– А эту картину Петенька нарисовал ещё в детском саду, – вдохновенно вещала худая женщина с огромными кругами под глазами. – Правда, здорово?
Марк обречённо кивнул.
– Он там вообще много чем занимался. И лепкой, и плетением, и даже резьбой по дереву. Хотите панно «Зимний лес» покажу? Олень на нём прямо как живой.
– Это всё очень интересно, но мне надо идти. Другие дети ждут. – Марк постарался скрыть нарастающее раздражение.
– А это точно нужно?
– Я же вам объяснял, – в десятый раз повторил он. – Мы делаем альбом выпускника начальной школы. И пусть обучение ведётся удалённо, и дети вживую друг друга никогда не видели, им будет приятно иметь фотографии своих одноклассников.
– Ладно, сейчас приведу. Но учтите, он немного замкнутый. Может даже показаться, что он надменен, но это только видимость. На самом деле он добрый, чуткий и ранимый мальчик.
– Да ведите уже. Мне с ним не беседы вести, а просто пару снимков сделать. Пять минут, и он сможет идти своё макраме выжигать.
Женщина поправила заношенный халат и скрылась за облезлой дверью. Вернулась буквально через несколько секунд и с гордостью поставила на стол трёхлитровую банку, заполненную прозрачной, мутноватой жидкостью. Даже в полутьме, царящей на захламлённой кухне, было видно, что в ней вольготно плавает человеческий эмбрион.
– Это…
– Петенька, поздоровайся с дядей. Он пришёл снять тебя для выпускного альбома.
– А вам не кажется, что он немного… того… – не мог найти слов ошарашенный Марк.
– Сыночек пака немного отстаёт от сверстников в физическом развитии, но это не беда. Понимаете, я родила его ещё и половины срока не отходив, – понизив голос, доверительно сообщила женщина. – Все говорили «брось, не выживет», а я упёрлась и выходила его. Зато сейчас он один из лучших в классе, на золотую медаль идёт.
На её измождённом лице появилась гордая улыбка.
Ну, раз на золотую… – протянул Марк, пытаясь сообразить, не стал ли он жертвой розыгрыша. – Тогда, наверное, надо его принарядить. Что это он, гордость школы, и в домашнем на фото будет?
– И точно, – спохватилась собеседница и снова убежала в соседнюю комнату.
На этот раз её не было гораздо дольше.
Вернулась она с маленьким чёрным пиджачком, белоснежной манишкой и крохотным галстуком-бабочкой. Принесённая одежда как влитая села на банку с вундеркиндом.
– Красавец, хоть прямо сейчас жени, – сострил Марк, расчехляя фотоаппарат.
– Скажете тоже, – смутилась женщина, не заметив сарказма. – Ему ещё и десяти нет.
– Дети растут быстро. Не заметите, как школу закончит и ускачет из родимого дома куда глаза глядят.
– Ой, ваши слова да богу в уши. – Хозяйка сложила руки на груди и с любовью посмотрела на одетую в праздничный костюм банку.
Похоже, она была совершенно серьёзна.
* * *
– И что с того? – непонимающе уставился на Марка директор школы.
– Как что? Он же не живой!
– У нас передовая и прогрессивная школа. Здесь нет ограничений ни по гендеру, ни по вероисповеданию, ни по какому-либо другому дискриминирующему признаку. Право на образование имеют все. И живые и… альтернативно существующие.
Марк задохнулся от недостатка слов. Он уже битый час пытался показать этому крупному, лысоватому мужчине всю абсурдность ситуации, но тот упорно не видел в происходящем ничего необычного.
– Но как, как он может учиться?
– А я почём знаю? – пожал плечами директор. – В этом пусть некропсихологи и нейропатологи разбираются. Я человек маленький, моё дело организовать обучение и проверку знаний.
– Проверку? Откуда у плавающего в спирте зародыша вообще могут быть знания?
– Позвольте, здоровая доля алкоголя в крови ещё никому не мешала. У нас в институте, помню, добрая половина студентов практически никогда не просыхала. Некоторые умудрялись и экзамены в бессознательном состоянии сдавать. И что? Отличные специалисты вышли!
– Я не об этом. Он же не видит, не слышит и не чувствует ничего.
– И что же теперь? Выгнать глухих из школ? – наклонившись вперёд, вкрадчиво спросил директор. – Запретить слепым читать? Перестать прислушиваться к мнению немых?
– Но он же всё это вместе, а ещё…
– Молодой человек вы оголтелый ксенофоб и шовинист. – Директор был предельно серьёзен. – Я сожалею, что пригласил вас для выполнения такой щепетильной работы.
Марк поник, понимая, что эту стену ему не прошибить.
* * *
– Потрясающий сюжет, – восторженно орал в трубку известный журналист. – Прямо в обычной банке для огурцов?
– Да, трёхлитровой.
– В убитой квартире?
– Потолок чёрный, и обои клочьями висят. А уж тараканов…
– И круглый отличник?
– Гордость школы.
– Дружище, это достойно как минимум второй полосы. Можно я на тебя сошлюсь?
– Конечно, – великодушно разрешил Марк. Он сделал всё, что мог для торжества разума и не стеснялся этого.
– Готовься стать знаменитым, – хохотнул служитель пера. – Такие истории сейчас в тренде.
* * *
«…Воспитанный матерью-одиночкой в невыносимо трудных условиях, лишённый живого общения со сверстниками, запертый в хрупком стеклянном сосуде, будто сказочный джин, малыш не склонился под гнётом обстоятельств, – прочитал Марк в субботнем выпуске „Эха времени“. – Он как губка впитывал знания буквально из окружающей среды. Стиснув слабо выраженные кулачки, упрямо плыл против течения и, несмотря на злопыхательство таких заскорузлых ксенофобов, как упомянутый выше фотограф Климкин, уже многого добился в жизни. И ещё большего добьётся. Потому что в толерантном и дружелюбном обществе даже альтернативно существующим детям открыты все дороги…»
Буквы прыгали перед глазами. Смысл слов ускользал.
Пропищал телефон, извещая о получении целой пачки писем. Союз фотографов исключил Марка из своих рядов, невеста предложила пожить раздельно, а десятки совершенно незнакомых людей склоняли его на разные лады, щедро приправляя своё мнение о нем обсценной лексикой.
Марк нервно хихикнул и огляделся, всё ещё надеясь, что это чей-то неумный и необычайно затянувшийся розыгрыш. Но в комнате было пусто. Пропала даже муха, назойливо жужжавшая под потолком утром. Он остался абсолютно один.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях, встретишься со мною.
Юрий Визбор «Милая моя»
В пять утра, когда солнце лишь намекает о своём существовании, Ираклий Илларионович, которого правнуки именовали Дедом, шагал по дорожке заказника «Северные сосны». Шагал не спеша, уверенно, крепко сжимая ручку трёхколёсной тележки. Старенькая тележка поскрипывала, содержимое иногда позвякивало, но Дед не обращал внимания. Всё сложено основательно, ничто не разобьётся. Ни термос с чаем, ни тридэ-проектор, ни автолопата, ни баллон с усыпляющим газом. Разве что у топорика от тряски может слететь лезвие. Ну да не беда, насадить обратно лезвие Дед сможет. Хватит сил ещё.
Тропа вильнула, и справа сквозь кусты проглянула женская задница. Дед одобрительно крякнул. Хороша! Ткань беговых штанов натянулась, обрисовывая контуры трусиков; в промежности из-за наложения тени чудилась влажность. Девушка то прогибалась ниже, маня этой затемнённой частью, то приподнималась, показывая выше штанов полоску спины с нежной перламутровой кожей. Дед полюбовался немного и зашагал дальше.
Когда-то заказник был всесоюзно знаменит. Сюда приезжали натуралисты со всех уголков страны, изучали флору и фауну, фотографировали, писали статьи. Затем лес окружили дома, по периметру выстроились сауны, через чащобу проложили «обзорную тропу». Ещё позже, когда первые махинаторы уехали в мальдивы-куршавели, сауны преобразились в кафе-шашлычные, новые ряды домов, выше прежних, придвинулись к лесу, а «обзорная тропа» стала обычной дорожкой для прогулок мам с колясками и подвыпившей детворы. Остатки заказника переименовали в городской парк.
Новый вид ожидал Деда слева. Светловолосый мальчик лет десяти, голый по пояс, склонился над травой. Что-то увидел там любопытное. Изредка плечи мальчика подёргивались, как бы от холода, призывая прохожего подойти и накинуть свой тёплый свитер на эти беззащитные плечи. Или куртку. А потом обнять, прижать к себе, взять за руку, погладить. Неплохо, мысленно прокомментировал Дед. И… зашагал дальше.
Не так давно вторая волна махинаторов тоже обзавелась дачами, в швейцарии-флориде, так что стоило ожидать нового сокращения парка до размеров… ну… лесополосы. Тогда придётся искать другое место.
Тропа изгибалась постоянно. Всё новые виды, полускрытые кустами, являлись взору старика. Пустой шалашик, перед которым разложены бутылка водки, стакан и банка консервов. Девочка-пятилетка в платьице, не прикрывающим попу. Какая-то мрачная фигура в рясе. И много-много других.
Ираклий Илларионович не осуждал махинаторов. Все бегут на Запад. И внуки его, прихватив детей, отправились в страны стабильной экономики и твёрдого правопорядка. Обрастали там новыми генеалогическими ветками-листьями. А он остался. Врос в Россию как старый, но ещё крепкий пенёк.
Не привык Дед сидеть без дела. Да и душа за Родину нет-нет, а и побаливала. Хотелось как-то помочь отчизне. Но как? Посадишь дерево – вырвут. Вскопаешь грядку – затопчут. Уберёшь мусор – накидают новый. Единомышленники в интернете убедили: нужно работать с людьми. А тут и подарок по случаю столетия привезли из мэрии – тридэ-проектор, воплощающий мысли-фантазии. И пошёл Дед, по примеру своих товарищей, в лес. Сажать, вскапывать, убирать.
Новая картина заставила Деда остановиться. Двое у потушенного костра, рядом готовые шашлыки и сигареты. «Халтурная работа, – мысленно заворчал Дед. – Никакого внимания к деталям. Разве бывают сигареты без выпивки, а шашлыки без помидоров-огурцов? И почему двое? На такую приманку не только взяточник-инспектор клюнет, но и обычный бомж. Посадили бы рядом девушек, тогда и инспектору спокойнее, и бомжа компания отпугнёт». Хотел Дед написать возмущённый пост на форум, да время поджимало. Ему до своего участка ещё топать и топать.
Много, много всякой дряни осталось в России. Наркоманы, алкоголики, педофилы, маньяки всех мастей, националисты, религиозные фанатики, воинствующие атеисты, проститутки, сутенёры, воры, мошенники, дефилирующие геи и отпетые антигеи, любители утопить, сжечь, разрубить на куски, мучители животных, мазохисты, зоофилы и сотня других разновидностей. И с каждым надо работать. Надо убеждать, когда словами, а когда и ремнём, чтобы урок задолго запомнился.
Вот и участок Деда. Ираклий Илларионович запустил автолопату, а сам разместил по краям поляны тридэ-проектор. Когда яма достигла человеческого роста, выключил лопату, провёл в яму шланг от баллона с газом, поставил «растяжку». Нелегко, нелегко перевоспитывать. Но надо. Если не он, Дед, и такие как он, то кто?
Передохнул немного, перекусил, выпил чаю. Зверь у Деда, конечно, специфический, редкий по нынешним временам, но ещё попадается, если верить телевизору, на просторах истерзанной России. Дед не обольщался. Пройдёт не одна неделя, прежде чем в замаскированную яму свалится нужный экземпляр. Хотя приманку Дед сделал отменную. Такую натуральную, что, проигрывая дома, ему самому хотелось войти внутрь картины.
Пора начинать. Дед включил проектор.
Над травой возникли фигуры. Мальчики и девочки лет одиннадцати, все в белых рубашечках, тёмных шортах. У девочек белые гольфы, у мальчиков белые носки. Ботиночки чистые, отражают свет. Чёрно-белый наряд дополняли два красных предмета: галстук и пилотка. Дети стояли попарно. Замыкающий нёс барабан, впереди – горнист. Губы пионеров шевелились, тихо-тихо плыла над лесом песня:
Взвейтесь кострами, синие ночи…
Не хватало одного: кого-то взрослого, готового отдать команду «марш». И тогда отряд двинется с места, взмахнут в унисон детские руки, хор голосов окрепнет, заиграет горн, заполощется пионерское знамя.
Отменная приманка. Рано или поздно пройдёт по тропе та или тот, кто не устоит перед соблазном руководить детьми, отдавать им приказы, впихивать в неокрепшие головы идеологическую чушь, красть у ребят свободное счастливое детство.
И встретится с Дедом.
Небо закрывали тёмные тучи, чей контур был подсвечен скрытой за ними золотистой луной. По безлюдным в этот поздний час дворам крадучись шли двое мужчин в клетчатых пижамах – на одном была красная в синюю клеточку, на другом – синяя в красную.
– Ну и погода, – бурчал обладатель синей пижамы, здоровенный бородатый мужик. – Луны и той не видать…
– И звёзд тоже, – задумчиво ответил его напарник, бледный мужчина с непропорционально длинными руками и ногами. – А вы, товарищ гуманоид, уверены, что за нами не выслано погони?
– Уверен. Санитары все дрыхнут, медсестра на посту дрыхнет, психи все тоже дрыхнут.
«Как будто ты не из их числа, – подумал обладатель красной пижамы. – Впрочем, мне с тобой не космос бороздить».
«А ведь ты-то тоже псих, – тем временем думал здоровяк в синей пижаме. – Ну, да нам и ты сгодишься».
– Что ж, товарищ гуманоид, мне сюда. – Худой беглец остановился.
– Куда? – Здоровяк огляделся, но не увидел ничего примечательного.
Двор, многоэтажки, стройка какая-то идёт… Он глянул на напарника и повторил:
– Куда?
Тот кивнул на обнесённую забором стройку.
– Меня ждёт мой звездолёт. Как мы и договаривались.
«Конечно, ждёт тебя звездолёт, – хмыкнул второй. – Примет тебя через пару часов патруль, и всего делов. Только мясо зря пропадёт».
– Что ж, – сказал он вслух, озираясь на тот случай, если поблизости окажутся свидетели, – тогда нам пора прощаться.
– Прощайте, товарищ гуманоид. – Мужчина в красном протянул своему напарнику тонкую ладонь, но рукопожатия не дождался.
Круглая Луна выскользнула из-за чернильных туч, ненадолго озарив тёмный, без единого фонаря, двор. И в свете Луны мужчина в синей пижаме стал вдруг покрываться шерстью и расти. Вот пижама уже лопнула под напором бугрившихся мышц, а там, где было лицо, уже скалилась огромная волчья морда.
Оборотень щёлкнул зубами и ринулся было на собрата по несчастью, но что-то вдруг сверкнуло, вспыхнуло, раздался обиженный собачий визг, запахло палёной шерстью.
– Товарищ гуманоид, вы меня удивили, – спокойным голосом сказал стоявший на том же месте мужчина в красном. – Но я же сказал, мы уже пришли. А у моего корабля стоит автоматическая функция защиты своего хозяина в зоне видимости.
Он махнул рукой, и забор вокруг стройки подёрнулся рябью, стал расплываться. Через секунду мираж рассеялся, открыв сверкающую металликом летающую тарелку. Одна из створок была открыта, а из щели высовывалось дымящееся дуло крупнокалиберного орудия.
Луна вновь скрылась за тучами, так что, когда корабль взлетел, на земле остался лишь голый бородатый мужчина с ожогами второй степени на груди и животе.
– Вот ведь паскуда, – прорычал он, глядя вслед удаляющемуся кораблю.
Потом перевёл взгляд на то место, где должна быть луна, и добавил:
– И ты тоже. Надо же было так некстати скрыться.
– Володя! – Из-за угла ближайшего дома показались несколько мужчин в кожаных куртках. – Ты чего тут валяешься, голый? И где мясо?
– Улетело, – рыкнул Володя, стряхивая с себя синие лохмотья. – Он это, не псих оказался.
– Опять? – Один из новоприбывших, лысый бугай со шрамом через всё лицо, вздохнул. – Володя, каждый раз одно и то же. Ты хоть немного разговариваешь с людьми, прежде чем их с собой тащить?
– Разговариваю, – огрызнулся тот.
– Неужели? Вот, помнится, ты из тюрьмы сбегал, так в напарники взял себе скандинавского бога. До сих пор в грозу вздрагиваю.
– А из бара тогда кого притащил? – поддакнул другой мужик. – Какого-то путешественника во времени. Он ведь мало того, что сбежал в свой тридцатый век, он ещё и Андрюху с собой утащил. Бедный Андрюха…
– Ну хватит! – Володя выглядел пристыженным. – Вот взъелись… С кем не бывает!
– Ни с кем не бывает. Нюха у тебя нет, Володя. Или есть, но всё на херню какую-то. В общем, поставками мяса больше не занимаешься. Отныне на тебе разделка туш.
– Да чё сразу на туши-то? Ну, ошибся пару раз, ну и чего? В следующий раз повезёт. Не так-то просто, между прочим, найти человека, которого никто потом искать не будет. И вообще, кого вы на моё место теперь поставите?
– Валюху поставим. Она девка сочная, за ней мужики хорошо идут.
– Мужики-то идут, да только приметная она очень. И ведёт всех подряд. Забыли, как она депутата привела? Его полгорода потом искало. До охотников слухи дошли, пришлось затаиться на три месяца. Человечины сколько времени не нюхали.
– Значит, Гену назначим, – не смутился лысый.
– Гена бомжей да алкашей тащит. От них во рту потом такая гадость…
– Или Серёгу…
– Ха! Это который раковых больных на последней стадии приводит?
– Опухоль – тоже мясо, – заметил кто-то из мужчин.
– Хватит, – поднял руку лысый. – Это не твоя проблема. Иди давай, пока тебя голого патруль не принял. А то быстро обратно загремишь.
– Так это… Может, мне того? Обратно? – обрадовался Володя. – Ещё кого приведу.
– Не надо. Тут нюх нужен, особенно в дурдоме. У них вообще днём с огнём человека не найти. Кого там только нет, но не людей. Это нужно отъявленным психиатром быть, чтобы такого не замечать. Ну, или тобой. Всё, пшёл домой. Завтра жду тебя в мясном цехе.
Володя глянул было на небо, но Луна всё не показывалась. Плюнув, он понуро, как побитая собака, побрёл домой.
– Нюха у меня нет, конечно, – бурчал он себе под нос. – У меня нюх ого-го, обзавидуетесь. Вот приведу вам завтра соседа, тогда увидите. Уж Колян-то нормальный мужик.
Уже планируя, как именно убьёт соседа, Володя добежал до своего дома. Ключа от домофона с собой не было, так что он замер у двери подъезда – и вдруг услышал возню за трансформаторной будкой. Заинтригованный, он обошёл будку и увидел, своего соседа, сосущего кровь из шеи какой-то девушки.
– Колян! – удивлённо воскликнул Володя. – Ты это… Из этих… Кровосос, что ли?
Сосед отбросил бездыханное тело и поспешно вытер рукавом рот:
– Ага. А ты только догадался, что ли? Как неловко… Я-то давно понял, что ты оборотень.
Володя вздохнул. Наверное, лучше ему и правда перейти в мясной цех.
– Кукуцкий! Долго ты ещё? Лекция начинается через десять минут!
Молодой сортировщик вздрогнул и отпрянул от соблазнительного тела, только что извлечённого из мешка. Как раз вовремя: в дверном проёме показалась сутулая фигура заведующего Порфирича.
– Кукуцкий-Кукуцкий, – с укоризной произнёс Порфиричи и зацокал языком, окидывая опытным взором открывшуюся перед ним красоту.
– Да я это… – начал оправдываться покрасневший юноша.
– Не успел? – заведующий притворно нахмурился, а потом всхохотнул. – Эх, молодёжь. Я б успел. Но осторожней надо. Откусит ещё чего. На вот тебе, средство предохранения, а то от мертвечины всякое подцепить запросто. Венгерский, из каучука.
Лицо юноши из красного плавно перешло в пунцовую часть спектра, но подарок он взял.
– Ну ладно, будет тебе ещё возможность. А сейчас на лекцию давай. А то в парткоме нагоняй дадут.
Порфирич с Кукуцким вышли с сортировочного цеха, накрепко заперев за собой тяжёлую стальную дверь, и направились к приземистому бараку дома культуры. На сцене уже заливался соловьём столичный лектор в костюме-тройке и круглых очках, когда опоздавшие появились на пороге актового зала.
– Чё глаголет? – спросил Порфирич у мастера Кондрата, загадочно полувыглядывавшего из-за пыльной шторы.
Мастер дыхнул на него спиртом и кивнул на лектора:
– Гигаватт, говорит, больше будет. А зарплата – меньше. «Расходы снизим», говорит.
Последние слова, передразнивающие столичного гостя, прогремели на весь зал, который подло притих. Лектор наморщил лоб, пытаясь высмотреть в темноте неожиданного оппонента, но, так и не рассмотрев, дружелюбно улыбнулся и сказал:
– На самом деле зарплаты только повысятся, поскольку излишки расходов будут переведены в зарплатный фонд. Потому что наше секретное оружие, так сказать, то самое, с которым во всём капиталистическом мире предпочитают бороться. Однако, что немцу и американцу смерть, то русскому – полезный инструмент, так сказать. А называется оно – вампир. Ну, или по-нашему, по-славянски, вурдалак.
– Ишь ты, вурдалаков в оружие записывает. – хохотнул Порфирич. – Мертвецов нам мало.
– А это вы зря скептицизмом размахиваете. – заметил лектор. – Раньше для выработки гигаватта электрической энергии требовалось сжечь двенадцать тысяч тонн угля за один только день. Сегодня же, благодаря прозорливости Владимира Ильича Ленина, мы не тратим ни единой тонны угля, и пускаем его в химическую промышленность, чтобы из него делали резину для галош, краску, ткани…
Из зала снова понеслись возражения:
– Да они ж просто стухнут там, в турбине. Мертвякам что – идут да идут себе, пока башка не сгниёт. А кровососы без крови лягут и лежат. Неужто кровью поить будете?
– Нет, кровью их поить никто не собирается. Мы используем другое полезное свойство. – парировал лектор и загадочно улыбнулся.
Зал снова затих.
– Есть среди вас работники отдела снабжения?
– Угу. – отозвался кто-то.
– Сколько трупного компоста потребляют ресуректы – это мы так по-научному зовём мертвяков – и на сколько их хватает часов непрерывной работы?
– На турбину триста тонн уходит в месяц. И кровь с кишками со скотобойни туды подмешиваем, а то не жрут, черти. На таком прокорме мозги у них за пару кварталов сгнивают, и всё, в утиль.
Лектор улыбнулся ещё загадочней.
– Вот видите, сплошные расходы. Вампиры же обладают полезным свойством – регенерацией тканей, нарушающей закон сохранения энергии. И пусть современная наука пока не нашла объяснению сему феномену, это не мешает нам применить чудесное свойства в интересах народного хозяйства. Подсчитано, что до тридцати килограммов мышечной массы восстанавливается у вампира за две недели. А это значит, что один вампир может давать шестьдесят килограммов мяса в месяц, и для замены трупного компоста на одном энергоблоке танатоэлектростанции достаточно пяти тысяч вампиров. С заменого трупного компоста на вампирскую плоть мозг ресуректов не гниёт, и они не выходят из строя вечно. Представляете!
Зал одобрительно загудел, но Порфирич снова громко хохотнул и все уставились на него.
– Очень уж оптимистично. – сказал заведующий. – Где мы столько вампиров возьмём?
– Как где? – лектор искренне удивился. – Вампиры получаются просто – один кусает другого. А уж «добровольцев» в исправительных учреждениях хоть отбавляй. Все криминальные элементы, враги народа, все, кто сосал кровь из нашей страны, теперь смогут уплатить свой долг перед Родиной.
– Кровососов плодить, значит. – хмыкнул Порфирич.
– Вот опять скептицизм. – лектор закатил глаза и указал на большой транспарант, висящий за его спиной. – Что вы видите?
– «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». – прочёл заведующий.
– И это не просто слова. В них заложен глубокий смысл. Когда Владимир Ильич задумал свой план по электрификации всей страны, никто не поверил в его выполнимость. А Ленин взял и сделал. Своим примером показав нам и всему миру, что природу не нужно бояться – её нужно обуздать. Кто бывал в Мавзолее на Красной площади? Помните лампочку Ильича, что горит днём и ночью над входом? Эта лампочка – провозвестница той самой электрификации. Её зажёг сам Ильич, когда скончался и вместо привычной кремации или посмертного отрубания головы он наказал поместить себя в первую танатотурбину, в которой его мёртвое тело до сих пор упрямо идёт вперёд, ведя за собой в светлое будущее нашу великую социалистическую Родину. Кощунство, говорили одни. Бред, говорили другие. Где они сейчас со своим невежественным ханжеством? Где теперь кладбища? Их нет. Сегодня, сорок лет спустя, мёртвые по всему миру добывают электроэнергию, перевозят грузы, добывают полезные ископаемые, пашут землю! Морги, крематории, гробовщики – всё ушло в прошлое. Это называется «прогресс», товарищи!
Спустя час столичный гость уехал в город и персонал ТЭС стремительно разошёлся по жилым баракам. Удостоверившись, что никого больше нет, из тени вышел Кукуцкий и, пригнувшись, побежал к сортировочному цеху.
– Ожила. – прошептал обрадованно он, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери приглушенному рычанию, и достал из кармана подарок заботливого Порфирича.
Возможно, все началось с балкона, точнее, его остекления. Хотя, с другой стороны, весомых доказательств причастности именно балкона, точнее его остекления, к описываемым таинственным событиям мы не имеем, поэтому оставим выводы о причастности балкона к таинственному исчезновению Володи Лысака на совести въедливого читателя и недобросовестного следователя. Не буду тянуть кота за хвост и разжигать любопытство. Короче, дело было так. Володя варил компот. Варил из сушеных яблок, заботливо собранных и высушенных его матерью, живущей на границе области и в областном центре, приютившем Володю, бывавшей от случая к случаю: посетить больницу и навестить сына. В один из прошлогодних приездов и был оставлен сиреневый пакет-майка с сушеными яблоками.
Прошел год, сухофрукты лежали в белой пластиковой этажерке на кухне. К осени по стене над кухонным столом поползли длинные толстые белые гусеницы.
– От твоих сухофруктов, – ругала Володю жена. – Выброси ты их, к чертовой матери!
– Кх-м, вот еще, – Володя старательно нанизывал гусениц на зубочистку и опаливал над зажигалкой, – и так кризис в мире, не хватало еще сухофруктами разбрасываться.
– В мозгах у тебя кризис, фрик беспримерный! Выброси, я сказала!
– Не выброшу. Я сломаю систему!
– Какую ты систему сломаешь, революционер несчастный? Это тебе не Че Гевару на аватарку ставить!
– Я их варить буду.
– Тю, – супруга покрутила пальцем у виска, – совсем одурел.
Зима все не приходила, хотя по календарю уже был декабрь. Володя начал варить компоты. Из экономии и для противодействия мировой закулисе, сухофрукты он вываривал трижды. Компот с каждым варом получался все жиже и безвкуснее, чему способствовало и то, что Володя каждое утро выгружал из кастрюли разваренные сухофрукты в контейнер и брал с собой на работу. Ел в обед в качестве десерта.
Неделю он поедал коричневое практически безвкусное месиво, запивая жидким вонючим кофе самого дешевого сорта. В начале второй недели, точнее в понедельник, как вы можете догадаться, ибо люди почему-то считают, что большинство пакостей происходит в понедельник, Володя заметил в поглощаемых компотных отходах маленького белого червячка.
– Вот же незадача, – пробормотал Володя, выбрасывая червячка в мусорку, – чуть в пост не оскоромился.
Последовавшее равномерное движение челюстей, безжалостно перемалывающих склизкую липкую массу, было прервано – цепкий взгляд Володи выловил в содержимом контейнера еще одного червячка.
– Этак можно и съесть ненароком… – Володя почесал белой пластиковой вилкой затылок. – Вот так, на ровном месте…
И с гримасой сожаления вывалил остатки вареных сухофруктов в мусорку.
Придя домой, тщательно осмотрел оставшиеся в пакете сушеные яблоки. Никаких червей. А вот осмотр кастрюли с компотными остатками выявил сразу двух червячков.
– Странно… – он почесал затылок ложкой, которой выловил из компота червячков, перед тем как сопроводить в мусорное ведро, – там нет, а тут есть?..
– Выброси к черту! – заглянула в кухню жена. – Все люди как люди, а этот истукан компот из червей варит! У тебя же пост, – добавила ехидцы в голос, – а ты суп мясной варишь.
– Цыц, женщина! Я сломаю систему!
– Какую систему ты сломаешь, городской сумасшедший?
– Все выбрасывают сухофрукты с червями, а я сварю.
– Псих, – убежденно сказала супруга. – Помрешь, как Карл Маркс от геморроя, революционер-неудачник! Но того хоть Энгельс содержал, а у тебя и Энгельса нет! – и, хлопнув дверью, ушла из кухни.
Володя залил кастрюлю водой и начал наблюдать, зависнув над ней с ложкой. Вскоре кипящая вода вынесла на поверхность трех червей. Володя отправил их в мусорное ведро. Написал по ватсапу матери: «Проверь сухофрукты, в них червячки».
«Немедленно выброси!!!» – ответила мать. – «Я тебе еще дам!!!»
– Вот еще, – скривился Володя, – что я, Грета Туберг, сухофруктами разбрасываться? Не дождетесь!
«Ты что, сумасшедший? Червей есть!» – не унималась мать.
«Понормальнее некоторых»
«Выбрось немедленно!»
На следующей день в кастрюле было пять червей. В среду – восемь. Четверг и пятница «подарили» тринадцать и двадцать одного червя соответственно. Причем черви с каждым днем становились заметно крупнее, будто росли на дрожжах. По информации матери, в ее сухофруктах червяков не было.
– Система?.. – бормотал Володя, рассматривая построенный в Excel график количества червей.
– Они просто размножаются, чайник, – мелко хихикала за спиной жена. – Скоро самого сожрут, Мичурин червивый.
– Не успеют, там уже немного осталось. Но самое интересное, – повернулся к жене, – я проверял, в пакете их не видно. Видимо, они от кипятка меняют цвет на белый, а до того маскируются. Мимикрия у них.
– У них мимикрия, а у тебя шизофрения, – убежденно сказала жена, усаживаясь на диван для просмотра нового телесериала «Лимфатик-4».
– Цыц, женщина! Может я новый вид червей открыл.
Утром субботы, пока уставшая за трудовую неделю жена мирно спала на диване, Володя радостно бухнул в кастрюлю последнюю порцию сухих яблок.
– Вот и все! – вылавливая червяков, на сей раз довольно крупных, шептал он. – Фенита ля комедия, кина не будет, электричество кончилось! Но все-таки странно, – продолжал тихо рассуждать он, – почему они не видны были? Их же сейчас плавает тьма тьмущая. М-да… Целых тридцать четыре… Интересно, а в самом пакете, на стенках, их не осталось? Вдруг они умеют любой цвет принимать?
Взял пакет-майку, потряс над мойкой. Ничего. Засунул внутрь руку, провел по стенке… и исчез, втянутый пакетом.
Полиция дело об исчезновении Володи завела, а потом закрыла, ввиду отсутствия состава преступления и невозможности розыска пропавшего. Все доводы жены, что: дверь была закрыта изнутри и ключ торчал в замке; окна и балкон тоже закрытыт изнутри; вся одежда (кроме шор, тапок и футболки) и обувь, документы, деньги и вещи пропавшего остались; сгоревшая кастрюля из-под выкипевшего компота и валявшаяся на полу ложка; следователем были отметены.
– Иной муж и из закрытой квартиры сбежит, – мрачно усмехнулся следователь, – это, гражданка Лысак, не доказательства. Так что ждите: может, кредитов на балкон понабрал и придут коллекторы; может, с любовницей муж застукал и пришиб, так что к весне найдут расчлененку.
Так и осталось исчезновение Володи неразгаданной тайной.
* * *
– Все-таки непонятно, – Аахх брезгливо рассматривал Володю, корчащегося над костром в незримой клетке из силовых полей, генерируемых дымчатыми кроксами, – как он умудрился это сотворить?
– Не знаю, почему не сработало, – Ррххг смотрел на плененного человека, не скрывая злобы. – Система прохода была отлажена, а этот выродок уничтожил наших лучших разведчиков, лучших наших агентов!
– Сбой системы… – задумчиво сказал Аахх. – Мало того, что он уничтожил лучших агентов, так еще переносом своей мерзкой туши угробил наш канал межпространственной транспортировки…
– К сожалению, – прошелестел молчавший до этого Эйррз, – теперь измерение Земля для нас закрыта…
Как все начиналось-то? А со сказок.
Я тогда школу как раз заканчивала. С… ну, скажем так, соответствующим средним баллом. В голове-то не учеба была.
И подарили мне золотую рыбку. А я почему-то все кормить ее забывала. И день эдак на пятый говорит она мне человеческим голосом:
– Смилуйся, государыня Маша! Я любое твое желание исполню! Ну будь человеком-то, насыпь корму, издыхаю же!
А я ей:
– Одно желание всего?
– Маша, я ж в аквариуме, – вздохнула рыбка. – Мне и завтра корм будет нужен. Сколько хочешь желаний, столько и исполню. Только не пожалей потом…
Тут я подумала, что сумочку от Шанель еще успею пожелать, и говорю:
– Всегда хотела попасть в сказку. Чтоб с приключениями!
Не успела оглянуться: стою в лесу, на голове красная шапочка, в руке корзинка, в корзинке пирожки. Эх, кр-р-расота!
Но тут волк.
…Ну, честь как-то отстояла, пирожки спасла, а вот очки разбились. А я без очков… Короче, бабушкин дом нашла на ощупь. Смотрю, лежит. Щурюсь, приглядываюсь: она, не она?
Спрашиваю:
– Бабушка, а что это у тебя такие большие зубы?
Она как пасть откроет! А я как заору:
– Хватит с меня приключений! Хочу быть могущественной волшебницей!
Бац! Интерьерчик психоделический – все из пряников. Сама я – скрюченная старуха, сижу на раскаленной лопате. Два очень жирных ребенка старательно заталкивают эту лопату в открытую горящую печку! Гензель и Гретель, молнией мелькает в мозгу! Спину припекает, а попа уже начинает идти волдырями, когда я воплю:
– Да не такой волшебницей! Молодой и красивой!
…и тут же сижу перед огромным ледяным зеркалом. Действительно, молодая и красивая. Вот только в ледяном, абсолютно пустом дворце. Передо мной – неграмотный мальчик Кай, который уже пару лет все никак не может сложить из кусочков льда слово «Вечность». Мальчик очень маленький. И такой холодненький, что аж синенький. А кроме него в моем распоряжении только живые снеговики, северные олени и белые медведи. А, и песцы еще. Ну, спасибо, рыбка моя золотая. На что мне, спрашивается, молодость и красота-то? Пытаюсь тонко намекнуть:
– Рыбка, я бы хотела быть молодой и красивой в… романтической истории. Ничего не происходит. Понижаю голос, смущаясь:
– С ры-ца-рем. Настоящим!
Бац! АДСКАЯ БОЛЬ! Свешиваюсь вниз головой с подоконника на самом верху башни, а на моей длиннющей косе висит, мать его, настоящий рыцарь в железных доспехах!!! И лязгая ими, нежно так приговаривает:
– Рапунцель, дорогая!
А у меня уже скальп начинает отделяться! Ору как резаная:
– Не надо такой романтики! И рыцарей не надо! Хочу замуж!
…И оказываюсь в темной норке. С гигантским кротом наедине! Вы видели вблизи крота?! А теперь представьте, что он величиной с бегемота! Наклоняется и говорит мне:
– Ну что ж, дорогая Дюймовочка, пожалуй, я на тебе женюсь… – и придвигается… Борясь с тошнотой, шепчу:
– Не надо мне замуж, рыбка! Я, оказывается, просто хочу быть богатой! Без мужа!
…И сижу в драном зипуне под елкой, зуб на зуб не попадает. Из носа сосулька, обморожение тридевятой степени… А напротив дедок с бородой вглядывается в лицо внимательно и спрашивает, садист, ласково-ласково:
– Тепло ли тебе, девица?
И я понимаю, что за богатство должна ему ответить «Тепло, дедушка». Да какое там тепло, мне уже карачун наступает, в лесу градусов сорок мороза, на что мне богатства, если я из этого лесочка в морозильную камеру морга перейду и не замечу? И как я не подумала – зачем мне отдельно богатство, если я могу пожелать сразу корону? Шепчу обледенелыми губами:
– Хочу быть царевной!
Шмяк! Сижу по шею в какой-то тине. Я зеленая, склизкая, бородавчатая. Во рту держу стрелу. С одной стороны цапля нацелилась, с другой крадется какой-то Иван, причем сразу видно – дурак, диагноз прям на морде написан. Выплевываю стрелу и квакаю:
– Не такой царевной! А самой красивой!
В следующий момент понимаю, что я на свете всех милее, всех румяней и белее. Но лежу в гробу. Хоть и в хрустальном, но это мало что меняет. Не могу пошевелить ни пальцем. А вокруг гроба стоят семеро богатырей. И смотрят на меня с живейшим интересом.
А я могу только мысленно взмолиться:
– Золотая! Верни меня обратно!
…Отдышалась, покормила рыбку. И призадумалась. А потом открыла ноутбук и вбила в Гугл: «Права женщины».
Капитан Олби еще раз вчитался в файл с названием «Дело Кселтекс». Н-да, кошмарный случай, жуткие фото… Убийство человека секс-роботом получило широкую огласку – повсюду вопят о восстании машин.
Полиция проверяла версию о предумышленном убийстве, но не нашла следов злого умысла. Клиент заказал секс-робота в онлайн-каталоге фирмы бытовых приборов «Кселтекс». Затем к нему пришел представитель фирмы, обсудить индивидуальные характеристики продукта. Компания методично выполнила все пожелания клиента и наотрез отказывалась нести ответственность за его гибель. Они предоставили видеозапись встречи с потерпевшим и собственноручно подписанный им заказ, в котором были особо оговорены роковые подробности.
Неужто речь идет о невероятно изощренном и мучительном способе самоубийства? Тогда что-то в поведении клиента накануне должно было свидетельствовать о его планах.
Итак… сначала запись телефонного звонка за четверть часа до визита представителя фирмы.
– Мамочка? Привет!
– Привет, солнышко. Как ты?
– Сейчас придут от «Кселтекс», хочу кое-что у них заказать. Побаловать себя новинкой на день рождения.
Дознаватели обменялись сумрачными взглядами.
– И что же это?
– Решил заказать новую кофеварку! В каталоге сказано – у нее куча функций! И капучино, и стретто…
– Прости, Ларри, тут Мэг на линии…
– Пока, целую!
Сержант Крэгг непонимающе уставился на капитана.
– Кофеварка?! При чем здесь кофеварка?
– Та-а-ак, – зловеще протянул Олби. – Значит, он был уверен, что заказывает кофеварку. А заказал секс-робота, я проверял. Видимо, ткнул не в ту строчку в каталоге… Давай-ка просмотрим запись их разговора с сотрудником фирмы!
Они уставились в экран. На нем чопорный продавец в строгом костюме стоял перед подвижным лысоватым толстячком в яркой рубашке.
– Я от фирмы «Кселтекс», вы выразили интерес к нашей продукции. Меня прислали обсудить ваш персональный заказ. Видите ли, мы тщательнейшим образом проговариваем все детали, чтобы впоследствии заказчик не разочаровался. Важна каждая мелочь – все должно соответствовать вашим желаниям. Можно сказать, мы специализируемся на реализации вашей мечты.
– О, вот это сервис! Проходите же, мы все обсудим.
– Итак, модель называется Алиса.
– Алиса?
– Конечно, вы можете выбрать ей любое другое имя…
– Да нет, прекрасное название! Но, если уж вы заговорили о моих мечтах… тут важен цвет. Цвет вообще играет решающую роль, не так ли?
– М-м-м… ну, не знаю, на этот счет есть разные мнения…
– Никаких компромиссов! Знаете, я долго размышлял и понял – мне нужен чисто белый, самый белоснежный из всех возможных!
– Кхм… Но ведь белоснежный – это несколько… кхм… ненатурально?
– Что вы, все натуральное давно вышло из моды!
– Неужели?
– Ну да! Это вчерашний день! Я колебался между угольно-черным и белоснежным, но склонился ко второму. Посмотрите – она идеально впишется в мою кухню!
– Вы планируете… пользоваться ею на кухне?!
– Ну разумеется! Не в спальню же мне ее тащить! Нет, у меня, знаете, есть свой утренний ритуал, без которого весь день идет насмарку…
– Многие предпочитают делать это вечером…
– Что вы, ведь я уже не юноша – не уснуть потом, да и сердечко пошаливает. Такие нагрузки на ночь я не потяну. Нет, только утром, для свежей головы и тонуса на весь день! Я надеюсь, она у вас выполняет все функции, указанные в каталоге? Я ведь собираюсь угощать кучу разных людей. Ко мне часто заходят друзья, мама…
– Вы хотите сказать, ваша мама… тоже будет ею пользоваться?!
– Ну, конечно, она настоящий ценитель! Своим пристрастием к этому я пошел в нее!
– Понима-а-аю…
– Мама приучила меня к этому пороку, хе-хе, лет с десяти, хотя многие говорили – рано. И вот результат – уже не могу без привычной дозы, иначе весь день хожу вялый.
– А вы в форме, однако. Но вернемся к Алисе. С цветом мы определились. Какие еще характеристики вам важны?
– Она не должна быть угловатая! Знаете, вот некоторые любят все угловатое?
– Вкусы у джентльменов самые разные, сэр, вы бы удивились, расскажи я обо всем, что нам заказывают.
– Так вот – я предпочитаю округлые, обтекаемые формы.
– Должен сказать, я разделяю ваш вкус, сэр.
– Не громоздкая, но и не маленькая… а то бывают такие – не ухватишь, пальцы не пролезают, куда надо…
– Я прослежу, чтобы все отверстия были доступны для пальцев, сэр.
– И она должна быть по-настоящему мощная, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Думаю, что понимаю, сэр.
– А то знаете, эти хилые модели – только время тратят. Я люблю, чтоб быстро и качественно.
– Ну разумеется, сэр. Хотя некоторые предпочитают медленно.
– Извращенцы какие-то, ха-ха!.. О, самое главное! Она не должна жужжать!
– Жужжать, сэр?!
– Да, иногда они отвратительно жужжат! Моя прежняя жужжала так, что прямо портила все удовольствие!
– Еще никто из наших клиентов не жаловался на жужжание, сэр.
– О, чуть не забыл: как часто ее чистить? А то вечно запачкаешь чем-нибудь, да и сама эксплуатация…
– Ну-у-у, обычно… по мере загрязнения, сэр. Из гигиенических соображений, вы понимаете?
– Впрочем, я сам не чищу, у меня убирается одна дама. Я, видите ли, предпочитаю не роботов, а живых уборщиков – это как-то уютнее, вы не находите?
– Вы хотите сказать, что ее будет чистить уборщица?!
– Ну да, как и все мои приборы.
– Я должен отметить, что вы – один из наименее закомплексованных людей, которых мне доводилось видеть. Впрочем, это не так уж удивляет, после того, что вы рассказали о вашей матери.
– А-ха-ха, да, мама у меня – огонь!
– Я это понял, сэр.
– А, вот еще: я надеюсь, инструкция по эксплуатации прилагается? Современная техника иногда выглядит так, что не знаешь, как к ней подойти…