Луч света, проникший сквозь занавески, сказал мне, что мой брат только что въехал на подъездную дорожку. Когда я вышел на улицу, первое, что я заметил, было то, что левая фара машины Майкла не горит. А второе – кровь.
Луна скрылась, до рассвета было еще далеко, но даже в темноте я понял, что это за темные пятна, измазавшие разбитую фару и здоровенную вмятину на крыле.
По натуре я не сова, но полчаса назад мне позвонил Майкл. Это был один из тех звонков, когда вы, разглядев время на часах мутным спросонья взглядом, понимаете, что вам сейчас сообщат не о выигрыше в лотерею. Есть у меня пара приятелей, которые периодически набирают мой номер из такси по дороге домой и взахлеб рассказывают о том, как отрывались сегодня вечером. Но Майкл не из их числа.
На самом деле это неправда. Я не стал бы дружить с людьми, которые звонят после полуночи.
– Мне нужно увидеться с тобой. Сейчас.
Он тяжело дышал. Номер на экране не высветился, значит Майкл звонил из автомата. Или из бара. Следующие полчаса я зябко поеживался, хотя был в теплой куртке, и протирал кружки на запотевшем окне, чтобы не пропустить появление брата. Когда фара его машины ослепила мне глаза, я бросил свой пост и улегся на диван.
Раздался рокот, Майкл остановил машину, выключил двигатель, но не электрику. Открыв глаза, я на мгновение уставился в потолок, будто знал, что стоит мне встать, и моя жизнь изменится, а потом вышел на улицу. Майкл сидел в машине, опустив голову на руль. Я разрезал одинокий луч фары надвое, когда подошел к капоту, чтобы постучать в окно водителя. Майкл вылез из машины. Лицо у него было серое.
– Тебе повезло, – сказал я, кивая на разбитую фару. – Люси тебя взгреет.
– Я кого-то сбил.
– Угу. – Я засыпáл на ходу, но мозг все равно отметил: он сказал «кого-то», а не «что-то». Как люди реагируют на такие новости? Откуда мне знать. Я решил, что поддакивать – это, вероятно, самое лучшее в такой ситуации.
– Парень. Я сбил его. Он сзади.
Тут сон мигом слетел с меня. Сзади?
– Что ты имеешь в виду, черт возьми?! Как это сзади?
– Он мертв.
– Он на заднем сиденье или в багажнике?
– Какая разница?
– Ты пил?
– Немного. – Он замялся. – Ну… чуть-чуть.
– На заднем сиденье? – Я сделал шаг и потянулся к дверце, но Майкл выставил вперед руку, и я замер. – Нужно отвезти его в больницу.
– Он мертв.
– Не могу поверить, что мы спорим по такому поводу. – Я провел рукой по волосам. – Майкл, да брось. Ты уверен?
– Никаких больниц. У него шея изогнута, как курительная трубка. И половина черепа вывернута наружу.
– Я бы предпочел услышать это от врача. Мы можем позвонить Соф…
– Люси узнает, – оборвал меня Майкл.
Ее имя, произнесенное с таким отчаянием, ясно обозначило подтекст: «Люси бросит меня».
– Все будет хорошо.
– Я пил.
– Немного, – напомнил я ему.
– Да. – (Долгая пауза.) – Всего чуть-чуть.
– Думаю, полиция пой… – начал было я, но мы оба знали, что произнесение в полицейском участке фамилии Каннингем вызывает духов, от появления которых содрогаются стены. В комнате, полной копов, Майкл и я в последний раз оказались на похоронах, где нас окружало море синей формы. Я был достаточно высок, чтобы обвиться вокруг предплечья матери, но и достаточно юн, чтобы не отлепляться от него ни на минуту. В голове промелькнула мысль: «Что подумает Одри о нас, нахохлившихся от холода и обсуждающих рано поутру чью-то жизнь?» – но я отпихнул ее прочь.
– Он умер не оттого, что я его сбил. Кто-то подстрелил его, а потом я на него наехал.
– Угу.
Я попытался придать голосу убедительность, мол, да-да, конечно, я тебе верю, однако не случайно мой репертуар в школьных постановках составляли в основном роли без слов: животные с фермы, жертвы убийств, кусты. Я снова потянулся к ручке дверцы, но Майкл опять помешал мне.
– Я просто прихватил его. Подумал, ну… не знаю… это лучше, чем оставлять на улице. А потом не мог решить, что делать дальше, и оказался здесь.
В ответ я лишь молча кивал. Семья обладает силой притяжения.
Майкл потер губы руками и заговорил сквозь пальцы. От руля у него на лбу осталась небольшая красная вмятина.
– Не все ли равно, куда мы его отвезем, – произнес он.
– О’кей.
– Нужно похоронить его.
– О’кей.
– Прекрати повторять это.
– Хорошо.
– То есть прекрати соглашаться со мной.
– Тогда лучше отвезем его в больницу.
– Ты на моей стороне или нет? – Майкл покосился на заднее сиденье, сел в машину и завел мотор. – Я все исправлю. Залезай.
Мне было ясно, что я сяду в машину. Но почему? Вероятно, я бессознательно надеялся, что там смогу вразумить его. Но на самом деле просто видел перед собой старшего брата, который говорил, что все будет в порядке. В такой ситуации не важно, сколько тебе лет, пять или тридцать пять, раз брательник обещает уладить дело, ты ему веришь. Тяготение.
Объясню по-быстрому. Мне, вообще-то, в тот момент было тридцать восемь и станет сорок один, когда мы доберемся до настоящего времени, но я подумал: если сбрею пару годков, это поможет моему издателю подкинуть книгу какому-нибудь знаменитому актеру.
Я залез. На место пассажира. Под ногами болталась спортивная сумка «Найк» с расстегнутой молнией. Набитая купюрами. Не стянутыми в пачки аккуратненько тонкими резинками или бумажными лентами, как в кино, а просто насованными внутрь, и сумка буквально выблевывала их на пол. Странно было топтать эти деньги ногами, такую кучу, притом что человек на заднем сиденье, вероятно, погиб из-за них. Я не смотрел в зеркало заднего вида. Ну ладно, пару раз глянул мельком, но увидел только черный ком, больше похожий на дыру в мироздании, чем на настоящее тело, и каждый раз отводил взгляд, как только возникала опасность, что он сфокусируется.
Майкл задним ходом выехал с подъездной дорожки. Невысокий стакан или что-то в этом роде звякнул по приборной панели, упал на пол и закатился под сиденье. Слегка пахнуло виски. Впервые я обрадовался, что мой брат курит в машине травку, потому что впитавшийся в обивку кресел душок марихуаны маскировал запах смерти. Когда мы подпрыгнули, съезжая с поребрика, клацнула крышка багажника, замок на ней был сломан.
Меня пронзила ужасная мысль: у машины Майкла разбита фара и помят багажник, как будто он ударился обо что-то дважды.
– Куда мы едем? – поинтересовался я.
– А?
– Ты знаешь, куда едешь?
– В заповедник. В лес. – Майкл посмотрел на меня, но не выдержал моего взгляда, воровато покосился на заднее сиденье, тут же пожалел об этом и перевел глаза вперед. Его затрясло. – Вообще-то, я не знаю. Мне до сих пор не приходилось никого хоронить.
Мы ехали уже больше двух часов, когда Майкл наконец решил, что насобирал достаточно грязи с грунтовых дорог, и свернул на своем рычащем циклопе с мотором на какую-то поляну. Пару километров назад мы соскочили с пожарного проезда и с тех пор колесили по бездорожью. Солнце грозилось вот-вот взойти. Земля была укрыта сверкающим мягким снегом.
– Здесь сойдет, – сказал Майкл. – Ты в порядке?
Я кивнул. Или, по крайней мере, подумал, что сделал это. Должно быть, я вообще не шевельнулся, так как Майкл щелкнул пальцами у меня перед носом, чтобы вывести из ступора. В ответ я исполнил слабейший в человеческой истории кивок, словно мои позвонки – это ржавые кандалы. Майклу этого хватило.
– Не вылезай, – велел он.
Я уставился прямо перед собой. Услышал, как брат открывает заднюю дверцу и возится там, вытаскивая мужчину – дыру в мироздании – из машины. Мозг кричал, чтобы я что-нибудь сделал, но тело вело себя как предатель. И не шевелилось.
Через несколько минут Майкл вернулся – взмокший, лоб испачкан грязью – и склонился над рулем.
– Пошли, поможешь мне копать.
В ответ на его приказ члены моего тела разблокировались. Я ожидал, что земля будет холодная, думал, что услышу хруст утреннего ледка под ногами, но вместо этого мои ступни сразу погрузились в мягкий белый покров до самых лодыжек. Я пригляделся. Земля была не укрыта снегом, а затянута паутиной. Пауки накинули свои сети на высокую жесткую траву примерно в футе над землей, и эти переплетенные между собой нити паутины были такими густыми и белыми, что выглядели твердой поверхностью. То, что я принял за блестящий снег, оказалось мерцанием тончайших нитей на свету. Следы Майкла напоминали дырки в пудре. Паутиной была оплетена вся поляна. Место источало величественный покой. Я старался не смотреть на комковатую темную груду посреди паучьего царства в том месте, где заканчивались следы Майкла. Я пошел по ним, и это было все равно что брести сквозь парящий над землей плотный туман. Брат увел меня в сторону от трупа, вероятно, чтобы уберечь от нервного срыва.
У Майкла была небольшая лопата, но мне он велел копать руками. Не знаю, почему я на это согласился. Всю дорогу сюда я думал, что страх Майкла, лихорадочная тревога, владевшая им, когда мы уезжали, улягутся. Должен был наступить момент просветления – осознания, что он увяз по уши и нужно поворачивать назад. Но мой брат поехал в противоположную сторону. Покинув город, он устремился навстречу заре, полный стоического спокойствия.
Тело Майкл накрыл старым полотенцем, но я видел белый локоть, который торчал наружу над паутиной, как упавший с дерева сук.
– Не смотри, – повторял Майкл всякий раз, стоило мне взглянуть в ту сторону.
Минут пятнадцать мы молча рыли землю, потом я остановился.
– Копай дальше! – приказал Майкл.
– Он шевелится.
– Что?!
– Он шевелится! Смотри. Погоди.
Паутинная пелена определенно подрагивала. Сильнее, чем ее мог бы раскачать ветер. Теперь казалось, что это не плотный снег, а покрытая рябью поверхность океана. Я почти ощущал бегущую по нитям вибрацию, как будто сам был пауком, который сплел паутину, центральным нервом.
Майкл перестал копать и посмотрел на меня:
– Иди обратно в машину.
– Нет.
Сам он подошел к телу, снял с него полотенце. Я поплелся за братом и впервые увидел труп целиком. Над одним бедром у него было темное глянцевитое пятно. «Кто-то подстрелил его, а потом я на него наехал», – сказал Майкл. Не мне судить, стрельбу я видел только в кино. На шее у мужчины виднелась выпуклость, словно он проглотил мяч для гольфа. На голове была черная балаклава, но довольно странной формы. Сквозь ткань в разных местах проступали какие-то шишки. В школе меня доставал один парень, он клал два крикетных мяча в носок и размахивал им, подходя ко мне. Вот как выглядела эта балаклава. Мне показалось, что только ткань не дает голове трупа распасться на части. В ней имелись три отверстия: два для закрытых глаз и одно для рта. На губах у мужчины пульсировали маленькие красные пузырьки. Пена накапливалась и стекала на подбородок. Черты лица было не разглядеть, но, судя по крапчатым, опаленным солнцем рукам со вздутыми венами на кистях, он был лет на двадцать старше Майкла.
Я опустился на колени, сцепил руки и пару раз для пробы надавил бедняге на грудь. Грудная клетка ввалилась, как не должна была, я это знал, и мгновение я думал только об одном – что она как та набитая деньгами сумка с расстегнутой молнией и прогнувшейся серединой.
– Ты делаешь ему хуже, – сказал Майкл, подцепил меня под руку и поднял на ноги, собираясь увести.
– Надо доставить его в больницу, – попытался напоследок взмолиться я.
– Он этого не выдержит.
– Может, выдержит.
– Не может.
– Мы должны попробовать.
– Я не могу ехать в больницу.
– Люси поймет.
– Нет.
– Ты уже наверняка протрезвел.
– Может быть.
– Ты не убивал его… Ты же сказал, его подстрелили. А деньги чьи? – (Майкл пробурчал что-то невнятное.) – Он наверняка их украл. Скорее всего. Ты выкрутишься.
– Там двести шестьдесят тысяч.
Читатель, мы с вами уже знаем, что на самом деле их было двести шестьдесят семь тысяч, но тогда меня поразило, что у Майкла не было времени вызвать «скорую», а наскоро пересчитать наличные он успел. В противном случае, если бы он высказывал предположение, то назвал бы какое-нибудь более круглое число – двести пятьдесят тысяч, например. Кроме того, сумма была произнесена как-то призывно. По тону я не мог понять: то ли он предлагает мне часть денег, то ли констатирует факт, который важен для принятия решения.
– Слушай, Эрн, это наши деньги… – начал упрашивать меня Майкл.
Значит, это было предложение.
– Мы не можем просто оставить его здесь. – И потом я добавил так твердо, как не говорил ни разу в жизни: – Я не оставлю.
Брат немного подумал и кивнул:
– Пойду проверю, как он там.
Отойдя от меня, Майкл присел на корточки рядом с телом. Пробыл там пару минут. Я был рад, что приехал, и продолжал тешить себя мыслью, что поступил хорошо. Старший брат редко прислушивается к словам младшего, но без меня ему здесь не обойтись. И я сделал все правильно. Этот мужик все это время был жив, и мы отвезем его в больницу. Майкл высокий, и мне было плохо видно, что происходит, только его согнутая спина и руки, тянущиеся к голове мужчины, – видимо, он догадался поддержать ее на случай повреждения позвоночника. Худые плечи Майкла двигались вверх-вниз. Сердечно-легочная реанимация, запуск человека, как газонокосилки. Я видел ноги раненого. На одной не было ботинка. Мой брат провел рядом с телом уже довольно много времени. Что-то не ладилось. Мы на странице 25.
Майкл встал и вернулся ко мне:
– Теперь можно его хоронить.
О чем он? Нет. Нет. Все это неправильно. Я отшатнулся и грохнулся на задницу. Липкие нити паутины обвили мои руки.
– Что случилось?
– Просто он перестал дышать.
– Перестал дышать?
– Да, перестал.
– Он мертв?
– Да.
– Ты уверен?
– Да.
– Но как же так?
– Он просто перестал дышать. Иди подожди в машине.