From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty′s rose might never die,
But as the riper should by time desease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed′s thy light′s flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world′s fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buries thy content
And, tender churl, makest waste in niggarding.
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world′s due, by the grave and thee.
Как справедливо жизни существо,
Душистой розы красота не умирает,
Как только зрелая краса заболевает,
Рождается наследница его:
Я поражен созданием светлых глаз,
В них пламя света истинное ночью,
Пусть жажда в них и ложь нарочно
Жестокий враг, ты сладок мне сейчас.
Ты мир искусственный сейчас в миру мозаик
И вестник, видно, теплоты небес,
Какой бутон хоронит глупый бес,
Как жадный скряга – пыль камней стяжает.
Мне жаль, иль это росомаха ночь,
Ждет у могилы и уходит прочь.