутно перезнакомившись, разбилась по другому принципу, пополнив ряд всенародно любимых «троек» новыми типажами. Из–за убийственного довода уже подвергшейся уличным посягательствам дамы: «Если пропадет пара, то тут её искать никто не станет, решив, что загуляла. Чего не случится при потере второй половинки», к трем богатырям и трем танкистам добавились три туриста.
Полчаса припозднившаяся продавщица экскурсий пыталась понизить уровень обывательского страха, отвечая на неприятные вопросы, типа: «Почему за свои же деньги и под пулеметы?» и доказывала:
– Вы попали в самое безопасное место в мире. У нас пятизвездочный отель, который гарантирует стопроцентную безопасность своих туристов. Хотя экскурсию проводит другой гид, я могу поехать с Вами и закрыть своей грудью напридуманные Вами амбразуры. Хотите?
Оценивая Наташины весьма пышные средства групповой защиты – третий полный с проглядывающимися через белое платье грудными наконечниками цвета кофе, мужская часть группы сразу же сдалась без боя, почти синхронно выдохнув:
– Хотим!
Вся экскурсия состояла из заводика по изготовлению парфюмерного масла, торговый зал которого по площади превышал сам «завод», пятиминутной остановки у мечети и гипермаркета китайского ширпотреба. Хургада походила на спальник в пустыне: без достопримечательностей, без истории, без легенд. Что самое печальное в неистовую парализующую работу транспорта хабуб[1] – без шансов выбраться из Хургады куда–либо на охоту за впечатлениями. Оставалось любоваться облаками в виде стены пыли и этим вечно–однообразным пустынным пейзажем. Разве можно его сравнить с нашими красотами: с золотом осени, белоснежными зимами, чарующей весной, ярким летом? Не ценим мы то, что имеем. Грустно и тоскливо. От скуки я пару раз сошелся с Натальей по поводу катания на автобусе по одним и тем же дорогам, что напомнило мне проделки таксистов маленьких городов. Но, не зная характера местности, всякий раз был бит. Бит с таким жаром и гордостью за Хургаду, что поневоле любовался греческим лицом и черными глазами своей визави.
Сказать, что я был доволен тем, как провел тот день – ничего не сказать. Всё с самого начала пошло совсем не так. В тот момент к общей тяжести разочарования, которую несли вместе со мной все экскурсанты, добавилась еще и горечь поражения. Такая вот охота.
_____________________
[1] Хабуб (араб., дующая неистово) – сильный песчаный и пыльный ветер в пустынях Египта и Аравии. Хабуб связана со стремительным движением холодного атмосферного фронта, впереди которого образуется облако в виде стены пыли
А Северный ветер крепчал день ото дня. Погода была воинственна и свирепа, как тьма кочевников в сезон большой охоты. Звенящие песчинки египетского дзуда[2], как тучи комаров зудели везде: в глазах, в ушах, скрипело во рту. Подчас невыносимо зудела душа в желании смыть с себя эту назойливую желто–каменистую пыль. О купании в море не могло быть и речи. От обилия песка на пляже, редко там ступала нога отдыхающего. Вечерами было откровенно холодно. Не такого счастья искали мы в этих краях. Арабы, закутавшиеся в свои бурнусы, верблюды и украдкой пробирающийся шакал – вот существа, которым дано неслышно ступать по этой земле. А что здесь делать нам, солнцелюбивым городским жителям, вырвавшимся из мрака зимних улиц? Добрести до постели и уснуть, дотащиться до бара и напиться.
В основном все отогревались в подогреваемых бассейнах. И вот в одном из них, плавно перетекающем в бар, я познакомился с интернациональной супружеской парой. Усевшись на притопленную в воде у барной стойки тумбу, заказал бармену: «Джин, тоник, айс, лайм» и подал иронично–вежливый знак сидящей рядом паре: «Сегодня «прекрасная» погода, не правда ли?». Этого оказалось достаточно, чтобы услышать англо–канадскую версию о постигших нас превратностях судьбы.
Женщина оказалась англичанкой из Лидса, а мужчина – канадцем из Галифакса. Говорила в основном англичанка. В её глаза безмятежно–лазурного цвета было так приятно смотреть, не отрываясь. И казалось, что пока я влюбленно рассматриваю её, буду всё больше пьянеть и пьянеть. Но приходилось переводить взгляд на канадца, который во время его редких замечаний символизировал солидность под маской сдержанности и ледяной стойкости. Выпив за знакомство и наговорившись о погоде, футболе и хоккее я заговорщицким тоном открыл им маленький секрет:
– На территории отеля есть один необогреваемый бассейн, который к утру покрывается коркой льда, способный выдержать мужчину моего веса. И только в нём на заре в солнечной Африке можно покататься на коньках. Сегодня рано утром мне посчастливилось увидеть все оттенки синего цвета: начиная с темно–синего в дали моря, переходящего в ультрамарин у берега и заканчивая лазурным дном бассейна, переходящего в бело–голубые разводы от коньков на ледяной поверхности. Зрелище немыслимое, а впечатление незабываемое. Желаю вам испытать подобное.
Надо сказать, что из англосаксов юмором, а именно гиперболизацией и доведением ситуации до абсурда, владеют, на мой взгляд, только подданные Её Величества. Англичанка, с таким естественным и манящим смехом допив коктейль, пожелала:
– Много не пейте, ребята. После такого «прекрасного» тоста, так и хочется искупаться напоследок, – и, излучая ироничную улыбку, ушла в воду.
Представитель страны отцов–основателей хоккея, лицо которого не выражало ничего кроме холодной вежливости, немного подумав спросил:
– Где в отеле находится пункт проката коньков?
В тот момент трудно было удержаться от смеха, и что ещё оставалось, кроме как сделать очередной заказ:
– Бармен, пожалуйста, джин, тоник, лайм, гм… Кому–то уже хватит, льда больше не надо.
В подтверждение версии о дифференцированном подходе к чувству юмора европейских народов я убеждался каждый вечер в многочисленных отельных барах, по которым шататься являлось непременным условием вечернего моциона(А что еще делать?). Самое безудержное и даже агрессивное пьянство царило в лобби отеля. В баре беспрерывно разливают напитки. Одни посетители горланят русские патриотические песни, другие возбужденно и громко спорят друг с другом или с персоналом, если тот просит их вести себя тише. А некоторые – их меньшинство – уже впали в бессознательное состояние и спят, развалившись в креслах и на диванах.
Знакомства завязываются моментально. Тут, главное, кто пойдет за очередной дармовой выпивкой к бару и не перепутает заказы собутыльников. Походы делятся на три этапа: дошел до бара – донес к столу – принес то, что надо. Первый этап сопровождается аплодисментами оставшихся за столом приятелей – сидя, второй – аплодисментами – стоя, третий – свистом, улюлюканьем и криками одобрения.
Англичане, услышав историю о возможности покататься на коньках на заре в Африке, смеясь, похлопывали по плечу и заказывали мне в баре выпивку. Красота, кому бы из приятелей позвонить, чтобы лопнули от зависти: езжу по миру, сижу на берегу Красного моря, а англосаксы приносят мне доселе неизведанные коктейли с затейливыми названиями. Сбылась мечта идиота!
Жители этого дождливого острова у берегов Европы, также как и мы не избалованы хорошей погодой, очень веселые по своей природе люди, до крайности веселые. Они как и мы способны ночи напролет пить, шутить и смеяться. Что больше всего нас роднит – так это подтрунивание над собой:
– Мы такие идиоты, что умудрились спустись на ветер всё, что можно, – говорил один.
– Кроме денег, – после паузы патриотично добавлял второй.
– Вам бы наших дураков и дороги, вы бы первыми улетели в космос, – следовал мой ответ.
И это не простодушный идиотизм. Англия, как и Россия, веками занимали почетные места среди великих держав, временами контролировали самые большие территории в мире. А такие огромности других пугают, к тому же империи всегда били слабых. Русские и англичане стали победителями Наполеона и Германии и настолько уверены в своем превосходстве, что не перестают смеяться над собой. Это как если бы кто–то сказал своему соседу, который хотел бы с вами подружиться, но при этом понимает, что с вами будет невероятно тяжело, а ссориться вообще страшно: «не бойся меня, я не так уж силен, огромен и ужасен, как ты думаешь».
Для простых людей на глубинном уровне существует как минимум разновидность теневой дружбы и как максимум странное чувство братства между двумя капризными народами, оказавшимися на краях Европы и не рвущихся на самом деле быть её частью.
Юмор – это вопрос статуса и он обязателен в двух окраинных европейских державах, что бы тебя считали интеллигентным человеком, душой общества. В любой компании успех всегда на стороне того, кто больше другого заставил общество смеяться, а не на стороне того, кто внушал всеобщее недоумение своей серьезностью: «Болеет, видимо, бедняга»
И это не клоунада, а ингредиент ума и знак того, что всё идет хорошо. Посмеяться над собой, где–то признать свои ошибки, продемонстрировать свою скромность и готовность учиться – это те нравственные ориентиры, при помощи которых достигается позитивное настроение и повышается эмоциональная устойчивость к стрессам. А в социальной среде позитив распространяется среди людей как благотворный вирус, заразительный как смех младенца.
Хорошее настроение одного человека является коллективным делом и может посредством общения быстро распространяться и способствовать радости родственников, близких друзей, друзей друзей и так далее.
С англичанами в конце концов возникает особого рода поэзия душ, что даже предаешься их заботам и опеке в виде попыток удержать подвыпивших приятелей ночью перелезть через высокий забор на теннисный корт или добраться до номера на газонокосилке.
Среди всех случаев быстрых знакомств, самый высокий уровень откровения продемонстрировал фламандец из Бельгии. Он с трудом сохранял вертикальное положение, рукой он вцепился в верхнюю панель, животом уперся в стойку, ища в ней опору. Но, несмотря на это, заплетающимся языком он так мило и самоуничижительно откровенничал:
– Нынче редко кто прибегает к откровенной лжи. Зачем лгать, если можно спокойно подобрать нужную тебе правду.
– У каждого может быть собственная правда, но не собственные факты.
– В сегодняшнем мире с его провокациями и виртуальной реальностью могут быть и собственные факты.
– Откажитесь от сетевого времяпрепровождения это поможет выработать здоровые привычки.
– Это не для нас. Знаете почему у нас всего 300 налоговых инспекторов на десять миллионов жителей?
– Нет. Почему?
– Мы нечто иное, как нация проклятых, трусливых доносчиков, помешанных на Фейсбуке, выглядывающих из окон, снующих повсюду, подслушивающих телефонные разговоры и шпионящих друг за другом. А вдруг кто–то из нас не платит налоги. Дружище, проявите милосердие, попросите Путина сбросить на нас бомбу!
– Зачем? У нас страна почти с четверть земного шара, континент размером как 36 Франций, с протяженностью в 11 часовых поясов. С крупнейшими запасами сырья, газа, золота, нефти. Потеряв ряд беднейших стран Европы и Азии мы только жить начали. Мы похожи на идиотов? Хотя, наверное, по мне это уже видно. Как насчет кофе?
Немцы до сих пор считают, что «серьезен тот, кто не смеется» и с трудом понимают сложные неоднозначные шутки, предпочитая юмор погрубее. К примеру, вид растерянной женщины, с которой порывом ветра на пляже при переодевании сорвало парео и купальник. И лишь одна деталь связывает нас во время умеренно созерцательных возлияний в завершающей стадии воздействия алкоголя – стремление к возвышенному, в небо. Что выражается в обязательном исполнении популярной песни Октоберфеста «Песнь о лётчике», ну очень похожей на наши застольно–мужские: «Чёрный ворон, что ж ты вьешься над моею головой», «Под крылом самолёта». Корни этого, думается, в философии: Гегель, Кант, Толстой – духовность – крылья…
Они по бюргерски основательно пытались анализировать неизученный потенциал услуг отеля: приносили карту территории, просили указать на ней, где находится этот бассейн, как достать коньки? И самое главное – включено ли это удовольствие в систему «всё включено»? Приятели-англичане рассказали мне саркастический анекдот про идеального европейца: он должен водить машину, как француз, готовить, как фламандец, быть таким же организованным, как грек, и обладать таким же чувством юмора, как немец. Вариант этой шутки может преследовать тех, кто пытается найти идеального собутыльника в Египте.
Самые продвинутые путешественники проверяли возможность такой необычной для Африки услуги в ресепции отеля. Через некоторое время меня поймала раздраженная Наталья, и я выслушал лекцию… Правильно, про пятизвездочный отель, где предусмотрено всё, кроме возможности занятий фигурным катанием на заре.
Ну что ж, она искала меня – уже плюс. Я зафиксировал её реакцию. К сожалению, опять мимо цели, не ту, на которую рассчитывал. Большой минус.
_____________________
[2] Дзуд – стихийное бедствие в Монголии с сильными холодными ветрами
На седьмой день Создатель смилостивился над нашими фактически выброшенными на ветер деньгами. Северный ветер утих за одну ночь. Сверкающее утро поднялось над чистым, обессилившим морем, лениво игравшим волнами. С дышавшего свежестью неба, пропесоченного ветром до полной прозрачности и голубизны, лился дрожащий свет, который четко обрисовывал песчаный пляж, каждую пальму и каждое дерево, сообщая им невероятную по краскам новизну. Должно быть, такой же свет сиял на земле в утро сотворения мира.
Народ повеселел и стал, наконец, купаться на пляже. Посередине его далеко в море уходила набранная из пластиковых квадратов дорожка, заканчивающаяся четырехугольным понтоном, по лестницам которого можно было войти в море. К понтону была пришвартована резиновая моторная лодка со спасателем, в обязанности которого входило мчаться на лодке к нарушителю, если он заплывал за огороженную гирляндой буйков акваторию.
По соседству находился отделённый забором заброшенный отель с выгоревшими травой и пальмами. Пробраться на пустынный пляж этого отеля по берегу было невозможно из–за высокого неприступного холма, далеко уходящего в море. С моря к нему подплыть не позволял наш спасатель-пограничник, так как это означало нарушение границ, выделенных для купания.
Эта неприступность в условиях отсутствия информации интриговала всех присутствующих на пляже новоявленных египтологов. Как–то так случилось, что я не выдержал первым.
– Я тут вчера в Интернете нашел русскоязычную версию местной газеты. Так оказалось, что год назад на пляже этого заброшенного отеля произошла жуткая история, – громко для всех вещал я ответственному работнику прокуратуры.
Это был москвич, худощавый шатен в возрасте между сорока и сорока пятью, довольно крепкого телосложения и с удивительно прямой осанкой. Голова его, правильной формы, покрыта была густыми волосами, зачесанными назад. Высокий лоб, большие впалые серые глаза с металлическим блеском, длинный с горбинкой нос, тонкие и как будто намеренно сжатые более необходимого губы, угловатый подбородок. Несмотря на то, что лицо прокурора было костистое, узкое, с острыми чертами, мне он внушал симпатию как большинство людей, которые благодаря фитнесу держатся легко и естественно. Был немногословен, умел слушать, что полностью соответствовало его профессиональным навыкам и привычкам.
Познакомили нас наши жены, которые зацепились языками на спа–процедурах для зрелой кожи. А мы уже в ожидании женщин закрепили знакомство ритуально–жертвенными «водными» процедурами с точки зрения зрелой печени. Как красиво сказал прокурор: «Благотворительными деяниями по выводу Египта на достойное место в мире по потреблению спиртного». По его версии рост винопотребления за последние годы в малопьющих Египте и Турции на общую величину, примерно равную падению потребления в России, произошел за счет нашествия наших туристов. Что не может отразить ни один отчет всемирной организации здравоохранения.
Только в эти «счастливые часы» без женского надзора мы с прокурором могли себе позволить истинно–искреннее общение с природой. Ведь сам по себе отдых – радость, выпить на природе – радость вдвойне, а выпить в местах, расположенных на приличном расстоянии от Родины, где истинный смысл событий видится полнее – это по слову Есенина что-то большое, что лицом к лицу не увидать. Быть счастливым не стыдно. Это непреложная истина. А истину не утаишь, даже если она – в вине. Дамы должны понять и простить, если исходить из того, что одному пить неприлично, а быть пьяно-счастливым в компании – весело. И когда спа–процедуры закончились, мы уже к тому времени подружились настолько искренно, что проводили всё время вместе.
– Пишут, – продолжил я под скрип близлежащих шезлонгов, видимо, их владельцы настраивались на интересующую всех информацию, – что в отеле жил египтянин с женой. Жена была первая из четырех дозволенных в Египте и поэтому очень любимая. Надо сказать, что по мусульманским обычаям женское тело считается запрещенным, чтобы избежать «нежелательного внимания». Тело египтянки могут видеть только родители и муж. Остальным позволено лицезреть только кисти рук и ступни. Но, в общем-то всё зависит от мужчины, мужа. Как позволит и что позволит, и насколько он европеизирован. Так скажем: один позволит всё, второй – почти ничего. Поэтому местные дамы плещутся в морской водичке в купальниках с длинными рукавами и в лосинах. Так вот, наш египтянин достраивал отель и поздно вечером, когда уходили рабочие, позволял молодой жене купаться на пустынном пляже по местным меркам практически голой. Тут «исследователь–египтолог» из Пскова, русоволосый малый лет двадцати пяти с юными мускулами, готовыми к любому усилию и с сердцем, прыгающим от молодости, решил ночью, когда спасатель уже завершил свою работу, обследовать эту территорию, заплыв на пляж с моря. Каково же было удивление полуобнаженной египтянки, когда на их пляж вплыл не похожий на местных мужчин луной посеребренный светловолосый архангел. Она, видимо, не долго раздумывала, выбирая, кем считать архангела, увидевшего её обнаженное тело – отцом или мужем. Что касается дум псковитянина, то ему казалось, что наконец–то его корабль вошел по крайней мере на мгновение в гавань–мечту с гибкими пальмами, мягким как пудра песком, одинокой девушкой и что отныне это мгновение никогда не кончится. Они не понимали друг друга и не было слов любви, но воспылав взаимной страстью, не смогли сдержать это чувство и решили прямо тут же, на песке, эту страсть реализовать. А кипению страстей нет никакого дела до чьих-то правил и меры. И то, что должно было произойти между мужчиной и женщиной, как и на заре цивилизации в саду Эдема – произошло… Каждый вечер знойная египтянка с бессознательной, жадной надеждой ожидала на пляже своего возлюбленного светловолосого полубога, грезя всё новыми «эдемами» на песке. Трудно обвинить в случившемся далее одну рабу любви, знающую в совершенстве искусство нежности и ласки. Она тихо, медленно–маняще смеялась, они ласкались… Он погружался в некий зыбкий, медленный, беззаботный мир и его уже меньше тревожили сложности его нового положения в незнакомой стране. Он решил, что, пожалуй, стоит немного расслабиться. Всё потом войдет в свои берега. Есть в море отливы, есть приливы…
Я сделал жадный глоток воды, пропуская мимо ушей диалог наших дам: «Сказочник, – Андерсен», и все более распаляясь продолжал:
– Он вновь стал её целовать, а она, радостно отдаваясь и лаская, широко открыв глаза всё шептала: «Би, агмаль, лесса… Би, агмаль, марра ухра[3]» в такт коротким вздохам моря, плескавшегося у холма, и движениям полубога. И тогда закипающие в ней воды стали постепенно подниматься из глубин её существа и неудержимым потоком хлынули через край, сорвавшимся с губ стоном. Казалось, она обожгла свои корни, но новые живительные соки вливались в её разгоряченное тело. Легкий ветерок с моря приятно холодил их потные тела, от которых веяло счастливой усталостью людей, празднующих полное растворение друг в друге. В её чертах можно было прочесть светлую улыбку, которой здесь озаряется лик любви. Они были одним целым…
Но не из девичьих стенаний состоит ночная тишина в Египте. Стон был услышан владельцем отеля и египтянки. Концом этой прекрасной сказки стала расплата за беспечность и несоблюдение местных правил, оказавшаяся по–восточному жесткой: первым ударом ножа была повержена неверная жена, вторым – неверный по религиозным догмам, третьим – ужаснувшийся от содеянного и сам владелец отеля. С тех пор отель пребывает в запустении. И пишут, что на месте роковой страсти кем–то установлены омываемые во время шторма волнами три небольших постамента:
два с мусульманскими полумесяцами и один с православным крестом.
Я замолчал, на пляже стояла непривычная для такого людного места тишина.
– Может сплаваем, проверим, – предложил я прокурору.
– А давай, – согласился тот.
Всё было как всегда – когда мы метров десять отплыли за огороженную территорию, нас настиг спасатель и вежливо попросил переместиться в места постоянной дислокации. Вернувшись к лежакам, я доложил нашим дамам как можно громче, чтобы услышало отдыхающее сообщество:
– Проплыть холм – это метров десять от самого крайнего буйка – и постаментики видны как на ладони.
И после паузы грустно добавил:
– Случилось же такое… Как из немого кино – драма.
– Я чуть не прослезился, – всхлипнул подошедший прокурор. При этом как всегда плотно сжатые губы у него начали подрагивать. Он даже прикрыл рот рукой, из-за дрожащих на ресницах морских капелек света и красок выходило, будто он смахивает с глаз скупые мужские слезы. Заподозрив игру не по сценарию, я, приобняв прокурора, предложил:
– Пойдем, выпьем.
Наши дамы, обычно шумевшие по поводу наших походов в пляжный бар, с пониманием молчали. Мы повернулись в сторону бара, так как прокурора всего колотило от внутреннего смеха, но к счастью он выдержал, не прыснул. Чуть позже за обедом жена прокурора призналась: «я в первый раз увидела своего «железного Феликса» рыдающим». Видела бы она нас перегнутых пополам и умирающих со смеху в баре, куда он таким трудом донес свой выстраданный животный хохот.
После обеда мы с прокурором под потягивание пляжных напитков и рассуждения о том, что отдых нужно воспринимать как естественный фон для творческой игры, насчитали на границе с заброшенным отелем пять нарушений акватории, разрешенной для плавания.
– Подобные воздействия на жизнь сродни театру, их смело можно заносить в архивы ярких впечатлений. Мы уже не пассивные потребители туристических заманух, управляемые извне. Посмотрите налево. Посмотрите направо. По сути мы – и актеры и режиссеры. Будет, что вспомнить темными зимними вечерами, – говорил я прокурору, созерцая плоды наших усилий.
– Всему свое время – время жить и время созерцать жизнь. Но, осознав её конечную цель, наступает время запечатлевать жизнь, время творить, – философски отвечал прокурор. В тот момент я еще подумал: нам надо заканчивать пить с самого утра.
В конце пляжного возлияния мы пришли в выводу, что качество и масштаб постановки, количество принимающих в ней вольно или невольно людей и ценность этого театра жизни всегда повышается за счет того, что один или несколько его участников находятся навеселе. Кто знает? Может именно так и создаются великие спектакли.
А на следующее утро заработало сарафанное радио, резко увеличившее численность массовки. На пляже было только и слышно: «Кинжалом жену, любовника и себя. Метров десять от крайнего буйка. Омываемые волнами могилки: две с мусульманским полумесяцем и одна–сиротка – с православным крестом! Один мужчина, увидев, разрыдался!»
Началось паломничество. Спасателю надоело мотаться на лодке от понтона в конец пляжа. Он пришвартовал лодку к тому самому буйку. С моря то и дело доносились просьбы к пограничнику: «Нам только посмотреть – это тут рядом и I`m just looking around».
Так и не достигнув обзорного вида гробниц с моря, отдыхающие тут же организовались в группу с намерением обратиться к русскоговорящему гиду и посетить заброшенный пляж с суши. Как сказала одна дама, смахивая с ресниц капельку то ли воды, то ли слезы: «Чтобы нашу могилку поправить».
Наталья с завидной оперативностью вычислила автора розыгрыша.
Ну а уже во время третьей лекции про самый лучший отель со стопроцентной гарантией безопасности, в котором от роковой страсти гибнут туристы, смеялись и Наташа, и ваш покорный слуга. Все–таки череда милых провокаций достучались до одесских генов, и они пересилили неуёмную влюбленность в работу гида пятизвездочного отеля. Её смех был таким энергичным, таким заразительным, что я позавидовал её молодости. Ей так легко быть счастливой.
_____________________
[3] О, самый красивый, ещё нет… О, самый красивый, ещё раз…(пер. с арабского)
Восьмой день, несмотря на райскую погоду, был омрачен прощанием с нашими московскими друзьями, у которых заканчивался отпуск. По этому поводу они решили организовать прощальный вечер.
– После ужина устроим что-то вроде отвальной. Предлагаю на нашем отрядном месте у моря. Надо проститься, бросить монетку, ведь завтра улетаем, – предложил прокурор на ужине.
– У нас еще с Шереметьевского «duty free» остались пара бутылок виски, – поддержала жена прокурора. Изящная, спортивная фигура, длинные ноги и соломенные волосы – это то, что первое бросалось, глядя на нее, в глаза. Ее шоколадная кожа уже блестела, как у спортсменок на соревнованиях по бодибилдингу, видимо до Египта она много времени проводила в солярии. Судя по ее дубленому загару, она видимо полагала, что рак кожи случается с кем-то другим, но не с ней.
– Если вы думаете, что нас придется долго упрашивать, то …– начал было я, готовый разразиться многословной фразой, но был прерван своей подругой:
– Опять расчирикался, Андерсен. Где это ты уже приложился? Непременно будем.
– Вы знаете, Лена, в отелях системы «всё включено» без выпивки даже воробьи не чирикают, – как всегда поддержал меня прокурор. Дух товарищества, подкрепленный выпивкой – все-таки это здорово!
На пляже в ночной темноте наш отель, словно огромный океанский лайнер, переливался в ярких огнях. На палубах гудела ночная жизнь, а на пляже кроме нас, казалось, не было ни души. Как организатор мероприятия первым начал прокурор, неожиданно торжественно и серьезно видимо присутствие супруги обязывало:
– Давайте выпьем за мечты! Настоящие добрые мечты зарождаются глубоко в душах людей, помогая людям жить, ибо, представляя их осуществление, люди становятся добрее, мотивируют и улучшают себя, и… стремятся к этим мерцающим маякам на горизонте, и… насыщают свою жизнь новыми краскам, и… продлевают своё существование. И… чтобы мечты сбывались!
– Отличный тост! – поддержал я.
– Красиво сказано, – оценила жена прокурора.
Оказавшись в расширенной до четырех человек компании, мы с прокурором внимательно прислушивались к своим спутницам, выжидая момент, когда они перестанут выпендриваться друг перед другом, придумывая всякую ерунду, чтобы получить нашу любовь. Или безопасность. Или деньги. Или все сразу.
Виски живительным теплом разливалось по моему телу, приглашая к общению. Вынужденный обет молчания для меня, да еще в смешанной компании, был непривычным форматом общения в Египте. Но я тактично помалкивал, изредка посматривая на прокурора, в ожидании мнения на этот счет организатора. Как и следовало ожидать, после отличного виски, к тому же на старых дрожжах, и его, естественно, потянуло «поговорить».
Эта история произошла с моим другом Севой прямо на Рождество, – начал прокурор.
В молодости Сева предлагая лишь нежность, стихи и чистую душу, чего, согласитесь, многим девушкам в возрасте согласия всегда мало. К тому же он не мог свободно знакомиться и объясняться, потому что был бессознательно стеснен присутствием сексуальных влечений. Женщины не потакали ему, а он по ним пламенел. Для обыкновенного парня с темно–каштановыми волосами, зачесанными назад, в ту пору женщина была – диковинной страной, которую не всегда легко понять, причем не только из-за того, что касается политики игнорирования, но и из-за политики манипулирования и как следствие доминирования. Женщины давали ему бой везде. Они съедали его на завтрак в метро, обедали им в универе и на ужине на вечеринках он добивался только их отрыжки. Он никак не мог добиться их расположения. Чтобы не вестись на женские манипуляции он прошел курс по знакомству с девушками. Ему потребовалось сорок попыток прежде чем он победил свой страх и стал уверенно подходить к женщинам. Он узнал, как следует ходить, говорить, стоять, общаться, думать и чувствовать. Потом был курс по соблазнению. Там он понял, что соблазнение строится на инструментализации чувств. Любовь приходит экспресс-доставкой без каких–либо препятствий через телефоны, компьютеры, а вместе с ними почтой и смс. Цифровизация делает любовь более рациональной, более ясной и реальной. Всего пара сообщений, и вы уже любите друг друга. А какие возможности предоставляет «интернет–любовь» и использование других доступных ресурсов. Из трех фаз любви: желание, влюбленность и привязанность выбирается первое, наступающее быстрее всего— иногда даже мгновенно. Любовь без привязанности, тоски, томительного ожидания, должна быть быстрой и простой. Значительные усилия затрачиваются на привлечение внимания, формирование желания, режиссирование близости и выстраивание доверия. Вопроса взаимности даже не возникает: секс сводится к ряду технических побед. Самое главное, что в случае неудачи не нужно больше грустить, плакать или кончать с собой. Достаточно послать короткое сообщение, мол, спасибо за проведенное вместе время, но в данный момент я не заинтересован в отношениях.