– Мамочка, а почему не папа меня забирает из садик? – хнычет маленькая Сонечка, когда мы идём с ней вместе домой.
– Папа немного задержался сегодня на работе, так же бывает, – улыбаюсь я дочке. – Ты ведь прекрасно знаешь, что у него часто бывают по вечерам матчи, которые ему надо смотреть лично, – смотрю я в голубые, прямо как и у её отца, глаза…
– Да, знаю! Папа у нас самый главный по спорту! – с гордостью подтверждает Сонечка. – «Зенит» – просто слабаки, а «ЦСКА» в сто раз круче! – авторитетно добавляет она, и я смеюсь в ответ. – А сегодня кто играет? – снова задаёт она вполне резонный вопрос.
Дело в том, что Лёва приходит домой очень поздно именно в те дни, когда есть вечерние матчи. Ничего особенного, это же часть творческого процесса.
Я же оставляю дочку на маму или свекровь, когда мне самой нужно пойти на встречу с каким-нибудь писателем! Такая уж у нас работа – никакого стабильного графика от звонка и звонка.
Но тут я задумываюсь… Потому что обычно мой муж уже за пару дней начинает с возбуждением рассказывать, кто с кем играет, и кто кого победит. И я, как правило, слушаю его вполуха, но всё равно где-то на подкорке мозга записывается, что он будет очень занят, потому что волейбольная команда Бразилии играет с Россией через в четверг, или Аргентина наверняка продует Ямайке со счётом два ноль в субботу…
А в этот раз я не могу вспомнить, сколько не напрягаюсь, и наконец-то решаю про себя, что Маринка просто специально меня накручивает.
И зачем я вообще с ней дружу? Наверное, потому что мы с ней практически одновременно пришли в наше издательство после своих институтов. Работали сначала стажёрами, потом нас уже взяли в штат.
Только Маринка всегда смеялась надо мной: я ведь родила Сонечку ещё в институте, так уже получилось у нас с Лёвой, а моя подруга, которая ведёт светскую колонку и постоянно разъезжает по модным тусовкам, смотрит на таких домашних клуш, как я, свысока.
– Вон, у тебя две бабки под боком, – вечно выговаривает она мне, когда я в очередной раз отказываюсь пойти с ней на модную презентацию из-за того, что мне не с кем оставить дочку. – Сдала одной, и вперёд! Ты же ещё не пенсия, а уже вся паутиной да мхом поросла, – смеётся она надо мной, – твои книжки с Толстым и Достоевским читают только кучка скучных ботанов в очках. Все нормальные люди уже сидят в стримах и на ютубах.
– И это мне говорит человек, окончивший журфак, – только и закатываю я глаза в ответ.
– О боже, нельзя же быть такой древней, – снова втыкает в меня шпильку Маринка. – Ты как будто из пансиона благородных девиц только вчера вылупилась. Эти вечные твои воротнички под горлышко, рюшечки, свитерочки, очки, в конце концов! Уже давно изобрели контактные линзы! Нет, не слышали. Посмотри на меня! – учит она меня жизни. – Или ты думаешь, мужья обожают благородных монашек?!
– Да откуда тебе знать? – подкалываю я её уже в ответ. – Ты же одна, как перст! С таким отношением вряд ли найдёшь себе нормального мужа.
– Тоже мне, большое дело, мужа завести, – фыркает в ответ подруга. – Во-первых, не одна, а свободная, а во-вторых, мне такого добра и даром не надо. Нет уж, увольте: грязные носки, трусы и памперсы…
И мне всегда хочется сказать ей, что любовь – это не только грязные носки и памперсы, а нечто большое, о чём писали Бальзак, Ги де Мопассан, Пушкин, в конце концов! Но я понимаю, что объяснять ей это всё бесполезно. Просто она не встретила того единственного.
Как я.
А встретит, сама всё поймёт.
Отчего же у меня сейчас так сосёт под ложечкой, когда я читаю сообщение от Лёвы: «Буду поздно. Работа»?!
И хотя это обычное его стандартное сообщение, которое раньше бы у меня не вызвало никаких подозрений, почему-то сейчас мне становится не по себе, и я отчётливо чувствую во рту прогорклый привкус обмана.
Хотя нет, стоп. Не хочу превращаться в этих вздорных бабёнок мещанского разлива, которые чуть что готовят для мужа сковородку наперевес. Да и всё это просто от усталости из-за работы: в последнее время мне нужно было подготовить слишком много материалов для книжной ярмарки, и теперь я буквально ощущаю, как героини романов со своими надуманными страданиями просто толпой набились в мою бедную голову.
Такого не бывает в жизни. Она сложнее. Это только в низкопробных бульварных книжонках в мягких обложках муж всенепременно уходит к молодой секретарше с накачанными губами и набитой силиконом грудью.
Это так пошло и банально! Мы всегда смялись с Лёвой над такими ситуациями.
Нелепо. Невозможно.
Встряхиваюсь, сбрасывая с себя остатки наваждения. Готовлю ужин, читаю Соне на ночь книжку про Карлсона и укладываю её спать.
Сажусь за работу и погружаюсь в очередной выдуманный мир бумажных героев, с их бумажными страстями и страданиями…
Я так увлекаюсь авторским замыслом, что даже не замечаю, как Лев возвращается домой.
Я поднимаю глаза и вижу, что мой муж стоит в проёме двери: такой красивый, стройный, мужественный. Таким, как я его увидела на втором курсе университета, где он учился в аспирантуре.
Со всегда немного растрёпанными волосами, которые ему так идут, с этой небрежной трёхдневной щетиной, за которой он на самом деле так тщательно всегда следит…
Я смотрю на него, и у меня щемит сердце: с ним каждый раз как в первый.
Вот и сейчас я гляжу на него, словно увидела впервые, словно заново принимаю решение на всю оставшуюся жизнь: влюбилась ли я в этого незнакомца? И всё моё тело, мой разум отвечают за меня.
– Ты не спишь, моя Лилия? – делает он шаг в комнату и достаёт из-за спины цветок, который прятал до этого.
Огненно-алую розу. Она такая огромная и так сладко пахнет, что наша спальня практически мгновенно вся насквозь пропитывается этим прямо-сладким ароматом.
И я мгновенно забываю обо всём.
Я так люблю его.
Я так хочу его.
Каждый раз – как в первый…
И всё моё тело трепещет, когда тело моего мужа накрывает меня, расплющивая своей желанной тяжестью на нашем супружеском ложе…