Вот мельница. И крутит талый снег,
Подгнивших лопастей прочервленный покой.
Мне прикоснуться б к ней слегка рукой –
Но трогать живопись опасное занятье.
А лучше глазом прикоснусь,
Внимание своё, смотрители, не тратьте.
Художник был ты, вовсе не солдат,
Но пал в жестокой брани за отчизну,
Холсты твои усталые стоят,
Покрыты пылью.
Тихо, смолкли звуки, как на тризне.
И звёзды синим сном торжественно блестят.
Уют усадьб дворянских ты писал,
Где ландыши небесным сном сияли,
В покое барские покои почивали,
Скрипела мебель,
вспоминая прежних всех жильцов,
Всех кавалеров, дам, поэтов и творцов,
Огонь каминный щекотал поленья,
И отражалось солнце позднее на стенах,
И струйкой вился вдаль равнинный дым
По заводям и пахотам седым.
Остатки снега вниз сползали
к скромным речкам,
Печальные глаза ворон по-человечьи
Так грустно провожали солнце на закат.
Цвет чёрных пашен, белизна берёз,
Рябинных ягод кровь – ты им внимал,
И чувствовал, и знал, и понимал,
Но скоротечна жизнь,
Хоть кто-то с пафосом сказал:
«Искусство вечно».
Прекрасен был «Союз», тех, кто любил
Поля и нивы, чтил восходы и закаты –
Всё, чем живёт Россия, чем она богата,
Чем дышит, чем она спасётся,
Чем этот добрый край исконно мил.
Жуковский, Аладжалов, Виноградов,
Петровичев – птенцы гнезда Серова,
и взрастил вас Левитан,
Вы собирались здесь из дальних стран,
чтоб снова
Россию славить, не бравурно, скромно,
Любили вы её как мать родную, как свою,
Её пусть хвалят, пусть её клюют,
Писали уголки, что прятались укромно, тихо,
Но вскоре грозно накатило лихо.
Пылала вся страна, как на пожаре,
И утонула та Россия в Светлояре.
Художник, волею судеб гонимый,
Обязан был за честь
вступиться близких и любимых,
И дерзкий критик бит журнальною статьёй,
За славоблудье, оскорбительное чванство,
Не знаем мы, что перенёс ты в этот миг.
Пространство
Тебя перенесло в иные дали. Снова ты писал
Край вечный польских и озёр, и рек.
О, где бывает счастлив человек,
На Родине иль близ неё, кто знает.
Для тех, чья жизнь есть сон,
Чужой отчизны не бывает.
Дымился край, поруганный, но гордый,
На левом берегу стояли орды,
На правом не хотели в бой вступать.
Не снизошла к несчастью, благодать.
И осеняя в смертный час себя крестом,
Шептал ты в немощи и боли:
«Минует, Матка Боска, скоро лихо»,
Закрыв глаза, молился, а потом
Шептал ты снова пересохшим ртом,
Что «есче не згинела польска» тихо.
Художник вольный, всем артистам брат,
Ты пал в жестокой брани как солдат,
Своей судьбы и участи достоин,
Искусства и судьбы невольный воин.