Писать так много в первом классе, я вам скажу, то ещё мучение. Родители научили меня письму ещё до начала школы. Естественно, писал я пока не очень грамотно, но уверенно. Бабка взяла мою тетрадку с внеклассным занятием про дураков и стала проверять.
– Идиоты на пере… Что? – всматривалась бабка в мой «каллиграфический» почерк, – Не переодеваются? Хрен поймёшь, что тут нацарапал. Тебе на врача надо учиться. Писать ты уже как они научился. Лечить тоже, насколько мы все помним. Осталось только халат купить.
– Мама, – заступилась за меня моя мама. – Он в первом классе. Они ещё не начали так много писать. Хватит уже мучить его. Он всё понял. Правда? – и она посмотрела на меня.
Я утвердительно кивнул в ответ. На всякий случай. Моё внутренне чутьё подсказывало, что с мамой надо соглашаться. То, что я ничего не понял, значения не имело. В чём смысл этой писанины, мне было не понятно. Но мама на моей стороне, а это хорошо.
– Давайте уже переодеваться, умываться и спать, – подвела итог она.
– Идиоты не переодеваются, – заметила бабка.
Тем не менее мы переоделись. Я, как всегда, был не согласен с умозаключениями бабки. Ведь мы с Вовкой не идиоты. Но и они, я думаю, всё-таки переодеваются. Хоть иногда.
Устроившись на ночлег, бабка сразу предупредила, что если кто-то хочет в туалет ещё раз, то пускай это сделает сейчас. Или терпит до утра, а дед предусмотрительно убрал стакан подальше от нашей кровати.
– Ты скажи мне – юный поджигатель, – начала бабка, когда все улеглись и свет уже не горел, – ты какого ляда деда подпалил?
– Какого ляда? – не понял я.
– Да вот того самого, который в тебе живёт, – пояснила она. – Ты не пытайся понять смысл. Тебе не дано, – бабка явно почувствовала, как скрипят мои мозги, пытаясь осмыслить сказанное ею и продолжила. – Шапку деду зачем поджег? Прометей квартирный.
– Ишь ты, какие слова знаешь, – удивился дед.
Я не знал, что ответить. Свой проступок я осознавал, но логического объяснения для бабки придумать не мог. Как только версия доходила до «отвести от себя подозрение, показав на ком шапка горит», она спотыкалась и на всякий случай рассыпалась на тысячу «действительно зачем?» Но что-то ответить надо было. Спас дед.
– А я вспомнил, как в танке горел. На войне, – задумчиво в темноту сказал он.
– Тоже мне. Танкист нашелся, – ответила бабка, – Всё, что у тебя горело, так это трубы по утрам.
– Да иди ты!
Было слышно, как дед обиженно отворачивается от бабки, шурша одеялом. Затем бренчание в стакане. Это означало, что дед до утра простился с челюстью и историй можно не ждать. А нам с Вовкой стало интересно. Дед никогда особо не рассказывал про войну. Всегда отмахивался. Говорил, что нечего рассказывать. Ничего интересного там не было.
– Дед, – начал я осторожно. – А как ты горел? Взаправду?
Послышалось опять шуршание. Бренчание стакана, шамканье. Судя по всему, к деду возвращались зубы и в этот раз он был готов поведать нам одну историю.
– Да на самом деле это была забавная история, – начал он. – Закурить бы. Без цигарки несподручно рассказывать.
– Ага. Устрой ещё один пожар на сегодня. Сгорел сарай – гори вся хата, – заворчала бабка. – В твоём случае подушка.
Дед тяжело вздохнул в ответ и начал.
– Точное место, где мы стояли, я уже не помню, но был это 1-й Украинский. Кажется, – дед задумался. – Точно. На Украинском было, – дед продолжил. – Ночь. Тишина. Где-то далеко грохот орудий, а у нас затишье. Слышно, как сверчки сверчат.
– Сверчат, – проворчала бабка. – Сверчки стрекочут, а не сверчат.
– Стрекочешь ты, – огрызнулся дед. – И ворчишь как сверчишь. Иногда тапкой хочется прибить. Не мешай мне.
– Издают, значится, звуки сверчки, – дед демонстративно выделил слово «издают», – И тишина вокруг. А мы-то молодые. Да и праздник какой-то был. Нам приключений хочется. Ну и выпить. Расслабиться. Решили мы, значится, пока командир в отъезде, на танке смотаться до соседней деревни. На предмет дружеского обмена. Собрали с собой сахар и тушенки. Обменять на самогон, значится. Уговорили Кольку механика и погрузились. Поехали втроём. Остальные ждут нас, значится.
– Ещё раз скажешь слово – значится, я твою челюсть вытащу изо рта, значится, и в окно выкину. Значится, – не выдержала бабка. – Прям по уху режет твоё значится.
Дед засопел, но продолжил.
– Благо ехать было недалеко. Минут двадцать-тридцать. Доехали мы без происшествий. Ночь. Тишина. И только наша тридцать четверка на боевом выезде мчит.
Я уже мысленно представил, как они ночью нарвались на вражескую засаду и вступили в неравный бой с вражеской колонной танков. Как они подстрелили десяток тигров, а одиннадцатый попал в них, и они загорелись. Далее воображение рисовало, как дед с друзьями выскочили из горящего танка и объятые пламенем кинулись в атаку, и забросали гранатами этого гада, и героями вернулись в часть. Дед продолжал.
– Доехали мы до деревни, и там всё чин чинарём, значится.
Послышалось шуршание одеяла. Теперь я представил, как бабка тянется ко рту деда и собирается вырвать его вставную челюсть и выбросить в окно. Такое развитие событий меня не устраивало. Ведь история скоро должна приблизиться к боевой развязке.
– А нам не режет ухо слово «значится», – вступился я за деда.
– Я щас после зубов деда уши ваши оторву и тоже выброшу. Значится.
Но я так понял, что бабка шутит, потому что дед продолжил свою историю. Значит, зубы ещё на месте. Или к месту сказать правильнее будет – значится.
– Выменяли мы свои припасы на два фугаса и довольные мчим обратно. Орём во всю глотку «Три танкиста». Ведь нас как раз было трое. Три весёлых друга. Экипаж машины боевой.
– Ага, – согласилась бабка. – Классический набор. На троих сообразить.
– Не, – не согласился дед. – Мы ж для всех старались. Мчим мы обратно и уже почти доехали. Ещё пять минут, и мы окажемся в своём расположении. Боевая задача выполнена, танк на месте. Всё шито-крыто.
Теперь я рисовал себе немного другую картину. Враги напали на боевую часть деда, а они успели как раз вовремя, чтобы на своём танке отбить атаку. Но в конце их опять подбивают, а дальше всё так же, как я и представлял ранее. Дед герой. Всем медали.
– Мчим мы, значится, в танке. Я закурить решил. Достаю кисет, сворачиваю самокрутку. Прикуриваю. А бутыль, значится, одну между ног зажимаю, чтобы не упала. Вторую Мишка держит. И тут…
Вот. Началось. Подумал я. Сейчас начнутся боевые действия и геройские подвиги.
– …Колька в темноте, видимо, не заметил остатки кирпичной кладки. Мы её сшибаем на всём ходу. Грохот. Танк подбрасывает на выбоине так, что я чуть головой не шмякнулся об потолок. Хорошо, что руками за что-то ухватиться успел. Бутыль падает и вдребезги… Я аж рот открыл от досады.
Дед замолчал на мгновение.
– Цигарка, будь она неладна, падает прям на разлитую бутыль…
Тут он опять замолчал, а я всё ждал, когда же немцы появятся и начнутся подвиги.
– Мишка как закричит. Нас подбили! Горим! Всем из танка! Колька механик по тормозам и тоже ничего не понимает. Грохот вроде был, но не такой, как от попадания фугасом, а танк внутри синим пламенем горит. Огонь уже и на мне, на штанах. Выскакиваем из люка, все пригибаются. Прячутся от атаки, с меня пламя сбивают…
– Вот ты идиот, – заполнила паузу бабка. – Немудрено, в кого такие внуки.
– Дед. Вас подбили? – с надеждой в голосе на продолжение истории с подвигом спросил я.
– Бошку твоему деду подбили, – пояснила бабка. – И как я этого не заметила, когда замуж выходила? Навылет. Вместе с мозгом.
– Ну, я, конечно, сказал, что там горит, – продолжил дед. – Мы потом еле потушили. Закидывали землёй и бушлатами пламя сбивали. Чуть танк не сгорел. Благо вторая рвануть не успела. Вернулись обратно с одним фугасом. Но праздника это не испортило. Долго мы потом вспоминали и смеялись как в танке «подбитом» горели.
– А где немцы? – не выдержал я. – Где подвиг и медали?
– Да. Нехорошо, что страна не заметила героя, – согласилась бабка. – От имени советского командования деду присваивается орден за идиотизм первой степени! Дед? Первой степени тебе достаточно для уровня твоего интеллекта?
– Да ну вас, – снова зашуршал и забренчал дед. – Я хотел, что-нибудь весёлого рассказать, а не то, про что вспоминать не хочется. Да и малым это не сказки на ночь.
– Да не обижайся ты, – успокоила его бабка. – Смешная история. Только малые ни хрена не поняли из твоей истории.
– Я понял, – ответил Вовка. – Танк деда подбили, а они потушили его. Только я не понял, почему они смеялись потом долго?
Лично я всё понял. Фугас, который загорелся у деда был таким же, как тот, который мы в деревне швырнули из «истребителя» на «склад вражеских боеприпасов». Пусть история оказалась не про немцев и совсем не про подвиг. Но всё же, лучше уж такая история, чем история про по-настоящему подбитый танк и горящего деда. И там действительно, было бы уже не до смеха совсем. Постепенно бабка с дедом затихли и засопели. Кое-кто по обычаю начал похрапывать. Вовка тоже заснул. Я ещё некоторое время ворочался. Не мог заснуть. Моё богатое воображение всё рисовало картину эпичной битвы танка деда против колонны вражеских тигров. Дед там, безусловно, выходил победителем. Даже немного горел, но это было не страшно. Почти как сегодня во дворе. Только шапка. В конце он кидает свой «фугас» во вражеский танк и тот вспыхивает синим пламенем. А потом все смеются и ещё долго вспоминают эту историю. Но навязчивая мысль всё же вешает деду на грудь орден «за идиотизм первой степени».