С утра пораньше пристав Давыдов поставил весь участок на уши. Собрав в кабинете весь наличный штат чиновников, то есть трех человек, он сообщил им приятную новость: у них есть два дня, чтобы найти убийцу Комара и Рябчика, после чего он за себя не ручается. Если подчиненные ударят его лицом в грязь, фигурально выражаясь, он устроит им такую жизнь, что они забудут про все радости жизни: поборы, подарочки и обеденный чай. И это он обещает не как полицейский, гори она огнем, эта полиция, а как офицер пехотного полка, не забывший, что такое муштра и строевой шаг. Строем будут ходить, в сапогах и пуговицах, вычищенных до блеска. Чиновники расходились, оглушенные свалившимся на их головы несчастьем, а бедный Василий Автономович Макаров так и вовсе пустил слезу, оплакивая конец спокойной жизни.
На этом пристав не угомонился. Собрав всех городовых, которым не повезло вчера стоять поблизости от места преступления, он строго спросил, о чем таком они умолчали, что теперь их будет пытать сыскная полиция. Городовые переглядывались, решив по-своему, что у начальника дурное настроение, так лучше помалкивать. Ванзаров застал их неплохо подготовленными, то есть готовыми молчать насмерть о чем угодно. Пристав казался взволнованным и натужно официальным.
Ванзаров улыбнулся, как умел – открыто и смешно, так что усы разлетелись крыльями.
– Благодарю, господин ротмистр, что взяли вчерашние дела на себя, – сказал он, протягивая руку, которую пристав машинально пожал. – У нас хватает всякой мелочной беготни.
Улыбка подействовала. Пристав размяк и пробурчал, что это его обязанность, не за что благодарить, и вообще городовые собраны, ожидают дальнейших указаний.
– Я хочу, чтобы между нами не осталось разногласий, – сказал Ванзаров. – Дело ведете вы и только вы. Моя роль в этом расследовании, если хотите, частная. Относитесь к этому как к любопытству чиновника, случайно оказавшегося в ненужном месте в неправильное время. Обещаю, всем, чем я смогу помочь вам, непременно помогу. Но городовым легче будет вспоминать в моем присутствии. Прошу понять меня правильно.
Пристав понял правильно. Кивнув Ванзарову и погрозив подчиненным, он скрылся. Городовые же были немедленно собраны около карты участка, украшавшей серые стены приемного отделения. Место преступления Ванзаров обозначил карандашом еле заметной точкой.
– Прошу показать посты каждого из вас, – обратился он к городовым. – Монин, начнем с вас. Вы обнаружили тело, откуда шли?
Тяжко вздохнув, городовой ткнул в начало проулка. Место было отмечено карандашом.
Городовой Ермолаев услышал двойной свисток, призывавший к немедленному сбору, находясь в двух кварталах. Он указал на угол 3-го Таракановского моста и Дровяной улицы.
Младший городовой Пронин стоял на Обводном канале, откуда и прибежал.
А младший городовой Иванов указал на пересечение Приютинской улицы с Ново-Петергофским проспектом. Он тоже прибыл на место преступления по тревожному сигналу. Получалось, что сугроб в начале проулка, в котором было обнаружено два тела, оказался со всех сторон окружен постами. Чем были заняты городовые на самом деле на дежурстве, можно только догадываться. Но все же на помощь товарищу прибыли как положено. Значит, находились на улице, а не грелись чаем у знакомых дворников. Что можно считать удачей.
– Монин, в котором часу до обнаружения тела проходил по переулку?
– Как положено, вашбродь, примерно за час, – ответил городовой, стараясь не смотреть на чиновника сыска. Вызывал он в мужике непонятную робость.
– Как положено, это всем известно. А на самом деле?
Показалось Монину, что два сверла так и лезут ему в голову.
– Может, чуток более, – сознался городовой, чтобы прекратить это мучение.
– Это другое дело, – согласился Ванзаров, будто нарушение правил постовой службы его беспокоило мало. – Теперь постарайтесь вспомнить главное: кого встретил по дороге?
Вопрос был столь странен, что городовой не понял, что от него хотят. Пришлось повторить. Ванзаров хотел знать, какие прохожие попались ему, пока он шел к переулку. Монин задумался.
Городовой замечает только то, что нарушает привычную, годами не меняющуюся картинку. На дежурстве он находился по двенадцать часов в сутки, зимой и летом, исходя вдоль и поперек территорию, относящуюся к его посту. Он знает каждого дворника, каждую лавку, каждый дом. Прохожие мелькают перед городовым, как воздух. Он еще различает офицеров, которым обязан отдавать честь, а прочие гражданские, если не бегут с ножом или топором, сливаются в общую массу. Монин честно признался, что не заметил никого.
С тем же вопросом Ванзаров обратился к другим городовым. Ермолаев, Пронин и Иванов признались, что бежали и не запомнили, кто там проходил мимо. А уж на другой стороне улиц и подавно.
– Там был прохожий в старинной шляпе, треугольной. Он вам, Пронин, должен был попасться на глаза. Вспомните…
Городовой честно поднатужился, но из этого ничего не вышло. Не было никакой старинной шляпы. И чего господин сыщик зря придумывает и проверяет для чего-то?
– А в черной плащ-накидке прохожий попадался?
Никто не видел. Только Иванову вроде бы показалось, что он заметил краем глаза нечто похожее, но утверждать наверняка не решился. Темно было, спешил, может, показалось. Или вовсе тень мелькнула.
Больше вопросов к постовым не имелось.
Ванзаров постучался к приставу и немного помедлил, чтобы тот успел запрыгнуть за стол. Тонкая щель незаметно виднелась в створках двери, пока шел допрос городовых. Пристав ответил: «Прошу вас, заходите», чем окончательно выдал себя.
Кабинет его не отличался от кабинетов всех сорока двух приставов столицы. Те же обязательные портреты императорской четы, градоначальника, министра внутренних дел. Вертикаль власти во всей своей парадной красе неумолимой тяжестью навалилась на пристава, не понимая, что на самом деле это она балансирует на его плечах. Стоит этим плечам ослабнуть, как вертикаль повалится в одну секунду, поймать не успеешь. Колосс империи, огромный и массивный, если присмотреться, стоял на скромных и незаметных человечках в темно-зеленых мундирах, полицейских приставах, и черных кафтанах городовых, которые держали в узде свои территории. При этом жалованье они получали скромное, служба без выходных и перспектив роста, поборы с лавочников и купцов были нормой. Полиция должна была стягивать обручем студенистую массу Российского государства. Если надорвать эти обручи, не останется ничего.
Ванзаров отогнал невесть откуда взявшееся видение. Даром пророчества он не обладал и обладать не желал: чиновнику сыска это ни к чему. Наверное, все-таки красная луна мутит, что бы там астрономы ни говорили.
– Узнали, что хотели? – спросил пристав, выходя из-за стола и предлагая Ванзарову устроиться за ним вместо него. Папку, что неудачно попалась на пути его бегства, он поднял непринужденно, как офицер, бережно следящий за порядком.
– О каждом человеке можно узнать многое, не спрашивая ни о чем, – ответил Ванзаров. – Явное расскажет о скрытом.
– Как же это? Научите премудрости, если не жалко… – сказал пристав, садясь напротив гостя и не зная, куда деть руки.
– Нужно овладеть несколькими несложными приемами.
– Опишите самый простой…
Времени терять не хотелось, но в глазах пристава мелькнул живой интерес. Нельзя затоптать огонек разума, когда он случайно вспыхивает в полиции.
– Это система практических наблюдений, которую я называю… – Ванзаров запнулся и поправился из скромности, – принято называть психологикой.
Такой зверь в прицел бывшему артиллеристу никогда не попадался. Он попросил рассказать подробней. Отказать в просьбе было совершенно невозможно.
– Человек живет в мире поступков, – сказал Ванзаров. – Самые главные поступки оставляют следы в его жизни, которые он часто не замечает. Эти следы почти всегда при нем, на виду в бытовых мелочах. Если внимательно наблюдать и замечать эти следы, легко сделать выводы, которые раскроют его характер, то есть индивидуальность. Но этого недостаточно. Причина любых совершаемых поступков всегда находится в рамках логики, причем достаточно простой. То есть все мы живем и действуем по единым законам, хотим мы этого или не хотим.
– Это законы из Уложения о наказаниях? – спросил пристав.
– В каком-то смысле… – ответил Ванзаров не сразу. – Главные причины куда проще. Это страх, жадность и зависть. Они составляют единую логику поступков каждого члена человеческого общества.
– Печально слышать… Нас учили высоким идеалам, этике, морали там всякой… Честь, в конце концов…
– Мораль – дело разума. Поэтому о ней так часто забывают. На самом деле человеком управляют совсем другие мотивы. Осознанно или неосознанно…
– Допустим, вы правы… – сказал пристав, пытаясь найти какие-то аргументы против столь примитивной правды. – И как это позволяет вам добиваться успехов в сыске?
– Чтобы узнать нечто скрытое, скажем, найти убийцу, – надо найти точку пересечения общих законов логики и конкретного человеческого характера. Для чего и нужна моя… то есть вообще психологика.
– Так просто? – Давыдов просто не мог в это поверить.
– Просто. Но простота требует опыта. У меня это заняло около восьми лет службы в полиции.
– Не сочтите за труд показать пример…
Увлекшись, Ванзаров допустил оплошность: конечно, пристав захочет убедиться, как это работает.
– Нужен подозреваемый и его дело… – попробовал отговориться он.
Такого под рукой не имелось. И тут пристава озарила блестящая идея.
– А давайте на мне! – радостно предложил он.
– Не стоит, Викентий Александрович, это ни к чему.
– Прошу вас! Так интересно. Ну, хоть маленький пример…
Еще можно было остановиться. Но Ванзаров останавливаться не умел.
– Скажем, про вас я узнал… – быстро осмотревшись, сказал он, – что вы пехотный офицер, вынуждены были уйти из строевой службы по любовному скандалу с поручиком, жена вас бросила, детей нет, служба в полиции опротивела… присматриваете дачу для тихой пенсии, до которой считаете дни и месяцы…
Давыдов понял, что над ним откровенно посмеялись. И поделом, не надо было лезть к господину из сыска с любопытством. Вот и получил по усам.