– Лев Иванович, так почему нельзя было просто предложить мне продать контрольный пакет? Я знаю – сейчас у многих так скупают. Да, цена обычно чуть пониже рынка, но сторговались бы как-нибудь. – Коля сидел на стуле напротив и расспрашивал банкира, а двое друзей стояли рядом и пока не вмешивались.
– Это был приказ сверху. Не покупать, а провести операцию.
– Кто его отдавал?
– Он.
– Не понимаю, зачем. Я не Ходор, чтобы меня кошмарить…
Саша смотрел на лицо банкира. Что-то знакомое было в нём. Шмель пригляделся. «Такая же рожа была у директора, когда он врал мне. Много раз. Ни с чем не спутать». Уверенный в себе, холёный, Синицын молча ждал новых вопросов. «Видно, не соображает, в какой жопе он сейчас. А Бык ему, похоже, поверил. Вон, даже как-то приободрился. Но я могу это исправить. Стоит сказать слово, и банкир окунётся в более неприглядную сторону реальности. Очевидно, первый раз в своей сытой жизни». Все проходят через это. Шмель уже давно прошёл. И сначала ему тоже казалось, что всё под контролем.
– Он врёт! – все глаза в комнате обратились на Шмеля.
– Откуда ты знаешь? – спросил Бык.
– Оттуда. Просто поверь. – Саша схватил плоскогубцы и подошёл к Синицыну. Тот уверенно посмотрел на Быка. Пока уверенно.
– И вы действительно просто так поверите ему? Скажите – пусть отойдёт от меня. Я же всё вам рассказал.
Бык замешкался. Саша наклонился и попытался ухватить щипцами ноготь. Даже связанный, Синицын не давал этого сделать. Саша прижал левой рукой его кисть и попытался снова. Но банкир всё-равно как-то вырывался. Молчун приблизился и обеими руками намертво прижал его запястье к подлокотнику кресла.
– Давай! Ну!
Саша ухватился за ноготь и рванул.
2007 год
Он бежал в пятом ряду строя. Было скользко – вчера снег подтаял и за ночь превратился в лёд. В третьем ряду кто – то упал. Солдат из четвёртого тут же налетел на него и тоже свалился на землю. Шмель перепрыгнул через них и раздалась команда «стой, упор лёжа принять!». Пока те двое вставали, взвод отжался десять раз и все побежали дальше. Нормально. Ничего сверхтяжёлого. Он ожидал, что нагрузки будут посерьёзнее. Думал, лишь бы соответствовать общему уровню и не отставать. А на деле получалось, что физическая подготовка у него – одна из лучших. Пока самым трудным занятием было пришивание подшивы. Хотя, это учебка. Неизвестно, какие бойцы будут, когда их переведут в батальон…
Они с Вовчиком провели в армии уже три недели. Военная часть была одной из самых боевых в стране, поэтому их постоянно чему-нибудь учили. То физическая подготовка, то занятия в классе, то строевая. Скучать не давали, но до присяги нельзя было проводить занятия с оружием и ставить новое пополнение в наряды. Два дня назад присяга состоялась, и теперь они ждали первых стрельб. Комбат пообещал, что те, кто отличится на стрельбах, будут вывешены на доску почёта и отмечены благодарностью в личное дело. Что – ж, благодарность в личное дело до перехода в батальон ему не помешает. Так он подумал.
После завтрака, загрузившись в «Уралы», они поехали на стрельбище. Там им выдали патроны и скомандовали «снарядить магазины». На морозе это оказалось не так просто – пружина с трудом поддавалась, а патроны, автомат и сам магазин при прикосновениях обжигали руки холодом. Сейчас – ерунда, их пять штук. А если нужно будет два магазина по тридцать патронов снарядить на холоде? Да, неприятная процедура. Стреляли по пять человек. Два выстрела пристрелочных, три – контрольных. У него всё пошло хорошо – сказалось то, что отец купил в детстве воздушку и вообще, немного увлекался охотой, поэтому и сыну периодически приходилось стрелять. В итоге – двадцать шесть из тридцати он выбил. Хорошо, но на благодарность вряд ли настрелял…
Четыре часа ушло на то, чтобы отстрелялась вся учебка. Намёрзлись. Саша подумал, что в батальоне всё будет проходить по – другому – быстрее. И вряд ли дадут столько скучать в перерывах. Плохо, что их с Молчуном разделили по взводам. Интересно, как он отстрелял?
– Аааааааааааа!
Банкир заорал, одновременно всхлипывая и брызжа слюной. Ноготь остался лежать на полу. С пальца вовсю текла кровь.
– Говори! – Шмель склонился над ним. Синицын побелел и часто дышал, но молчал. Время шло. Его друг ухватил другой ноготь и взялся за плоскогубцы двумя руками. «Сейчас опять рванёт что есть силы». Молчун отобрал их у него, одной рукой прижал кисть банкира, а щипцами ухватил ноготь.
– Так у него ногтей скоро не останется! Я не хочу рубить ему пальцы! Пока… – последнее слово он произнёс, глядя жертве в глаза и старательно изображая из себя садиста. И стал медленно отгибать зажатый ноготь вверх. Синицын опять заголосил.
Молчун был хорош во всём, где нужно действовать руками. Мозг сам подбирал нужные движения и усилие. Будто кто-то раньше его учил. Даже в стрессовых ситуациях руки сами всё делали. Вот и сейчас…
«Скоро он поймёт, что ногтей много, и терпения не хватит. Тогда заиграет по нашим правилам».
Володя невольно вспомнил тот переломный момент в жизни, когда его заставили играть по чужим правилам. Паршивым и глупым правилам. И он ничего не смог с этим сделать.
2007 год
Двадцать девять очков из тридцати. Получился лучший результат. Володя почему – то не удивился. Как и в боксе, его руки как – будто сами знали, что нужно делать. Тому, что попал на доску почёта, он не сильно обрадовался – было смутное ощущение, что здесь лучше не выделяться из общей массы. Хотя оно и ничем не подкреплено. Пока.
Перед ужином всю учебку построили на центральном проходе, и комбат объявил:
– Это – капитан Жевенков. Чью фамилию он назовёт – выйти из строя.
Капитан зачитал с листа примерно десяток фамилий, в том числе – его и Сани. Все сделали два шага из строя.
– Сюда отойдите… – спокойно, без уставной строгости и чего – то показного, сказал им капитан. И бросил комбату – У меня – всё!
– Разойдись! – выкрикнул комбат, уходя к себе в кабинет.
Жевенков собрал их в комнате досуга, закрыл дверь и стал рассказывать.
– Меня зовут Жевенков Юрий Васильевич. Я тренер сборной нашей части по рукопашному бою. Сейчас – отбираю в команду людей из вновь прибывшего пополнения. Так что у вас есть шанс попасть в команду. Но учтите – служба здесь и так не простая, а тренировки у меня шесть раз в неделю. Поэтому подумайте хорошо. Есть такие, кто уже сейчас понимает, что ему это не нужно?
Поднялось три руки.
– Бойцы, вы трое – свободны.
У оставшихся капитан по – очереди уточнил фамилии, кто чем занимался и какие были спортивные достижения.
– Что-ж, два боксёра, один борец, два каратиста и айкидист… – задумчиво проговорил Жевенков.
– Если честно, я уважаю боксёров и борцов. Если под новые правила адаптируются – начинают всё подряд выигрывать. Айкидо мне в команде ни к чему, поэтому ты, солдат, можешь идти. С каратистами посмотрим. По – разному бывает. В общем, кто остался – фамилии я ваши записал. Как вас раскидают по батальонам, я зайду и ротным всё объясню. Пока свободны.
Вся рота стояла в упоре лёжа. До подъёма было ещё три часа. Деды ходили и смотрели, чтобы никто не опускался на колени, а тех, кто больше не мог стоять в упоре, били в живот, или заставляли приседать. Не спал никто, кроме одного человека – сержант Ковалёв, укутав, как мог, своё двухметровое тело коротким уставным одеялом, посапывал, отвернувшись к стенке.
Через три дня после того, как их перевели в батальоны, началось всё то, что принято называть дедовщиной на гражданке. Каждый день кто – то из их роты косячил, а за косяки одного отвечает весь коллектив. Этих поводов хватало, чтобы все духи занимались физической подготовкой любую свободную минуту. Естественно, не косячить было невозможно – повод всегда находился.
Первые две недели Саня утешал себя и его тем, что это – такая проверка на твёрдость. Но Молчун был уверен – всё это делается из принципа. И принцип этот поддерживается из года в год как традициями, так и упоротостью местного контингента. Отец также бил его в своё время. Зачем? Для всего сразу – чтобы беспрекословно подчинялся, чтобы наказать, чтобы самоутвердиться – да просто потому, что мог. Молчун довольно быстро понял, что дедовщину в армии поддерживает всё вокруг – начиная от офицеров и заканчивая тем, какие возможности были у сержантов. Если дух отказывался делать что – то ночью, его не только били, а ещё и грамотно обрабатывали днём – на любых занятиях, будь то строевая, теория, или физическая подготовка, ему уделялось повышенное внимание. И добавлялось постоянное моральное давление – лёгкие тычки в строю, неуместные вопросы, издевательские прозвища, которые произносились любую свободную секунду. Одного сержанта, в котором оставалось чуть больше порядочности, чем в остальных, Молчун смог развести на честные разборки один на один, однако тот, вовремя вспомнив, что Володя – боксёр, захватил с собой табуретку. Хотя она не помогла, и Молчун быстро свалил его на землю. Он думал, что эта демонстрация силы подействует, но, по большому счёту, всё осталось по – прежнему. Да, его перестали трогать без крайней необходимости, но ночные подъёмы и все остальные коллективные занятия никуда не делись.
В этот раз ночные занятия продлились сорок минут – дедам тоже нужно было спать.
В пять сорок утра прогремела команда одного из сержантов:
– Рота, становись на телесный осмотр!
Две шеренги солдат в трусах и армейских тапочках построились на центральном проходе. Подошёл капитан.
– Первая шеренга, два шага вперёд, кругом!
Капитан молча осматривал личный состав. Синяков было немного – тех, кого били, били аккуратно. В основном по животу, чтобы не оставлять следов. Отправив одного бойца в санчасть с воспалившейся мозолью на ноге, капитан приказал всем разойтись, однако в последний момент вспомнил что – то и крикнул:
– Рота, стоять!
Начавший было распадаться строй опять занял своё место.
– Веснин, Геранин! Сегодня в шесть вечера у вас тренировка в спортивном зале под руководством капитана Жевенкова! Перед уходом доложить мне, как вернётесь – тоже. Всё понятно?
– Так точно! – почти в один голос ответили друзья.
– Разойдись!
Личный состав разбрёлся по казарме, готовясь к утренней зарядке, и Володя услышал, как деды тихо обсуждают их с Саней. Ничего хорошего это явно не сулило.
Синицын заговорил. Он рассказывал о каких – то финансовых схемах, а Коля внимательно слушал. Саша тоже пытался напрячь извилины и понять, о чём речь. Но ещё интереснее была перемена настроения банкира. Шмель увидел, как человек перед ним почувствовал на своей шкуре – он не неприкасаемый.
Умом мы понимаем это довольно рано, но полностью осознаём, лишь почувствовав на себе. И жизнь делится на до и после.
Шмель думал о том, можно ли этот короткий, но жесточайший час пыток поставить на одну чашу весов с тем, что пришлось испытать им в своё время. И не находил ответа. Одно он знал точно – контраст между до и после всегда оглушителен. Он мог только догадываться, насколько дико себя чувствует их пленник. Синицын принимал решения на самом верху, а сейчас сидит, привязанный к стулу.
2007 год
Сегодня Жевенков решил посмотреть, кто чего стоит, поэтому тренировка началась со спаррингов по кикбоксингу, продолжилась борьбой и закончилась свободными спаррингами, где можно было применять всё. Борьбу Саша проиграл всем, кроме одного каратиста. Впрочем, ожидаемо. А сейчас он стоял в ринге против борца, который пёр на него, как танк, стараясь схватить за куртку – самбовку. Прошло примерно пол раунда. Вот соперник пошёл навстречу, Саша сделал финт левой рукой. Тот поднял руки повыше и чуть замедлил движение. Саша быстро пробил три удара. Один из них прошёл – таки через руки соперника и угодил ему в лоб. В следующий момент его противник резко бросился в ноги, чтобы перевести схватку в партер. Саше удалось среагировать в последний миг, убрав обе ноги в сторону. Чуть не попался. Так схватка продолжалась почти до конца, но в последние секунды его соперник удачно поднырнул под левый прямой, схватил Сашу за ноги, поднял и опрокинул на пол. Тут же взял захват за руку и вышел на болевой рычаг. Саша не умел уходить от этого приёма – он предпринял попытку освободить руку, но соперник держал грамотно, постепенно выгибая руку в локте. Стало совсем больно. Саша постучал ладонью по полу. Бой остановили.
– Хоть боксёр, хоть каратист, для борца ты лишь артист! – с усмешкой сказал его соперник.
Вовчик, который внимательно следил за боем, недобро посмотрел на него исподлобья. Но промолчал. Как всегда.
– Геранин, не спи! Если бы не пропустил этот проход в ноги – выиграл бы бой! – Жевенков, с укором. – Следующие двое – Веснин и Сулейманов!
Они начали надевать защиту – рукопашные шлемы и перчатки. Саша стоял около ринга и смотрел на них. Молчун был выше сантиметров на пять, а его соперник – коренастее, с треугольным торсом и руками, висящими по обе стороны, как медвежьи лапы. Явно борец.
– Смотри, Сулейманов – самый лучший борец в части! Без шансов! – это соперник Саши встал рядом и протянул ему руку. – Кстати, ты хорошо бился! Остальных ударников я за минуту ломаю обычно! Я Иван, из второго батальона. Младший сержант Иванов, если что.
Сулейманов подходил, грамотно закрываясь руками – было видно, что он уже адаптировал свой борцовский стиль под смешанные бои. Его постоянные нырки головой из стороны в сторону должны были помочь при сближении и провалить бьющего соперника – дать возможность перейти в борьбу. Но Володя пока был слишком быстрым. Сулейманов не успевал уходить от его ударов, в основном принимая их на защиту. Но некоторые удары всё же проходили сквозь неё. По сухому, отрывистому стуку, было понятно, что Володя в отличной форме и настроен очень серьёзно. Сулейманов продолжал наступать, заставляя Володю постоянно быть в деле – встречать многоударными комбинациями, или уходить, тратя много энергии. К середине раунда стало понятно, что Сулейманов хочет измотать соперника постоянным давлением и покончить с ним одним мощным броском в подходящий момент. Володя чуть замешкался, и борец тут же кинулся в ноги, пытаясь схватить его под коленными сгибами. Однако Молчун навалился сверху, убирая ноги назад. Борца пригнуло ближе к полу и захват за ноги не получился. «Где Вовчик этому научился?» Выпрямляясь, он предпринял попытку схватить Молчуна за куртку, но тот оттолкнул его обеими руками, разрывая дистанцию. И тут же, неожиданно, пробил с подшагом сильный правый прямой и левый сбоку. Сулейманов покачнулся и стал падать назад, однако канаты ринга не дали ему упасть. Володя не добивал, ожидая команды тренера. Но тренер молчал, а Сулейманов, пробормотав что – то ругательное, кинулся в бой, явно разозлившись. Чувствуя скорый конец схватки, он предпринял попытку ударить в ответ. Размашистый правый боковой со страшной силой угодил Вовчику в плечо – тот успел закрыться им в последний момент. По залу пронёсся приглушённый возглас всех, кто наблюдал за боем. Однако борец тут же кинулся в ноги и на этот раз – удачно. Он схватил Володю чуть ниже колен, и тот стал падать на спину, но, падая, каким – то чудом высвободил правую ногу, лягнул ей соперника и освободил вторую, сразу отползая подальше спиной вперёд. Володя уже почти встал, когда Сулейманов отчаянно бросился через пол ринга, схватил того в области пояса, оторвал от земли и прижал к себе, пытаясь перевернуть, чтобы завершить бросок. Но Володя сопротивлялся, растопырив ноги и руки так, чтобы помешать Сулейманову. Какое – то время тот просто стоял, держа Володю и делая глубокие вдохи – было видно, что он сильно устал. Потом сделал ещё пару рывков, пытаясь бросить соперника на спину, но сил явно не хватало. Тяжело дыша, он так и стоял с Володей на руках посреди ринга.