Вот он, этот запах.
Егор зажмурился и вдохнул ещё раз, крепко, до одури и боли в груди. Пахло морем, влажной тундрой и рыбой.
Он открыл глаза: отсюда, с конечной станции монорельса виднелась Плотина, уходящая в пролив бесконечной махиной. С одного края земли на другой. Соединяя два материка, Плотина вот-вот должна была запереть Берингов пролив. На эту последнюю Великую стройку Егор всё-таки успел.
– Бойцы! Грозные альбатросы Берингии и окрестностей! – загромогласил Куров, пожилой уже дядька, руководитель их московского стройотряда. – Ещё не достроена последняя арка Плотины, ещё покусывают холодом стылые берега нашей Родины ледяные воды полярного океана! Но мы тут! Закупорим! Протянем тепло Гольфстрима, обогреем снежные просторы нашего севера! Защитим до последней капли трудового пота нашу землю от зимнего замерзания! – на последнем крике Куров пустил петуха, закашлялся и махнул рукой – давай, мол, за мной.
Народ поощрительно загудел, и все потянулись за предводителем на берег к общежитию, похожему внешне на дворец.
Ещё школьником Егор Дугин хотел сбежать на зачистку Юго-Западного канала – поймали в Астрахани. Потом он грезил Манычом – но канал между Азовом и Каспием решили законсервировать до лучших времён. Когда путешествовал с родителями по Уральской кругосветке, слез с экраноплана в Салехарде, стянул где-то плоскодонку и на двух вёслах пошлёпал прямо в открытое Обское море. Далеко не ушёл и тут.
При поступлении на гидрологический он вдруг перепугался, что на его век не хватит. Закончатся Великие стройки. И помчался после второго курса, как только дали разрешение, на достраивание Беринговой.
И все они были тут такие, с огнём в глазах. Хоть кирпичик, хоть гвоздь забить… Мечта здесь, перед ними – запустить Берингову Плотину, продлить Гольфстрим до Чукотки, устремить страну в Новый климатический оптимум.
Они спустились с монорельса. Серебряная гильза поезда неслышно тронулась и заскользила в депо, поблёскивая плавными обводами.
– Насосы готовы, закроем последний пролёт и можно врубать, – сказал Куров перед тем, как распустить студентов на заселение.
Знали это все, от зубов теория отскакивала, но слушали, будто в первый раз, вглядываясь в туманные дали, туда, где терялась из виду на Американской стороне другая оконечность Плотины.
Широкая, с жилыми корпусами и местами под парки и сады, с монорельсом и шоссе, Плотина доминировала среди безрадостных серых пейзажей.
– А лет через двадцать яблони будут цвести, – сказал Егор.
Его услышал Куров и, задымив сигаретой, подмигнул ему и показал большой палец.
* * *
Летели снежинки, но весна чувствовалась во всём. Солнце не опускалось по двадцать часов в сутки, надраивая светом полярный день.
– Получилось, – сказал Куров.
Сказал просто, будто поздоровался.
Внешне Плотина за год почти не изменилась. Но заткнули финальную брешь, запустили атомные насосы. Врубали скромно и буднично.
Егор стоял рядом. Юношеская мечтательность из его глаз улетучилась ещё зимой, когда руки примерзали к арматуре и через брезентовые варежки, а энергии тепловой станции хватало только на стройку, в общежитии приткнули буржуйки и топили их плавником. Ушла мечтательность, но никуда не делась мечта.
Ветер бился в Егорову крепкую спину, но он погодных трепыханий не замечал. Стоял прочно, заматеревший, с щетиной и прокопчённым лицом, с навсегда появившейся складкой между бровями.
Насосы перекачивали холодные Ледниковые воды в бассейн Тихого. Мировой климат-контроль был запущен.
* * *
В этот день Влад любил перебирать свой ящик. Он называл этот сундучок «дедовским».
За окном палило солнце, слепил свежий снег, а Влад, задёрнув плотные шторы, сидел в полутьме тесной комнатушки с кружкой кофе – на гору он сегодня и не собирался.
Но не отпил он ещё и половины, как запищала сигналка – вызывала дирекция.
– Что б вам, – буркнул Влад. Потянулся, нажал кнопку.
На экране высветился чернявый и горбоносый Вахтанг Чхеидзе. Смущённо улыбаясь, он сказал:
– С днём рождения, Владислав Игоревич!
– Угу, – кивнул Влад и отпил кофе, – спасибо. И? Сдаётся, мне это не всё.
Вахтанг зарыскал глазами, коричневое его лицо, со светлым следом от горнолыжной маски потемнело ещё больше.
– Тут Синицыны приехали…
Влад поднял лицо к потолку.
– Охохонюшки… А чего? Не зима ж вроде.
– Ну да, они на море приехали вроде, а тут… – бормотал Ваха
– Понятно.
– Я им сказал, что у вас выходной, что день рождения… Но вы же знаете, там Анатолий этот… Вот я и к вам…
– Да ладно, Ваха, чего там, – прервал его Влад. – Скажи, скоро буду.
– Спасибо, Владислав Игоревич! Спасибо! – обрадовался Ваха и отключился.
– И нет нам покоя… – начал напевать Влад, натягивая горнолыжный комбез.
* * *
– Как водичка? – спросил Ваха.
Синицыных на курорте знала каждая собака. Анатолий с Лидией Петровной приезжали в Гагру два раза в год, а то и три.
К своим тридцати пяти (учились вместе, поженились ещё студентами) они защитили, каждый, по кандидатской, а Анатолий даже докторскую; имели репутацию и «приход» в виде верных студентов, аспирантов и слушателей. Современная наука «Философия свободной души» набирала популярность, и Синицыны оказались в струе.
За собой следили: стройные, подтянутые, вечером намазаться кремом, раз в неделю массаж и сауна, по утрам гимнастика, вечером прогулка по зелёным московским улочкам.
В Гагру приезжали в зимнее время, «под снег» – хорошенько катнуть на лыжах; а летом любили Пицунду – там и пляжи получше, и море поласковее.
– Брр! – Анатолий дёрнул плечом. – Так вроде жарко, чуть ли не двадцать пять, но вода чего-то не прогрелась ещё.
– И глядим, горы белые, думаем, а чего ж не покататься? – улыбнулась Лида. – Когда ещё так получится…
– Очень захотелось, да. Хоть и прокатное пришлось взять, – Анатолий скептические повертел ногой в арендованной, но дорогой и почти новой лыжине.
Стояли у подножия Арабики на поляне Бамбонаш среди кафешек и ресторанов. Сюда прямо от моря за двадцать минут вознесла Синицыных канатная дорога. Сама Арабика и соседняя Агепста были уставлены подъёмниками покороче и исчерчены загогулинами трасс. Пансионаты, коттеджи и гостиницы заполонили края поляны. Сезон затянулся, но на склонах было безлюдно.
– Но всё равно искупались? – Ваха спрашивал, а сам поглядывал на часы.
– А, – махнула горнолыжной палкой Лида, – где там…
– Да уж. Лёд только в апреле сошёл, – закивал головой Ваха. – А в мае некоторые донизу съезжали.
– Да ну? – удивился Анатолий.
Он обтянул свою стройную фигуру цветастым эластиком, ухоженную шевелюру обхватил пояском от модных очков. Жена от него не отставала, и Ваха, нет-нет, а косил на Лидию Петровну восточным своим глазом.
– Ага, сейчас уже немного подрастаяло, – кивнул он. – Но всё равно только на поляне пригревает, а на восточных и западных склонах и целый день не отпускает.
– Снега-то давно, гляжу, не было, – скептически постучал палкой по насту Анатолий.
Постучал с видом знатока. А вот кататься Синицыны толком так и не научились Зато требовали себе самого лучшего инструктора. Лучшим считался Влад Дугин.
Дугин мог дать фору любому лыжнику. Особенно вне трасс. Молодцы-удальцы, которых он штопал, ворчали: «Просто он тут всё строил, знает уклоны и рельеф». Дугин вообще тут был авторитетом. С чудинкой, но авторитетом. Сам директор Гедеван Александрович жал ему руку по утрам и спрашивал про состояние склонов. С начальником спасслужбы и главным метеорологом каждый день планёрка, и решающее слово оставалось за Дугиным. А если снегопады, то Дугин на пульте перед картой склонов – где, в какой последовательности закрывать трассы и спускать снежные завалы «трясухами» – искусственными вибросклонами. А числился гидом и инструктором, хотя сто раз предлагали повыше перебраться. Но лишь головой качал, отказываясь.
– Так, ну и где он? – посмотрел на часы и Анатолий.
Ваха переступил с ноги на ногу, высматривая длинную фигуру на восточном склоне – где-то там, на границе леса располагался домик инструкторов.
– Здоров, – голос раздался с другой стороны. Дугин, со здоровенными лыжами на плече, с тёмными подвивающимися вихрами и мохнатой бородой шагал к ним размашисто. Круглые альпинистские очки скрывали глаза.
– О, Влад, здравствуйте! – обрадовалась Лида.
И Анатолий не ревновал, он тоже рад был Дугину. Синицын любил бахвалиться в городе: вот он, уважаемый человек, а тут выполняет безропотно (преувеличивал) всякие дурацкие упражнения, не перечит и смотрит на учителя подобострастно (откровенно врал). Ведь здесь Горы. И поднимал Анатолий указательный палец, когда живописал друзьям свои горнолыжные подвиги.
– С днём рождения, – затряс руку он Дугинскую руку.
Влад криво улыбнулся.
– Так поздно сюда ещё ни разу не заглядывали, поэтому не знали, что у вас сегодня праздник, – засуетилась Лида.
Влад про себя чертыхнулся, а вслух сказал:
– Да ну… какой там праздник. Ну, что, наверх, а там по Гегской? Разминочный?
И они поехали наверх на тёплом и мягком кресле канатки номер семь. Синицыны крутили головой, разглядывая привычные пейзажи, всё удивляясь, как долго лежит снег в этом году.
– Теперь с каждым годом всё холоднее, – прокомментировал Влад.
Сегодня как раз он подметил, что четверть века прошло, как остановилась Плотина. И если первые десять лет ещё тлело инерцией тепло, то потом холод попёр изо всех щелей. Всё заметнее, всё быстрее.
– Думаете? – прервала его мысли Лида.
– Да ну, Влад! Случайные флуктуации! – махнул рукой Анатолий. – Сейчас прохладно, потом тепло.
– Если бы, – хмыкнул Влад, поглядывая на ядрёной голубизны небо. – Как Плотину остановили, так и началось. Поначалу незаметно было, а потом в обратную сторону механизм раскачался. И эта ледяная мощь всё нарастает.
Он говорил, покачивая широкой лыжей.
– Ой, Влад, скажите ещё, жаль, что ракеты больше не запускают, – невпопад сказала Лида.
Дугин резко повернулся к ней, сверкнув чёрными очками. Лида осеклась. Тут подъёмник подъехал к верхней точке, и все трое синхронно выползли из кресла.
– Разомнёмся и начнём, – скомандовал Дугин и стал размахивать руками, ногам и вертеть корпусом.
А Синицыным хотелось просто постоять, поглазеть спокойно. Отсюда, с Арабики виднелась холодная синева моря, и во все стороны было красиво.
– А Турции всё равно не видать, – вздохнул затёртой шуткой Анатолий. Лида послушно улыбнулась. – Влад, а на Агепсту когда? – кивнул он на север, где громоздилась многоверхая, самая высокая в округе гора.
Дугин пожал плечами.
– Посмотрим. Как пойдёт.
– Влад, а к Рице скатимся? – Лида разминалась вяло. Ей хотелось скорее кататься, все эти потягивания она не любила.
Дугин скривился. Маршрут к озеру могли осилить только мастера. Мастера, а не Синицыны.
– Посмотрим, – вновь буркнул он. – Готовы? – он встегнулся в лыжи.
– Готовы, готовы! – обрадовалась Лида.
А Анатолий с деловым видом присел на колено, вытягивая ногу.
– Ещё минутку.
И через «минутку» они спускались по простой Гегской трассе. Дугин словно парил, на огромной скорости вздымая снежные шлейфы. Анатолий пылил старательными и кривоватыми поворотами, а Лида с девчачьим визгом ехала почти по прямой, подплуживая и размашисто вихляя корпусом.
После разминочного спуска Влад стал гонять клиентов всёрьёз, и вскоре Синицыны взмолили о пощаде. Он пожал плечами – хозяин барин.
– Влад, с нами пообедаете? – предложила Лида.
Она сняла горнолыжную маску, шапочку, распустила светлые волосы. Солнце наложило свой отпечаток – Лидины щёки горели приятным румянцем. Она вообще была хороша. Отметил в очередной раз Дугин. Но не приударил бы он за ней, будь она даже свободна. За версту веяло от неё, от них обоих столичной пустотой и никчёмностью.
Но терпел Влад, такая работа. Он прирос к курорту за двадцать с лишним лет, при нём тут всё начиналось, и как ни горько ему было глядеть на то, во что превратилась горнолыжная Гагра, отлипнуть от этих гор он не мог. Здесь был его дом. Только в самую зимнюю стужу он выбирался в Москву к престарелым родителям. И не столько к ним, сколько на могилу к деду Егору.
– В «Московскую»? Или «Октябрь»? – везде у Влада были знакомые, но шумных мест он избегал. Просто полюбопытствовал.
– Нет, Влад, в «Пирожковую», к Лали, – улыбнулся Анатолий.
– А, к Лали… Передавайте привет. А я домой. Завтра продолжим, – он пожал руку Анатолию, лёгонько тронул за локоть Лиду, а потом посмотрел на небо. – Хотя завтра вряд ли.
– Почему? – Лида тоже задрала голову.
– Мести будет, – ответил Влад. – Ладно, найдёте меня, если что. Знаете где, – он махнул перчаткой на прощание, и, толкаясь палками, поехал к домику инструкторов.
* * *
Дома он вытянул ноги, вновь налил кофе. Всё отключил, хотелось тишины; от трескотни Синицыных гудела голова.
Фотографии деда лежали в большом пухлом конверте. Туда же Влад засунул и газетные вырезки, и письма. Отдельно хранил дневник. И была там надпись сорокапятилетней давности: «Шестьдесят один, вот, наконец, и дед».
А вот фото: они вместе на Плотине, Владу девять. Он помнил и без фотографий те дни. Приехал к деду на Чукотку на летние каникулы. Дед взял отпуск, и они уехали на побережье Ледовитого в маленький домик среди молоденьких лиственниц. Дед лез в океан, кричал про «парное молоко», но Владик, избалованный тропическим теплом Чёрного моря, в пятнадцатиградусную воду лезть не желал.
Потом дед с гордостью показывал свои прижившиеся яблони; вот-вот начнут плодоносить, говорил он. Ходили смотреть на трансконтинентальный – он проходил раз в сутки в Америку, и раз назад, на Москву. Поезд выскакивал из тоннеля прямо перед Плотиной, чуть замедляя ход, мелькал мутным штрихом. В воздухе оседал сухой свист, и поезд летел дальше, к Огненной Земле.
В школе потом Владик сочинение написал про лето, проведённое в мечтах с дедом. Родители, однако, другие горизонты в сыновнем будущем видели, и мать шипела на отца: «Это всё дед ваш».
Сочинение дед затребовал себе – тетрадка в линейку в дедовском ящике лежала в уголке.
Вот вырезка из «Правды»: дед, директор Плотины, докладывает про темпы потепления, про то, что всё меньше и меньше надо энергии для перекачки, тёплый круговорот всё больше поддерживает себя сам.
Микроскопическая заметка в какой-то провинциальной газетке – «Плотина встала».
Деда к тому моменту уже не было.
А дальше… А дальше Влад сунулся студентом Геодезического института на Плотину в момент остановки насосов. А запускать, ремонтировать, выяснять причины уже было некому. Плюнули на обоих континентах – вроде и так неплохо.
Трансконтинентальный ездил ещё лет десять, потом заглох и он.
Влад подался в Гагру. Мода пошла – горнолыжные курорты везде городить, а специалистов – раз-два. Тешил себя Влад, что это такая замена прежним стройкам, обосновывал, прикрывая колкое сомнение, что это всего лишь отрыжка былого всеобщего воодушевления.
– Мда… – поморщился Влад, вспоминая прошедший день: Синицыны, почти зимний снег в середине июля – всё валилось до кучи к нерадостным воспоминаниям.
* * *
– Вот тебе и лето, – восхитился Анатолий, выглянув в окно поутру.
Так им понравилось наверху, что вечером не захотели спускаться к морю, быстренько забронировали себе люкс сразу на неделю и осели в горах. «Успеем ещё накупаться», – самонадеянно решил Анатолий. А Лида соглашалась и льнула.
И сейчас они радостно изумлялись снегопаду, залепившему крыши и окна. Заглохли все звуки, узкие треугольники елей пушились белым.
Но к вечеру Синицыны заскучали. Как и напрогнозировал Дугин, весь день мело, а воздух загустел плоскими снежинками, подъёмники работали в полгоры, и только на учебных и пологих трассах.
– А поехали на Рицу? – предложил Анатолий.
Лида повеселела:
– Поехали!
Схватили лыжи, накинули рюкзачки и выскочили в метель. Снег сёк глаза и кожу на лице.
– А внизу, наверное, поливает… – прогудел через поднятый воротник Анатолий.
Лида ничего не ответила, она сразу стала мёрзнуть. Лишь махнула рукой, поторапливая мужа.
До озера путь прочертили короткими взмахами: где на работающих подъёмниках вверх, где на лыжах вниз; по долине Бзыби спрятались от проливного тут дождя в вагончике винтового фуникулёра. Где-то на половине подъёма дождь перешёл в мокрый снег, а уже на озере снежинки порхали сухие и мохнатые.
Лес вокруг окрасился белым, озеро голубело по краям шугой, а в середине зимний лёд покрылся свежим снегом.
– Ух ты… – прошептала Лида, вылезая из вагончика. – Ты молодец! – чмокнула благодарно мужа за такие красоты.
Анатолий и сам был доволен.
– А народ грустит, что весна не задалась, ха! – балагурил он, пока шли, ковыляя в горнолыжных ботинках до знакомого им ресторанчика. – А надо удовольствие уметь получать! У природы нет плохой погоды! – шпарил он штампами. – Поди, ноют там сейчас в Москве – заливает, наверное.
– Да говорят, тоже снежинки запорхали, – осторожно заметила Лида.
– Да? – двинул бровью Анатолий. – А всё равно красота!
Потом они сидели в небольшом закутке возле камина, запивали вкусное и острое красным. Встретили знакомую пару. Оказывается, те приехали специально, «под снег». Разговорились. Женщины хохотали, мужчины шутили.
– Советую, очень советую, – говорил Олег, директор чего-то там в Ленинграде, – если опять будет непогода, съездите на Дарданеллы. Это, я вам скажу… – Олег показал большой жирный палец.
– Ну может… Только как туда добраться? – задумался Анатолий. – До Одессы на скором, там пересесть и на Стамбул?
Олег замотал головой, откусывая от ароматной чахохбилины.
– У Дугина же экраноплан есть! Договоритесь с ним, он вас и отвезёт.
Синицыны переглянулись.
– Так он разве ж согласится… – засомневалась Лида, словно не они вчера с утра затребовали Дугина к себе, наплевав на его выходной и день рождения.
– Так вы Горгадзе позвоните, он всё сделает, – махнул рукой Олег, другой хватая бокал. – Давайте, за жизнь! За прекрасную и красивую жизнь!
Бокалы звякнули разнобоем.
Через несколько минут Анатолий сходил к администратору и вернулся.
– Нету, сказали, – развёл он руками.
– Где же это он? – удивился Олег.
– Да тоже по ресторанам гуляет, – хихикнула Лариса, жена Олега, совсем юная, аляпистая и выпуклая.
Олег посмотрел на неё строго, она притихла.
– На Рице, сказали, в домике отдыха. Где это тут такой?
– А, так это на другом берегу, – задумался Олег. – А и отлично! Поехали! Сейчас и договоритесь. Горгадзе добро дал?
– Угу, – Анатолий сомневался. – Пришлось, правда, уламывать.
– Ну и всё! – Олег вскочил, потянул Анатолия к двери. – Девочки, вы ж подождёте, да?
Лида с Ларисой дружно закивали.
– Погоди, как мы на тот берег-то попадём? Лёд плохой, а лодка не пройдёт…
– Чудак! На воздушке – раз и готово! – Олег был в том состоянии, когда и море по колено, и полузамёрзшее озеро не преграда.
Они переполошили на водной станции дежурного, тот запустил катерок на воздушной подушке, и уже через пятнадцать минут они колотили в дверь двухэтажного дома на берегу тихого залива. Открыл заспанный Дугин. Увидев разгорячённые алкоголем сытые лица, он скривился.
– И?
– Владислав Игоревич, у нас для вас задание на завтра. От самого директора! – радостно известил Олег.
– Знаю, звонил он, – ответил Влад. – Всё?
– Ээ… В общем-то, да, – растерялся Олег, поглядев на Анатолия. Но у того тоже пыл поутих, и ехать завтра куда-либо расхотелось.
– Тогда в восемь на Гагринском причале. Не опаздывать, – Дугин захлопнул дверь.
– Вот видишь. А ты говоришь! – Олег хлопнул приятеля по плечу, вновь приободрившись.
– Как-то неудобно вышло, – проговорил Анатолий.
– Брось! У него работа такая.
И они пошли, поддерживая друг друга, обратно к берегу.
* * *
Снег на следующий день валить перестал, но плотная облачность упала на горы, опустившись вплоть до поляны. По верхам гулял ветер, и почти все подъёмники вновь были закрыты.
Дугин домиком отдыха пользовался нечасто, но и если выбирался сюда, то вот в такие дни, когда непогода, и на озере царило малолюдье, а в избе он оказывался и вовсе один. Со дня рождения он закис, всё думал про деда и Плотину, перелистывал то самое детское своё сочинение, и тесно ухало его сердце. Хотелось вырваться, взлететь куда-то, но гнула неподъёмная нынче тяжесть. «Наверное, старость», – решил он, но успокоения всё равно не находил.
И пьяные Олег с Анатолием попали на противоходе. Это поначалу он на них рыкнул, а потом, поразмыслив, решил, что и хорошо, и пусть. В самый раз взбодриться. И Синицыным, хлыщам этим столичным, покажет, что такое плотины. Конечно, Дарданеллы это не Берингов мост, и всегда он не любил эту запруду. Но хоть что-то…
Море колыхалось нехотя, с ленцой. На Гагринском причале, позеленевшем от старости, было пусто. Один турбинный катер, один водомёт и всё. В аккуратном эллинге стоял Дугинский «Смерч» за номером 3719. Над экранопланом подхихикивали, но чуть что срочное: в Крым сгонять, в Ростов ли – это к Дугину.
«На совесть делали», – думал всякий раз Влад, открывая гараж.
Он сидел на крыле, прячась от морской промозглости в высоком вороте бушлата. Тугим свинцом волны лизали сизую гальку и неспешно пихали аппарат. Влад покачивался вместе с машиной и хмуро глядел вдаль, где размывался серый горизонт.
Синицыны явились кислые, с тусклыми взглядами. Влад ёрничать не стал, лишь кивнул с сочувствием.
– Доброе утро, – натужно улыбнулась Лида.
– Доброе, – ответил Влад. – Садитесь, – и, завидев нерешительность Анатолия, добавил: – Толь, не волнуйся, не укачает. Наоборот, мозги прочистит скоростью.
Анатолий криво улыбнулся, крякнул и полез в кабину. Четыре пассажирских места, багажник; два кресла для штурмана и рулевого – Дугин управлялся за двоих.
Он помог спуститься Лиде, а потом забрался и сам.
– Пристегнитесь на старте. А потом как хотите. Мой совет – расслабиться и смотреть вверх. Успокаивает.
– Спасибо, – Лида под воздействием ли сырого морского воздуха, или Дугинской уверенности начала оживать, щёки её чуть порозовели.
Двигатель мягко заурчал, зашипела волна под еле заметным форштевнем.
– Готовы? – спросил Влад. В кабине он скинул бушлат, оставшись в старом тёмно-синем кителе. На голову надел фуражку с якорем и крылышками.
– Всегда готовы, – пробурчал Анатолий.
– Поехали! – сказал Влад и двинул рычаг.
Любил он это упругое вдавливание в кресло, лёгкий отрыв с затихающим плеском и мелькание зыбких волн по бокам. Экраноплан набрал крейсерскую, и Дугин разрешил:
– Можно отстегнуться. Через полтора часа – Босфор, а до этого никаких развлечений.
Анатолий с наслаждением вытянулся и прикрыл глаза.
– Влад, а расскажите про Атлантропу, – Лиде не хотелось сидеть в тишине.
Кроме того ей нравилось, когда Дугин говорил. Редко он балагурил, всё больше на зимних обязательных лекциях в «Московской» про лавинную безопасность нудел, про поведение на горе. Вот только на праздновании юбилея курорта, когда зашла речь об истории, его попросили выступить. Он начал нехотя про строительство, про то, какая это мечта (свою за общую выдавая) была, а потом разогнался и стал правду-матку рубить. Тогда чуть скандалом дело не кончилось, но Дугин охолонул сам и со сцены ушёл.
До лампочки Лиде были все эти великие плотины. Не видела она, в отличие от мужа, и разницы между нашими и их сооружениями, между застывшими и ещё работающими; её социология волновала, а сами стройки – такая муть… Но Влад со своим агрессивно-консервативным взглядом наверняка что-нибудь провокационное скажет – а это уже по её части.
– Лидия Петровна, неужели в школе не проходили? – посмотрел через зеркало на неё Влад.
Она засмеялась.
– Проходили, конечно, – она наморщила лоб и память. – Понизить уровень Средиземного моря на сто и более метров с помощью дамбы-плотины в Гибралтаре. Освободить тысячи квадратных километров плодородных земель Южной Европы, получить гигаватты энергии с ГЭС, соединить мостами Африку и Европу… Загородить Чёрное море и снабдить энергией причерноморские страны… Как-то так, – память она имела крепкую.
Анатолий, казалось, дремал и на монолог жены никак не прореагировал. Молчал некоторое время и Дугин.
– Дурацкий проект, – резко сказал он спустя минуту.
Руки его лежали на штурвале, корабль летел ровно и прямо.
– Дурацкий? – тонкие брови Лиды взлетели вверх.
Очнулся и Анатолий.
– Дурацкий. Ничего не вспахали, моря тысячи жителей лишили, рыба кончилась, суховей развился… И при нынешних холодах им вообще туго. Только и пользы, что энергия.
– Странно вы рассуждаете, Влад, – подал ленивый голос Анатолий. – Наши, выходит, стройки – это благо, а как… хм… буржуйские, так дурацкие? Ведь тот же принцип примерно, а? Кроме того, не будь этих плотин, вся Европа бы сейчас околела. Это и вы отметили. И ведь, насколько я знаю, по договору все причерноморские территории снабжаются энергией с Дарданелл.
– Снабжаются. И я различаю, тут ты, Толик, прав, – Влад с Анатолием в обращении не церемонился; то хмурился, но терпел. – Потому что у нас с умом подходили. Пусть и раньше, но с умом. А эти изначально налепили чёрт-те что…
– У нас с умом. И раньше. У них без ума, и раньше, и сейчас. Понятно, – Анатолий сел прямо.
– Да сейчас-то вообще никто ничего делать не умеет. Не может. И не хочет, – Влад вцепился в руль.
– Ой, можно подумать…
– Толя, – Лида, положив ладонь мужу на колено, посмотрела на него ласково. Тот кивнул на спину Дугина и двинул плечами в раздражении.
Влад, в зеркале Анатолиеву пантомиму заметив, тихо хмыкнул.
– Но ведь красиво сделали? – спросила Лида, ослабляя нерв.
– Красиво. Берингова в миниатюре, – согласился Влад, и тон его потеплел.
– А вы на Беринговой давно были?
Влада словно ткнули под дых, он как-то сморщился и осел на штурвале.
– Давно… – ответил глухо.
Лида спрашивала его о чём-то ещё, но он отвечал односложно, и Лидина энергия скоро выдохлась.
* * *
– Доигрались дружочки, – резюмировал Дугин. Не встретив ни единой души на верхнем бьефе, он озлился и тихо теперь тлел. – И ведь недавно встало, а разбежались, чёрт знает, когда. И никакой автоматики, никакой сигнализации, всё ручками…
Синицыны стояли рядом, подавленные махиной плотины. Огромное сооружение перегородило пролив; внизу темнел, тонко поблёскивая Эгейский канал. По бывшему ещё сорок лет назад морскому дну теперь гулял сухой ветер, вороша неприбранные обнажённые земли. Безлюдье пугало, грохот огромных масс воды по водосбросу оглушал.
– И что же, их теперь всех затопит? – испуганно спросила Лида.
Влад поглядел на неё изумлённо.
– Затопит? Ха! Надеюсь, они не такие болваны, чтобы водосброс не настроить. Да и что им сделается… Вот нам будет не очень – когда вода отступит на километр от берега. А у них-то тут давно никто не живёт по берегам. Как осушили, так народ даже и не подумал к воде перебираться. Чуть ли не дальше ещё отползли. А уж под плотиной и вовсе забоялись показываться.
– Но энергии-то теперь нам тоже не будет, я правильно понял? – спросил Анатолий.
Спросил спокойно, а в глазах засело что-то паническое. Влад кинул на него яростный взгляд.
– За мной давайте. И поживее!
И чуть ли не бегом кинулся на берег, где приткнулся их экраноплан.
* * *
Назад летели на максимальной скорости. Аппарат подрагивал, дрожали и руки Дугина на штурвале.
Анатолий, растревоженный увиденным, довольно быстро успокоился и теперь вновь подрёмывал, раскинувшись на пассажирском сидении. Лида всех Дугинских беспокойств не оценила, но безлюдная огромина плотины сильно резанула её сознание, и теперь она хмурилась своему же смятению.
На берегу царило ватное безделье. Сырой и тёплый воздух накидывал дрёму на обитателей домов отдыха и пансионатов. Граждане шатались бесцельно, наполняя многочисленные кафе и рестораны; в пространстве качалась ленивая музыка; густые запахи шашлыков прибивало к земле.
Дугин завёл экраноплан в эллинг и, не прощаясь, побежал к подъёмнику.
– Чего это он? – зевнул Анатолий. – Как тебе эти Дарданеллы?
Лида молчала, она с тревогой посматривала наверх, где белые горы всё так же подпирали плоские понизу облака.
– По-моему, та же ботва, что и наши убогие громадины. Наворотили, раскурочили, ни красоты, ни пользы, одна пакость… – нудил Анатолий. – Может, поедим? Проголодался я чего-то.
– Но ведь Влад же сказал: что они не просчитали всё, а у нас вот по-другому делали, – не ответила на предложение Лида, повернув к мужу горящие глаза.
– По-другому не по-другому, а холод теперь этот дикий из-за этого «у нас вот», – насупился Анатолий.
– Из-за чего?!
Анатолий помялся, поморщился куда-то вдаль, а потом повернулся к жене:
– Ладно, Лидуш, чего мы будем спорить? Да ещё и на пустой желудок… Пойдём, – он потянул её ласково к ближайшему ресторану.
* * *
– И ты знал?! – кричал Дугин.
Кричал он на начальника спасслужбы, Игоря Комарова.
– Тихо, Владик, тихо, – успокаивал тот Влада. Седоватый, чуть постарше Дугина, он постоянно улыбался сквозь свои пушистые усы. – Чего ты разошёлся? Знал, и что? Я всё питание «трясух» перекинул на резерв основного.
Влад при этих словах замер, налился сквозь загар красным и шумно выдохнул гнев.
Штаб «спасов» находился чуть выше Поляны. И сейчас тут всё хлюпало и капало. Снег пропитался водой и валился с крыш и ёлок, с хрустом оседал на склонах.
– Я тебе удивляюсь, Игорёк, – сказал Влад уже спокойно. – Ведь мы учились, считай, в одно время… Скажи мне, как ты пропитался этим пофигизмом и тупизной? Как?
– Тпру, Влад! Осади коней, – закряхтел Игорь скрипучим смехом. – И скажи толком, чего стряслось-то, а? Сейчас осядет маленько, и завтра бахнем!
– Хрена ты бахнешь лысого! – Влад показал кукиш и устало приземлился на стул, запустив руку в буйную шевелюру. – Сегодня, по-хорошему, надо тряхнуть.
– Ну давай, сегодня, – согласился Комаров, чуть напрягшись. Слово Дугина в смысле лавин было неписанным законом, а уж когда врубать вибросклоны (Дугиным же и придуманные), лучше него никто и не знал.
Влад посмотрел на Игоря тоскливо.
– Так в том и дело, что чёрта с два у нас выйдет. Не хватит мощей резервных. Там с гулькин нос для нынешнего снега.
Игорь улыбаться перестал.
– С чего ты взял? Врубали ж вроде на резервах…
– Врубали, ты прав, – кивнул Дугин. – Лет десять назад. Когда снег только в декабре лёг, а максимум в феврале наверху всего в два метра был, и все перепугались. Вот тогда хватило мощи. А сейчас сколько у нас накопилось после последней тряски?
– Пять метров на середине горы… – растерянно ответил Комаров.
– Ну и вот.
– Так попробуем – может, хватит мощи-то, а?
Влад пожал плечами.
– Может и хватит. Но беда ещё и в том, что уловитель не сдюжит, скорее всего. На трясухи уйдёт энергия, а на уловитель уже фиг. И то, мы ж слабо тряханём, оно и поедет чёрт-те как…
Помолчали.
– Так подрубят ещё, может, энергию-то с Дарданелл? Бывало, отключали. На несколько дней даже…
– А сейчас? – усмехнулся Дугин.
– Неделя.
Дугин кивнул.
– Я был там сегодня, Игорёк. Там шаром покати, а через водосброс лупит так, что вся запруда и месяца не простоит. Ни души, бросили всё.
– И чего ж делать? – Комаров уселся напротив. Усы его обвисли, а сам он скукожился на стуле.
– Звони Горгадзе. Всех эвакуировать надо. И снизу тоже. Всё Гагринское побережье.
– Ого… – выдохнул Игорь.
– Ага, – Влад встал. – Давай, Игорёк, пошевеливаться надо. Если разорётся, мной прикройся.
И вышел наружу.
* * *
Директор в негодовании покраснел, потом побледнел. Потом успокоился – Дугина он немного опасался и рад был, что Комаров пришёл, а не сам Влад. Про клиентов просить не боялся, давил смело, знал, что Дугин не откажет. А когда дело касалось лавин, тут Горгадзе всегда хвост поджимал.
Людей отдыхало немного, в основном, с моря подтянулись, вроде Синицыных. «Да и чего уж борзеть-то, и так сезон шурует без перерыва, считай. А то вдруг и правда завалит…", – успокаивал себя директор, но всё равно настроение сделалось ни к чёрту. К тому же, если Дугин прав, то лавину разгребать – это столько сил… А если ещё она хрен знает как сойдёт? Он затряс головой, отгоняя неприятные мысли.
На подъёмник он шагнул последним. Правда, не видел он среди спускающихся Дугина, но указкой Владу и сам чёрт не был бы, и уж за кого, а за него беспокоиться не стоило.
Влад же взял лыжи и, прошлёпав вверх по хлябям своим ходом, спустился в избу на Рицу. Сюда лавина никакая не дошла бы. Это там, на вырубленных под трассы, на спрямлённых под подъёмники и гостиницы склонах вся опасность, а тут всё девственно, тут если и ухнет, то рассосётся по ущельям, разобьётся на клочки лесом и хребтами.
А ведь проектировали и там так же – максимально вписаться в природный ландшафт. Да и начали так строить… а потом. Дугин в досаде махнул рукой, вспоминать, как прогибался под указку свыше, совсем не хотелось.
Когда поднимался-спускался, рыл шурфы по пути: снег плотными, сцепленными, огромной толщины слоями покоился на шершавом вроде бы ложе. Но такие огромные объёмы выходили за рамки теории. Вот и Влад теперь не рискнул бы сказать, как долго это всё провисит.
* * *
Пляж заполнился плотно и тесно. Смельчаки лезли в море, но большинство просто внимали яркому и почти жаркому солнцу, растелешившись в шезлонгах, на ковриках и различных подстилках.
– Красота, а? – щурился на солнце Анатолий. Он только что вылез из воды и слегка подрагивал, растираясь мохнатым полотенцем. – Только ещё два дня назад на лыжах катались, а сейчас прямо лето.
– Да уж, – Лида разнежилась в тепле, и разговаривать ей не хотелось. К тому же она знала, куда сейчас вильнёт разговор.
А мужу её не терпелось.
– И что твой Дугин? Пальцем в небо! – сказал он. – Ну, допустим, сейчас никто и не стал бы кататься… – тут он повернулся посмотреть на белые верхушки гор. – Хотя… внизу, конечно развезло, а по верхам-то можно. Короче, ладно, не знаю там про лавины, это пусть Горгадзе с ним разбирается. Мне и тут сейчас хорошо, но если так-то, где обещанные морозы, а? – он злорадно покрутил ладонями. – Нету! Случайный фокус природный это был! Зато какое богатство красок – хочешь на лыжах, хочешь в море. А у Дугина одна песня. Тоска…
Лида нахмурилась. Вроде и прав был Анатолий, и солнце грело, действительно, как в былые годы, и намечающийся, казалось, вечный холод отступил, а почему-то не хотелось ей с ним соглашаться. Будто ненастоящее тепло лилось сейчас с неба. А может, просто ей не нравилось, что Анатолий цеплялся к Дугину?
– С Беринговой плотиной вроде так было бы всё время… – неуверенно возразила она.
– Пфф! – фыркнул Анатолий, раскладываясь в шезлонге. – Всю экосистему разрушили, тундры все пропали, животные исчезли… – он уверенно вытряхивал из головы крохи знаний из критических статей в околонаучных журналах. Привирая к и так не очень достоверным фактам. – А, ладно! Спорить ещё, что ли, будем… Кстати, море-то отступает – значит, потекла Дарданельская балалайка, – кивнул Анатолий на заметно отошедшую от старой кромки воду.
А народ это не смущало. Солнечная погода навесила на глаза шоры и уменьшила всякую тревожность.
– Влад так и говорил, – сказала Лида.
Анатолий махнул рукой, надел тёмные очки и закрыл глаза.
А Дугин сидел в своей избе, лишь изредка показываясь на улице. Он морщился на слепящее солнце, на с каждым часом всё больше темнеющий лёд на озере; прислушивался к звону капели и громыхающим ручьям в ущельях. Всей мощью своей круговерти навалилась весна.
– Черта с два! – не верил он и замыкался в доме, ворочая метеосводки, чертежи Беринговой плотины, записи деда. Когда звонил Горгадзе, терпеливо слушал его нытьё и обязательно давал отлуп: «Никого на поляну не пущу!», и отрубал связь.
Но и на третий день всё так же палило солнце, снег оседал, стекая водой, и Влада заточило сомнение – а обязательно ли обваливаться разом снежной массе? А может, на таком солнце, сплочённая и слепленная, она и не съедет по намокшей подложке, а вот так вот стечёт талыми потоками?
И тут, как только перевалило за полдень, грохнуло.
Всё, что копилось долгие холодные месяцы, оторвалось, поехало, понеслось вниз, снося всё на своём пути. Кругом грохотало, как на войне; одна лавина цепляла другую, и все вместе рождали неимоверных размеров катаклизм.
Ухнуло что-то и в Рицу – волна дзинькнула в окна избы, стоявшей выше воды метров на десять.
Земля дрожала, точно от землетрясения. Влад с нехорошим блеском в глазах стоял в дверном проёме и держался за косяк. Изба стонала, вздрагивала, но держалась.
* * *
Огромный грязно-белый язык съехал в воду, отступившую от берега метров на сто, прямо по центру Гагры. Слизав несколько гостиниц, центральную столовую, почтамп и станцию монорельса. Жертв не было – народ держали в Пицунде.
Синицыны видели лавину во всей её катастрофической красоте прямо с пляжа. Как и сотни других отдыхающих. Под испуганные крики и витиеватые матюки огромные массы снега, сшибаясь друг с другом, выехали к морю.
Народ запаниковал, кинулся в порт. В сторону Адлера в монорельсе теперь зияла дыра, а на восток никто и смотреть не хотел – горы там были ещё выше.
Но в порту пыхтел лишь чахлый и древний трамвайчик. Капитан от греха отвёл его подальше от берега, как только стало отступать море, и сейчас не приближался, дабы не создавать давки. Народ побушевал, но быстро притомившись, поплёлся назад, на берег.
К вечеру потянуло свежим ветерком, а небо выстлалось белыми перьями.
Дугин, как только всё отгромыхало, кинулся на лыжах наверх.
Снесло половину подъёмников, несколько корпусов «Московской», повалило деревья. Ландшафт кругом изменился до неузнаваемости. Дугин покачал головой, понимая, что если чего и городить, то возводить почти всё заново. А внутри нарастало тёмное торжество. Совершенно подлое, ненужное торжество. Дугин давил на корню, но оно распирало и неудержимо рвалось наружу.
– Я тебя породил, я тебя и убью…
* * *
Редкие снежинки, криво порхая, падали на гальку. Они не таяли и постепенно убеляли опустевшие пляжи.
– Народ надо как-то вывозить, – сказал Дугин, пиная ботинком камешек.
– Вывозим потихоньку… На трамвайчике в Адлер, там поезд ходит пока, – уныло кивал Горгадзе.
Весь он был расхристан, всклокочен, глаза запали, лысина поблёкла.
– Ну, поработает ещё. Наверное.
– Да… Говорят, в Ростове замело всё, уже и не расчистить, – дёрнул плечом директор. – Влад, может, останешься? – поднял он на Дугина покрасневшие глаза.
Тот покачал головой и похлопал Горгадзе по плечу. Потом махнул рукавицей и пошёл к экраноплану. Горгадзе с кислой улыбкой качнул квёлой рукой в ответ.
– Стойте!
Директор и Дугин обернулись. К набережной бежала Лидия Петровна. А за ней, неуклюже перебирая длинными ногами, спешил Анатолий.
* * *
Шагая по жёсткому насту и застругам, Влад подошёл к Плотине.
Заснеженная громадина угадывалась под торосами, вечными льдами и переметённым снегом. Воздух звенел от мороза и солнца; полярный день горел стылым огнём.
– Всё время теперь тут, что ли, штиль? – удивился Дугин, вдыхая ядрёный в своей прозрачности воздух.
Сзади заскрипело. Укутанная в толстенный комбинезон, в меховой шапке и унтах, из «Смерча» вылезла Лида. Глаза её сверкали, на лице дрожала робкая улыбка. Следом за ней плёлся вялый Анатолий.
– Жалеешь, Толик? – усмехнулся Дугин.
Анатолий вздрогнул от его голоса, дёрнулся всем телом и, зацепившись за ледяную корку, неуклюже повалился в снег.
– Вот чёрт… – пробурчал он в отчаянии, стоя на четвереньках.
Лида кинулась его поднимать.
– Влад, а вы точно сможете? – спросила она Дугина, помогая мужу.
– Ну… Я хотя бы попытаюсь, – Дугин оттопырил губу вроде бы в нерешительности. – Слышите, как пахнет? – он с шумом вдохнул мороз.
Синицыны, отряхиваясь, послушно втянули ноздрями воздух.
– И чем же? – просипел Анатолий.
– Весной… – сказал Дугин и пошёл дальше.
И Синицыны, поддерживая друг друга, стали спускаться за ним к замёрзшему океану.