– Кому встали?
– Угадай с трех раз.
– Эээ...
– Молодец, угадал.
Гадать тут нечего. Слева по борту скамейка, на ней – две едва созревшие девицы, рядышком четверо молодых хлопкоробов. Хлопкоробы наперебой ухаживают, девицы явно не прочь: зазывно смеются и охотно демонстрируют розовые коленки.
– Слушай... Может быть, не стоит?
– Пожалел, что ли?
– Да ну, при чем здесь это! Я имею в виду... эээ... Как там у нас с графиком?
– Нормально.
– Ну, я не знаю... Может быть...
Перевожу с застенчиво-гусячьего на русский: «Слышь, ты, злюка-мегера – мы по делу едем или где? Может, ну их в гузку, этих гастарбеков-таджибайтеров, время-то не резиновое!»
– Что-то выпало из памяти: когда это мы подписывали контракт с комиссией Межэтнического Целомудрия? – пришел я на помощь Феде. – Мы теперь что, с утра до вечера будем раскатывать по столице и вмешиваться во все шалавско-кавказдючьи амуры?
– Ы-ы! – тихонько одобрили сидящие рядом Борман и Рома.
– Это хлопкоробы, – поправил объективный Федя. – За километр видно.
– Да просто словечко нравится, – Ленка едко хмыкнула. – Как же, сам придумал, гений этимологии – всем слушать, восхищаться и хлопать в ладоши. Верно?
– «Гений этимологии» – это зачет, – не стал спорить я. – Но суть от этого не меняется. Перефразирую: мы что теперь, будем пресекать все подряд таджибекско-шалавские связи?
– Все подряд – нет, – вроде бы вняла голосу разума Ленка. – Нас на это чисто физически не хватит.
– Ну вот, видишь! – обрадовался я. – Вот она и поперла-то, мудрость...
– Но тех, кто попадется по ходу движения, без внимания не оставим, – Ленка приторно улыбнулась мне в верхнее зеркало, потащила из бардачка видеокамеру и скомандовала: – Юнги – к машине!
Борман с Ромой безмолвными тенями выскользнули из салона и принялись разминать суставы, кровожадно поглядывая на хлопкоробов.
Хлопкоробы на опасность отреагировали неадекватно. Вернее сказать, не отреагировали вовсе: богатырями юнги не выглядят, кроме того, они остались у машины, а к скамейке пошла дама. У хлопкоробов, если кто не в курсе, дама – существо третьего разряда (первого – мужчины после 12 лет, второго – мужчины до 12), так что опасности здесь быть не может по определению.
Наведя камеру на девиц, плещущихся в потоке хлопкоробьего внимания, Ленка представилась:
– Здравствуйте, девушки. Русский молодежный канал «Антихач 111», Лена Дэ, репортер, позвольте задать вам несколько вопросов.
– Можно, – милостиво разрешил главарь хлопкоробов – рослый симпатичный юноша с едва пробивающимися усиками. – Задавай.
– Какой канал – «Антифа»? – живо уточнил хлопкороб номер два – шустрый востроглазый черныш, до крайности прыщавый, но с аномально-белозубой улыбкой. – Это который антифа – против фащщист, да?
– Ну нет, дорогие мои дети дюны, так дело не пойдет, – поморщилась Ленка. – Вы что, в уши долбитесь? Я русским языком сказала: «Антихач 111». И потом – я обратилась к девушкам. Вы что – девушки?!
– Зачэм так сказаль? – огорчился высокий. – Абидиш хочиш?
– Магу паказат, какой ми дэвушки, – находчиво предложил шустрый, кивая в сторону ближайшей подворотни. – Пайдом туда – пакажу! Тибе панравитса!
Хлопкоробы номер три-четыре до соучастия в беседе так и не снизошли: продолжали пялиться на коленки девиц и, синхронно оттопыривая нижнюю губу, сплевывали на землю вязкую зеленую слюну.
– Еще раз ляпнешь что-то в таком же духе – в натуре станешь девушкой, – вполне серьезно пообещала Ленка. – А сейчас закройте рты, стойте ровно и не мешайте работать. Итак, девушки, первый вопрос: знаете ли вы, что для того, чтобы выйти замуж за мусульманина, вам обязательно придется менять веру?
– Чего менять? – не поняла синеглазка в ситцевом платьице.
– Ислам принимать!
– А какая разница? – пожала плечами вторая девица – бледнолицая «эмочка» в джинсе с клепками, с радикально-черными волосьями и густо накрашенными глазищами. – Бога нет. Это все фикция. И все мы умрем.
– Да уж... А вы в курсе, что ислам позволяет мужчине иметь четыре жены? Если да – готовы ли вы делить своего мужчину с тремя другими женщинами?
– Четыре?! – удивилась синеглазка. – Это ж сколько ему придется работать, чтобы их содержать?
– А кто сказал, что он собирается работать? – хмыкнула Ленка. – Он будет валяться целыми днями – гашиш курить да шербет лакать, а вам вчетвером придется вкалывать с утра до ночи.
– Если богатый будет – не придется, – покачала головой «эмочка». – Вон, они все в золоте, на «Кайенах» раскатывают.
– Ну надо же... – Ленка выглядела слегка обескураженной: очевидно, рассчитывала, что перспектива отступничества и утраты индивидуальности заставит девиц призадуматься. – Ну, тогда вот вам еще информация для размышления...
Тут Ленка собралась с мыслями и залпом выпалила все прелести суровой исламской житухи, каковые, по ее мнению, должны были повергнуть девиц в состояние шока:
– Вы будете фактически собственностью своего мужа – выполнять все его прихоти и повиноваться ему во всем;
Вам придется вести затворнический образ жизни, вплоть до того, что в зависимости от региона проживания носить чадру и строгие одежды, регламентированные исламскими традициями;
Если вас застанут в одном помещении с посторонним мужчиной, вам первым делом сломают нос – как показывает практика некоторых наших звёзд;
Если вы быстро утратите привлекательность – а вы ее обязательно утратите, это уже сейчас видно, – вас просто выгонят вон, вместе со всеми вашими дочерьми, рожденными в браке. Всех мальчиков, рожденных в браке, у вас отнимут. А если попробуете качать права – вас искалечат или убьют.
– Зачем абманываищщ?! – укоризненно воскликнул высокий. – Нэт такой! Сабсэм нэт!
– А! – вспомнила Ленка, великодушно игнорируя порыв высокого. – И вообще, не факт, что вас возьмут замуж, совсем не факт. Все ведь может быть совсем по-другому. Ну, например, знаете ли вы разницу между понятиями «мухаббат» и «вахаббит»?
– Эээ... – задумалась синеглазка. – Это... Я какую-то песню слышала...
– Вахаббит – с бородой, – компетентно выдала «эмочка». – И с автоматом. Джихад – Аллах-Акбар – Бен-Ладен. Дарго или Тандо, не помню точно, куда там хочет мальчик. Вот. А мухаббат... Это, типа, че-то с мухами связано? Или с каким-то аббатством?
– Нет, это скорее с клиникой связано. В общем, дорогие девушки, если у вас ненароком получится мухаббат с вахаббитом – иметь вас будут всем джамаатом. У них так принято: в джамаате все общее. В том числе и женщины. Это понятно? Я доходчиво объяснила? – Ленка расчетливо кивнула в сторону шустрого. – Вы морально готовы к тому, что вас будет драть дюжина вот таких задроченых тараканов?
– Пайдом, пакажу, какой ми таракан! – шустрый схватил Ленку за руку и обозначил движение в сторону указанной ранее подворотни. – Пайдом, тибе панравитса!
Борман-Рома сделали шаг к скамейке и синхронно повели плечами.
– И зачем же ты, голубчик, меня за руку хватаешь? – неожиданно вполне по-бабьи запричитала Ленка. – Зачем больно жмешь, тащишь куда попало? Не боишься, что наши мужчины тебя накажут за такую грубость и дерзость?
– Это какой мущщина – вот эта? – шустрый пренебрежительно ткнул пальцем в наших юнг. – Это такой щщютка, да?
– Может, выйдешь, покажешься? – намекнул я. – Они не понимают опасности, думают – просто подростки, поэтому и ведут себя так развязно. Нет желания предотвратить кровопролитие?
– Да пошли все… – желчно буркнул Федя. – Пусть хоть вообще поубивают к бениной маме – мне по...
– Вот мне всегда было интересно – почему чурки считают всех наших мужиков чмошниками? – Ленка легко вырвала руку, отпихнула шустрого и, отступая на пару шагов, направляя камеру на Бормана, завершила тираду: – Нет, я понимаю – чморей у нас хватает. Но ведь есть и бойцы, верно, юнги?
– Это кто – «байсы»? – удивился шустрый, поворачиваясь к юнгам. – Это вот эта – байсы?
– Нет, «эта вот эта» – твой конец! – рявкнул Борман, резво подскакивая к шустрому. – Получи, Джамшут, прописку!
Шустрый выпал с первого удара – Рома не успел добраться до высокого, Борман мгновенно переключился на зеленослюнных хлопкоробов под номером три-четыре и в три приема втоптал их в грунт.
Рома возился с высоким чуть дольше: паренек попался крепкий, но совсем неподготовленный, и если и провел лишние пять секунд на ногах, то лишь благодаря хорошей физической стати.
Ленка, снимавшая действо, огорченно развела руками:
– Ну и куда спешим, реактивные вы мои? Пять секунд – это что, драка? Вон, су€чки даже не успели сообразить, что по сценарию как раз визжать надо.
Точно, девчата так и сидели на скамейке, дружно разинув рты – события развивались столь стремительно, что ожидаемая реакция просто запоздала.
– За что вы их? – синеглазка всхлипнула и склонилась над корчившимся от боли высоким хлобкопарубком. – Они хорошие...
– Все – клиника, – желчно бросила Ленка, выключая камеру и направляясь к машине. – Сплошной зверинец.
– Ну что, потешила душу? – спросил я.
– Скорее растравила, – Ленка досадливо поморщилась. – В очередной раз убеждаюсь – эта страна обречена на вырождение...
– В смысле, девкам тоже выписать? – уже усевшийся в салон Борман с готовностью высунулся обратно.
– Я те выпишу! – буркнула Ленка, заводя мотор. – Совсем одичал? Да, они дуры. Но это наши дуры. Так что побереги силы, нам еще работать...
Наша штатная «работа» на сегодня – некто Хусейн. Неплохое имечко, не правда ли? К нему-то мы и едем сейчас в гости. Это юное дарование со своей бандой обосновалось в Сквере Победившей Толерастии (если кто в Москвачкале слабо ориентируется – это почти что в самом центре столицы, возле помпезного сооружения, известного в народе как Чупол-Касы).
Ничем особенным этот Хусейн не примечателен: грабит гуляющую молодежь, подымает разовые «темы», помаленьку хулиганит – в общем, типичный мелкий проказник, как и большинство его взрослеющих соплеменников. От последних он отличается лишь тем, что делает все это в центре бывшей русской столицы и никто его не трогает: по слухам, Хусейн – родственник какого-то вельможного пройдохи, ловко скакнувшего с бараньей лужайки в высокое кресло на Старой площади. Неплохо, да? Этакое финальное па джигитовки: стартуем в высокогорном ауле, финишируем в элитном эшелоне номенклатуры – и тотчас же тащим в столицу весь свой тейп. Детишки горские нонче больно уж шаловливы, так вот, пусть они шалят где-нибудь поблизости, чтоб под присмотром-прикрытием были. А то на родине или на русской рабочей окраине убьют ненароком – и не спросят, кто там в какой позе и в каких креслах сидит и какого цвета у него «Ламборджини».
Возникает резонный вопрос: какое нам дело до этого младого чабанского дарования? С охотой отвечаю: вот нам с Федей – ровно никакого. Это Ленкина инициатива, впрочем, как и все остальные наши досуговые развлечения последних трех месяцев.
Здесь у нас все планово, никаких тебе экспромтов: в Ленкином черном списке персоны по мере «отработки» постепенно вычеркиваются, так что этот крендель теперь стоит у нас на первой позиции.
Справедливости ради стоит заметить – соответствующее место в списке он занимает вполне заслуженно. В последнее время шалости этого славного парубка приобрели заведомо нездоровый подтекст: он выбирает наиболее трусоватых русских пацанов, ставит на колени и заставляет громогласно вопить «славяне – чмо!» и «Чечня рулит». Вся эта благодать, как водится, снимается на камеру и потом запускается в Интернет.
Видели мы эти ролики. Безыскусные и однообразные, сценарий всегда один и тот же: выбирают жертву, Хусейн страшным голосом орет «на колени, а то порежу!!!» и заставляет скандировать вышеуказанные лозунги.
И знаете – ничего, встают на колени и послушно скандируют.
Реакция? Нет, не то чтобы все в сторону глядят – реакция есть, но слабенькая. Вот тут у нас сетевые люди местами возмущаются – по инерции, как-то вяло, без особой экспрессии, просто потому, что вроде бы положено на такие вещи реагировать.
Кроме того, некоторые аналитики предполагают, что развлекаться таким образом Хусейн и сотоварищи могут сколь угодно долго: доморощенные спецы от юридизма (не путать с мюридизмом, это грибы другой группы) утверждают, что криминала в этих шалостях нет. Они никого реально не режут и не бьют, а статья за ненасильственное принуждение к публичным высказываниям нейтрального характера в УК РФ отсутствует. «Славяне» – это обезличенно и расплывчато, так же как и «хачи», прямое оскорбление нации отсутствует, а «Чечня рулит» – ну так и на здоровье, пусть себе рулит куда угодно, какой здесь криминал? В общем, перспектив для судебного (а равно любого другого) преследования вроде бы нет.
Какая-либо внятная реакция широкой общественности отсутствует как явление. Наши бравые «скины» и иные экстремисты по существу вопроса загадочно отмалчиваются, остальная публика в недоумении пожимает плечами: непонятно вообще, зачем злой Хусейн это делает, какого результата добивается и что (кто?) за всем этим стоит.
В общем, Ленка сверилась со списком и решила это дело подкорректировать. И теперь мы едем в гости к младому чабану-московиту Хусейну, в его вотчинные владения в окрестностях Сквера Победившей Толерастии.
В квартале от сквера остановились, высадили Федю с юнгами. Этот момент обговаривали заранее, но сейчас Федя заканючил:
– Может, я с вами? Сзади, скромненько...
– Исключено, – покачала головой Ленка. – Если он тебя увидит, может в машину не сесть.
– Что-то мне не нравится такой расклад...
– И что тебе не нравится? – Ленка пожала плечами. – Столица, центр, полно народу.
– Ну, не знаю... В этой вашей нерусской столице постоянно всякая дрянь происходит...
– Да ладно тебе, – Ленка кивнула в мою сторону. – Я же не одна иду.
– Вот это и не нравится, – буркнул Федя. – Что-то хреново у вас получается, когда вы вдвоем куда-то ходите...
Верно подмечено. Федя, наверное, теперь до конца жизни будет напоминать мне об этом. Одно утешает: ждать недолго, если таким образом будем развлекаться и далее, конец этот наступит очень скоро.
– Короче, не переживай, все будет в пределах нормы, – пообещала Ленка. – Никаких эксцессов: «ведется» – везем, не «ведется» – резко обрываем общение, уходим. Ждите – мы быстро...
Мы припарковали машину на прилегающей к скверу улице и потратили двенадцать секунд на постановку ретроспекции «Когда-то я была женщиной». Нет, температура у меня в норме, на работе я не пью и за системной ловлей глюков ни разу пойман не был. Просто, в самом деле, так получилось, что сосредоточенная на предстоящем разговоре Ленка на какое-то время выпала из образа и, повинуясь рефлексам, попробовала прихорошиться: заученным движением достала из сумки пудреницу, вперила в зеркальце отсутствующий взор и пару раз провела по лицу губкой (я не в курсе, как там эта девайсина у них называется – такая кругленькая губчатая подушечка).
Перехватив мой взгляд, Ленка мгновенно вернулась в роль – сердито поджала губы, бросила пудреницу в сумку и вручила мне камеру:
– Будешь работать оператором. Объект – в фокусе. Снимай меня как можно меньше, его как можно больше и работай цирковым бибизьяном – корчи деловую рожу, короче. Понятно, почему так?
Нет, непонятно – но я на всякий случай кивнул, после чего мы закрыли машину и пошли по аллее к помпезному сооружению Чупол-Касы.
Пока мы туда топаем, я в двух словах объясню, какую роль в последнее время играет наша Елена Прекрасная: а то у тех, кто знал ее ранее, может возникнуть недоумение по ряду реплик, да и вообще, по манере поведения.
Ленка старательно втискивает себя в образ бойца и открещивается от всего женского. Джинсовый комбез на три размера больше нормы, максимально короткая стрижка (Федя ее стрижет – нехотя, сквозь слезы, в буквальном смысле из-под палки), ноль косметики, минус двенадцать кило за последние четыре месяца, осунувшееся личико, синяки под глазами, нарочитое сквернословие и постоянная физическая нагрузка наравне с мужчинами до полного изнеможения – вот такая сейчас наша красавица.
Встретил бы в апреле, ей-богу, не узнал бы. Ну все, буквально все в ней изменилось, причем отнюдь не в лучшую сторону.
Раньше Ленка смотрела на мир с ленивым превосходством – кто там копошится у моих ног, стоит ли снизойти? А теперь в ее глазах – черная пропасть, в которой отчетливо видны отблески полыхающего где-то на самом дне страшного пожара.
Любые попытки вернуть ее в привычный образ женщины неизменно терпят фиаско – она просто посылает всех открытым текстом и вполне истерично орет, что никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь.
Ладно, будет время, я вам расскажу еще кое-что об этой неприятной метаморфозе, а сейчас вернемся к «работе» – мы уже почти на месте.
Наслаждаться видами этого сквера мне доводилось бог знает как давно, уже и не скажу сейчас, сколько лет назад, но был я тогда ребенком, а страдающий припадками гигантомании Зураб здесь еще не отметился, это я помню совершенно отчетливо. А поскольку в недавнем прошлом я довольно много времени изучал достопримечательности столицы по злачным местам, где имеют обыкновение массово пастись вот эти самые приснопамятные кавказдюки, у меня под влиянием всего вышеизложенного созрело очень даже превратное представление, подогретое Ленкиными экспрессивными россказнями.
Виделось мне, что в совершенно пустом сквере будет сидеть на лавке под балдахином этот злой Хусейн (не факт, что в чалме и с автоматом – но отчасти такой вариант тоже рассматривался), а вокруг него выстроится в почетном каре целый взвод кавказдючьих спортсменов. Подступы к лавке просматриваются на километр, мы медленно идем туда...
И – гробовая тишина.
Ну и, чего греха таить, одолевали меня сомнения. Как все получится? Справимся мы, удастся выманить ворога из логова или нет?
Если оконфузимся и придется удирать с позором – ладно, это еще полбеды. Но ведь может сложиться и так, что мы отсюда вообще не уйдем живыми. Или, не дай бог, получится как в тот раз в парке. Знаю, что звучит это глупо и патетично, но «парковый» вариант – он хуже смерти. Второго такого позора я не вынесу: если не убьют, сам вскроюсь, как только смогу двигаться...
Оказалось, я был неправ. То ли парковый синдром сыграл со мной злую шутку, то ли богатое воображение, но на деле все было отнюдь не так печально, как расписывали Ленка с Лехой.
В сквере было по-субботнему многолюдно, публика гуляла: молодежь, туристы, коррумпированные милиционеры – пару нарядов я заметил. И вообще, было тут празднично, весело и совсем не страшно: музыка играла, люди болтали и смеялись, традиционно несло агрессивным ароматом нерусской етьбы – шаурмой и шашлыками, не хочешь, а слопаешь с голодухи.
Кавказдюки – да, были, группками по три-четыре человека, причем в зоне видимости друг друга – это я уже умею отличать, научился от Феди. То есть вроде бы и нет явной массовки, но если вдруг что – только свистни, моментом набегут табуном и затопчут. Насчет «раствориться в толпе» – это они правильно придумали, так что с первого взгляда и не заметно.
Но если присмотреться как следует – даже и безо всякого опыта наблюдения, – видно, что их тут хватает. И нетрудно сделать вывод, кто «держит» это место и как поведут себя наряды милиции, если мы своими неловкими телодвижениями спровоцируем конфронтацию.
Погуляв по скверу и присмотревшись к публике, мы по ходу дела заметили «пресс» и повседневную «работу»: кавказдюки жали в углы пацанов и отбирали деньгу. Тихо, грамотно, без скандалов и каких-либо мотивационных изысков, все тут было обставлено в соответствии с детской межрайонной логикой: хочешь гулять по нашей территории – плати дань. Много не просим, до нитки не обираем, но платить надо – так принято везде.
Короче, грабеж средь бела дня. Милицейские наряды, сами понимаете, – ноль внимания. Если кто-то не понял юмора насчет коррумпированной милиции, говорю прямым текстом – это отнюдь не юмор, а суровая реальность. Думаю, не надо напоминать, что без подобной спайки вот такой бизнес невозможен в принципе.
Хусейна мы отыскали довольно скоро, но узнали не сразу: таких, как он, там было сразу четверо – крепких, невысоких, коренастых и практически одинаково одетых. Они решали какие-то вопросы с иностранцами: то ли разводили на все подряд, то ли просто общались – нам понадобилось некоторое время, чтобы произвести идентификацию (до этого мы его видели только в роликах и на смазанных фото).
Мы подошли поближе, встали сбоку и стали демонстративно ждать. Ну и ничего там звероподобного, вблизи – вполне нормальный парень, приятное лицо, широко расставленные глаза, курчавый, по типажу – скорее итальянец, нежели кавказец. Одет в джинсы, темно-синюю футболку, бейсболку в тон. Другие трое джигитов, что были с ним, одеты так же – наверное, это у них униформа. Второстепенная экипировка тоже у всех однотипная: на шее цепь, на руке дорогие часы, на поясе борсетка.
Хусейн отметил наше присутствие, живо отреагировал:
– Вы ко мне?
– Вы Хусейн?
– Да.
– Тогда к вам.
– Погодите, я сейчас освобожусь...
Ух ты, начальник! Персона, тоже мне.
Свита – джигиты, что были с ним, наскоро просканировали нас взглядами и утратили интерес: я – дрищ (нет, я не склонен к самобичеванию – это в соответствии с гусячьей классификацией типов), а Ленка – отнюдь не секси.
Хусейн быстро свернул общение и распрощался с иностранцами.
– Итак, я вас слушаю. Кстати, откуда вы меня знаете?
– А кто вас здесь не знает?
– Тоже верно. Вы кто? Чего надо?
– Молодежный канал «Антихач 111», Лена Дэ, репортер, – Ленка завела привычную шарманку. – Мы хотим пригласить вас на передачу...
– Антифа? – перебил Хусейн и жестом велел мне опустить камеру. – Знаете, у меня к вам претензии! Ты погоди, пока не снимай – я скажу, когда можно будет.
Ленка кивнула мне – я послушно опустил камеру.
– Хорошо, – наша покладистость была принята одобрительно. – Нет, претензии не лично к вам двоим, а ко всему вашему движению. Вы как-то пассивно – со «скинами». Че-то они у вас распоясались, никакой работы не ведете! Вот смотрите – три дня назад в электричке... Кстати – теперь можешь снимать, я там скажу умные вещи...
Тут Хусейн поднатужился и выдал на-гора едва ли не месячную сводку известных происшествий, так или иначе связанных со скинхедами и прочими злыми славянами, которые неровно дышат в сторону кавказдючьего сословия.
Ленка – двуличная сволочь – не стала поправлять, как хлопкоробов давеча, кивала послушно, ждала, когда же оно изольется. Оно повелось, излилось и, похоже, привело само себя в прекрасное расположение духа. Как же – слушают, кивают, внимают всеми фибрами. Уважают, однако!
Меня эта нотация изрядно взбодрила: страх прошел, вернулась ирония и – злость, в первую очередь на себя, малахольного.
Тебя, дрищ ты наш впечатлительный, после Руслана никто из этой публики пугать уже не должен. Пора бы запомнить это, зарубить на носу и больше не впадать в панику по поводу и без. Руслан, да примет Аллах его шахаду (это я на одном вражьем сайте прочел – так они говорят про своих павших героев), так задрал планку, что никому из этих неандертальцев никогда не допрыгнуть, пусть хоть наизнанку вывернутся. Потому что тип, наделенный такой невероятной злобностью, харизмой и силой, встречается крайне редко, не всем и не в каждом столетии. Это, если хотите, анти-Федя. То есть тот же Федя – возможно, даже здоровее и круче, только с вражьей стороны.
Так вот, этого «анти» я собственноручно пристрелил на одной замечательной полянке, без сомнений и душевных содроганий – как бешеного пса. То есть, по идее, как трактуют некоторые сомнительные аспекты дзена, я убил вместе с ним свой страх. Надо бы это запомнить и внушить себе, потому что пока, в самом деле, только по идее...
Когда Хусейн наконец-то иссяк, Ленка приторно улыбнулась и сообщила:
– Здесь неподалеку монтируется передача «Проблемы кавказской молодежи в русской столице». Мы выбираем наиболее отличившихся представителей этой самой молодежи и даем им высказываться по существу вопроса. Не желаете ли поучаствовать?
– А это где? – живо заинтересовался Хусейн.
– В офисе. Десять минут пешком или две – на машине. Тут рядышком.
– Это надолго?
– Да как пожелаете. В принципе, хотелось бы обсудить одну основную проблему, но если захотите, можете высказаться по любому вопросу, который вас волнует или кажется вам жизненно важным.
– А что это за передача? Это сразу эфир, да?
– Нет, это монтаж, – терпеливо напомнила Ленка. – То есть можно посмотреть результат, если что-то не понравится – подредактировать, поправить...
– Я знаю, что такое монтаж...
Хусейн подумал маленько, посмотрел на меня – дрищ (еще раз: это не самобичевание, просто это легко читается во взгляде), на Ленку – нет, отнюдь не бомба, на часы – времени полно, все равно заняться нечем...
– Ладно, поехали. Кого-то еще взять с собой?
– Только без обид... – Ленка одарила своей фирменной приторной улыбкой свиту Хусейна. – Все, кто рядом с вами, вне всякого сомнения, заслуживают всяческого уважения, но... публику, увы, интересует только ваше личное мнение. Вы, если вы не в курсе, в некотором роде звезда, так что...
– Да я в курсе, – Хусейн мудро хлопнул ресницами. – Я знаю. Так что, пацаны, давайте тут пока сами – у меня съемка...
Как поведут себя большинство нормальных людей, оказавшись вместо обещанного офиса в проходном дворе, да еще и под прицелом у здоровенного злого мужика? Думаю, как минимум испугаются и вступят со злыднем в конструктивный диалог на тему «Забирай что хочешь и спокойно уходи – геройствовать никто не будет».
На ствол и прилагающегося к нему Федю Хусейн отреагировал как на неизбежное, но вполне привычное зло.
Зато на Ленку от всей души обиделся:
– Это что, вот такие «Проблемы кавказской молодежи», да? Значит, все это ложь и провокация?!
– Нет, это все правда! – возмутилась Ленка. – Проблема действительно есть, причем глобальная. Молодежь какая? Кавказская. Какого хрена она делает в русской столице? Почему она не у себя дома, где работы невпроворот? А проблема даже не в том, что она тут находится, а в том, что именно она делает в русской столице. Если бы она трудилась, прилежно училась, вела себя культурно и, вообще, не вредила – вопрос о пользе, заметь, даже не стоит – добро пожаловать! Но она, эта кавказская молодежь, занимается в основном тем же, чем и ты: грабит, хулиганит и глумится. Поэтому – проблема есть, и очень большая...
– Да-а-а, вот это ты меня развела, красавица, – огорченно покачал головой Хусейн. – Я-то думал, точняк снимать будут...
– Снимать будут точняк, – пообещал Федя. – Смотри сюда: ствол не травматический.
– Да понял уже, понял, не дурак, – бесстрашно пробурчал Хусейн. – Че делать-то? Че, вообще, вам надо?
– Снимай борсетку, выворачивай карманы.
В вышеуказанных местах у нашего гостя, помимо всего прочего, обнаружился травматический пистолет «Оса» и тяжелый складной нож с фиксатором. Что поделать, клиенты у нас такие – хлебом не корми, дай железо потаскать.
– Ребята, мне вас жалко, – посочувствовал нам Хусейн. – Вы даже представить себе не можете, что теперь с вами будет!
– С нами – да, это вопрос открытый, – Ленка стала осматриваться, выбирая место, откуда будет удобнее снимать. – А вот ты сейчас выступишь в роли груши для битья – коротко, но ярко. И через час ролик с этой благодатью будет висеть в Сети.
– Да кто бы сомневался! – зло усмехнулся Хусейн, втихаря принимаясь разминать плечи. – Насчет толпой помесить нашего брата вы всегда были мастера, тут вам равных нет. Вы «скины», да?
– Толпой тебя никто окучивать не будет, – успокоил Федя. – Будет чисто фэйр-плей. Ты будешь драться один на один. С Борманом.
Хусейн заметно вздрогнул: имя Бормана на слуху, как и наши, – Ленкина заслуга.
– А ты, значит, Федя? – во взоре нашего гостя проснулось трагическое понимание.
– Угадал.
– Вы что... Валить меня будете?
А вот это уже было сказано без всякой бравады, вопрос прозвучал вполне животрепещуще и с характерной хрипотцой.
– Ты каким местом слушал? Никто тебя валить не собирается. Ты будешь драться.
– Драться – понятно... А в чем фишка? Зачем все это?
Нет, ни фига ему не понятно – он теряется в догадках, зачем мы его сюда привезли.
– Объясни, – кивнул мне Федя.
– Ты там давеча трещал: русские – чмо, нация рабов и алкоголиков. Ролики писал, славян на колени ставил и так далее. Так вот: сейчас ты ответишь за свои слова, – деловито пояснил я. – Борман – ученик одиннадцатого класса. Не имеет никаких разрядов и званий. Ты будешь с ним драться. Правил нет. Биться будете до нокаута либо сдачи.
– И че потом?
– Когда он тебя сделает, придется взять свои слова обратно. Скажешь: я был неправ, как раз таки кавказдюки – чмо, а славяне рулят.
– Так... А если я его уделаю?
– Прессовать тебя никто не будет, – пообещал Федя. – Если так – получается, ты все правильно трещал.
– И че, вы, типа того, вот так просто меня отпустите?
– Конечно, – кивнул Федя. – Положишь Бормана – свободен. Ролик с боем в любом случае в Сеть выложим, скажем – да, правильно ты говорил.
– Да ладно!
– Слово.
– Ну...
– Но только смотри: если Борман тебя сделает, придется забрать слова обратно, – напомнил я.
– Понял, понял.
– Не просто забрать, а повторить все буквально наоборот: сказать, что кавказдюки – чмо, а славяне рулят.
– Да не вопрос! – во взоре Хусейна сверкнула затаенная усмешка. – Если победит – скажу.
– Слово? – уточнил Федя.
– Слово, – уверенно кивнул Хусейн.
– Ну все, быстро разминайтесь – и погнали.
Хусейн крепок, здоров и проворен, к тому же раза в полтора тяжелее Бормана. Он КМС по греко-римской, да и «ударная» у него поставлена, насколько я могу судить по тому, что нахватался за последние три месяца от наших фанатов рукопашки. Нет, как наш «объект» бьется живьем, я до сего момента не видел, но есть несколько роликов, где он дерется на улице (да-да, у нас все как у настоящих – Федя готовил братца для принципиального боя, добыли по противнику буквально все, что можно), если это не постановка, то получается довольно ловко.
В общем, его уверенность в победе вполне обоснованна: Борман, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, не более чем знаменитый сетевой персонаж, а вот фигурой не вышел – богатырем наш парень отнюдь не выглядит.
– Готовы?
– Да!
– Ну все, погнали.
Хусейн вошел в бой без рисовки, грубо и напористо: без подготовки пробил серию, ни разу не попал, с ходу обозлился и, присев в низкой стойке, стремительным тараном бросился на Бормана, намереваясь смести его в партер, либо произвести свой коронный поясной захват и раздавить худосочного негодяя в стальных объятиях.
Зря он так: надо было, наверное, хотя бы минуту погонять, прощупать противника.
Борман играть был не расположен – вопрос, как видите, очень принципиальный, поэтому работал жестко и без затей: молниеносно отскочил, высоко выбрасывая колено навстречу, и, не дослушав ужасного звука намертво сминаемой переносицы, со всей дури добавил локтем в лицо.
Все – финал.
На Хусейна было страшно смотреть. Он лежал на спине, задыхаясь от ярости и боли, лицо обезображено, кровища хлещет – зрелище, скажу я вам, крайне неприглядное: меня в какой-то момент даже на неприязнь к Борману проперло – понятно, что надо наказывать, но не так же!
Во взгляде Хусейна читалось безразмерное недоумение: вот ни фига себе, и как же такое вышло?! Это что у вас за доходяга такой реактивный?!
– Давай – как договаривались, – Ленка подошла поближе, присела, взяла лицо Хусейна крупным планом. – Кавказдюки – кто?
– Нахххх... – гнусаво просипел Хусейн. – Идитя... нахх...
– Э, ты слово дал! – напомнил Федя.
– Ппляяя... – Хусейн закрыл глаза и принялся осторожно трогать размозженный нос. – Фы чче стелали, тффари...
– Нет, я понимаю твое состояние, но ты что, хочешь на всю Сеть прослыть фуфлогоном? – вмешался я. – Мы это быстро устроим: через час вся Москва будет знать, что слову твоему – грош цена. Давай, быстренько забери слова обратно, и мы от тебя отстанем. Если термин подзабыл, я напомню: кав-каз-дю– ки!
– Кафффкасстюки ччмо, – Хусейн выплюнул кровяной сгусток и обреченно вздохнул. – Слаффяне – рулят... И ффызовите ушше мне «Скорую»...
– Снято, – констатировала Ленка, выключая камеру.
– Ну вот, видишь, как все просто, – похвалил Федя. – Молодец, потихоньку постигаешь истину. Еще немного – и на завод пойдешь. А там, глядишь, и домой захочется...
Возле кафе «Ушибленный Поэт» стоянка отсутствует как явление, поэтому машину припарковали на обочине, а Борман-Рому оставили сторожить и наблюдать за обстановкой.
– Опять мы в пролете, – грустно заметил Борман.
– Я вам пирожные с колой принесу, – пообещала Ленка. – Пицца здесь плохая, к кофе вы равнодушны, так что ничего не теряете.
– Ладно, – приободрился Борман. – Если есть что выбирать, хорошо бы – эклеры, и не с белком, а с маслом.
– Да, с маслом лучше, – поддержал Рома, метнув флюид затаенной укоризны в сторону Феди. – Нам надо массу наедать, а то от бега скоро совсем высохнем...
Вот этот долбанутый «Поэт» – не что иное, как молодежная забегаловка. Кормят здесь невкусно, но дешево, а в противовес подают вполне приличный кофе и съедобные пирожные. Вдобавок ко всему со второго этажа открывается прекрасный вид на Большую Сунжу (до недавнего времени известную как Москва-река). Все это привлекает московскую молодежь, так что по выходным здесь полно народу.
Мы уже не совсем молодежь и тем более не московская. И чего, спрашивается, приперлись? А у нас здесь деловая встреча с Народным Ополчением, или попросту – с Лехой.
Поднявшись на открытую террасу, мы протиснулись сквозь плотное скопление жующе-кофеинствующей и агрессивно курящей публики и сели под навесом в дальнем углу.
– Слышь ты, стратег, – буркнул Федя, недовольно осматриваясь и морщась от дыма. – Мы здесь уже третий раз... Не боишься засветиться?
– Все продумано, – важно приосанился Леха. – Работаем по графику.
– Ну-ну... – Федя, то ли желая поддеть Леху, то ли подыгрывая ему, уточнил: – Хвостов не привел?
– Все чисто, я проверялся, – заверил Леха. – Можете расслабиться, здесь вам ничего не угрожает. Вы же знаете: когда этим занимаюсь я – я занимаюсь этим основательно и скрупулезно.
– Гхм-кхм... Ну да, мы знаем...
Леха обожает конспиративные игры. Место встречи объявляет в самый последний момент, массу времени тратит на обследование прилегающей территории с целью выявления «засады-подставы-прослушки», в процессе общения с нами настороженно озирается и подолгу задерживает взгляд на кажущихся ему подозрительными субъектах.
Федя меня по этому поводу давным-давно просветил: если нами будут заниматься спецы – наблюдения мы не заметим. Так что все эти Лехины телодвижения не имеют никакой смысловой нагрузки. Мы, однако, не одергиваем его: товарищ полезный, регулярно снабжает деньгами – пусть и небольшими, так что пусть себе и дальше резвится на здоровье. Думаю, вы согласитесь со мной: каждый имеет право на индивидуальный подвывих, коль скоро это не причиняет окружающим неудобств. А уж природа подвывиха – дело сугубо личное. Одни могут часами восхищаться формой плавников Clupeonella cultriventris[1] или корявым профилем достославного негодяя на старинной марке, а другие впадают в эйфорию от встреч с находящимися в розыске особо опасными преступниками и черпают вдохновение в тайной деятельности, направленной на воплощение в жизнь неких утопических идей с выраженным национальным подтекстом.
– Что будете? – Леха, не переставая сканировать террасу пронзительным взором, раскрыл меню.
– Как обычно: людям пицца с кофе, детям – пирожные, – Ленка отняла меню, передала его Феде и достала из сумки камеру. – Думаю, они и без тебя угадают, какая пицца сегодня съедобная. Двигайся ближе, покажу, что мы наснимали...
Пока мы с Федей посредством анализа списка ингредиентов решаем шараду, какая из двенадцати заявленных в меню пицц наименее разрушительна для организма, а Ленка с Лехой смотрят арт-хаус, я, с вашего позволения, прокомментирую некоторые нюансы. А то мне неловко: возможно, кое-кто из публики может подумать, что все эти рейды по паркам, лекции о теории нравственности и прочая псевдомиссионерская активность – моя личная инициатива. Нет, я не отрицаю: моя вина в этом тоже есть, но весьма опосредованная.
Я всего лишь познакомил Ленку с Лехой. А дальше они – сами. И однозначно относить мой проступок к разряду глупостей тоже нельзя: еще неизвестно, что стало бы с Ленкой, если бы она не посвятила себя всей этой непродуктивной мышиной возне. Вполне возможно, сошла бы с ума. Или сотворила бы что-то страшное из серии «пластит-мечеть – курбан-байрам». Горит в ней неведомый огонь, негасимое пламя, зажженное не по ее воле в один проклятый майский день – полыхает без устали, сжирая ее изнутри и больно опаляя тех, кто находится рядом. И если этому пламени не давать выхода, никто не застрахован от спонтанных взрывов разной степени тяжести.
Леха мониторит Сеть, следит за вражьей активностью и подыскивает для Ленки материал. Ленка выбирает приглянувшиеся ей темы и организует «репортажи». Не зря ведь на журфаке училась.
Правда, деятельность ее от стандартной работы репортера несколько отличается. Она не просто фиксирует события и доносит их до зрителя. Она эти события провоцирует сама. И, надо заметить, получает от этого немалое моральное удовлетворение.
Следует отдать ей должное – к репортажам она готовится вдумчиво и основательно, старается учитывать специфику нашего положения и характер контингента, с которым приходится работать. Но по ряду объективных причин у нас регулярно случаются экспромты. Типа последнего диспута о нравственности из серии «мухаббат-ваххабит».
Помимо съемок «живой натуры», Ленка пишет статьи о нашей деятельности, злонамеренно при этом гиперболизируя (короче, врет и не краснеет). И нещадно пиарит нас как народных мстителей, русских былинных богатырей и патологических робин-гудов местечкового розлива. Эти статейки Леха редактирует в сторону реализма и размещает на разных ресурсах.
Вот такой славный получился тандем – с моей легкой руки.
Самое страшное – что нам за это платят деньги. Или, может быть, самое страшное, что мы эти деньги берем? Не знаю, короче, но Леха считает, что раз мы изгои, то обязательно должны нуждаться в деньгах. В принципе, деньги у нас есть, не бог весть какие, но на жизнь хватает (как мы зарабатываем, расскажу позже). Но мы не спешим разубеждать Леху и благосклонно позволяем ему оказывать нам финансовую поддержку. Насколько мы успели разобраться, для Лехи все эти шпионства, сетевая активность и протестные формы деятельности составляют смысл жизни. Ну так и зачем отнимать у человека этот смысл? Пусть себе и дальше развлекается, хуже от этого никому не будет.
Да, надо уточнить: сам по себе Леха – камрад с весьма средним достатком, а деньги нам платит РСС (Русское Сетевое Сопротивление). Это разные люди – в основном студенты, офисная молодежь, великовозрастные инфанты, сидящие до тридцати и далее на шее родителей, и прочие регулярные обитатели Сети, которым не нравится сложившийся порядок вещей. В силу слабой организованности и трусоватости на какие-либо активные действия – даже разового характера – против устоявшейся Системы они не решаются, но готовы платить изгоям и поддерживать их морально. В общем, негласные члены этого сообщества регулярно перечисляют на Лехины «веб-кошельки» небольшие суммы. Почти все эти деньги Леха отдает нам, а перед РСС отчитывается нашими видеозарисовками и Ленкиными пламенными статьями. И все получают от этого пользу: Ленка отчасти гасит сжирающее ее пламя, Леха тешит свою заговорщицкую сущность, а сетевые псевдофрондеры получают некую видимость борьбы против порочной Системы.
В общем, все довольны. Все, кроме нас с Федей.
Мы считаем, что вся эта борьба – не более чем ИКД (имитация кипучей деятельности) и мышиная возня, воспринимаемая Системой даже не как комариные укусы, а как низшей степени назойливости променад последних осенних мух, вялых и медлительных, уже даже не жужжащих, а просто по инерции летающих по кругу в силу заложенного в них Природой-Матерью механизма выживания.
Прошу понимать правильно: мы не против борьбы как таковой. Но борьба должна быть конструктивной и давать хотя бы минимальные результаты. В противном случае это не борьба и вовсе не сопротивление, а просто Несогласие, с которым каждый из участников РСС волен поступить по своему усмотрению. Хочешь – гордо носи его как знамя – Системе это совершенно по тулумбасу, хочешь – отправь по почте другу с разноцветной открыткой Яндекса. А лучше всего – затискай себе в самые потаенные глубины организма, возвращайся в свой теплый офис и продолжай прилежно вкалывать на Систему, с который ты так круто не согласен.
Предвижу вопрос: зачем в таком случае мы всем этим занимаемся?
Отвечаю: вы не поверите, но нашего согласия никто и не спрашивает.
У нас тут есть неуправляемая бомба замедленного действия под названием «Лена-мщу-всем-подряд», так вот, она рулит во всех отношениях. И машиной – это ее машина, точнее, ее родителей, и процессом, и нами заодно.
Почему так получается (нет, не надо ухмыляться – и вовсе мы не подкаблучники, просто так получается), мы выясним по ходу повествования. А сейчас самое время вернуться на мастерски задымленную террасу «Ушибленного Поэта» – нам принесли некое подобие пиццы, а Ленка с Лехой с минуты на минуту закончат просмотр материала.
Под пиццу обсудили сюжеты. Леха нашел, что в домашнем задании «народ против кавказдюков» резать ничего не надо, все там органично и к месту – даже левые Хусейнячьи реплики и собственно момент приглашения.
Ленка возразила: все места, где она мелькает, надо обязательно убрать. Леха спорить не стал, он в курсе Ленкиного пунктика.
Пунктик такой: Ленка старается не попадать в кадр.
Голос за кадром – это пожалуйста, а картинку – не надо. Делает она это вовсе не из-за опасения за свою жизнь, а в угоду здоровой целесообразности. По ее утверждению (и в этом есть рациональное зерно) – неузнанная, она будет гораздо более полезна общему делу, чем опознанная всеми подряд и намертво привязанная к нам визуальной цепью.
Экспромт Леха тоже взял, но, посовещавшись с Ленкой, решил избиение хлопкоробов потереть. Ввиду слабой мотивации оно как-то совсем неубедительно и даже жестоко, да и в формате высоконравственного диспута совсем не смотрится. Короче, это лишнее.
Вот такие двуличные сволочи. Что ложится в строку – покажем. Что не нравится – обрежем.
– Кстати, – вспомнил Леха, без энтузиазма дожевывая свою пиццу, – все забываю спросить: что это за «Антихач 111»? Почему не знаю? Это в самом деле есть такой канал?
– Пока нет, – Ленка доверительно подмигнула Лехе. – Но наверняка скоро будет.
– А, ну я так и понял, – Леха мудро кивнул. – А почему «111»?
– Три единицы, – терпеливо пояснила Ленка. – Общеизвестный постулат – триединая сущность интернационализма.
– Эээ...
– Ну ты тупица! Один вопрос. Одна секунда на размышление. Один ответ.
– А какой вопрос?
– «Нужны ли русским хачи?»
– Хороший вопрос! – с энтузиазмом одобрил Леха. – Очень актуальный, знаете ли. С ответом тоже все ясно. Не понял только: зачем секунда на размышление?
– Ну, это если респондент будет пьян. Чтобы было время собраться с мыслями.
– Понятно... Ну все, значит, так и определимся, – Леха важно кашлянул и приосанился. – Загоняю материал на три ресурса здесь, как статья будет готова – в блоги и на «Родина уже не зовет». Это тот самый австралийский филиал нашего движения – я говорил...
Леха напоминает об этом на каждой встрече – но сейчас мы дежурно-благодарно округлили глаза и со значением покачали головами. Да-да, не извольте сомневаться, камрад Леха: мы прониклись – это международный уровень, ни больше ни меньше. Мы в курсе, что в Австралии есть славяне, они по большей части заимообразно ненавидят «муслимов», и среди них, как водится, нашлось немало бездельников, которые всеми фибрами души поддерживают ваше великое Несогласие.
Догрызли пиццу, выпили кофе – все, деловой обед подошел к концу. Уже собрались было откланяться, но тут Леха, секретно сверкая глазами, выдал:
– Тут одна идея есть...
– Может, как-нибудь в другой раз? – деликатно рыгнул в ладошку Федя.
– Да, конечно – в другой так в другой, – Леха мгновенно обрел несчастный вид. – А идея – просто мега. Бомба. Просто – супер. Но если в другой...
– А чего откладывать? – заинтересовалась Ленка. – Давай, делись. Что там за идея?
– Нет-нет, надо все «пробить», довести до ума, упорядочить схему... – Леха быстренько принял донельзя интриганский вид. – Сегодня вечерком буду звонить людям, уточнять, потом уже, когда все устаканится – скажу. А пока...
– Нет, ну хотя бы в общих чертах?
– Да нет, в общих – это не то. Тут конкретика нужна, так что... У вас завтра – как?
– Завтра – заняты, – обиженно заявила Ленка. – У нас с утра интервью. В одиннадцать часов. Так что можешь все свои секреты свернуть в трубочку и ...
– Погоди – а с кем интервью? – насторожился Леха. – Мы вроде бы ничего такого не планировали...
– Глупыш. Интервью берем не мы, – Ленка величаво-снисходительно вздернула подбородок. – Интервью берут у нас. Разницу улавливаешь?
Мы с Федей синхронно хлопнули глазами и переглянулись.
Ух ты, вот это новость! И не самая приятная, скажу я вам.
Ну-ка, вспоминайте, когда у преступников берут интервью? Если кто запамятовал, я подскажу: в основном это происходит в двух ситуациях: либо после поимки, либо когда они захватили толпу заложников и укрылись в каком-нибудь ДК или высотном отеле, где имеют обыкновение шляться всякие посторонние крепкие орешки и прочие псевдопродукты для мозгов.
В связи с этим очень хотелось бы узнать, что там у нас завтра по графику: сдача властям или захват заложников?
Я многозначительно кашлянул – Ленка досадливо поморщилась в мою сторону и дернула плечиком: типа не встревай, все доведу позже.
– Ну а после интервью? – не сдавался Леха.
– Да не знаю я, когда все кончится! – продолжала ломаться Ленка. – Может, это будет быстро, а может, наоборот, растянется. Понимаешь, специфика данного мероприятия такова, что никогда заранее нельзя предугадать, как все сложится...
– Короче, давай так: я позвоню ровно в полдень, – быстро нашелся Леха. – Если получится так, что вы к тому моменту управитесь, а у меня все уже будет готово – надо обязательно пересечься. Просто кровь из носу – дело такое, что вы даже представить себе не можете, что за дело...
– Ну, шпион, заинтриговал! – сдалась Ленка. – Ладно, давай так: я тебе сразу после интервью сама позвоню.
– Хорошо, – кивнул Леха. – А где будет интервью?
– А вот это тебе знать не обязательно, – Ленка надменно оттопырила нижнюю губу. – Ты ничего не забыл про нас? Ты на фига такие вопросы задаешь?
– Нет-нет, я же не адрес спрашиваю! – всполошился Леха. – Ты уж совсем за идиота меня не держи – неужели я не понимаю?! Но мне надо хотя бы приблизительно – ну, район, что ли... Мне ж надо подобрать место встречи, проверить там все, посмотреть...
– Ну, коли так – ладно. Это примерно в районе Клыкастого Бульвара.
– А, понял, – Леха разулыбался и подмигнул. – Я даже могу примерно назвать компанию, которая будет брать у вас интервью.
– Компания здесь совсем ни при чем, – покачала головой Ленка. – Это личная инициатива одного хорошего человека. Человек изрядно рискует. Так что это не должно нигде прозвучать...
– Все будет нормально, не волнуйтесь. Вы же меня знаете. Насчет места – понял, буду планировать. Минутку подождите, я сейчас...
Леха прогулялся к выходу, постоял с полминуты у перил, покрутил головой, придирчиво озирая окрестности, вернулся и доложил без малейшего намека на иронию:
– Все чисто. Можете спокойно уходить. Я рассчитаюсь.
Мы распрощались с нашим конспиративно озабоченным агентом влияния и двинули на выход. Все, надеюсь, на сегодня лимит приключений исчерпан.
Кстати, чуть не забыл!
Для тех, кто не в курсе: да, это понятно, что Леха – маньяк-заговорщик по жизни, но надо заметить, что его опасения в некоторой степени обоснованны.
Помните, мы упоминали про эйфорию от общения с преступниками? Так вот, преступники – это не какие-то там абстрактные личности или сетевые персонажи.
Это мы.
Нет, мы не крали сельдь из сельпо и к злостному уклонению от алиментов имеем самое отдаленное отношение.
Мы с Федей – в федеральном розыске за массовое убийство.
Для правильных мальчиков сразу поясняю: нет, это не судебная ошибка и не оговор. Мы действительно повинны в том, за что нас разыскивают.
Можно еще добавить, что, помимо правоохранительных органов, нас ищут девять кавказских родовых общин (тейпов), и за наши головы обещана весьма внушительная сумма в европейских рублях.
Вот такие, братцы, дела...