– Красавица! – восторженно прошептал Маше ее сосед Сергей Леонидович. – Ах, кабы мне, Машенька, да полвека сбросить с себя… Я бы к тебе тогда по-соседски свататься пришел. Красавица!
– Скажете тоже, Сергей Леонидович. Обычная я. Самая обычная.
Маша стащила с морщинистой руки соседа манжету на липучке и принялась паковать прибор для измерения давления в коробку.
– Давление у вас как у космонавта, Сергей Леонидович. И артериальное в норме, и сердечное. Итак, до вечера?
– До вечера, Машенька. – Дед удрученно кивнул. – Ты сегодня поздно будешь?
– А что?
Она напряглась, сама не зная почему.
Это был обычный вопрос ее соседа. Он всегда так спрашивал при утреннем осмотре, который Маша взялась проводить после того, как соседа год назад увезла «Скорая». Тогда его еле вытащили, и она клятвенно пообещала медикам и самой себе, что не позволит добрейшего и милейшего человека Зотова Сергея Леонидовича упрятать в дом престарелых. С больничной койки он хватал ее за руки, плакал и просил не отправлять его туда.
– Ты только присматривай за мной, девочка. Просто присматривай, – всхлипывал он тогда, год назад. – А я еще ого-го какой крепкий. Хочешь, уборку буду делать тебе и за продуктами ходить? Хочешь?
– Не мелите вздор, Сергей Леонидович, – грубовато оборвала она старика. – И это… Я вас никуда не отдам.
Прошел год. Дед исправно пил лекарства, занимался лечебной физкультурой в клинике по соседству и довольно быстро поправился, даже о трости своей стал забывать. Идет иногда, а трость в воздухе держит, земли ею не касается. Но Маша все равно следила за ним. Каждое утро мерила давление, температуру. В течение дня звонила, не забыла ни разу. Если нужно было, повторяла вечером осмотр.
И он каждое утро спрашивал ее: не задержится ли, в котором часу будет. Каждое, и сегодняшнее не стало исключением. Исключением были вчерашний вечер и ночь. Эти пять с половиной часов все перевернули в ее жизни. Они сделали ее другой – гадкой преступницей, которая способна избавиться от чужого тела. Она стала соучастницей убийства!
– Ничего, Машенька, я просто так. – Дед поднял на нее мутные, побитые катарактой глаза. И вдруг спросил: – У тебя все хорошо, девочка?
– Да, все отлично. Замок вот только…
– Что замок? Не понял.
Сергей Леонидович откинулся на подлокотник кресла, чтобы лучше видеть ее, стоящую в стороне.
– Замок барахлит, надо поменять. Я уже с утра мастеров вызвала. Проследите?
– Конечно! О чем разговор!
Он обрадовался, как ребенок. Он всегда радовался, когда она просила об одолжении. Ему просто необходимо было чувствовать себя хоть в чем-то полезным.
– А замок-то? Замок купила, Машенька? – забеспокоился он и, с кряхтением выбравшись из кресла, пошаркал за ней в прихожую.
– Ой, Сергей Леонидович, я вас умоляю! Сейчас не надо ничего покупать, фирма все обеспечит. Привезут образцы, вы подберете понадежнее. Угу? Я деньги потом им на счет переведу.
– Как скажешь, моя красавица.
Дед остановился перед старым мутным зеркалом в прихожей. Моложаво провел ладонью по густым, совершенно белым волосам. Улыбнулся ей, подмигнул:
– А я еще ничего, да, Машенька? Еще могу на что-то сгодиться, так?
– Конечно, Сергей Леонидович. – Она выдавила жалкое подобие улыбки, на большее не была способна. – До вечера.
– Так, значит, рано будешь-то, Маша? – крикнул он ей в спину, уже на лестничную клетку.
– Даже если и поздно, мне придется вас разбудить, – тоже крикнула она в ответ: у соседа иногда садился слух. – Ключи ведь будут у вас.
На работе она отвлеклась. Навалилось столько дел, что о страшном происшествии, случившемся накануне, она вспомнила, лишь когда позвонил он, мужчина ее мечты.
– Привет, – прошептал он, как всегда, в трубку, и у нее, как всегда, по коже запрыгали мурашки. – Как ты там, моя девочка?
– Привет, – таким же шепотом отозвалась Маша.
И неожиданно в горле запершило. Не от счастья, что его слышит. От горечи, что его подвела. Он на нее так надеялся. Он ей доверился. А она подвела! Она поставила жирное пятно на собственной репутации, а заодно и на репутации любимого.
– Эй, ты здесь? – заволновался он, когда она не ответила.
– Да, я на месте.
– Все в порядке? – В голосе его звучала уже настоящая тревога.
– Да-да, просто я параллельно еще работаю, – соврала Маша.
– Ой, извини. Я не подумал, что ты занята. – Кажется, он немного обиделся. – Но рабочий день давно окончен, малыш. Может, поужинаем вместе? Как тебе мое предложение?
Маша поморщилась. Сразу представила их совместный ужин. Не в ресторане, нет, они редко там бывали. Это случалось, только когда они попадали в другой город. Здесь нельзя. Здесь их могли увидеть общие знакомые. Или его родственники. Или родственники его жены. Или ее подруги. Или его друзья. Или, упаси боже, его жена.
Поэтому совместный ужин всегда случался – где? – правильно, на ее кухне. Само собой, она должна была успеть купить продукты, потому что гастрономический набор в его корзине мог привлечь внимание и вызвать массу вопросов, если он случайно столкнется с родственниками, друзьями или, упаси господи, с женой.
Продукты она сама тащила на третий этаж. Дальше сама же готовила ужин. К его позднему приезду она должна была все успеть. И еще привести себя в порядок, выглядеть отдохнувшей и быть веселой.
– Боюсь, не получится, – вздохнула Маша. – Сумасшедший день сегодня. Рано не освобожусь.
– Ничего, я тоже занят до полуночи. И жене сказал, что ночевать не приеду.
– Понимаешь, дорогой, у меня там проблема с замком, Сергей Леонидович его меняет, – еще раз приврала Маша. – А ты же знаешь стариков, они до утра провозиться могут.
– Понятно. – Голос его стал жестким и холодным. Значит, обиделся. – Что ж, пусть будет так.
– Не сердись, пожалуйста, – взмолилась Маша. Обижать любимого не следовало, он долго помнил обиду. – Я соскучилась, очень! Тоже мечтаю увидеться. Но обстоятельства…
– Я понял, – чуть мягче проговорил он. – У тебя точно все в порядке, малышка?
– Да, все нормально, устала только очень. – Маша выдохнула: кажется, пронесло. – А еще долгое чаепитие с Сергеем Леонидовичем предстоит. Как подумаю – домой не хочется.
Он рассмеялся. О Зотове и ее шефстве над ним любимый был наслышан.
– Ладно, до встречи, моя девочка. Береги себя!
Маша отключила телефон и с облегчением выдохнула. Ткнула пальчиком в дисплей, отыскала заветную фотографию.
На снимке мужчина ее мечты спал в ее кровати. Распластался прямо посередине, закинув загорелые руки за голову. Красивый, мускулистый. Ни за что не скажешь, что он на двадцать лет ее старше. Если бы они могли выйти в свет вместе, наверняка произвели бы фурор. Пара на загляденье. Так он сам однажды сказал, поймав их отражение в ее зеркале.
Но пары не будет, они оба знали об этом. У ее любимого семья. Он не может бросить жену и детей, не может их предать. Обманывать может, предать – нет. Да и должность в силовых структурах у него не последняя, не тот уровень, чтобы рисковать своим статусом. Поэтому они прятались ото всех. Поэтому он не позволял ей никаких соцсетей. Поэтому запрещал себя фотографировать. Она ослушалась лишь однажды, сфотографировав его спящего.
Маша отодвинула документы – на сегодня хватит. Смело можно оставшиеся дни недели отдыхать. Позвонила секретарше. Нет, ее никто не спрашивал. Ничего срочного нет. Генеральный уехал на пару дней, никаких распоряжений не оставлял.
Можно смело было двигать домой. А не хотелось.
Она протянула руку, чтобы выключить компьютер, но не выключила. Перешла по ссылке на новостной сайт и принялась внимательно читать все в разделе преступлений.
О девушке, которую она вывезла в лесополосу, ни слова. Не нашли? Не наткнулся никто? Странно, там же гуляющих много, собачники, велосипедисты…
Вдруг родственники с ума сходят, ищут бедную?..
Маша выключила компьютер, откинулась на спинку рабочего кресла и зажмурилась. Как же гадко на душе! Как гадко! Она сделала все неправильно. Все!
Нельзя было брать деньги у любимого и прятать их у себя. Да, он просил. Но надо было иметь смелость отказать. Тогда бы ее не обокрали и не было бы этого тела в ее квартире.
Маша не сомневалась, что убитая – сообщница грабителя. Они просто не поделили добычу. Странно все же, что ее никто не ищет. Обычно по телевизору показывают пропавших людей и просят позвонить по такому-то номеру или в полицию. Маша, конечно, не стала бы никуда звонить. Но хоть знать, кто был в ее квартире и умер на полу ее кухни.
А в новостях ни слова.
Почему? Неужели эта девица из криминальных кругов и ее убили преступники, такие же, как она? Или у нее совсем нет родственников и ее некому искать?
Сердце зашлось от неожиданной жалости. И, выходя с работы, она снова себя ненавидела. Села в машину, поймала в зеркале свое отражение. Бледная, глаза несчастные. Будто похудела за день. Включила местное радио. Снова никаких новостей об убитой девушке.
Пусть романтического ужина с любимым сегодня не будет, но в магазин Маша все же решила завернуть. Она просто не помнила, есть ли у нее еда в холодильнике. Вчера так в него и не заглянула. Пила, не закусывая. Но даже если там что-то и было, она все выбросит. Есть то, что лежало по соседству с мертвой, она не сможет.
Набрала продуктов, еле втащила пакеты на третий этаж.
– Что же ты так надрываешься-то? – попенял ей Зотов, выхватывая пакет у нее из рук. И одновременно протянул ключи от нового замка. – Машенька, разве так можно?
Она отперла хитроумный замок сама. Сосед настоял: надо же привыкать. Вместе вошли в квартиру. Зотов сразу потащил пакет на кухню, она за ним. Вдвоем принялись выкладывать покупки на стол.
– Может, сразу в холодильник? – озабоченно покрутил головой дед, рассматривая упаковки колбасы и сыра.
– Нет, не нужно, Сергей Леонидович. Я сама.
Не станет же она при нем выгружать продукты из холодильника в мусорные мешки. Возникнут вопросы, а они ни к чему.
– Как вы себя чувствуете? – спохватилась Маша, когда Зотов направился к выходу.
– Да все хорошо, – он кротко улыбнулся. – На физкультуру сходил, в бассейн абонемент продлил. Сейчас повторно комиссию прохожу.
– Ой, как замечательно. – Она рассеянно улыбнулась.
Заглянула в счет за замок, который положил на стол Зотов. Поморщилась: цена, разумеется, оказалась выше той, что значилась на сайте.
– Матрена меня сегодня опять завела, – вдруг пожаловался Зотов. И голову опустил.
Матрена, злобная старуха из соседнего подъезда, вечно цеплялась к Зотову. Все изъяны какие-то выискивала, в каждом его слове ей чудился подвох. И что Маша вызвалась его опекать, ей тоже не нравилось. Не единожды она останавливала Машу во дворе и советовала внимательнее присмотреться к Зотову.
– Он нас с тобой переживет, детка. Притворщик!
– Что на этот раз?
Маша, забывшись, открыла холодильник. Полки почти пустые, только пакет кефира и несколько яиц. И правильно, что заехала за продуктами.
– Сегодня эвакуатор в нашем дворе работал, машины какие-то забирал. Так возле одной все какой-то толстяк прыгал, прыгал. Все руками махал. Я слов не слышал, но из окна видел: суетится.
– А Матрена каким боком к машинам, которые увозил эвакуатор?
Маша уже начала загружать полки холодильника, слушала соседа невнимательно. И вдруг!
– А я ей: какая девушка? Не видал я никакой девушки! Пристала как банный лист, честное слово.
Она резко захлопнула дверцу холодильника и повернулась.
– Какая девушка, не пойму? О какой девушке речь?
– Кто же ее знает-то? – Зотов чуть ли не с обидой надевал старые ботинки с замятыми задниками. Он всегда снимал обувь у нее на пороге. – Вроде толстяк этот одолжил машину какой-то девушке. Матрена брешет, а я не вникал.
– И что машина? Что девушка? – Где-то в области сердца у нее завозился ледяной гвоздь.
– Матрена говорит, что толстяк одолжил машину своей знакомой, а она исчезла куда-то. Он человека нанимал, машину искали по дворам. Думал вообще, что ее угнали. А машина эта у нас во дворе обнаружилась.
– А девушка? – Ледяной гвоздь вонзался в сердце, рвал его на кровавые кусочки очень больно.
– А что девушка? О ней только Матрена болтала. Вроде видела ее у нас во дворе, та по подъездам ходила. Только никто ее, кроме Матрены, не приметил. Изжога баба!
И ушел, аккуратно выпустив язычок замка и хлопнув дверью так, чтобы замок автоматически закрылся. А Маша без сил опустилась на стул рядом с холодильником и застыла.
Никто, кроме Матрены, говорите? Да нет, она, Мария Ильинична Степанова, видела эту особу. Только уехать та никуда уже не могла на арендованном автомобиле.
Что за автомобиль, интересно? Что за человек одолжил ей его? Знает ли он, догадывается ли, что его знакомая попала в беду? И что же получается? Если незваная гостья вошла в их подъезд, ее здесь убили, а автомобилем потом не воспользовались, то…
То она не может быть соучастницей ограбления, вот что! Если бы у нее был напарник, он непременно замел бы следы. А здесь ничего подобного. Стало быть, тот, кто Машу ограбил, ничего о машине не знал. Девушка была не с ним, а сама по себе.
А что, если…
А что, если эта девушка пришла к Маше? Подошла к двери, постучала, ей не открыли, она подергала ручку, и дверь открылась. Вдруг вор не заперся? Девушка вошла, крикнула, есть ли кто дома. Вор перепугался и убил ее, чтобы не быть застигнутым на месте преступления. Поэтому и не забрал ничего, кроме денег.
Какая же она дура! Она совершила преступление, хотя могла бы помогать следствию и продолжать жить с чистой совестью. Дура, дура, дура! Чертова дура!
Все упиралось в деньги любимого. В них причина. Она просто не могла рассказать, что хранилось в ее сейфе. И тем более – в каком количестве. Началось бы дознание, ему бы непременно задали вопросы. Можно, конечно, было сказать, что пропало что-то другое. Но врать следствию и скрывать следы преступления, по ее представлениям, было одно и то же.
Кем же была эта несчастная? Зачем приехала к ним во двор на чужой машине? Для чего ходила по квартирам? У кого узнать?
Может, у Матрены? Сделать вид, что она пришла заступиться за Сергея Леонидовича. Начать с покачивания головой и плавно перейти к вопросам. Так, который час?
На часах было десять минут десятого. Нормально, Матрена смотрит сериалы до часу ночи. Время для визита в самый раз.
Маша затолкала все, что осталось в пакетах, в шкаф. Скомкала пакеты, швырнула их в специальный ящик. Взяла связку новеньких ключей, отцепила один и, натянув кроссовки, пошла на улицу. Вошла в соседний подъезд – код на дверях у всего дома одинаковый. Через минуту она уже звонила в дверь Матрены Алексеевны Митрохиной на первом этаже.
Какое-то время Матрена изучала Машу в дверной глазок. Потом открыла:
– Заходи.
Пожилая женщина посторонилась, пропуская гостью в прихожую. Хмыкнула Маше в спину, когда та вошла, послушно сняла кроссовки и шагнула в комнату.
– Нажаловался уже, старый хрыч?
Маша кивнула, обернулась:
– Я к вам как раз поэтому.
Матрена плотнее запахнула толстый, как ватник, халат на впалой груди, кивнула на кресло.
– Садись, кино не скоро. Десять минут есть. Побалакаем.
Маша послушно опустилась в старенькое кресло с обшарпанной обивкой. В квартире у Матрены стерильная чистота, но как-то неуютно. Было тепло, даже душно, но ей все время казалось, что здесь повсюду гуляют сквозняки.
– И что тебе рассказал Зотов, Маш, а?
Узкие глазки хозяйки прищурились. За толстыми веками с редкими бесцветными ресничками Маше почудилась ненависть.
– Рассказ был сумбурным, – осторожно начала она. – Сергей Леонидович что-то говорил насчет эвакуатора, потом еще о хозяине машины, о какой-то девушке. Я, честно, ничего не поняла.
– А тебе и не надо было понимать! Раздул старый пень историю! Я просто с ним поговорить, а он все в штыки, все в штыки принимает. Любое мое слово. Я, Маш, честно, не хотела его обидеть, просто поговорить остановилась. А он от меня шарахается, как черт от ладана. Даже отмахивается. Завтра с осиновым колом на меня пойдет.
И она рассмеялась – весело, звонко, как девчонка. Маша тоже улыбнулась и вдруг подумала, что Зотов вполне может нравиться этой женщине, просто как мужчина. Он старый, да. Но ведь и она немолода.
– Ох, Матрена Алексеевна, – Маша с улыбкой погрозила ей пальцем, – вы шутите, а он переживает. Давление, аритмия и все такое.
– Ой, да у кого нет давления в нашем возрасте, – отмахнулась та беспечно. – И переживает он, думаю, больше для вида. Чтобы тебя разжалобить. Нам ведь всем сочувствие нужно, не только ему. Возраст такой наступил. А жаловаться ему не на что, я ничего такого обидного ему не сказала. Я ему даже насчет мусора, который он под окна ночами выбрасывает, ни слова не сказала.
– К-какой мусор? – кажется, она позеленела от ужаса, сковавшего все тело. – О чем вы? Я сама его мусор почти каждый день выношу.
– Значит, в тот день не вынесла, – отозвалась Матрена беззлобно. – Ты, помню, вернулась в тот день поздно. Когда тебе было выносить-то?
Маше хотелось быть уверенной, что они говорят об одном и том же дне, но она не рискнула уточнять детали.
– А он, изверг, ночью, ближе к двенадцати, что-то из окна ванной вышвырнул. Да тяжелое такое, аж кусты поломало. Я утром туда ходила, но ничего уже не нашла. Вынес, видно, совесть проснулась. Вот старый жук, а!
– Понятно.
Маша очень хотела уйти, но вместо этого с силой сжала колени, чтобы не подпрыгивали, и как завороженная смотрела на Матрену. Это не соседка, а просто монстр какой-то! Все видит, все слышит. А если бы у нее хватило ума в ту ночь выйти и заглянуть за угол, что бы она увидела? Как Маша грузит упакованное в пленку тело мертвой девушки?
Господи!..
– А что за девушка? Он мне что-то такое говорил. Какая-то машина, какая-то девушка. Это что за история?
– Да шастала у нас по дворам какая-то девица. Короткая стрижечка, худенькая, маленькая. В джинсиках. – Острые плечи Матрены Алексеевны под толстым халатом дернулись вверх-вниз. – С блокнотиком. Мне сказала, что журналистка.
– Журналистка? – Маша в душе ужаснулась. – А что ей здесь было нужно?
– А кто ж ее знает, – фыркнула Матрена Алексеевна. – Я с ней говорить не стала. Думаю, никакая она не журналистка, а аферистка. Взяла у человека машину и пропала. Машину бросила, а сама сбежала. Аферистка!
– А какие она вам вопросы задавала? На что вы отвечать-то не захотели? Странно это как-то.
– Вот-вот, именно странно, – погрозила почему-то пальцем соседка. – Спрашивала, сколько я здесь живу да сколько мои соседи. И еще что я могу о них сказать.
– Странно, – повторила Маша. – Более чем странно.
– Говорю, аферистка. Потому и пропала.
– А машина?
– А что машина? Взяла покататься у хорошего человека. Пыль в глаза пустить. Вот, мол, какая я крутая, на машине приехала. Пыталась в доверие войти!
– А кто ей машину одолжил? Вы сказали, влиятельный человек?
– А вот он.
И Матрена Алексеевна, перегнувшись через подлокотник кресла, в котором сидела, дотянулась до нижнего яруса журнального столика и схватила стопку газет. Швырнула их Маше на колени.
– И что здесь?
Маша уставилась на газету, которую никогда не читала. У издания была весьма скандальная репутация.
– Главный редактор Глебов Василий Геннадьевич.
– И?
– Он ей машину дал покататься.
– Главный редактор этой газеты? – ахнула Маша.
Выходит, девушка на самом деле была журналисткой, раз главный редактор одолжил ей машину, а она ходила по квартирам и задавала вопросы. Интересно, кто-нибудь оказался разговорчивее Матрены Алексеевны?
– А что ты удивляешься? – снова фыркнула соседка. – Небось любовница его, вот он сопли-то и распустил. Кто в здравом уме и памяти даст машину девке? А дома наверняка жена и дети. А он добром семейным распоряжается! Так они все такие мужики – скоты!
Подведя черту, Матрена уставилась на часы, потом на экран, следом на Машу. Взглядом выпроваживала гостью. Начинался сериал.
– Мне пора. – Маша вздохнула, поднялась с кресла и пошла к двери.
Матрена за ней не последовала.
– Я вас очень прошу, Матрена Алексеевна, – крикнула Маша уже из прихожей, – будьте помягче с Сергеем Леонидовичем! Хорошо?
– Ой, да очень он мне нужен, – отозвалась та в ответ. – Скажите, какой обидчивый!.. Ты, Маш, дверь-то захлопни.
Она вернулась к себе. Села на кухне напротив того места, где умерла та девушка, и надолго задумалась. И то, к чему она пришла, ей совсем не понравилось.
Девушка, видно, и правда была корреспондентом этой газеты, раз главный редактор одолжил ей свою машину. Она ходила по квартирам и задавала странные вопросы: кто с какого времени здесь живет и что может сказать о своих соседях.
Странно? Еще бы.
Кто ее интересовал? Не Машин ли возлюбленный был объектом ее интереса? Не его ли запретные амурные дела привлекли такое внимание? Не его ли деньги, полученные неправедным путем, разбудили ее любопытство?
Что делать? Рассказать ему или нет? Но тогда придется рассказать обо всем. И о том, что она совершила. Он ее точно бросит после этого. Теперь уже точно бросит!
Что же делать?