По своей природе правовая норма – это норма социальная. В социологии под социальной нормой понимается «стандарт (правило), регулирующий поведение в социальной обстановке»[101], «правило поведения, которое принято какой-то социальной группой и которое данная группа контролирует санкциями»[102], и признается, что норма «является типовым или эталонным образцом действия, предписывающим отдельному индивиду или группе, что им надлежит делать»[103].
Социальные нормы определяют главные параметры поведения в наиболее важных для общества сферах и, как указывает В. Н. Кудрявцев, во-первых, содержат «модели» социально значимого поведения; во-вторых, дают оценку социальной полезности или вредности такого поведения; в-третьих, указывают на последствия – благоприятные или неблагоприятные, которые могут наступить при соблюдении или нарушении модели[104]. При этом правовед подчеркивает, что любая социальная норма подкрепляется силой и авторитетом соответствующей социальной общности – общества, государства или малой группы. Таким образом, социальная норма содержит в себе правило, которое является эталоном, образцом, моделью желательного поведения человека или группы лиц в их взаимодействии. Это правило носит общий характер, оно рассчитано на многократное применение, адресовано неопределенному кругу лиц и предназначено для регламентации поведения.
Понятие социальной нормы служит отправной точкой для определения правовой нормы, в котором наряду с общими признаками социальной нормы фиксируются также и ее особенности.
В числе главных признаков правовой нормы правоведы указывают на: 1) государственно-властный характер; 2) общеобязательность; 3) формальную определенность; 4) обеспеченность принудительной силой государства; 5) регулятивность[105], и на основе перечисленных признаков определяют правовую норму как «исходящее от государства и им охраняемое общеобязательное, формально-определенное предписание, выраженное в виде правила поведения… и являющееся регулятором общественных отношений»[106], или (в кратком варианте) как «установленное или санкционированное государством правило поведения, охраняемое от нарушений с помощью мер государственного принуждения»[107], либо просто как «установленное или санкционированное государством правило поведения»[108]. Приведенные дефиниции относятся к наиболее типичному виду правовых норм – нормам-правилам поведения. Наряду с ними в правовой науке выделяются так называемые специализированные (нетипичные) нормы (нормы-принципы, нормы-дефиниции, коллизионные нормы и др.). В литературе указывается, что такие нормы носят нестандартный характер, поскольку у них «отсутствуют те или иные свойства, признаки, моменты, объективно присущие классической модели нормы права»[109].
Сравнение признаков социальной нормы с признаками правовой нормы позволяет утверждать, что главное различие между ними заключается в государственно-властном характере правовых норм и их обеспеченности государственно-принудительными мерами[110]. Как подчеркивает С. С. Алексеев, «юридическая норма исходит от государства, поддерживается его принудительной силой, и потому предписывающий характер нормы (присущий, в принципе, любой социальной норме) приобретает качественную специфику – властность. Норма права… – это государственно-властное веление»[111].
В литературе советского периода незыблемым считалось положение о совпадении признаков правовой нормы и объективного права, частью которого и является норма. Так, А. Ф. Шебанов писал: «При определении понятия советской правовой нормы необходимо исходить, разумеется, из того, что каждая правовая норма есть составная часть единого целого – всего советского социалистического права и относится к праву как отдельное к общему, как часть к целому. Следовательно, всякую советскую правовую норму можно охарактеризовать в основном и главном теми же признаками, что и все социалистическое право»[112]. П. Е. Недбайло указывал: «Все, что свойственно праву, свойственно и его нормам… При анализе нормы права, в том числе ее структуры, необходимо исходить из свойства права в целом»[113]. В работах этих авторов четко обозначена логика определения структуры правовой нормы: социальная сущность права обусловливает социальную сущность правовой нормы, а последняя обусловливает структуру содержащегося в норме правила поведения[114], следовательно, структура правовой нормы должна отражать сущность права. А поскольку сущность понятия права проявляется в его основных признаках, структура правовой нормы должна иметь аналогичные признаки[115]. Между тем в числе признаков советского социалистического права согласно установкам марксистско-ленинской теории государства и права главным признавался признак принудительности, поскольку правовая наука исходила из широко известного изречения В. И. Ленина о том, что «право есть ничто без аппарата способного принуждать к соблюдению норм права»[116]. В соответствии с этой установкой в одном из первых советских учебников по теории государства и права правовая норма определялась как «правило поведения, которое государство как организация классового господства признает необходимым для охраны интересов господствующего класса и соблюдение которого оно обеспечивает всей мощью своей принудительной власти»[117]. Именно авторы этого учебника С. А. Голунский и М. С. Строгович обосновали трехэлементную структуру правовой нормы. Указав, что «в правовой норме содержится, прежде всего, указание на условие, при котором норма подлежит применению, затем изложение самого правила поведения и, наконец, указание на последствия невыполнения этого правила»[118], правоведы предложили часть нормы, содержащую указание на условия ее применения, называть гипотезой, изложение самого правила поведения – диспозицией, а указание на последствия несоблюдения нормы – санкцией, и подчеркнули, что «санкция всегда либо имеется, либо предполагается в каждой правовой норме, хотя она может и не быть указана в тексте статьи закона, в которой изложена диспозиция нормы… Санкция – это часть нормы, устанавливающая принудительные меры, обеспечивающие соблюдение правовой нормы, что составляет… существенный признак права»[119].
Эта точка зрения была воспринята доктриной и приобрела статус господствующей. Анализируя данный факт, А. Ф. Черданцев указывает, что многие дореволюционные правоведы исходили из двучленного строения правовой нормы, в связи с чем признавали наличие норм, не обеспеченных санкциями, однако «последнее обстоятельство, противоречащее марксистско-ленинскому пониманию права как системы норм, обеспеченных государственным принуждением, предопределило критический подход к указанной точке зрения. Состояние же советской юридической науки, в том числе степень разработанности вопроса о системе права, было таково, что представлялось единственно верным создать такую логическую структуру правовой нормы, которая обязательно включала бы в свой состав в качестве третьего элемента санкцию. Это было наиболее простым, хотя и несколько поверхностным обоснованием в учении об отдельно взятой норме государственно-принудительного характера права в целом»[120].
Таким образом, признание трехчленной структуры правовой нормы стало для советской правовой науки традиционным; остается таковым оно и сейчас[121]. Абсолютное большинство отечественных правоведов разделяет мнение, что каждая правовая норма включает в себя три элемента: гипотезу, диспозицию и санкцию, и описывается по формуле: «если – то – иначе…»[122]