Как мы меняем мир. История развития человеческого разума через творчество, воображение, содружество и обмен идеями - читать онлайн

Каменное орудие из Ломекви, 3,3 миллиона лет до н. э.

1 Каменное послание

«Мы отправимся на север через пустыню», – объявил нам водитель. Точное место назначения он не имел права нам сообщать. Итак, мы ехали в темноте, по выбоинам, постоянно ударяясь о стенки нашего внедорожника. Когда взошло солнце, открылся необыкновенно красивый пейзаж. Слева от проезжей части тянулись бесконечные россыпи булыжников, вдали возвышались горы. Среди валунов росло несколько акаций, мы видели стадо коз и верблюда. В остальном местность казалась совершенно дикой и необитаемой. Однако справа от нас мерцала до самого горизонта темно-синяя вода. На берегу росли пальмы – зелени было так много, что фотография могла бы сойти за рекламу карибского пляжа, только купающиеся в песке нильские крокодилы нарушали эту идиллию. Это было озеро Туркана, самое большое пустынное озеро в мире, соленая вода которого заполняет широкую Восточно-Африканскую рифтовую долину на протяжении 250 километров.

Около полудня мы подъехали к границе с Эфиопией. Мы миновали пару хижин, сплетенных из пальмовых листьев, перед которыми сидели люди, каким-то образом ухитрившиеся выжить в этой глуши. Затем водитель внезапно оставил колею и повернул в высохшее русло реки. Он провел внедорожник через осыпь и скалы, и, наконец, мы достигли холма, где нас попросили выйти. Панорама была потрясающей. У наших ног лежал природный амфитеатр, вымытый из красно-желтого туфа водой в сезоны дождей. Русло реки, по которому мы проехали, вело в направлении озера. Вертикальные стены долины сияли всеми цветами земли и поддерживали каменные столбы, как стены собора.

Мы – водитель, археолог Соня Арман, фотограф и я – долго стояли на холме, глядя вдаль, и молчали. «Именно здесь я сделала главное открытие своей жизни», – наконец нарушила тишину Соня Арман, изящная француженка средних лет. Она указала на груду буроватых камней в двадцати шагах впереди. Здесь, у наших ног, лежал первый признак пробуждения человечества.

Соня оказалась здесь 9 июля 2011 года, и эта дата навсегда останется в ее памяти. Она и ее муж, тоже археолог, заблудились в пустыне. Чтобы сориентироваться, в знойный полдень они поднялись на холм, где мы стояли сейчас. Это было ее пятнадцатое лето в экваториальной пустыне, которая считается самым жарким местом на Земле, где 45 градусов в тени вполне обычное явление – если там, конечно, вообще есть тень. «Ну и что? – спросила Арман. – Это все равно наша страна».

Окончив среднюю школу в Париже, она отправилась в Восточную Африку, движимая какой-то неясной тоской. Приехав туда, она действительно почувствовала необъяснимую и всеохватывающую близость с этим континентом, который породил человечество миллионы лет назад. В саваннах Великой рифтовой долины Соня Арман не чувствовала себя чужой, она как будто вернулась домой, туда, где уже бывала раньше, хотя и не помнила этого. Тогда ей было ясно, что она вернется. Арман получила степень бакалавра археологии в Париже, стала профессором в Нью-Йорке и отправилась на берег озера Туркана, где были обнаружены останки самых древних людей – больше, чем где-либо еще.

Когда в тот жаркий июльский день заблудившиеся археологи добрались до этого места, они с удивлением обнаружили, что уже не раз бывали здесь. Десятью годами ранее всего в нескольких сотнях метров они нашли загадочную окаменелость – полный череп гоминида. Возраст найденных костей составлял 3,5 миллиона лет, то есть этот гоминид жил задолго до появления Homo sapiens[10]. Каждая такая находка сама по себе сенсационна, но этот череп к тому же выглядел необычно: на лице умершего не было глубоких глазниц и скошенного подбородка, как у австралопитецинов[11]. Наоборот, оно выглядело настолько плоским, что вряд ли выделялось бы на современном групповом фото. Да и в остальном найденные останки мало напоминали известные окаменелости той эпохи.

Изучив череп, палеонтолог Луиза Лики пришла к выводу, что мертвый мужчина, возможно, был представителем ранее не известного вида, который она назвала Kenyanthropus platyops, «кенийский мужчина с плоским лицом». А мнение члена семьи Лики имеет большой вес. Луиза – внучка легендарной пары, Луиса и Мэри Лики, чьи палеонтологические находки показали, что первые люди появились в Африке. Крохотную Луизу ее родители, Ричард и Мив Лики, взяли в 1970-х годах на раскопки на озере Туркана, во время которых были найдены самые старые кости рода Homo.

Возможно, ничем не примечательный холм в пустыне у озера Туркана скрывал и другие секреты? Арман связалась по рации с помощниками. Две дюжины мужчин начали поиски. По цепочке, один за другим, они прочесывали местность, выискивая зорким взглядом на земле что-нибудь необычное. Почва на берегу озера Туркана настолько сухая, что окаменелости давно вымерших существ не покрыты слоем гумуса. Как только в сезон дождей сильный поток смывает слой щебня, обнажаются останки, которым миллионы лет.

В тот же день, 9 июля 2011 года, Сэмми Локороди, охотник за окаменелостями из народа туркана, сообщил по рации об интересной находке. На склоне он обнаружил базальтовые камни большого размера с необычно острыми краями. Силы природы не могли так расколоть камни, должно быть, кто-то старательно потрудился над ними. Были даже видны места, где этот кто-то неоднократно начинал раскалывать камни и выламывать режущие кромки.

Исследователи разметили это место цветными флажками, синими – обтесанные камни и желтыми – окаменелости. Через полчаса на площади размером с комнату были воткнуты 50 флажков.

Арман велела копать. Основываясь на положении слоев горных пород, она смогла датировать возраст находок. Каменные орудия труда были почти на миллион лет старше всех известных артефактов людей или животных. Они возникли, по крайней мере, 3,3 миллиона лет назад, до появления плоского лица Kenyathropus platyops. Арман держала в секрете место их открытия. Ни грабители, ни конкуренты не должны были попасть на раскопки, поэтому нам не сообщили, куда именно нас привезли. «Деревня с хижинами из пальмовых листьев, мимо которой мы проехали, называлась Ломекви», – вот и все, что сказала Арман.

Ее помощники копали четыре летних сезона, потому что отложения были твердыми, как цемент, и их приходилось разбирать осторожно. В результате археологи нашли почти 150 обработанных камней. Еще более впечатляющими, чем резцы, оказались предметы, которые, должно быть, служили острыми молотками и наковальнями для изготовления ножей. Самые большие орудия весили 15 килограммов, и многие из них лежали настолько глубоко в земле, что позже до них вряд ли удалось бы добраться. Несомненно, здесь вырезал камни не один мастер: это были остатки производства, как палеонтологи называют традицию изготовления орудий труда. И это производство работало очень долго, как показали многочисленные артефакты в нескольких слоях камней. Веками, если не тысячелетиями, разумные существа создавали здесь инструменты, поколение за поколением. На этом холме прямо на наших глазах человекоподобные существа учились друг у друга, развивали идеи и передавали их другим. Создатели ножей, кем бы они ни были, обладали культурой.

Когда Арман наконец сообщила о раскопках в специализированном журнале в 2015 году, незадолго до моего визита, коллеги назвали ее открытие «самым важным за последние пятьдесят лет». Находки в Ломекви – свидетельство древнейшей известной культуры, ключ к пониманию пробуждения человечества. Они рассказывают о появлении на Земле новой силы – вида, который начал использовать разум, чтобы управлять своей судьбой и изменять мир в соответствии со своими идеями. С тех пор идеи, а не только природа, определяли то, что происходило на планете. Камни из Ломекви также рассказывают, каким был этот творческий интеллект и как он возник.

Вплоть до открытия Арман предполагалось, что для творческого мышления нужен большой мозг. Ученые утверждали примерно следующее: когда два миллиона лет назад Homo, предок современных людей, почувствовал нехватку еды из-за изменения климата, он проявил творческий подход. Он использовал свой уже выдающийся интеллект для изготовления инструментов, с помощью которых открыл новые источники пищи. Он делал из камней оружие и ножи для резки мяса. Так Homo, от природы слабое существо, превратился в охотника, который мог сражаться с самыми большими животными саванны. Мясо, добытое им, было столь питательно, что Homo мог прокормить еще больший мозг. И чем умнее он становился, тем эффективнее мог охотиться: Homo стал самым успешным хищником на планете, правителем мира. И в какой-то момент, намного позже, он заговорил.

Но эта версия далека от реальности. Во-первых, производство в Ломекви начало работать задолго до этого изменения климата. Мастера вырезали здесь орудия[12] из камней, по крайней мере, уже за полмиллиона лет до того, как глобальное потепление привело к гибели джунглей и появлению африканской саванны. Во-вторых, инструменты, найденные Соней Арман и ее помощниками, не были ни ножами для мяса, ни оружием. Костей животных с зазубринами нигде в этом районе не обнаружено. А отметины на самих лезвиях говорят о том, что их использовали для раскалывания орехов, отделения клубней или снятия насекомых со стволов деревьев. В-третьих, у создателей артефактов не было большого мозга. Объем черепа плосколицего Kenyanthropus platyops, несмотря на его современный облик, составлял чуть более трети объема черепа современного человека. Три миллиона лет назад существовали и другие виды людей. Но ни у одного из них мозг не был крупнее, чем у современного шимпанзе. И все же они явно сумели воплотить свои идеи в жизнь.

Так что же, если не большой мозг, стимулировало их воображение? Творческое мышление современного человека основано на способностях, которые существовали у наших предков. Итак, чтобы понять, как возникли и развивались наши творческие способности, нам нужно знать обстоятельства, при которых произошла первая революция человеческой мысли.

Разум впервые появился не у Homo sapiens. Когда палеонтологи в первой половине прошлого века обнаружили окаменелости гоминидов, человекоподобных существ старше миллиона лет, имевших маленький мозг, ранее существовавшая четкая граница между людьми и животными стерлась. Ученые попытались заново определить разницу, заявив, что людей отличает способность использовать инструменты. Чтобы проверить это утверждение, охотник за окаменелостями Луис Лики нанял молодую женщину, у которой не было никакой квалификации, но было желание наблюдать за дикими животными, и отправил ее в джунгли с этой целью. Джейн Гудолл оказалась выдающимся бихевиористом. Еще в 1964 году в Танзании она снимала на камеру шимпанзе, использующих палки для охоты на термитов. Когда она телеграфировала Лики о своем открытии, тот ответил: «Теперь мы должны заново определить, что такое человек… или решить, что шимпанзе тоже люди».

Сегодня известно множество примеров использования орудий животными. Гориллы опираются на палки, как на костыли, при переходе через реки; орангутаны используют листья как перчатки при поиске фруктов в колючих кустах; обезьяны-капуцины выкапывают съедобные корни плоскими камнями. Слоны берут хоботом ветки и отгоняют ими мух. Дельфины цепляют губки на нос, когда роются в каменистом дне, чтобы защитить себя от травм. И даже менее развитые животные используют инструменты: крокодилы накрываются ветками, чтобы ловить птиц, ищущих материал для гнезд; осьминоги выкладывают раковины мидий, чтобы укрыться за ними[13].

Одно из наиболее интересных наблюдений такого рода также сделала Джейн Гудолл. Она описывает, как молодой шимпанзе, которого она назвала Майком, стал вожаком стаи. Карьера Майка была необычной, потому что альфами, как правило, становятся самцы намного старшего возраста. Еще более удивительно, что Майку удалось очень быстро стать вожаком – он выиграл без единого сражения, благодаря только одной блестящей идее: Майк обнаружил две пустые канистры из-под бензина, схватил их и стал колотить друг о друга с такой скоростью, что противники пустились наутек[14].

Креативностью называют способность находить новые, удивительные и ценные решения. Каждый из упомянутых выше вариантов поведения соответствует этому общепризнанному определению: креативность не является уникальной особенностью людей. Животные тоже обладают ею. И им даже не обязательно иметь большой – относительно их тела – мозг. Все это говорит о том, что творческие способности должны были возникнуть задолго до того, как в ходе эволюции появились первые люди. Действительно, в пятой главе мы увидим, насколько глубоко творческое мышление укоренилось в каждом виде деятельности нашего ума[15].

Когда предшественники Homo sapiens создали первые каменные орудия более трех миллионов лет назад, творческий интеллект уже долгое время существовал. Но мастера Ломекви сделали то, на что способны очень немногие животные. Когда обезьяны-капуцины в качестве инструментов используют корни, слоны – ветки, осьминоги – ракушки, животные не преобразуют, не обрабатывают их, а используют в том виде, в котором они нашли эти предметы. Но создание инструмента, который подойдет для определенной цели, требует гораздо больших осознанности, планирования и воображения. Чтобы сделать нож из камня, необходимо множество разнообразных действий. Каждый шаг требует точного представления о том, чего еще нет, но должно возникнуть в результате обработки.

Только человекообразные обезьяны и несколько видов птиц обладают интеллектуальными предпосылками, необходимыми для изготовления инструментов. Новокаледонские вороны, считающиеся самыми умными птицами, сгибают ветки и пальмовые листья в крючки, которые затем используют для вытаскивания личинок и взрослых насекомых из трещин в коре деревьев – так эти вороны удовлетворяют большую часть своих потребностей в питании[16].

Шимпанзе в Восточной Африке нередко обтачивают палки зубами. А в Западной Африке человекообразные обезьяны делают настоящее оружие. Следующие сцены были описаны исследователями, наблюдавшими за животными в саванне Фонголи на юго-востоке Сенегала: шимпанзе отламывают молодые ветки деревьев, освобождают их от листьев и заостряют концы зубами. Получившимися копьями они охотятся на маленьких мокроносых приматов, которые прячутся в дуплах деревьев. Интересно, что охота с оружием в Сенегале, по-видимому, дело женское. Самки шимпанзе используют копья гораздо чаще, чем самцы[17]. Возможно, и наши предки охотились подобным образом.

И все же только люди зашли так далеко, чтобы расшифровывать гены, сочинять симфонии и общаться по видеосвязи. Почему сегодня именно мы правим Землей, а не другие виды человекообразных обезьян или ворон? Так что же такого особенного в человеческом разуме?

Чтобы разгадать эту загадку, нам нужно вернуться к началу. Производство в Ломекви наводит на мысль: возможно, для извлечения долговременной пользы из наших идей требуется нечто большее, чем творческий интеллект. И, может быть, это «большее» дало нашим предкам решающее преимущество.

Превратить ветку в копье или посох – огромное интеллектуальное достижение, но это можно сделать за считаные минуты. Для такой простой работы по дереву вам не потребуется никаких специальных инструкций или практики: вы можете понять, как это сделать, методом проб и ошибок.

С другой стороны, я по собственному опыту знаю, насколько сложнее сделать нож из твердого камня. После того как мы вернулись с места находки в Ломекви в лагерь исследователей, Соня Арман дала группе студентов и мне куски базальта. Затем она попросила нас сделать некоторые из якобы примитивных первых инструментов. Она показала нам один раз, как нужно обрабатывать камень, а дальше мы сами стали пробовать. Мы полдня стучали по камням. Камни раскалывались, но не так, как нам было нужно. Мы пытались поставить наши заготовки вертикально и положить их, задаваясь вопросом, удастся ли нам добиться большего с помощью броска, или нужно поменять местами молот и наковальню.

Ничто не помогало. Все, что нам удалось сделать, это пара жалких осколков, которыми даже масло не разрежешь. Наши предки, как ни удивительно, оказались толковее нас.

В качестве утешения Арман вечером сообщила нам, что большинству людей приходится практиковаться неделями, прежде чем они овладеют этой техникой обработки. Студенты-археологи мучаются от 150 до 300 часов, прежде чем им удастся создать красивый инструмент – сотни часов, в течение которых они идут по неверному пути, пока, наконец, не приобретут необходимые навыки[18].

Арман рассказала нам, что как-то отправилась с такими кусками базальта в зоопарк. Там она зашла в обезьяний домик и показала животным, как можно сделать заостренные орудия – именно эту технику она показывала и нам. Она также продемонстрировала человекообразным обезьянам, что можно делать с ножом.

Шимпанзе с большим интересом наблюдали за ней и тут же сами начали бить камни друг о друга. У них отнюдь не было недостатка в навыках, что и следовало ожидать. Даже маленькие обезьяны-капуцины на северо-востоке Бразилии так успешно стучат по камням, хотя и по более мягким, что острые края отламываются[19]. Но вместо того, чтобы что-то резать ими, эти обезьяны только облизывают осколки, потому что каменная пыль содержит полезные минералы. Многие великие открытия являются результатом случайности, но нужно разглядеть их ценность. На это ума обезьянам-капуцинам не хватило.

А вот шимпанзе быстро осознали преимущества ножа. Они были переполнены идеями. Когда их первые попытки не увенчались успехом, они снова и снова пробовали ударять по камням, проявляя изобретательность. Но у обезьян получалось ничуть не лучше, чем у меня: возможно, они стучали слишком слабо или слишком сильно, или, может быть, они держали заготовки под неправильным углом; во всяком случае, им не удалось расколоть базальтовые камни на острые куски. А потом животные сдались и отбросили камни, потеряв интерес к изготовлению ножей.

Если бы творчество было всего лишь вопросом проницательности и изобретательности, человекообразные обезьяны научились бы изготавливать ножи гораздо раньше, чем наши предки. Возможно, сейчас именно они восхищались бы нами в своих зоопарках, а не наоборот. Но только мифы гласят, что творчество возникло благодаря спонтанной вспышке вдохновения. Даже если речь идет о превращении камня в режущий инструмент, для творческого мышления недостаточно просто идей. Для него необходимы практика и готовность снова и снова терпеть неудачи и преследовать цель, даже если успех не гарантирован[20]. Каждый, кто хочет создать нечто по-настоящему креативное, вынужден совершить долгое путешествие в неизведанное. Шимпанзе потерпели неудачу из-за недостатка самоконтроля и долгосрочного планирования, а не из-за недостатка интеллекта. И мы тоже, признаться, именно по этой причине нередко терпим неудачу.

В ходе увлекательного эксперимента исследователи сняли сцены, которые могли происходить среди первых людей более трех миллионов лет назад. Испытуемые – карликовые шимпанзе – очень похожи на наших далеких предков – насколько вообще на них может быть похоже живущее ныне существо: мозг бонобо такой же большой и структурированный, как и у мастеров, которые работали на осыпи озера Туркана. Они также практически не отличаются телосложением и размерами. Геном карликовых шимпанзе не совпадает с геномом человека лишь на 0,3 %[21].

Два бонобо, участвовавшие в эксперименте, были особыми животными: Канзи и его сводная сестра Панбаниша с рождения жили в американских исследовательских институтах, на момент проведения эксперимента в штате Айова. Приматолог Сьюзен Сэвидж-Рамбо обучала брата и сестру на протяжении всей их жизни по уникальной методике. Так Канзи прославился как «говорящая обезьяна». Сорокалетний самец может выражать свои желания, чувства и мысли с помощью компьютерной клавиатуры с символами; словарь Канзи включает около 500 слов. Он также понимает разговорный английский.

Словарный запас Панбаниши, умершей в 2012 году, был еще больше.

В 1990 году ученые начали обучать двух бонобо обработке камней[22]. Канзи, которому тогда было девять лет, потребовалось несколько недель регулярных упражнений, вознаграждений и уговоров, прежде чем ему удалось сделать несколько небольших осколков, с помощью которых он перерезал веревку на коробке со сладостями. Воодушевленный своими успехами, он продолжал заниматься, получая в награду лакомства. Итак, исследователи увидели в обезьяньем домике то, что могло произойти более трех миллионов лет назад на холмах Ломекви, когда наши предки научились делать инструменты. Через несколько месяцев Канзи открыл новую технику: когда он бросал камни, высоко подняв руки, на плиточный пол своего жилища, образовывались более полезные осколки, чем после удара камня о камень.

Тогда Сэвидж-Рамбо постелила ковер, чтобы умерить рвение Канзи, но он оторвал ковер. В конце концов ему пришлось переехать в вольер с полом из мульчи; там он снова проявил свое творчество. Теперь он ударял мелкими камнями по камням большего размера и со временем развил такой высокий уровень точности, что у него стали получаться все более острые ножи. Однако еще через несколько месяцев он вернулся к технике нанесения ударов, которой его изначально научили люди. Теперь он настолько овладел своим ремеслом, что мог вскрывать с помощь ножей, которые сам сделал, контейнеры со сладостями и кожаные чехлы кресел в своем вольере.

Панбаниша же не вышла за пределы начальной стадии и сдалась, хотя с интересом наблюдала, как ее сводный брат усовершенствовал инструменты. Но однажды вместо ученых-мужчин Канзи стала обучать женщина-антрополог. И тогда Панбаниша потянулась к давно забытым камням и стала повторять удары, которым научилась у своего брата. Вскоре ее инструменты стали такими же хорошими, как и его – как будто ей нужен был только женский образец для подражания, чтобы достичь определенного мастерства.

Конечно, Канзи и Панбаниша обладали необычным для человекообразных обезьян интеллектом. Другим бонобо и шимпанзе, которых исследователи пытались обучить символическим языкам, не удалось приобрести такой обширный словарный запас. Но самостоятельно брат и сестра не смогли бы создавать каменные орудия. Они научились этому, так как общались с людьми – своими наставниками.

Именно эта среда дала им мотивацию и знания, необходимые для того, чтобы пройти долгий путь, полный открытий и неудач. Канзи и Панбаниша хотели получить ободрение и награду, возможно, они также хотели порадовать своих друзей-людей. И если бы Панбаниша не стала подражать женщине-мастеру, Канзи остался бы единственным каменщиком, не являющимся человеком. Творческие достижения двух бонобо в итоге были связаны не столько с их выдающимся талантом, сколько с их отношениями с людьми.

Инструкции, которые им давали, были даже более важными, чем мотивация. В отличие от шимпанзе, которых Соня Арман тщетно пыталась научить изготовлению орудий труда, Канзи и Панбаниша могли понимать своих учителей. Годы языковой подготовки научили их понимать не только язык жестов и разговорный английский, но и идеи и намерения собеседников. Человеческая культура сформировала мышление Канзи и Панбаниши – и позволила им обоим достичь недостижимого иным образом интеллектуального прогресса.

Homo sapiens с его гораздо более крупным мозгом тоже нуждается в культуре, даже если он хочет сделать только самые простые инструменты, которые его предки использовали миллионы лет назад. В тех немногочисленных обществах каменного века, существующих до сих пор, никто не трудится в одиночку. Например, в девственных лесах Папуа – Новой Гвинеи люди собираются вместе, чтобы обрабатывать камни. Начинающим дают советы, опытные мастера обсуждают следующие удары, и все поощряют друг друга. Если член группы успешно откалывает кусок камня, его награждают аплодисментами[23].

Для творчества требуется образец для подражания, а успех зависит от того, как общаются учителя и ученики. Если молча вложить в руку современного человека материал для каменного топора, он ничего не сумеет с ним сделать, так же как человек каменного века, оказавшийся в кресле пилота реактивного самолета. Когда испанские палеонтологи в 2017 году познакомили новичков с производством доисторических инструментов, они разделили учащихся на три группы: первой группе эксперты просто продемонстрировали эту технику; члены второй группы могли уточнять информацию жестами, храня при этом молчание; и только третьей группе разрешалось общаться со специалистами[24]