Введение

Великая Северная война России против Швеции представляет один из важнейших этапов противостояния русских и германцев в ходе их взаимной экспансии на границе Западной и Восточной Европы. Главным следствием военного конфликта Швеции и России явилось крушение одной из типичных западноевропейских геополитических систем – шведской – и возвышение противоположной по существу русской системы, стремившейся при этом копировать важнейшие принципы государственной организации и военного устройства своего противника. В результате все работы, посвященные войнам XVIII столетия и развитию русских и западноевропейских вооруженных сил в этот период, а также российской армии и флота, в том числе отдельных родов войск, так или иначе связаны с историей Северной войны и Полтавской битвы. Количество такого рода исследований очень велико. Невозможно обойти историю Полтавской битвы и в биографических исследованиях жизни и деятельности главных действующих лиц Северной войны – русского царя Петра I и шведского короля Карла XII. По справедливому мнению Б. Григорьева, одно только перечисление статей и монографий о Карле XII составило бы целый фолиант[1], что, несомненно, относится и к Петру I.

Соответственно, поскольку предпосылки, ход и результаты Северной войны давно и подробно изучены в сотнях научных и военно-исторических работ, то данная тема, на первый взгляд, уже не требует дальнейшего исследования. Как верно заметил польский историк И. Граля, хотя говорил он по поводу Грюнвальдской битвы, что невозможно, да и нет необходимости устанавливать всех тех авторов, которые отличились в литературных стычках вокруг данного события, поскольку «имя им легион»[2]. Тем не менее, наряду с множеством «проходных» работ и массой «плагиата» существует ряд известных ключевых исследований, которые в свое время детерминировали как направление научных дискуссий, так и общественное восприятие исторического феномена Полтавской битвы. Хотя большинство из них тенденциозны по характеру подачи материала и предлагаемым выводам, но для исследователя главным критерием их ценности является, прежде всего, наличие новой достоверной информации либо новых и обоснованных идей по интерпретации уже имеющихся сведений.

Так, в русской военной историографии имперского периода, построенной в отношении Северной войны усилиями В. И. Баскакова, Д. П. Бутурлина, Н. Ф. Зезюлинского, А. А. Керсновского, Г. А. Леера, Д. Ф. Масловского, А. З. Мышлаевского, И. Ф. Павловского, Н. П. Поликарпова, Н. Г. Устрялова, Н. Л. Юнакова, главной базой служили архивные документы и материалы исследуемого периода, в том числе за авторством непосредственно Петра I и лиц из числа его ближайшего окружения, либо подготовленные несколько позднее на основе обобщения данных из различных источников, включая свидетельства очевидцев и устную традицию. Это прежде всего «Книга Марсова или Воинских дел от войск царского величества российских по взятии преславных фортификацей, и на разных местах храбрых баталий учиненных над войски его королевского величества свейского», «Юрнал или Поденная записка государя императора Петра Великого с 1698 до заключения Ништадского мира», «Обстоятельная реляции о счастливой главной баталии меж войск его царского величества и королевского величества свейского, учинившейся неподалеку от Полтавы сего иуня в 27 день 1709-го лета», обобщившая эти источники «Гистория Свейской войны», а также многотомный труд курского купца И. И. Голикова о царствовании Петра I и материалы по русской истории современника Петра и очевидца многих событий новгородского дворянина П. Н. Крекшина. В итоге при внимательном рассмотрении оказывается, что все работы указанного периода в основном дублируют друг друга в части описания и трактовки наиболее значимых исторических событий, а также характеризуются односторонностью подхода к представлению фактографического материала, в особенности при отражении собственно военного аспекта противоборства русских со шведами. По справедливому мнению некоторых современных российских историков, основные материалы о Северной войне, принадлежащие русскому военно-политическому руководству, имеют ярко выраженный идеологический и пропагандистский характер, поэтому должны обязательно подвергаться сравнительному анализу с использованием материалов шведской стороны[3]. Однако русская имперская историография такого анализа не проводила. Наряду с этим из идеологических соображений игнорировались материалы, авторство которых принадлежало офицерам-иностранцам на русской службе, в частности, ценнейшие воспоминания генерала Людвига Алларта, показывающие, насколько велика была роль германских и голландских офицеров в достижении победы русской армии в Северной войне (эту же традицию охотно переняли и советские историки, настойчиво тиражировавшие в своих работах утверждения следующего типа: «Лучшие представители русской дореволюционной историографии всесторонне обосновали национальный характер петровских преобразований, решительно отвергли версию о том, будто военное искусство в России развивалось путем заимствования иноземных образцов»[4]).

По мнению директора Российского государственного архива древних актов М. Р. Рыженкова, отраженному в докладе на заседании Научного совета РГАДА 1 октября 2009 года, сочинения XVIII – первой половины XIX вв., начиная со «Слова похвального о баталии Полтавской» Феофана Прокоповича, отличает панегирический характер[5]. Авторы стремились в большей степени прославить гений царя-реформатора, чем описать реальные исторические события. Отсюда происходило порой произвольное отношение к источникам, что особенно ярко проявилось в трудах собирателя старинных рукописей П. Н. Крекшина. В первой половине XIX в. русские историки так называемого «официального направления» (Д. П. Бутурлин, А. П. Карцов), отмечая значение Полтавской битвы, ограничивались, по сути, сравнением стратегии и тактики полководцев, Карла XII и Петра I, безусловно в пользу последнего. Тем не менее, главным достоинством трудов военных историков «русской военно-исторической школы» было выявление и введение в научный оборот значительного количества первоисточников (профессором Николаевской академии Генерального штаба Д. Ф. Масловским, а также профессорами Николаевской академии А. З. Мышлаевским и А. К. Баиовым).

В советский период наиболее полная (объемная) историческая работа о Северной войне была подготовлена академиком Евгением Тарле (издана в 1958 году, уже после смерти автора), который обобщил в ней результаты самых значимых предшествовавших исследований, а также использовал главные документированные свидетельства участников событий как с русской, так и со шведской стороны. Тем не менее, при всем богатстве фактографического материала, в работе Е. В. Тарле «Северная война и шведское нашествие на Россию» практически отсутствует анализ целесообразности и оптимальности оперативных планов и тактических решений шведской стороны. В связи с идеологической тенденциозностью исследования, оперативные замыслы шведского командования искажаются и представляются изначально ущербными, боевой потенциал шведских войск сравнительно с русскими умышленно недооценивается, тогда как особенности тактики действий шведской армии на поле боя и эволюция тактики в ходе войны вообще остались за рамками исследования. Напротив, личность русского царя Петра I всячески превозносится, а его способности как военачальника явно преувеличены в ущерб полководческому искусству шведского короля Карла XII. Кроме этого, соотношение сил и потерь русской и шведской армий во всех рассматриваемых боевых столкновениях дается по данным русской стороны, выгодным для доказательства тезиса по поводу превосходства русских войск по уровню боевого мастерства. Никакие альтернативные варианты действий и решений, которые позволили бы шведам одержать победу над русскими в ключевой для оценки уровня обоих противников битве под Полтавой, Тарле даже не рассматриваются в связи с навязыванием читателю принципа объективности исторического процесса, жестко детерминируемого по своим результатам совокупностью сложившихся социальных и экономических условий бытия народов и государств. Отсюда же следует и оценка оперативно-стратегических последствий Полтавской битвы, а также ее место в Северной войне. Непропорционально большое внимание уделяется рассмотрению незначительных эпизодов, служащих для доказательства тезиса о «народной войне» русских, украинцев и белорусов против шведских «оккупантов».

Вследствие авторитета автора, награжденного тремя Орденами Ленина и трижды лауреата Сталинской премии, в дальнейшем почти все советские и некоторые российские авторы в целом придерживались схожего подхода к проблеме и все той же традиционной системы взглядов и суждений, за исключением того, что в их работах еще и почти все командиры шведских частей и соединений оставались безликими и безымянными фигурантами. Эта тенденция к обезличиванию противника, вообще превалирующая в советской военной истории, существенно снижает адекватность реконструкции и анализа происходивших военных событий.

С другой стороны, касаясь царской армии, значительный вклад в исследование ее организации, вооружения, тактики и оперативного искусства в период Северной войны внесли Л. Г. Бескровный, Е. Е. Колосов, В. В. Мавродин, Н. И. Павленко, Е. И. Порфирьев, М. Д. Рабинович, Б. С. Тельпуховский, В. Е. Шутой. Кроме этого, на заключительном этапе развития советской историографии появилась определенная тенденция и к более детальному и объективному изучению шведских вооруженных сил и оценке их боевой работы, что нашло отражение в трудах А. А. Васильева, В. А. Артамонова, П. А. Кротова. Тем не менее при обращении к изучению и анализу непосредственно боевых действий русских против шведов, указанные авторы также не свободны от типичного для советской историографии субъективизма, что наглядно показывают работы В. Артамонова, посвященные 300-летию событий под Лесной и под Полтавой. Более объективен П. А. Кротов, также подготовивший фундаментальный труд к 300-летней годовщине Полтавской битвы.

В шведских исследованиях, по-видимому, имеют место аналогичные тенденции, хотя судить об этом затруднительно, поскольку подавляющее большинство работ и сегодня остается неизвестным российскому читателю. Тем не менее, такой признанный специалист по военной истории стран Восточной Европы и военно-политическим отношениям России со Швецией, Польшей и Турцией в XVII – первой половине XIX вв., как В. Артамонов, констатирует, что у шведских исследователей также наблюдается редкое единодушие в небеспристрастной оценке событий Северной войны[6]. Наиболее фундаментальное специальное военное исследование, на которое опираются современные шведские авторы – «Карл XII на полях битв», было подготовлено в 1918–1919 гг. силами шведского Генерального штаба (Generalstaben: Karl XII på slägfaltet), но оно также плохо известно в России, как и последующие работы, где данное исследование подвергалось переоценке и корректировке со стороны Г. Артеуса (G. Arteus), Ф. Вернштедта (F. Wernstedt), Г. Петри (G. Petri), Э. Тенгберга (E. Tengberg).

При этом, с точки зрения М. Рыженкова, шведские историки предпочитали умалчивать о самой битве и ее значении и говорили о других обстоятельствах – о том, что это была катастрофа для шведских пленных, а поражение для шведского народа в смысле физических и материальных потерь, как поражение повлияло на внутреннюю политику, и, не в последнюю очередь, как повлияло на Карла XII то, что он перестал быть победителем и оказался наголову разбитым военачальником.

Таким образом, взгляды российской стороны на причины и объективные обстоятельства поражения шведов под Полтавой довольно существенно отличаются от мнения и подхода к проблеме шведских исследователей.

Вместе с тем в последнее время было издано несколько трудов шведских и российских историков, которые восполняют для российского исследователя и читателя пробелы в объективном изучении Северной войны с оперативно-стратегической и оперативно-тактической стороны военных действий в период, непосредственно предшествовавший Полтавской битве (дополтавский период), а также в ходе самой битвы, в частности, работы П. Энглунда (P. Englund) и А. В. Беспалова (характерно, что в библиографии к одному из исследований А. Беспалова перечислено более пятидесяти иностранных работ, никогда не публиковавшихся в России, тогда как П. Энглунд в своей работе «Полтава. Рассказ о гибели одной армии», ограничился использованием всего четырех российских источников – работы Н. И. Костомарова, И. Ф. Павловского, Е. И. Порфирьева, Е. В. Тарле). В сравнении с этими исследованиями, отдельные интересные биографические произведения, посвященные личности царя Петра или короля Карла (например, исследования Б. Н. Григорьева и С. Э. Цветкова), являются или вторичными, или поверхностными по отношению к собственно военным вопросам.

По оценке М. Рыженкова, единственным шведским исследованием, целиком посвященным Полтавской битве во всем многообразии исторического явления от предпосылок до последствий, является работа Петера Энглунда, опубликованная в Стокгольме в 1988 году, переведенная на русский язык и изданная в 1995 году.

Кроме этого, особого внимания заслуживает вышедший к 300-летней годовщине битвы под Полтавой труд В. А. Молтусова «Полтавская битва: Уроки военной истории. 1709–2009», подготовленный по результатам диссертационного исследования этого же автора на тему: «Полтавская битва. Новые факты и интерпретация». Данное исследование выгодно отличается новизной предлагаемых идей и выводов, что, однако, относится лишь к узкоспециальным вопросам, таким как точное месторасположение русских редутов на поле боя или исчерпывающая характеристика ситуации с дефицитом отдельных предметов снабжения в шведской армии. По основным вопросам военного характера на оперативном и стратегическом уровне автор остается в рамках российской и советской исторической традиции, хотя в некоторых случая опровергает данную позицию собственными сведениями и фактическими материалами. Так, например, не вписываются в устоявшуюся историческую концепцию сведения и выводы по поводу оценки значимости возведения системы редутов в предполье лагеря русской армии и боевых действий вокруг этих редутов на начальном этапе битвы; о характере действий русской кавалерии в районе редутов и степени организованности ее отступления оттуда; об участии в битве на ее заключительном этапе второй линии боевого порядка русской армии; о значении субъективного фактора – ранения короля Карла XII, для оценки решений и действий русского командования, а также его влиянии на ход и исход Полтавской битвы.

С другой стороны, своей главной целью мы выбрали не дополнение и уточнение предшествующих исследований, а синтез имеющейся информации в новое, более качественное целое, поскольку мудрые учат, что лучше увеличивать свою линию, чем укорачивать чужие. Как указывал автору один из его начальников при обсуждении каких-либо инновационных идей и рационализаторских предложений: «Главная цель офицера – это не оптимизировать свою деятельность, а решать поставленные задачи, для чего, если понадобится, копать от забора и до обеда». Тем не менее, большинство социальных задач все-таки имеет несколько решений, отличающихся по оптимальности. Поскольку война – это разновидность социальной деятельности, то боевые задачи также решаются разными способами, и критерием оптимальности здесь тоже является соотношение между достигнутыми результатами и понесенными при этом затратами, только затратами в данном случае выступают не столько материальные средства, сколько людские потери сторон (то есть человеческие жизни).

Исходя из этого, основной целью исследования являлось хотя бы приблизительно оценить оптимальность оперативных и тактических решений русского и шведского военного командования, учитывая ставившиеся ими задачи и понесенные потери. При этом в качестве главных объектов изучения были выбраны главнокомандующие противоборствующими армиями – король Карл XII и царь Петр I, а также ответственные военачальники с обеих сторон, а предмет исследования – их оперативные и тактические решения в различных боевых ситуациях. Соответственно, оперативные и тактические решения прослеживаются не только за сравнительно короткое время, охватывающее подготовку к Полтавской битве, саму битву и последующую капитуляцию шведской армии под Переволочной, но и за другие периоды Северной войны, когда военные действия позволяют характеризовать «почерк» того или иного военачальника. В данной работе, по аналогии с «почерком» преступника, «почерк» полководца определяется как система взаимосвязанных, детерминированных условиями внешней среды и психофизическими свойствами личности, повторяющихся решений и действий по организации боевых действий, осуществляемых в определенном порядке и направленных на достижение победы в бою или операции. Как следствие, автор придерживается феноменологического подхода к изучению исторического процесса, при котором большое внимание уделяется анализу так называемых субъективных, личностно-психологических факторов – тех или иных индивидуальных свойств и качеств людей – участников исследуемых событий, оказавших влияние на принятие и реализацию значимых решений.

Наряду с этим в работе рассматриваются и альтернативные варианты решений. Благодаря историкам теперь хорошо известно, что история не имеет сослагательного наклонения, поскольку в советской и российской историографии всегда преобладали объективистские тенденции, когда историческое событие требовали оценивать исключительно по его конечным материальным результатам или идеологической роли, без обсуждения содержания события, интерпретации его элементов и деталей, анализа альтернативных вариантов реализации. Все это означало фактически принудительный отказ от выявления закономерностей исторического процесса на событийном уровне. Поэтому, хотя объективный исторический анализ на все позволяет дать точный ответ, проходят десятилетия, прежде чем этот ответ будет полностью сформулирован и станет исчерпывающим.

Вместе с тем, если событие может быть реализовано только в единственном варианте, его изучение не имеет никакой практической пользы, поскольку из этого нельзя извлечь никаких уроков или сделать прогностические выводы. По-видимому, точка зрения, что история не терпит сослагательного наклонения, выгодна тем, кто стремится закрыть саму возможность извлечения практических уроков из исторического процесса, запретив его действительно глубокое изучение под видом борьбы с так называемой «фальсификацией истории». Напротив, главная ценность истории заключается в сослагательном наклонении, поскольку только сравнительный анализ альтернативных вариантов позволяет предложить оптимальные способы действий в той или иной ситуации и предположить ошибочные (неоптимальные) действия и решения исполнителей и ответственных руководителей, приведшие к данному результату. Вот этот анализ и представляет опасность для политической элиты в странах с тоталитарной имперской идеологией, так как развенчивает мифы вокруг искусственно героизированных личностей и событий, ореол которых эксплуатирует в своих интересах элитарная власть. Однако без вариационного анализа, учитывающего цикличность исторического процесса и повторяемость в нем однотипных положений и схожих ситуаций, история становится всего лишь более или менее подробным описанием хронологической последовательности фактов и событий, пригодным только для тренировки памяти и совершенно бесполезным для организации текущего управления социальными процессами.

Соответственно, основной смысл проведенного исследования Полтавской битвы заключается в ответе на следующие вопросы: 1) почему при возможности выбора альтернативных вариантов действий противоборствующими сторонами был избран только тот, который и привел к известным последствиям; 2) кто непосредственно отвечает за верный или ошибочный выбор, сделанный в той или иной оперативной или оперативно-тактической ситуации.

Вместе с тем, по нашему мнению, никто, кроме полевых командиров, не имеет морального права высказывать критические замечания в адрес рядовых солдат, а также офицерского состава частей и соединений, поскольку эти люди вместе участвуют в боях, постоянно рискуют своей жизнью, а также выполняют огромный труд (марши, оборудование позиций, охранение, разведка, обслуживание боевой техники и т. д.), перенося при этом все тяготы и лишения воинской службы (голод, холод, грязь, болезни). Однако высшие военачальники вполне подлежат критике, поскольку, во-первых, они добровольно взяли на себя ответственность за армию перед обществом и принимают решения, от которых прямо зависит судьба подчиненных солдат и офицеров – членов этого общества. Во-вторых, даже тогда, когда военачальники лично вели в бой свои войска, они оставались под прикрытием солдат, поэтому и опасность для их жизни всегда была меньше, чем для жизни солдата. Так, например, в битве под Полтавой погибли более 8 тысяч шведских солдат (~35 % общего состава армии), но при этом не был убит ни один из шведских генералов. Так что война для крупных военачальников оказывается довольно безопасным видом деятельности, причем хорошо вознаграждаемым, недаром русская пословица говорит: «Кому война, а кому мать родна».

Причем, в отличие от огромного большинства забытых историей рядовых солдат и офицеров, которые незаметно вели свои маленькие сражения, складывающиеся в общие победы или поражения, широко известными остаются только военачальники. Разные стороны образа этих людей отражаются в материализованной информации – анналах, летописях, мемуарах, документах, портретах, личных вещах и т. д. Это предопределяет наличие некоторого объема централизованных данных, позволяющих сделать выводы по поводу особенностей их личности, образа мышления и действий. Поэтому, с точки зрения субъективной стороны развития военного искусства, военные руководители являются уникальным объектом для изучения, касающегося установления внутренней и внешней обусловленности их решений; определения степени влияния этих решений на реальное развитие событий; анализа спектра альтернативных решений и ближайших последствий их реализации. Кроме того, единолично консолидируя славу и известность, полководцы соответственно принимают на себя и коллективную ответственность за качество ведения и результаты войны. Следовательно, критика военачальника этически допустима, в отличие от критики в адрес солдата, жертвовавшего по приказу свыше своей жизнью, здоровьем и элементарным бытовым комфортом.

Тем не менее, критика военачальников, по-видимому, должна несколько отличаться от суждений кадета, который всегда знает, как надо было выиграть проигранное сражение. Интерес представляет проанализировать степень вероятности альтернативных вариантов решений и действий полководца. Причем не углубляясь в развитие далекой от действительности так называемой «альтернативной истории», поскольку уже доказано, что в связи с многофакторной обусловленностью развития исторического процесса, гипотетическое возмущение по одному из факторов все равно нивелируется остальными, что возвращает процесс к его наблюдаемому виду в более или менее обозримое время (в зависимости от силы возмущения, хотя стабилизация может длиться на протяжении жизни нескольких поколений людей, для которых, напротив, все изменяется кардинальным образом, по крайней мере, в начальный период). В данной работе анализ различных вариантов развития событий служит целям лучшего объяснения существующей реальности.

Соответственно, автор не пытался ввести в научный оборот и представить читателю ранее неизвестные ему факты, тем более что относительно Полтавской битвы это уже вряд ли является возможным (хотя, например, П. Кротову после длительной работы в архивах удалось обнаружить документ «Табаля войску русскому» – ведомость списочного состава русской армии на момент непосредственно после Полтавской битвы, сохранившийся среди материалов того периода из русского посольства в Копенгагене[7]). Предлагаемое вниманию читателя аналитическое исследование уже известных фактов было предпринято для ответа на вопрос о причинах событий, степени их обусловленности и закономерности в связи с окружающими условиями. Для решения указанной задачи требуется исследование самых существенных признаков происходившей вооруженной борьбы, когда имевшие место боевые действия соотносятся с оперативными и тактическими формами боевого применения войск в данный период времени, их вооружением, наиболее распространенными тактическими приемами и способами ведения боя. Только тогда хроника отдельных боев и личные свидетельства их участников позволяют определить, насколько организация военного дела, то есть усилия военно-политического руководства страны, соответствовали реальным требованиям стратегической и оперативной обстановки на театре войны. Наиболее характерно и отчетливо все это проявляется в ходе крупных битв и сражений с решительными целями, при которых стороны противоборства задействуют все имеющиеся ресурсы для достижения успеха, а личные истории участников и прошедшие бои запечатлеваются в многочисленных мемуарных свидетельствах. Именно поэтому в качестве центральной темы данного исследования была выбрана Полтавская битва.

Учитывая изложенное, основной целью исследования стало установить закономерности в решениях и действиях военного командования шведских и русских войск, найти обусловленность этих закономерностей объективными и субъективными причинами, а также изучить динамику причинных связей в установленных исследованием временных рамках исторического процесса. Для достижения этой цели использовались методы познания, базирующиеся на синкретическом подходе к анализу исторической информации. Отсюда автор сосредоточил внимание на аналитической интерпретации имеющегося фактографического материала, стремясь использовать для этого максимально широкий круг источников информации, чтобы решить следующие задачи:

1) указать главные стратегические причины и факторы, повлиявшие на ход и исход вооруженного противоборства русских и шведов под Полтавой летом 1709 года;

2) установить закономерности развития оперативной ситуации в период, непосредственно предшествовавший Полтавской битве, для определения вероятности и целесообразности различных вариантов оперативных решений обоих противников;

3) установить закономерности развития тактической ситуации на каждом из этапов Полтавской битвы для определения вероятности и целесообразности различных вариантов тактических решений обоих противников;

4) рассмотреть ход событий, исходя из личностного аспекта, показав как главнокомандующих обеими армиями, так и других участников боевых действий с обеих сторон, чтобы акцентировать внимание на роли личности в решении тех или иных оперативных и тактических задач;

5) оценить стратегические и оперативные итоги Полтавской битвы для каждой из сторон и ее влияние на ход и исход Северной войны в целом.

Исследование включает анализ развития стратегической и оперативной ситуации в рассматриваемый период Северной войны; воспроизведение тактического хода боевых действий при столкновениях основных группировок противников с указанием соотношения их сил и средств, а также понесенных потерь; данные главных участников боев из числа командного состава противоборствовавших сторон; характеристику основных этапов подготовки и развития Полтавской битвы; сравнительный анализ тактики сторон в ходе битвы с учетом имевшегося у противников опыта войны; оценку оперативных и стратегических результатов битвы с учетом дальнейшего хода Северной войны.

Вместе с тем в предмет исследования не входило изучение вопросов развития боевых средств, поэтому они отражаются по мере необходимости, в связи с анализом тех или иных боевых действий.

Структура исследования построена по хронологическому принципу. Все календарные даты соответствуют старому русскому стилю.

Новизна данной работы состоит в том, что в ней на основе сопоставления сведений из различных источников впервые предпринята попытка:

1) на основе феноменологического подхода провести сравнительный анализ полководческого «почерка» царя Петра I и короля Карла XII, включающий выявление тех психологических особенностей личности каждого из них, которые определили выработку стратегии ведения войны, оперативное мышление, своеобразие постановки и решения оперативных и тактических боевых задач с использованием имеющихся сил и средств, личное поведение непосредственно на поле боя;

2) исследовать альтернативные варианты оперирования войсками противоборствовавших сторон в районе Полтавы;

3) детально воспроизвести ход битвы под Полтавой с учетом тактики ведения боя русскими и шведскими войсками и оценить целесообразность принятых ими тактических решений, исходя из боевого опыта, накопленного каждой стороной в ходе Северной войны;

4) изучить всю совокупность причин, повлиявших на ход и исход Полтавской битвы;

5) с помощью методов численного и корреляционного математического анализа количественно оценить эффективность боевой работы русских и шведских войск в ходе важнейших боевых столкновений Северной войны, а также определить наиболее значимые факторы, повлиявшие на исход этих боевых столкновений, сопоставив полученные результаты с традиционными для исторической науки и общественного сознания качественными оценочными характеристиками Полтавской битвы.

Поскольку Северная война и уникальное личное противостояние в ней главнокомандующих сражавшимися войсками Петра I и Карла XII существенно повлияли на эволюцию военного искусства, в особенности применительно к русской армии, решение поставленных в исследовании задач позволяет сделать выводы по поводу минувшего опыта, которые отчасти облегчают понимание условий ведения вооруженной борьбы в будущем.

Как частное замечание, согласно русской народной мудрости, генеральский чин – это не должность и не звание, это счастье. В Московском царстве (впрочем, аналогично Российской империи, Союзу Советских Социалистических Республик, всем их правопреемникам и многим другим государствам) присвоение генеральского звания означало вхождение в узкую элитарную касту со своими особыми кастовыми нормами и правилами поведения, включающими и особую систему отношений между людьми «генеральской породы». Поэтому в данной работе различия в званиях от генерал-майора до генерала того или иного рода войск специально не прослеживаются как несущественная информация, мало значимая для понимания существа событий. Главное отметить, что данное лицо входило в генеральскую касту, то есть было причислено к военачальникам высшего ранга.

Конечно же, в некоторых случаях, например, при несоответствии в звании и должности взаимно подчиненных друг другу генералов (когда прямой или непосредственный начальник был ниже своего подчиненного по званию), это придавало их взаимодействию и отношениям определенные психологические нюансы. Кроме того, существовали еще и проблемы межличностного общения ответственных военачальников, каждый из которых в определенные периоды времени являлся командующим самостоятельной группировкой войск на том или ином театре военных действий. Например, П. Энглунд отмечает[8], что в шведской армии такие проблемы существовали в отношениях между генерал-фельдмаршалом Карлом Реншельдом и генералом от инфантерии Адамом Левенгауптом. Однако подобные психологические тонкости человеческих взаимоотношений практически невозможно объективно оценить, а тем более определить степень их влияния на принятие решений, что не позволяет формировать вполне обоснованные выводы и предположения.

Помимо генеральских званий, в работе в некоторых случаях не указываются дворянские титулы, а также приставки к фамилиям русских (иностранного происхождения или подданства), шведских, немецких и других аристократов, отмечающие их дворянское происхождение или «рыцарское» звание: «де», «фон», «риттер», «цу», «цур» («d’», «von», «ritter», «zu», «zur»). В начале XVIII века подавляющая часть офицерского состава, как в шведской, так и в русской армиях, в особенности среди высших командиров, комплектовалась исключительно представителями дворянства и аристократии.

Иностранные имена и фамилии даются как в русскоязычном, так и в латинском или шведском написании.

В работе использованы общедоступные портретные изображения участников Полтавской битвы и вообще описываемых событий, сделанные в разные годы до, во время и после Северной войны, поэтому видимые знаки различия и награды могут не соответствовать званию и наградам летом 1709 года.

В заключение целесообразно предупредить читателя, что предлагаемая его вниманию работа достаточно плотно нагружена фактами и цифрами, потребовавшимися для комплексного анализа изучаемых исторических событий. Линия изложения часто прерывается отступлениями, необходимыми для более полного и целостного отражения и восприятия происходившего. В целях наиболее адекватного отражения уровня боевого и тактического мастерства сражающихся сторон, их действия детализированы настолько, насколько это позволяло наличие источников и требовалось для решения основных задач исследования.

Также следует пояснить, что Северная война в принципе отнесена автором к военному противостоянию русских и германцев, поскольку, во-первых, в составе шведской армии было около четверти немцев из германских государств (шесть рейтарских кавалерийских полков – немецкие вербованные полки командиров Альбедиля, Дюккера, Ельма, Мейерфельдта, Таубе, Гюлленшерны общей численностью более 8 тыс. солдат и офицеров, не считая отдельных подразделений и военнослужащих, например, из Саксонии и Силезии, которыми в 1707 году были доукомплектованы шведские части, поэтому Б. Григорьев считает, что немцы составляли до половины королевской армии[9]); во-вторых, Карл XII по мужской линии принадлежал к германской династии князей Виттельсбахов, получивших свой титул еще в XII веке; в-третьих, в составе Швеции в это время находились и германские земли – пфальцграфство Цвайбрюккенское (в земле Рейнланд-Пфальц в Баварии), Верхняя Померания с городом Штральзунд, часть Нижней Померании с городом Штеттин, области Бремен и Верден, а также некоторые мелкие княжества – Юлихское, Бергское, Клевское и город Висмар; в-четвертых, германские племена, заселившие земли по течению Верхнего Рейна, пришли из Скандинавии, так что немцы и шведы являются этнически родственными нациями.

Вместе с тем мы не предполагаем, что аналитическое исследование одной только Полтавской битвы позволяет исчерпывающе судить о характерных особенностях военного противостояния русских и германцев. Поэтому автор рассчитывает продолжить изучение данной проблемы в широкой исторической ретроспективе, используя открытые в настоящее время обширные источники информации для решения всех указанных выше задач.

Загрузка...